За пять минут до окончания урока в дверь тихо постучали. В класс заглянул рыжий патлатый парень. – Проходи, Виктор, - Елена Сергеевна, наш классный руководитель, представила нам смешного входящего верзилу,- Виктор Павлов – из десятого «А», ваш старший комсомольский товарищ, будет помогать нашему отряду – готовиться к конкурсу художественной самодеятельности к семидесятилетию Великой Октябрьской социалистической революции. – Здрасьте,- пробубнил Виктор.- Готовы? – Всегда готовы,- дружным хором отчеканил наш седьмой «А». Прозвенел звонок. Елена Сергеевна, взяв со стола журналы и методички, и почти выйдя из класса, обернулась перед дверью: – Ребята, осталось всего две недели. Не подведите. И кстати, приз, занявшим первое место – поездка в дружественную Чехословакию. Всем отрядом. Когда учительница вышла, Виктор встал возле доски: – Ну что, пионэры, будут предложения по подготовке? С третьей парты подскочила Анечка Синицына, наша староста: – Ребята, я вчера набросала план выступления. Первым выступит наш отрядный поэт, Иван Ледоруб, со своим эпическим произведением. Ванька Лункин привстал и артистически поклонился по кругу всему классу. Анечка продолжила: – Вторым номером наш хор споет: «Что тебе снится, крейсер « Аврора», и напоследок веселый танец «Смелых буденновцев». Витя поморщился. – Танец « Смелых буденновцев» это неплохо. Но давайте, лучше, к завтрашнему дню я сам что-нибудь набросаю… Через две недели мы вошли в украшенный транспарантами и красными флагами актовый зал. В первом ряду, в почетных членах комиссии сидел сам Владимир Александрович Холмогорский, представитель горкома партии, вторым был товарищ Васильев, из районо; и наша завуч, пышнотелая Лидия Максимовна. Витя подбадривал нас веселыми прибаутками, а у меня предательски дрожали коленки. К тому же, я был председателем совета отряда, и номера Виктора мне казались несколько странными, если не сказать большего, но отступать было некуда. И после торжественной вступительной речи товарища Холмогорского, конкурс начался. Всего выступало восемь отрядов, у каждого по три коротких номера. Прошло почти два часа. Были песни про «Аврору», много стихов про Ленина и счастливых детей, танцы кавалеристов и « Яблочко». Я осторожно выглянул в зал: товарищ Холмогорский позевывал, закрывая рот ладошкой, Васильев что-то записывал в блокнот, а Лидия Максимовна активно хлопала каждому номеру, подбадривая всех. Наконец настала очередь нашего отряда. Мы выступали седьмыми. Первым на сцену вышел наш поэт Ванька Лункин: – Здравствуйте, товарищи! Я поэт Иван Ледоруб, прочту вам о революции и о наболевшем. Революция породила своих детей, Как гидра многоголовая. Посмотри, среди улиц и площадей, Жизнь стала другая, новая. Эй, буржуй, не выглядывай, Тряхнем твоею мошонкою, Доставай свое добро – Делись сахарком и тушонкою. Посмотри, вон идет мамзель, В чулочках и платье красном, С депутатом-эсером делит постель, А рабочему – кукиш с маслом? Твердой пролетарской кувалдой – Насадим буржую в лоб, Своею железобетонной правдой – Забьем в землю – по самый зоб. Холмогорский и Васильев переглянулись. Лидия Максимовна захлопала: – Молодец Лункин, по-боевому! Давай! Зал зааплодировал. Ваня поклонился и ушел со сцены. – Не понимаю, почему мои стихи в газету не берут,- промычал он за кулисами. - Впрочем, я поэт-авангардист, и мои стихи только лет через тридцать начнут печатать… На сцену внесли шалаш и две кадушки с карликовыми березками. Из-за кулис вышел Петька Трофимов в полупальто, кепке, и с накладной бородкой клинышком. Под руку его держала Анечка Синицына в вязанном берете. – Эх, Володя, как же здесь хорошо! Они прошли и сели возле шалаша. – Может и не нужна нам эта революция, посмотри какие звезды на небе, какой месяц… – Месяц, Надюша, нынче октябрь,- прокартавил Петька, - да ты представь, глупенькая моя, скоро на земле не будет ни богатых, ни бедных, все будут равны. Землю – крестьянам, фабрики – рабочим… – А милым – рай в шалаше, - и « Крупская» увлекла «Вождя» внутрь шалаша. Холмогорский насторожился. Васильев бросил писать. Шалаш затрясло, как в лихорадке. В зале послышались смешки. На сцене появился Егор Толмачев в черном парике, с наклееными густыми усами, и с трубкой: – Владымэр Илыч,- сказал он с акцентом,- пора рэволюцию начинат. Он заглянул в шалаш. – Вах, цаб-цабе, - и бросив трубку, тоже полез внутрь. Шалаш заходил ходуном. Холмогорский вытер платком пот со лба, даже Лидия Максимовна застыла, открыв рот. Зал разразился истеричным хохотом. Вскоре вылез « Владимир Ильич» с газетой в руке. – Ну вот, всю палатку переворошили, еле нашли свежий номер « Правды», теперь, пожалуй, начнем... И он побежал за кулисы, а вслед за ним « Сталин» и «Крупская». Перед третьим номером четверо ребят внесли не сцену трехметровую трубу, приваренную к тяжелому автомобильному диску от грузовика. Затем черную рамку-ширму. Холмогорский нервно поежился. Неожиданно свет в зале погас. На сцене, у импровизированного шеста, появилась Ирка Спиридонова, наша гимнастка; в платье гимназистки, правда, очень укороченном, чулках и в высоких сапогах. Где-то вверху, над сценой, закрутился шар светомузыки, в зал ворвалась мелодия из кинофильма « Девять с половиной недель». Ирка начал танцевать и крутиться вокруг шеста под ритм музыки. Холмогорский привстал, потом сел на место. Васильев сидел, сжав карандашом свои пальцы добела. В зале творилось что-то невообразимое. Несколько девчонок вскочили со своих мест, и начали танцевать в проходе, зал дружно хлопал и ревел. Лидия Максимовна в растерянности смотрела то на зал, то на сцену. В это время разошедшаяся Ирка, захватившая одной ногой шест под колено, и крутясь, как волчок, рукой извлекла резинку-ленту из пучка волос, и бросила ее прямо зал, распустив волосы. Резинка угодил Холмогорскому прямо на лысину. Покрутившись еще немного, она вскочила с шеста, и забежала за ширму, послав залу воздушный поцелуй, но вскоре выбежала обратно. Но это была уже не она, а Олег Сычев, в такой же одежде и в парике. Олег подбежал к шесту. Вдруг музыка затихла. Включился свет. На сцену вошел я в форме моряка Черноморского флота и накладных усах. – Господин Керенский, хватит танцевать, на пароход опоздаем,- и я, взяв под руку Олега, и сняв с него парик, повел его за кулисы, одевая френч прямо на платье. Зал громко зааплодировал. Кто-то выкрикнул: «Браво!» Члены комиссии о чем-то шептались. Голосование проводили демократически, каждый отряд, посовещавшись, отдавал один бал понравившемуся отряду, кроме своего. Также по одному балу отдавали члены комиссии. Пока шел подсчет, выступил Холмогорский: – Ребята, очень хорошо выступили сегодня. Я не имею ввиду седьмой «А», которому нужно серьезно подумать о своем аморальном поведении, и праве носить пионерский галстук – частицу нашего Красного Знамени. Уже сейчас из-за океана и Западной Европы, капиталисты протягивают свои холодные щупальца к нашему ставшему на мирные рельсы, и твердые социалистические устои – государству. Пытаются завоевать ваши юные нежные души своими западными фильмами и дешевой музыкой. Опутать вас похотью и корыстью. Ребята, ваше будущее – только в ваших руках. (Через четыре года Холмогорский уйдет с партийной работы в бизнес, и откроет первый в городе стриптиз-бар.) Встала старшая пионервожатая Елена Пылеева, считавшая голоса: – Ребята, первое место занял… А… Седьмой «А»! Прямо за кулисами мы стали обниматься, сорвав с Олега бутафорскую поролоновую грудь. Веселый Петька влез на стремянку и заорал картавя: «Товарищи, революция, о которой так долго мечтали большевики – свершилась!» Витя Павлов молча стоял, улыбаясь, глядя на нас. Путевку в дружественную Чехословакию нам почему-то так и не дали, в качестве награды отправили на экскурсию по «Золотому кольцу» России, что, впрочем, тоже очень поучительно…