"...При посадке самолёт потерял управление, и выкатился за пределы посадочной полосы. Пробил ограждение, врезался в мост и загорелся. Из семидесяти шести пассажиров и членов экипажа выжило четырнадцать. В числе погибших оказался гражданин Соединённых Штатов." *** Очередь еле двигалась. Наташа устала стоять. Впереди переминался с ноги на ногу худой очкарик с рюкзаком. «Похож на англичанина» - подумала она. У стойки регистрации парень снял рюкзак, и заговорил по-английски. Девушка-диспетчер за стойкой частила. Путала «Alone» и «Lonely». Нет, он не одинокий, ему просто хочется сидеть одному. Наташа усмехнулась. Ну да, дружок, одному, как же. Это тебе не Хитроу. Сейчас ты узнаешь все прелести русского сервиса. Наташа приблизилась, и заговорила первой. Диспетчер не то имела в виду. Нет, бизнес-класса в этом самолёте нет. И доплатить не получится. Да, жаль. Она – Наташа. Аспирант-технолог. Да, у неё хороший English. Well, thank you, that's real nice. Он американец. Сервис-инженер. Летит в их город. На завод безалкогольных напитков. Вот и всё. Take care... В самолёте Наташа с трудом протиснулась по проходу. Высокий толстяк впереди. Неужели он будет сидеть рядом? Похоже, да. Да. Приплыли... А вот и её место, 11 Д. У толстяка 11 Г. И лететь почти три часа... Она плюхнулась в кресло, и увидела американца. Он прилип к иллюминатору, рассматривая ночной аэропорт. Они снова перекинулись парой фраз. Так и есть. Отсюда аэропорт - как поднос с гранёными стаканами. Да, особенно ночью. Хорошее место, ничего не скажешь. Справа неприветливый американец, слева – влажный, с блестящей лысиной толстяк. «Дамы и господа мы приветствуем вас на борту нашего лайнера» Она пожалела, что не капнула духов, пока были в накопителе. Сейчас уже поздно. Наташа покосилась вокруг, и тихонько расстегнула верхнюю пуговицу на блузке. Не подействовало. Очкарик вытащил из рюкзака блокнот, и начал что-то мелко писать прозрачной китайской ручкой. «Командир корабля и экипаж приветствуют вас на борту самолета Ту-154, выполняющего рейс по маршруту...» Наташа фыркнула, и сложила руки на груди. Придурок. Недоносок. Задрот. Когда самолёт, свистя турбинами, вырулил на взлётку, она задремала. *** Где-то в середине полёта она очнулась. Ей было тревожно. Она быстро задвигала ногами, будто хотела побежать. Плюгавый очкарик рядом рассматривал инструкцию по безопасности. Наташа закрыла глаза. «Может, приехать, встретить тебя?» «Нет. Возьму такси от аэропорта» Наташа уняла дрожь в ногах, и вспомнила мужа. Майка, заправленная в трусы. Босые ноги с грязными ногтями. «Достала ты со своим институтом! Посмотри на подруг. Детей нарожали, дома сидят!» Она глянула на часы. Время ещё московское. Не забыть бы перевести. Лететь ещё час с небольшим. «Ты сама не думала о ребёнке? » Ага. Щас. Разбежалась... Рядом американец. Клюёт носом. Ей срочно надо было зацепиться за что-то. В его внешности. В повадках. Нет, не высокий. Не уверенный. Нет. Нет. Нет. Вспомнила, как он засуетился, когда она ещё до взлёта вытащила пейджер. Спросил: «Это не опасно?» Наташа усмехнулась про себя: «Милый мой недоносок, мачо из тебя никакой» Очкарик проснулся, начал вертеть ламинированный лист инструкции, зачем-то понюхал блестящий пластик. Она чуть не прыснула со смеху. И тут же замерла: его нос. Блестящая, с идеальной горбинкой переносица. Очки-велосипеды. Кожа на носу розоватая, с мелкими порами. Чёрные брови сходились к переносице, и если отбросить всё, что вокруг – тонкий безвольный подбородок, лоб в ранних морщинах, то пойдёт. Не айс, но пойдёт. Она ещё раз осмотрелась. Слева – влажный толстяк. Справа – очкарик. Она зажмурилась, как от головной боли. Муж, наверное, уже спит. У них уже три ночи. Дома муж. Муж Сергей. «Достала ты со своим институтом!» Муж. Серёжа. Серёга. Серый. Она набрала в лёгкие воздуха, и выпалила: - Quickie? Очкарик прищурился и замер: - What? Она повторила. С интригой в голосе. Тихонько улыбаясь. Шёпотом: - Quickie? Очкарик оглянулся – не услышал ли кто? Впереди тускло светился ряд фонарей под потолком. Пассажиры дремали в креслах. Ровно гудели турбины. Толстяк слева дремал, прижавшись к Наташе рыхлым горячим плечом. Очкарик сглотнул, и отвернулся к окну. Наверное, гоняет про себя, в какую авантюру хочет затащить его эта сумасшедшая русская. Наташа прикусила губу. «Ну давай, дорогой мой недоносок. Ну! Ты же мужчина!» Она повернулась к американцу, и положила руку ему на бедро. Когда она почувствовала под ладонью набухающий пульс, очкарик приблизился, и прошептал в самое ухо: - OK, go...just quietly... Они толкались, и мешали друг другу в тесной туалетной кабине. Господи, какой дурак выдумал эти истории про романтический секс на десяти тысячах... Когда всё кончилось, они затихли, и ещё некоторое время держали друг друга, двигаясь по инерции. «Наш самолёт идёт на посадку. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение...» - Иди первым – сказала Наташа по-русски, и, едва дав одеться, вытолкнула его из туалетной кабины. Она вышла в тёмный салон. Последние несколько рядов были пустыми. Наташа прошла пару шагов, и села на свободное кресло. Весь предпоследний ряд оказался пустым. За окном сверкала гроза. Самолёт трясло и болтало. Она забралась с ногами, и легла вдоль кресел. - Вам плохо? – услышала Наташа, и подняла голову. За окном сверкнуло, и она увидела испуганное лицо стюардессы. - Нормально. Мне бы полежать. - Мы идём на посадку. Сядьте в кресло, и пристегнитесь...- стюардесса не договорила. Самолёт тряхнуло, ноги подкосились, и она повалилась на кресло. Выпали кислородные маски. «Это бесполезно» - почему-то подумала Наташа. Раздались крики, где-то впереди заплакал ребёнок. Бортпроводница поднялась, шатаясь, на полусогнутых пошла вперёд по пляшущему полу. *** В новостях сообщили, что из-за грозы самолёт потерял управление, и выехал за пределы посадочной полосы. Проехал по полю, врезался в мост, развалился на части, и загорелся. Из семидесяти шести пассажиров и членов экипажа выжило только четырнадцать. В числе погибших оказался гражданин Соединённых Штатов, сервис-инженер компании по производству безалкогольных напитков Рой Нильсон. Наташа два месяца провела в больнице. У неё был перелом лопатки, вывих плеча, и множественные ушибы мягких тканей. Ещё находясь в больнице, она узнала, что беременна. *** А через восемь месяцев родился я. Я немного не дотянул до срока. Возможно, это из-за стресса, и травм, которые Наташа получила во время крушения самолёта. Наташа – хорошая мать. Она развелась с Сергеем, но замуж больше не выходила. У меня было счастливое детство. Английская школа, хоккей. В ледовый дворец меня водил дядя Толя, друг Наташи. Потом у неё появился Николай Аркадьевич. Летом мы втроём ездили в Анапу, а ещё на Алтай. Потом они поссорились. Сейчас Наташа дружит с дядей Славой. Sory, с Вячеславом Валерьевичем. Он купил ей машину, а мне помог поступить в МГУ. Потом, правда, университет пришлось бросить, но я не жалею. Я сижу в кресле восемнадцать «F», смотрю в иллюминатор, и жмурюсь от солнца. За окном бежит коричневый асфальт рулёжки, и вдалеке рыбьей чешуёй сверкают корпуса аэропорта. Ещё немного, и самолёт оттолкнётся от взлётной полосы, и тогда – прощай! Прощай, русская земля! Год назад Наташа нашла родителей Роя. Нильсоны живут в Лос-Анджелесе, и до сих пор носят траур по младшему сыну, который погиб в авиакатастрофе девятнадцать лет назад. Когда они узнали, что у них есть русский внук, они очень обрадовались. Они приезжали к нам, мы вместе ездили на место катастрофы. Положили цветы. Они очень сентиментальны. Они говорят, что Бог спас Наташу, и их нерождённого внука. То есть, меня. У меня хороший английский. Джен (моя бабушка) говорит, что у меня «едва слышный европейский акцент». Не думаю, что он помешает моей учёбе в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Стюардесса в голубом кителе показывает, чтобы я снял наушники. Командир корабля говорит по-английски: «...наш рейс будет проходить на высоте тридцать тысяч футов, со скоростью четыреста восемьдесят узлов. Через двенадцать часов мы при попутном ветре и с Божьей помощью прибудем в международный аэропорт Лос-Анджелес...» - Да - говорю я - И да поможет нам Бог.