Жизнь моя такая. Многое отдал семье, друзьям – ещё больше. И теперь, имея лишь немного времени и наличных, посещаю различные литературные объединения. Пополняю где-то количество авторов, а где-то кассы культурных учреждений города.

17 февраля в Доме творческих союзов прошло «Литературное кафе». Я приехал сюда сразу после работы к самому началу в 18 часов.

По традиции в зале были расставлены столы, накрытые красными скатертями до пола. На каждой скатерти были расставлены по шесть белых чашек для чая и два блюдца со сладостями (конфеты и печенье). Обычно все столы были заняты, но в этот раз один из них пустовал. Видимо, посетители побереглись и решили переждать непогоду дома. В самом деле, на улице мело так, что неясно было, где заканчивалось серое небо и начиналась хоть какая-то твердь. Лишь уличные фонари застыли в неустойчивом снежном воздухе, как светящиеся НЛО.

Я вошёл в зал и сел за стол, занятый знакомыми мне Людмилой, Еленой и К. Чуть позже в зал вошёл Яков. Он сел за пустой прежде стол, помолился и стал, как все, ожидать представления. Внезапно он улыбнулся мне, достал из кармана куртки фотокамеру и стал снимать видео для собственного блога. «До чего же он самовлюблённый!» - подумал я.

Но мне была интересна К. Поэтому я со стулом придвинулся ближе к ней. А Елена и Людмила больше не стесняли меня, переговариваясь. К. же со мной диалогов не вела. Мои предложения пересесть лицом к сцене и подлить чая она мягко отвергла.

И я весь вечер невольно смотрел на сцену, где Ольга освещала памятные даты февраля, читала стихи. Её сменила Анна, исполняя романсы. Со сцены прочли отрывок из повести о Достоевском и познакомили нас с творчеством нашего земляка, прошедшего Великую Отечественную, поэта Евгения Буравлёва. В стихах Александра Маковского звучала горькая правда о кузбасской земле в шрамах от брошенных угольных шахт и разрезов. Противоположной ей по настроению была пейзажная лирика Виктора Баянова.

Дважды за вечер администратор разливала чай по чашкам. И дважды он заканчивался на мне. «Не переживай! – говорила она. – Чая у нас вдоволь!» Я останавливал взгляд то на сцене, то на чашке с дымящимся чаем, рисуя в воображении картины от услышанного. Ладони мои испытывали тепло на грани ожогов, о чём я не смел тогда просить К. Я представлял, что мы с чашкой – взаимно наполняющиеся сосуды. Она, чашка, как фарфоровое сердце, импульсивно наполняла моё благодарное тело тёплой красной жидкостью. А я наполнял смыслом своё чаепитие, стараясь прогнать мысль, что просто пью чай. Чай взбодрил меня. И я уже запутался, что заставляло моё сердце биться так часто: влюблённость в К., стихи и романсы или две чашки чая? А может всё сразу?

К. сидела вполоборота ко мне. Весь вечер я украдкой бросал взгляды на её бледное лицо и носик с горбинкой, длинные волосы цвета спелой пшеницы, стянутые на затылке в хвостик. Под водолазкой, раскрашенной в стиле интуитивной живописи, легко угадывались островерхие груди и плоский живот, мерно поднимающийся и опускающийся при дыхании. Надо сказать, спину она держала прямо на протяжении всего вечера. Водолазка и правильная осанка в сочетании с тонкой талией и шеей выгодно подчёркивали её изящную худобу. Что никак не клеилось с образом «пацанки», которой она стала после литературного вечера.

Повседневная одежда, размашистая быстрая походка, небрежность в причёске, отсутствие макияжа, открытая улыбка, низкий голос и быстрая речь. Не знаю, чего я больше хочу – иметь её в друзьях или обладать такой женщиной.

И снова мы вместе убирали посуду за гостями. Снова я провожал её в 20 часов. Метель утихла, и мы пошли по обочине автомобильной дороги, полностью занесённой снегом. Фонари слепили, машины сигналили. Холодный воздух города наполнял мои лёгкие и придавал бодрости. Мышцы ног, заскучавшие без ходьбы, отвечали приятным тянущим ощущением. Шапка прикрывала только макушку. Я был расстёгнут и на ходу рассказывал истории, в которые попал за те четыре недели, что мы не виделись. К. жадно слушала меня и улыбалась, не переставая.

Я повторно пережил неловкие паузы, когда попрощался с ней, когда не обнял её, не предложил провести со мной вечер. Она помахала мне рукой. Мы повернулись спина к спине и разошлись на несколько шагов. Пройдя это расстояние, я привычно обернулся в надежде, что она тоже оглянется, и моё сердце падёт жертвой «дуэли взглядов»... К. быстро удалялась.

Когда К. скрылась из вида, мне стало зябко. Я глубже надел шапку, капюшон, застегнул молнию куртки и пошёл к дому матери, извлекая на ходу смартфон из кармана брюк. После продолжительного разговора про мой рабочий день, её здоровье, «Литературное кафе» и фарфоровый сервиз, доставшийся ей от бабушки, мама согласилась пустить меня на ночлег.

«Признаюсь К., узнает она меня лучше – разобью ей сердце. Жалко будет до безумия! – думал я. – Не признаюсь – и фарфор моего сердца треснет. С трещиной примет ли она меня? Всё, признаюсь! В следующий раз.»