Сколько лет на ярмарке площадной (не считая пальцы растопырь) Табуны облупленных лошадок Круг за кругом забивали в пыль И идейных, и героев тыла, Тех, кто «до» и тех, кто «после» сел - Нас с горшка по шляпки закрутила В крышку гроба эта карусель. Но тогда, в краснознаменье славном, Для еще безмозглой детворы Карусельщик не был самым главным - Он лишь проворачивал валы Коммунальной бытности и зорко За порядком наблюдал потом - Чтобы лето пахло газировкой, А зимой за домом был каток. Дворничьих, почти не обрусевших, Четверых сопливых татарчат, Как и лихоборских, карусельщик Без разбора так же привечал. В вечном дефиците изобилий На покушать и других забав, Все мы одинаково любили Липкий вкус ирисок на зубах. Прятались пугливо в коридоре, Если отловив, но не того, Вытирал хохлу татарин-дворник С подбородка сопли рукавом, Но особой не считали шкодой Своровать в коптёрке солидол Для того, чтоб старый ржавый «школьник» Стал «орлёнком» с кожаным седлом. Уж не знаю как по всей России Управлялись с этим помелом - Быть евреем было некрасиво, Но ругать их - вовсе западло. В свете исторических вращений Карусели помню, всё сложив - В первый раз я получил по шее От отца как раз за слово «жид». Не было для разности причины - В совпаденьи судеб и харизм Всех нас одинаково учили Верить в карусельный механизм На квадратных метрах коммуналки (не считая Нинкиных хором) Каждый год был, в общем, одинаков В плане именин и похорон. Лишь соседки дружно причитали, А постарше - так плевали вслед. «Три звонка» - да кто их там считает, Если ночью и навеселе - К Нинке часто разные ходили (говорили, что «обком-профком»), У неё был даже холодильник, Телевизор и магнитофон. И когда, отвязано шикуя, Нинка принимала старичков, В ванне пахло яблочным шампунем, А в иконостасе стульчаков За закрытой дверью туалета Потный хахаль, всякий раз другой, Без штанов краснел среди портретов Чуть ли не всего политбюро. *** Странно знать, что в нашем детстве странном, приучая к странным же вещам, Карусельщик не был самым главным и уже тогда нам всем прощал, что с его лошадок «нате вот те» мы, уздечкой не испачкав рук, оскользнувшись в собственной блевоте, не уйдём на следующий круг.