Сумерки доверчиво сгущались, обвивая ноги фонарей, заполняя улицы печалью, и, стараясь все цвета стереть, лишь один оставить – цвет тумана, серебристо-серый. Только вдруг фонари зажглись, нежданно рано, и прервали сумерек игру. Превратили в темень, в ночь и глазом, ярко-рыжим, словно апельсин, осмотрели всё вокруг, и сразу стало ясно – плачь или проси – день окончен, и окончен вечер. Ночь. Октябрь. На улице темно. Зябко. Ночь окутывает плечи чёрно-синей шалью, а в окно смотрится фонарь. Чего он ищет? Что забыл он в комнате моей, где стишок-кораблик сел на днище? Мель молчанья встала у дверей, все пути на берег перекрыла – островом несбывшихся надежд стал мой дом, а восковые крылья тают, и глумление невежд жара добавляет в это пламя, в рыжее свеченье фонаря. Что им надо? То, что между нами сжечь? Но там, по правде говоря, только пепел. Стоит ли стараться, поджигать сгоревшее давно? Истина не терпит имитаций, глупо притворяться. Глупо. Но... как же больно шевельнётся сердце, и удар пропустит невзначай. У костра потухшего согреться невозможно. Даже не мечтай. 13.10.16.