Люсенька. - Мы с вами давеча о русской душе говорили, ребятушки, - подметил Семен, что обыкновенно был серьезней других, держался молчаливым, все больше слушал и размышлял себе в усы...а тут нате вам - заговорил... - Было такое, Семен, говорили, - ответил Иван тот, что сидел ближе всех к костру, и то и дело подбрасывал свежие ветви в огонь, - неужто решил что от себя добавить? - Да добавить-то о русской нашей душе быть может и нечего, зато есть чего добавить о душе о бабьей...- он было запнулся устыдившись этого слова, но затем, словно плюнув была не была, продолжил: - был я с малолетства влюблен в одну девицу, Люсенькой звали, глаза, что васельки, все поглядывал за ней, робел, младшой я для нее был, а она уже вся такая...девица одним словом...пышная, румяная, вся словно булочка с печи, так и манит...разумеется, замуж вышла в самом скором времени...я, чего уж там, убивался по ней страшно, вены уж было резать собрался, да дядька застал меня за этим занятием, пристыдил да еще ухи надрал...в общем успокоился я...тем более что и муж ей достался из семьи зажиточной не чета моей...тем сердце свое и угомонил...так вроде и месяц прошел, другой, тут иду мимо ее двора и средь забора вижу как Пантелей (ну муж ее) Люсеньку мою поколачивает, да во весь хлыст, да в кровь, да сам весь пеной изошелся, а она знай себе лежит и молчит...ни слова, ни вздоха...я тут было обезумел, хотел уже через забор лезть - остановили, усмирили, урезонили, не лезь, мол, в семью чужую...грех, мол, это...и так чуть не каждую неделю я такую вот гиену огненную наблюдать был вынужден... - И что же? - подсели поближе к костру гусары. - Ну тут подался я как-то в кабак...известное дело...а там он, Пантелей, муж значится ее...и тоже с компанией, все уже веселы, а он точно зная, что нутро мое разговора об том жаждет, возьми и завопи на весь трактир: - Я, - говорит, - свою благоверную в любой момент посечь могу, как только мне вздумается...и не надобно мне на то ничьего веления! Ну компания вкруг него сплошь в овации, молодец, дескать, мужик настоящий, вот кто дескать дома хозяин. - А виновата ли в чем? - не сдержался и бросил я ему через весь кабак, так что замерли все и притихло все, и даже ветер за окном притих. - Как говорит пословица? было бы за что - убил бы, - засмеялся он и укатил прочь со своей хмельной компанией дальше кутить. - Ну, а ты что? - оживился Иван, подбрасывая новые ветки в костер. - А я что? А я к ней... - Неужто прямо к ней? - зарумянились гусары. - Да не то чтобы...так нырком-ползком, чтоб никто не признал, в обще сунулся к ней под окно, подлез повыше, увидала она меня, отворила и давай гнать: - Муж мол воротится, что будет-что будет... А я один только и вопросец задал: - За что муж твой сердечный тебя так побивает? В чем вина твоя, Люсенька, ответь??? А она строго на меня поглядела, да так, что я и глядеть на нее не посмел более, только и успел дотянуться ладошкой до щечки ее бледненькой...и ушел ни с чем...как оплеванный, точно виноватый в чем... А потом я вдруг разозлился...такой бес меня взял, что я сам не свой сделался...и удумал дело грешное...в ночи однажды выждал Пантелея в темном переулке, подозвал сперва, чтобы не ошибиться уж наверняка и нож в самое сердце всадил, аж по рукоять по самую...тот сперва как-то вздохнул необыкновенно, правую ладонь, тяжелую, как лопату на плечо мне накинул, буркнул что-то и начал опадать...до сих пор помню, как лицо его белеть начало, как голова чуть как-то неестественно назад откинулась и поза тела его стала безобразной в своем неправдоподобии...другого слова я до сих пор подобрать не в силах...так он и умер там в темном переулке в двух шагах от своего дома... - Что же дальше? Неужели каторга? - Ха, брат! Ни свидетеля, ни черта...я потом по военным делам надолго уехал...знаю только, что Люсенька наследство за мужа получила, погоревала-погоревала, ну и снова замуж вышла, и что новый муж снова бьет ее, как скотину деревенскую...и пуще прежнего...а потом случилось чудное... - Да ну? - Вона...помер муж ее...напился пьяным и упал с моста в реку, его под полынью и уволокло, по лету только отыскали...распух весь, как твой сом...так я к ней, к Люсеньке в гости наведываюсь...узнала, улыбнулась, пригласила войти, смотрит, а у самой интереса ко мне на ноль...я оробел, а она сама вдруг заговорит: - Ты, Семен, не ходи ко мне более, ты мужик душевный, добра в тебе полным-полно, а я баба дурная, меня розгой да плетьми надо...так что нет у нас с тобой одной дорожки... Я признаться от таких слов аж опешил...дурно мне стало...я было уже к выходу, откланиваться, как она мне возьми да скажи: - А Пантелея ты зря, он мужик жесткий был...теперь таких мало...их беречь надобно...это тебе любая баба скажет... А теперь прощай... ЛГ