Тихо доносятся гулкие удары колокола. На заднике сцены видением проявляется образ Пушкина. Торжественный голос читает: - Про все это сказано в книге, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает для нас ничего неизвестного; книга сия называется Евангелием. Если люди, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно открывают ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаются духом в ее божественное красноречие. Предвестница. – Объясните, Пушкина я верно поняла? В Евангелиях истолкованы все обстоятельства и происшествия мира? Значит, он не для развлечения и смеха «Гавриилиаду» написал? Ведь так? Сатана. – «Все не так, ребята» - Высоцкий бы сказал. Умышленно исказите толкование Евангелий и вы нарушите и нравственный, и религиозный, и грамматический, и логический смысл заповедей Вседержителя. Но Его слова должны иметь только тот смысл, который имеют. И когда вы поймете слова эти так, как они сказаны, вас действительно поразит их истинность, точность и ясность. Эти слова нужно понимать не в том смысле, что их нужно петь или читать для умилостивления Бога, а что их нужно исполнять для счастия людей. К этому упорно призывают вас Достоевский и Толстой. Предвестница. – Но на эти их призывы сегодня внимания не обращают, более того, их смысл вообще не воспринимают. Гавриил. – А вот и дух самого Толстого появился. Лев Николаевич, включайся. Мы говорили о твоих забытых ныне мыслях. Толстой. – Когда мы бездарно мысли забываем, нам мстят они потом как жены, преданные нам, но … преданные нами. Сатана. – Как жаль, что Ангелы закрыли файл с душой Сенеки, а то бы вы посоревновались с ним в глубокомыслии и владении словом. Ах, слова, слова, слова … одну лишь буковку Толстой добавил, всего одну! и превратил любовь в измену и предательство … еще важнее в фразе слово так расположить, чтобы мысли смысл не исказить. Толстой. – Сатана, с тобой играть в смысл слов не имеет смысла – у тебя всегда на всякий смысл найдется сатанинская двусмыслица. Предвестница. – А можно и мне добавить? Но если уж о смысле говорить, то, будьте так добры, осмыслите: нет смысла отыскивать какой – то смысл в бессмыслице. Гавриил. – Браво! Чтобы не прослыть белою вороной (и это при моих – то крыльях!) и я добавлю пару смыслов …смысловых … в ваши рассуждения о смысле смысловом. Так вот! мне не хватает осмысления, чтобы ваше бессмыслие осмыслить. Толстой. – Молодцы! И всем – спасибо. Здорово! Красиво! Однако, Сатана, нам не в чем с Сенекой соревноваться. Для него религией философия была, для нас с Предвестницей, увы! осталась лишь религия. Но понимаем мы, что миросозерцание философии религия дает. Открывает она людей смысл жизни, а уж философия прилагает этот смысл к ее различным сторонам. А если религия дает смысл ложный жизни, то и философия будет прикладывать этот ложный смысл к жизни повседневной. Гавриил. – К сожалению, это так. Фашисты, коммунисты, террористы, демократы, националисты – с феноменом религии их всех сравним и поймем, что все они философию стремятся превратить в служанку. Толстой. – Но я говорю именно про религиозные и философские учения всех народов, которые мы знаем. Все эти учения имеют целью осознать устройство жизни и объяснение того, как каждый должен к тому стремиться, чтобы быть лучше и жить лучше. Предвестница. – Но все религиозное и философское теперь «смешалось в доме». Иное правит миром. Толстой. – И, тем не менее, люди, связанные друг с другом какой – то обманчивой идеей, всегда составляют из себя как бы сплоченную массу частиц. Сплоченность этой массы и есть зло мира. Гавриил. – И эта сплоченность, как черная дыра или демонстрация, затягивает в себя все новые частицы, иногда даже помимо их воли. Порой частицы даже не понимают, что захвачены злой массой. Толстой. – Важно понимать при этом, что сцепление частиц не уничтожится, пока внутренняя сила не сообщится этим частицам массы и не заставит их отделяться от нее. Сила, освобождающая каждую частицу людского сцепления от обмана, есть истина. Только дела истины, внося свет в сознание каждого человека, разрушают сцепление обмана, отрывают одного за другим людей от массы. Сатана. – Простите, но вновь скажу я вам словами моего сотоварища товарища Сталина. Для достижения своих целей нужно людям, продвигающим ваши цели, дать максимум свободы для того, чтобы противники не получали даже минимума свободы. И это так, ура! Предвестница, как давеча говорил Сенека? Сбежались все на кухню? Быть может, их туда, как слепых котят, умышленно сгоняют? Но … грустно и ужасно даже … никто из вас от половника отлучиться не желает ... Вот потому, скажу тебе Толстой, сегодня дела нету никому до дел Истины твоей, конечно же! к беде всеобщей … страшной и большой. Толстой. – Прискорбно, опять история вершится по спирали. Но даже при минимуме свободы в людях нужно зажигать свет божий. Ведь кто знает истину, нужную для его блага, тот не может не верить в нее, и потому человек, понявший, что он тонет, не может не взяться за веревку спасения. Предвестница. – Душа моя, душа графа Толстого, с Сатаной согласна я. О духовном народу широко не говорят, лишь где – то … туманно шепчут на задворках. Правильно ли поняла я, что для людей спасения … веревкой … станет вера христианская? Толстой. – Прошел уж целый век, но даже если бы мучилась моя душа все это время в пространстве грешных душ, то по прошествии столетних этих мук я не отрекся бы от слов своих. Повторю сейчас я их, и пусть сегодняшние архиепископы предадут меня, посмертно в это раз! анафеме. Архиепископы, к вашему разуму я обращаюсь, но не к мошне! Через Предвестницу вновь я посылаю вызов вам! Покайтесь! Если не хотите беды очередной, то напомните слова мои народу и правителям. И вот что сто лет назад я говорил. Ужасно сказать, но не будь вовсе учения Христа с церковным учением, лукаво выросшем на нем, то те, которые теперь называются христианами, были бы гораздо ближе к учению Христа, то есть к разумному учению о благе жизни, чем они теперь. Ведь для вас, христиане, закрыты нравственные учения пророков всего человечества, и в первую очередь - учение самого Христа. Ведь учение о жизни всегда у всех народов считалось самым важным, именно про это учение Христос говорил: единое на потребу. Сатана. – Ай да … милый дух духа графа Толстого! И на этом свете не умерил ты свой пыл. Даже, куда уж я … целый Сатана! и то притих … в сравнении с тобой. Предвестница. – Не дразнись, противный Сатана! Да, к беде страшной и большой, учение о жизни не преподает сейчас никто, такого нет предмета. Ни в школах, ни в университетах. В результате единым на потребу - прости Христос нас грешных! - нам стало только то, что потребляем. Гавриил. – Я, так и быть, за шоколадку передам Соломону и Сенеке, что ты, Предвестница, вполне усвоила их духовные уроки. А про церковное учение напомню, что сказал Достоевского «Великий Инквизитор» ... Но возвещаю! напрасно человеки его слова забыли и не желают вспоминать. А Инквизитор вот что говорил: мы скажем, что послушны тебе, Христос, и руководим людьми во имя твое. Мы их обманем, ибо тебя мы уже не пустим к ним. Они воскликнут наконец, что правда не в тебе, ибо невозможно было оставить их в смятении более, чем сделал ты. Мы исправили подвиг твой и люди обрадовались, что их вновь повели как стадо. Мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных, безвольных существ, такими они созданы, такими они умрут незаметно. Они станут робки и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке. Они будут дивиться и ужасаться на нас. О, мы разрешим им и грех и они будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если будет сделан с нашего позволения. И все будут счастливы, конечно кроме нас, ибо мы будем хранить тайну. Толстой. – Как тяжко все это вновь услышать ... Ох, как душно давит надгробия плита дух мой виртуальный. Сто лет я вижу, что лишь поминальные цветы люди к ней несут. А мои мысли, мой призыв к душе народа! Где они?! Ужели я взывал впустую?! О Вседержитель, пощади, как мучителен … глас вопиющего в пустыне … Гавриил. – Брось, дух Толстого, все исправится, ты так не переживай. Народ безмолвствовать когда – то перестанет ... А тебе, Предвестница, это еще один пример мук огненного озера. Верно, Сатана? Сатана. – Верно, верно. Да не наверно. И Достоевский, и Толстой к людям, видимо уже не достучатся никогда. Всем теперь уж все равно, что когда – то истина, вносящая свет в сознание людей, показалась так страшна тем, чьи дела были злы, что они перетолковали ее в ложь, и люди потеряли доверие к истине. Этим две тысячи лет занималось учреждение, которое называется церковью – ведь так же вы сказали, граф Толстой? Действительно, ужасно, но в эту ложную истину теперь мало кто полностью верит, даже составляющие это учреждение. Соблюдать посты, молиться, отдавая должное действу, но при этом истинно не жить Вседержителем! – это самоубийственный обман собственной души. Гавриил. – Предвестница, заново на предсказания теперь ты смотришь? Так? Тогда послушай, о чем пророк Иоанн Богослов людям говорит. Будут пророчествовать два свидетеля – светильники, стоящие перед Богом. Они будут иметь власть проливать кровь как воду и поражать землю язвами, когда только захотят. Но когда их власть над людьми ослабнет и будет уходить от них – выйдет из бездны зверь и сразиться с ними и победит и убьет их. Трупы их будут валяться на улицах. И живущие на земле будут радоваться сему и веселиться, потому что сии два пророка мучили живущих на земле. Но после в сих пророков войдет дух жизни от Бога и встанут они на ноги свои. И вострубит Ангел и скажет: царство мира соделалось Царством Вседержителя. Сатана. – Что, Богослову веришь ты, Предвестница, и понимаешь, что о воле Вседержителя он говорит? Предвестница. – Верую!!! Все происходит так, как предсказал он. Светильники, стоящие пред Богом – это религии христиан и мусульман? Похоже очень. Верно еще и то, что происходящие с религией трупные метаморфозы до глубины души никого не огорчают. Люди скорее веселятся, чем рыдают, а архиепископы лишь денежки считают. Обе религии катастрофически молодежь теряют, а потому проиграют проповедникам ИГИЛ. Но должны же они, Вседержитель! встать на ноги? … Сатана, я поняла теперь, что говорил ты мне о мягком знаке. Слово соделалось – это совместное действие и поэтому в нем все заключено! В человеческую жизнь, законы государств и души людей должен войти дух жизни от Бога для того, чтобы воцарилось Царство Вседержителя в царстве мира … Да, Сатана, в фразе нужно так слова расставить, чтобы смысл не исказить. Гавриил. – И это так. Слова должны иметь только то значенье, которое имеют и если их перевирают, то только для того, чтобы скрыть и оправдать свои замыслы безбожные. Ведь так, Толстой? Только призывные слова твои об истине одурманенные люди слышать не хотели и …признать. А зачем? Спокойно им, слонам, как Будда говорил, жилось! И потому твою написанную сердцем и душой (смертельно важную для них!) страницу пролистнули ... Теперь известно, люди, вам … отвести беду какую должна была страница та? Но помните! Расстреляли тех архиепископов, которые Толстого шельмовали. Предвестница … смотри и бойся: Толстого, беспечные, не понимаете вы вновь! Тому свидетельство - Ильин, ныне единственный философ русский, который, умирая, с грустью человекам всем сказал: «человечество прошло мимо христианства». Сейчас поймете ли? Сатана. – Одумайся, народ! Соломон, ближе к Вседержителю на тысячелетия от вас, сказал: «Не упорствуйте!». А Гегель, лишь позавчера, всех предупреждал: народ, имеющий плохое понятие о боге, имеет и плохое государство, плохое правительство, плохие законы. Предвестница. – Интересная мысль. В России никто глубоко не прослеживал взаимосвязь предреволюционного разброда среди верующих и народным бунтом. Впрочем, это не важно. Важнее понять, почему вновь человечество летит тупо к разброду и беде. Толстой. – Предвестница, все в нашем мире живут не только без истины, не только без желания узнать ее, но с твердой уверенностью, что из всех праздных занятий самое праздное есть искание истины, определяющей жизнь человеческую. Гавриил. – Это относится к «стаду», как Инквизитор народ назвал. Но служителям церкви и правителям ты, Предвестница, должна будешь втолковать, что если они не хотят повторения событий – пусть зажгут людям свет истины и сами им проникнутся насквозь. Иначе вновь получат бунт народный, более страшный и чудовищный. И Сатана будет вынужден в нем кровавое участие принять. Такова воля Вседержителя. И об этой воле с Сатаной мы предупредить должны, как и говорили, для этого к человекам мы тебя и посылаем. Предвестница. – Теперь все поняла я, но пока не вижу, с чем от вас к людям я приду. Не знаю, что говорить и как, да еще не все я точно понимаю. Боже! Мне опять страшно стало … хоть и тела нет. Гавриил. – Не переживай, мы все тебе расскажем. Евангелии ведь пророки с нами написали! И горшки не Боги обжигали. Условно, как приснилась Менделееву его таблица, так и тебе мы будем мысли посылать. Твоя задача – правильно их смысл понять и людям объяснить. Вот граф Толстой нас понимал, но не смогли мы вместе с ним докричаться до народа. Толстой. – Предвестница, тебя я уверяю, что много искренних людей надеется, что придет время, когда христианские основы жизни: равенство, братство людей, общность имуществ, непротивление злу насилием сделаются столь же естественными и простыми, какими теперь нам кажутся основы жизни семейной, общественной, государственной. Ни человек, ни человечество не могут в своем движении возвращаться назад. Предвестница. – Мне кажется, что это произойдет не скоро, да и вообще произойдет ли? Толстой. – Давай рассудим. Что будет с нами, если каждый из нас исполнит то, что требует Бог через вложенную в нас совесть? Не будет ли беды от того, что, находясь весь во власти Господа, я исполню то, что Он мне велит делать, но что мне, не знающему Его конечных целей, кажется странным? Но даже не этот вопрос "что будет?" тревожит людей, когда они медлят исполнить Его волю: их тревожит вопрос, как жить без привычных условий жизни. Мы чувствуем для себя лично всю тяжесть настоящей жизни, мы видим и то, что порядок жизни этой, если будет продолжаться, неизбежно погубит нас, но вместе с тем мы хотим, чтобы условия этой нашей жизни остались бы целы. Сатана. – Да, мы с тобой век назад, Толстой, так и не пробили эту дремучую бытовую тупость. Одни были слишком оболванены, как определил Ленин, «опиумом народа»; другие не хотели услышать крик о Божьей воле; третьи почувствовали запах крови и наживы. Тебя смогли немногие понять, но, как ни старался я им помочь, в итоге пришлось всех кровью напоить досыта. А ведь Вседержитель человекам сказал устами Моисея: «Не упорствуй против Меня, ибо не прощу греха твоего». Предвестница. – Всегда мне было не понятно, как все произошло. Война, государственная Дума и эти … революционные матросы. Но, когда читаешь тех лет романы и в жизнь героев пытаешься ты вжиться, то начинаешь понимать, что Божья кара не с проста людей постигла. Толстой. – Ты к пониманию близка. Ведь как это ни просто, и как ни старо, но никакие усилия наши не спасут нас от неотвратимых страданий и еще более неотвратимой смерти. Поэтому наша жизнь не может иметь никакого другого смысла, как только исполнение того, что хочет от нас сила, пославшая нас в жизнь и давшая нам в этой жизни одного руководителя — наше разумное сознание. Сила эта требует от нас того, что одно несомненно и разумно: служения Царствию Божию. Мы должны содействовать установлению наибольшего единения всего живущего, возможного только в истине, того самого, что одно всегда в нашей власти. Гавриил. – Чтобы Сатане вновь не пришлось поить кровью допьяна, люди должны покаяться и услышать слова Вседержителя: «Оставили меня, повернулись назад. Во что их бить еще, продолжающих свое упорство? Вся голова в язвах, и все сердце исчахло. Я закрыл очи Мои от них, когда они простирают руки свои ко Мне и умножают моления свои, до тех пор, пока они не удалят злые деяния свои от очей Моих и не научаться делать добро». Толстой. – Предвестница, ты должна сказать людям, что единственный смысл жизни каждого человека состоит в служении миру, чтобы соделалось Царство Божие. И не придет Царствие Божие приметным образом и не скажут: вот оно здесь или вот оно там. Ибо вот: Царствие Божие внутри вас есть. Царство Бога на земле есть мир всех людей между собою. Мир между людьми есть высшее доступное на земле благо людей. Все пророчества обещают мир людям. Сатана. – И это будет так. Время свершения пророчеств наступило, время воцарения Вседержителя - грядет. Толстой. – Я удаляюсь, как ушел при жизни, но заклинаю, люди, вас: одумайтесь, покайтесь! Огонь Веры разожгите в своих греховных душах! Я сжег всего себя в надежде, что вы достигнете однажды тех высот духовных, к которым вас Христос зовет. Сатана. – Из России придет надежда для мира; это не то, что иногда называется коммунизмом, нет: свобода, каждый человек будет жить для своего собрата. Так говорит Эдгар Кейси. И это будет состоять в том, чтобы изменить сущность человеческих взаимоотношений, освободить их от эгоизма и грубых материальных страстей, восстановить на новой основе – на любви, доверии и мудрости. Пройдут годы для кристаллизации этого, но из России прибудет надежда для мира! Ведомая чем? Дружбой с народом, на деньгах которого написано: «В Бога мы верим» ... Толстой, как Прометей, ты не напрасно сжег себя при жизни - время свершения чаяний твоих пришло. Продолжение следует.