Начинаются письма легчайшим набором словес, А потом тяжелеют – слова обретают свой вес, И ложатся, как камни, слагая последние строчки. Дочитаешь и всуе тихонько помянешь Христа, Потому что увидишь прозрачную тень от креста, И поймёшь, что не стоит просить палача об отсрочке. Твой палач на часах постоянную службу несёт, Кто-то тихо шепнёт – вышло время, наверное, всё, И тяжёлая гиря спустилась до самого пола. И застыли две стрелки – теперь там двенадцать всегда, Но не полдень, а полночь, и больше рассвета не ждать, И звучит чей-то голос безвкусный, бесцветный, бесполый. Говорит ни о чём, рассыпая сухие слова, Шелестит, как песок, как сожжённая зноем трава, Потемнел навсегда небосвод ослепительно синий… Разобрать не стремись – всё равно не поймёшь ничего, Перепутает мысли, затянет тебя в хоровод – Позабытые чувства подобны бездонной трясине. Только крики совы да бесшумный полёт в темноте, Вроде – вот оно всё, только мысли и чувства не те – Полуночный туман расставляет капканы повсюду. И молись – не молись, не минуешь и в них попадёшь, А приманкою там расписная красавица ложь, Сладкозвучный манок для бродяги и для словоблуда. Забываешь про всё, что случилось, и что не сбылось, Представляется жизнь чередой чёрно-белых полос, А палач на часах неусыпно следит за тобою. В пустоту день и ночь посылаешь молитвы свои, Но нельзя у неё допроситься ни капли любви, Значит, просто живи и готовься к последнему бою. Упрощай до предела и так незатейливый быт, Не проси послабленья, подарков не жди от судьбы, Не хватайся за молот – давно охладело железо. И в осеннем саду, дожидаясь спокойно зимы, Не пытаясь поймать на задворках мелькнувшую мысль, Осознаешь внезапно, насколько полезна аскеза. Исчезают все страхи, не снятся кошмарные сны, Остановлены крылья всех мельниц твоих ветряных, Не жужжат веретёна, и пальцы принцессам не колют, А пеcчаные за́мки сравнялись с прибрежным песком, Проживаешь под зна́ком – мне больше никто не знако́м, Всё спокойно в Багдаде, и всё навсегда под контролем. 4.08.16.