И вот я снова погружаюсь в мир фотоискусства. Упуская своё знакомство с фотокамерой, я ни чуть не жалею о том, потому как, многим из вас, оно покажется привычным, заурядным, набившим оскомину и даже, что там, полностью совпадающим с вашим… Но моя новелла не столько о технической стороне дела, сколько о сопровождающих её творческих ощущениях. Быстро пролетели те дни, когда я в первый раз ощутил на себе это, ни с чем несравнимое, волшебство, всегда казавшееся мне чем-то серьёзным, сложным и недостижимым. Прошло некоторое время, которое всегда отводится новичку на выпекание первого «блина» и началось, если не полное, то достаточно глубокое погружение. Я с нескрываемой завистью рассматривал отечественные и зарубежные журналы, посвящённые искусству фотографии, мечтательно застывал пред редкими дагерротипами, пробовал разнообразные приёмы, донимал и мучил домашних, запечатлевая их в разнообразных позах, просиживал до глубокой ночи над ванночками с проявителями и фиксажами, пропитываясь их запахом… Наверное, думалось мне, что я один такой - фотограф на земле, который должен зафиксировать прошедшее… Это ошибочное состояние испытывает каждый из нас. И если не в фотографии, то в чём-то ином… Даже самая бытовая съёмка производила на меня, ну, просто неизгладимое впечатление. И в чём тут была мистика, спрашиваю я себя по истечению многих лет? Неужели в мечтах архивариуса, хранящего на многочисленных полках своих архивов пакеты с отснятыми материалами? Похоже, что - нет. Да я, в принципе, об этом никогда и не думал. Причём здесь архивариус? Но что тогда остаётся? А вот тут - самое интересное. И это интересное называется – «момент проявления». Не столько плёнки, потому как негатив понятен только жителю африканского континента, а фотобумаги, когда на ней проступают образы пережитого тобой и зыбко сохранённого в памяти. Это тот волшебный миг, когда можно снова пережить пережитое, вернуться к забытым диалогам и фразам, увидеть то, на чём было не сфокусировано внимание, посмотреть на себя иначе, под другим углом и не только на себя. Вот, собственно, ради чего я занимался столько лет фотографией. Через мои глаза и руки прошло немало отечественных и зарубежных плёночных «зеркалок», брендовых увеличетелей, глянцевальных машин,светофильтров и разнообразных сопутствующих материалов… Всё ради волшебного, ни с чем несравнимого проявления прошлого. Как же всё это было манко и специфично! Фотограф ощущал себя мастером, художником, фотографом в конце то концов, человеком владеющим тонкостями химических и оптических процессов: сам устанавливаешь выдержку, диафрагму, объектив, бленду, растр, выбираешь ракурс, режим съёмки… Всё – сам. Столько нужно было всего знать и уметь… И что удивительно: каждый процесс доставлял массу положительных эмоций, потому как результат творчества полностью зависел от знания дела. И не так впечатляла, завораживала готовая фотография, сколько сам процесс её изготовления. Создавая определённую атмосферу при печати, я включал любимую музыку (в моём случае – это был рок, пост-панк или нью вэйф), устанавливал ванночки, раскладывал пинцеты, подбирал фильтра для фонаря, расхаживал по своей вагонообразной комнате в два конца, поглаживая руки, в предвкушении увиденного, ложился на кровать, закрывал глаза и, если не молился, то просто просил представителей высших сфер помочь мне в создании качественных снимков и приподнятого настроении во время процесса. Иной раз, потрясённый качеством увиденного, я приоткрывал дверь вагонообразной комнаты и приглашал свою любимую бабулю, чтоб поделиться с ней увиденным. Она, стоя возле кюветы с проявляющей жидкостью, глядя на медленно проступающие и контрастирующие образы, охала, хлопала в ладоши, гладила меня по голове… В общем, как могла, передавала внуку своё восхищение. И я, естественно, был на десятом небе, то есть в гостях у Богов. В свете красного фонаря я ощущал себя если не в параллельном мире, то в чём-то похожем на него: менялось сознание, представление о пространстве… Красный свет поглощал состояния навязанные многоцветием. Внимание концентрировалось на чём-то одном, конкретном и это одно поглощало меня целиком и полностью. Я будто бы начинал видеть невидимое, не воспринимаемое ранее… Думаю, что изменение цвета влечёт за собой изменение сознания. Однотонность, одноцветие, однозвучие приводит человека в состояние глубокой медитации, отключению беспокойного ума, помогая человеку расслабиться, сконцентрироваться и в конечном счёте - достичь желаемого результата. Красный фонарь: казалось бы - простейший прибор, а сколько скрыто в нём тайн… Во многом, моё фотопристрастие сопровождалось жизнью извне… И эта жизнь извне не то, чтобы не мешала мне, а наоборот, создавала некую среду комфортного обитания. Я запросто мог пребывать в своём придуманном мире и параллельно этому слушать какой-нибудь концерт… Да хотя бы тот, который транслировался из колонного дворца съездов по телевизору, или, скажем, внимать разговорам родителей, доносящихся из соседней комнаты, ну и, конечно же, слушать музыку, создающую мне желаемую атмосферу. И наконец – сушка или глянцевание, если бумага была глянцевой…. Никогда не забуду этот тяжёлый валик, которым я прикатывал мокрые фотоснимки к металлическим, зеркального отражения, пластинам. А этот приятный треск, по ходу сушки, с которым они отставали от пластин, приобретая глянцевый вид… И, наконец, этот запах горячих фотографий… С чем его можно сравнить? Не буду ломать голову: ни с чем. А этот большой фоторезак под прямой и фигурный край… О, какой он издавал звук!.. Как упруго он обрезал края!.. До сих пор мои руки помнят его. О, да! – я совсем забыл сказать про пинцет!.. Это было какое-то чудо! Он так льнул к руке, что позавидовал бы любой гитарный медиатор… А вообще, надо сказать, что неживые предметы, как и живые существа, точно так же отвечают на доброе к ним расположение. Мироустройство, видимо, таково. Может, на молекулярном уровне, а может на каком другом, что скорее всего… Нет, друзья мои, разве можно сравнить нынешние цифровики с той оптикой, через которую смотрели наши глаза, а тот процесс создания фотографии с нынешним, когда некая усреднённость выполняет за тебя всю работу? Нет. Поэтому всё моё фототворчество осталось в прошлом. Иногда, просматривая отснятое мною, я ловлю себя на мысли, что конечный итог научных достижений, а я в этом абсолютно уверен, непременно должен освободить человека от способности думать и творить. Другими словами - обратить его жизнь в смерть. Поэтому, я не ликую, подпрыгивая до потолка, когда узнаю о новых супергаджетах. Особо удручает меня вид людей, равнодушно, почти автоматически листающих на своих айфонах, безликие, маловыразительные, чертовски похожие друг на друга, отснятые кадры. И кажется, что это занятие им совершенно неинтересно. Но, есть обстоятельство, которое они не могут обойти стороной: возможности заложенные в данную игрушку и... болезнь набирает силу... Грустно смотреть на всё это… Грустно. Всеобщая доступность убивает тайну, смещает фокус, наклоняет листок бумаги и превращает красоту из сырой, ещё не высохшей акварели в один большой невыразительный набор цветов, муляж. Согласитесь, что поднявшийся на гору своим ходом, глубоко осознаёт ту ценность, которую он получил во время своего восхождения, нежели тот, которого на вершину притащил подъёмник. Вы только представьте: компьютер, создающий за вас стихи… Нет, лучше не представлять... Иначе жизнь потеряет всякую ценность, которая, кстати, для многих уже таковой не является.