В привычной суете вокзала, (куда-то едет вся страна…), я не одна, но мне казалось, что я одна, и там одна! Толпа дышала и толкалась волною запахов и тел, горели лампы в полнакала, и где-то паровоз свистел, мол, собирайтесь, отъезжаем, не пропустите свой вагон, вам проводник согреет чаю, а поезд наберёт разгон и… Та… Та-та – под стук колёсный так сладко спать и видеть сны, а за окошком високосный, ужасный год. Глухая сныть цветёт каким-то блёклым цветом, и грязно-белый этот фон, и скрюченность засохших веток, абстрактность заоконных форм так угнетает, сон немыслим – что может здесь присниться мне, а значит, я опять не высплюсь… Пейзаж, чем дальше, тем страшней – руины, свалки, пепелища, как будто бы – вчера погром, и только чёрный ветер свищет над каждым брошенным двором. …Стемнело. Свет зажгли в вагоне и сразу темнота прыжком рванулась к стёклам. Мрак бездонен и не нарушен огоньком. Он так и длится вдоль дороги тяжёлой, чёрною стеной, и только месяц, серп двурогий плывёт над спящею страной. В незанавешенные окна бросает тонкий острый луч, вплывает в мягкие волокна сгустившихся внезапно туч, дырявит их, седая морось торит дорожку на стекле, а поезд набирает скорость. Народ расслабился в тепле, он разворачивает свёртки, шуршит газетами, фольгой, звенят стаканчики-напёрстки, заправлены один в другой, и льётся влага… Запах снеди, вина и водки, дух пивной, мои весёлые соседи поговорить хотят со мной, зовут к столу и угощают. А там и тосты за отъезд, и проводник приносит чаю, народ усердно пьёт и ест, стучат колёса, пахнет дымом, носками, потом… Poison, как компонент необходимый, врывается в недолгий сон, в проходе узком чьи-то тени, плацкартный быт всегда таков, и разделяют полу-стены – полу-купе, полу-альков, полу-убежище... Снаружи опасно, словно там – война. Пьяна, беспечна, безоружна куда-то едет вся страна. И я, как малая частица, от плоти плоть, к иным местам бегу, в надежде причаститься глотком свободы, где-то там. 4.06.16.