Особая прелесть – взять спящую осу в коконе, луковку варёную, сладкую... Во всех иных случаях, какой бы медовый сбитень оселенец не приготовлял себе пестом в промежности подогретых бёдер, одновременно ему достаются отклик и враждебность. Будь то наложница-луковка, повзрослевшая дочка, пойманная дикая оса, упорствуя поначалу, вскоре проникаются к его толчкам, льнут, подмахивают, однако, со злобой. Им враждебны и своя и его страсть. Оса в коконе, в глубоком сне, извивается, трётся, снаружи оставив злобность, тоску и явь. Нетерпеливая, бессознательная, гибкая, как водное течение. Беспрепятственно пропускает ныряльщика его на самую глубину. Ненамеренно выталкивает на поверхность. Оса кажется в сумраке кокона мерцающей и особенно белой... Почему, трудно сказать, но белизна осы в коконе для оселенца – отдельный фетиш: белая со всех сторон. Отовсюду доступная. Испарина, выступившая на ней, смолистая при первом касании, если потереть, растекается, как сливки, загустевает до липкости обратно... Ещё более скользка, тёпла и беспокойна оса изнутри, но Бондарю хочется снаружи... У него давно так не бывало. Вспомнив молодость, старый Боча разговаривал со своим пестом, водил им, растирал белую камедь по тёплому, сонному телу. «Посмотри, какие долины катятся в глубокое ущелье... Гладкие косогоры... Отпустить тебя в омут, несытый речной питон? Не отпущу...» Окунался и сразу вынимал. «Ползи, взбирайся, на горы. Ползи вверх по ручью, глотай его, пей белый сок. Хорошо? Сладко, головастый? Не захлебнулся ещё, как брызгают гейзеры из её вершин?.. Окунись ей в губы, путь оближет тебя... Пойдём вниз между лопаток. Между круглых холмов, красная щель в белом снегу... Окунуться? Нет, не пущу. Один раз? Ну, один можно. Ещё? Ещё... Так?.. Не до дна... Но почти до дна... Купайся... Всплывай, пойдем снова гулять по холмам... Белая, белая оса... Белая-белая-белая..." Оса извивалась, искала что-то во сне. Боча отстранялся. Оса пыталась поймать его в тесноту бёдер, нащупать, проглотить... Упрев чистые, белые ступни в потолок кокона, оса гудел, постанывала. Низ живота ритмично дрожал, испарина скатывались оттуда, зазывала: иди, ну зайди же, зайди... Вверх-вниз, вверх-вниз ...» Боча заходил и думал: «В сущности, сейчас меня можно брать голыми руками. Сколько матёрых оселенцев погорело на этом... Не сосчитать». Лёгкие гоняли атмосферу, заполненную ей, луковым зовом, по которому выслеживают осу, который смягчает жесткость любого преследования, начиная растапливать обоих в цельный кусок воска. Боча слизывал, растирал, рвал, окутавшие осу – струйки, капли, нити. Пил её, мучил и, наконец, перестал сопротивляться взаимной жажде. Он утопил горячую головню в парной омут до самых лучших секунд, вдохнул и остановился. Оса будто вот-вот проснётся. Она забилась, потекла вокруг его песта смолистой, сливочной рекой, прилипая, прижимаясь, крутясь, так что его корявые руки с трудом могли удержать. Толкнулась ещё тесней к неподвижной, плавящейся мохнатой громаде наслаждения, обтекла... и соскользнула так резво, что он не ожидал! Упустил! «Ах ты, рыбка скользкая! Луковка, обратно, посиди ещё!» За колени подтянул, вошёл и упал горным обвалом на равнинную реку, на серебрящееся русло, покрывая целиком, изливаясь в сонный, негромкий, рвущий стон... «Я... Я... Я... – господарь Хвоща и вселенной!» Всякий раз будет хуже, чем этот. Спящую осу Боча не стал забирать, и без того возвращался не с пустыми руками. Добыча резко вскочила с добычи при его появлении, чтоб сразу упасть, губами в успокоенное орудие, прося того же себе. – Дома, – повторил Боча. – Знаешь ведь: часика через два будет ещё вкусней. По пути обмозговал кой-чего. Словарный запас на Хвоще ничтожен. Дружбы, приятельствования между оселенцами не водится, а заодно и сплетен, и растекания мысию по древу. В торговой мене на лесных площадях диалоги приблизительно таковы: – Важная бочка? – Важная, Боча Бондарь! Спасибо тебе, взял за неё овса пять мешков, и что позволяешь уйти! Таковое положение, следствие эволюционного отката, расхождения полов по сферам обитания, как и было у их предков. Осы – обитательницы воздуха, оселенцы – подводные жители. Разные языки, всё разное. Но и оселенца поболтать время от времени тянет, хоть он не признается в этом! Особенно незаурядного, как Бондарь, освоившего язык круга Терры. Специфические нюансы Боча в Омеле сильно ценил... Во-первых, отсутствие острых когтей! Доступность круглый год и то, что с ней можно поговорить. О чём? Да обо всём без исключения. «Как это у вас там?» – «А как у вас тут?» По его меркам они вели долгие разговоры. С точки зрения Омелы, её жизнь – череда хозяйских распоряжений. Но Боча знал, как часто она, инопланетная куколка, шушукаясь с осами, выспрашивает то да сё: прошлое Хвоща, будущее, взаимоотношения. Каково быть на Хвоще осой?.. Он вознамерился удружить ей, пожертвовав одним из главных своих удовольствий: всегда видеть её, иметь её зримую. Рассудил так: «Чего желает вызнать Луковая Стрелка, в словах объяснить всё равно нельзя. Но она поймёт на запах, на вкус и, увы, отчасти переменится».