Залп, выпущенный по его челноку, был такой силы, что разворотило межотсечный шлюз, о выбитых иллюминаторах нечего и упоминать. Но именно они стали источником главных неприятностей: не истребление, захват. Клубы едкого дыма полезли через все щели. А из начинки внутри что? Пробы генетические, туша на палеонтологическое освидетельствование да пилот. Мишель Дрон. Подписав брачный договор, ни в какой гарем за двухметровой оградой он не попал, а оказался в роли секретаря у Джулии, свой ненаглядной фемины. О чём помыслить не мог на Фактории, и по поводу чего пребывал в состоянии перманентного, непреходящего охренения. «Я? Секретарша? У своей тёлочки?» Впрочем, свободных временных промежутков для вдумчивого охренения у него почти не имелось, – у бодигарда, секретаря, курьера, секстренажёра и в редкие спокойные дни – немножко повара. Под ударной волной Мишель не успел даже голову закрыть руками. Звезды, фонари маяков, светодиоды приборной доски померкли перед фейерверком звёздочек в глазах. Пространство раскололось вдоль черепа, сознание заявило: «Ку-ку... Пойду-ка я отсюда...» – и катапультировалось в дальние дали. Очнулся Мишель в состоянии «чтоб я сдох». Его рвало, как школьника на выпускном, когда уже и нечем. Переворачивался мордой под слив кондиционера, пил. Несколько раз к нему приближался низкорослый пегий шайтан, чтобы напоить из жестяной лейки. На вторые сутки Дрон смог оглядеться. Вонь!.. Вонища... Ангар космической станции – в собор величиной. Голимый метал, ржавчина, заплатка на заплатке. Туша мегапанголина лежала тут же и гнила, частью обрезанная, частью обгрызенная. Украденные пробирки блестели в идеальной сохранности на отдельном стеллаже. Будто не у шайтанов, а в институтской лаборатории. Атака не случайная, значит. Вид этих пробирок понравился Дрону ещё меньше, чем вонь разлагавшейся туши. Гориллообразные существа шныряли вдалеке, разбавляя прямохождение опорой на громадные кулаки. У этих шайтанов руки и ляжки одинаковой толщины. Черты вполне людские, носы плоские. Они перебирали заиндевелые контейнеры с внутренней подсветкой, удивительные как эльфийское волшебство в шайтаньих руках. Карабкались на стеллажи, подобно обезьянам, переговаривались неожиданным визгом. Фразами падающего и взлетающего тона. Между стеллажей шныряли стремительно, будто перекатывались. «У меня локти связаны за спиной?» Руки не чувствовались, словно их нет, плечи ещё болели. Увы, не связаны, руки не связаны, а болтались плетьми. «Я тут либо в качестве туши, либо в качестве пробирки, – логично рассудил Дрон, – третьего не дано». И ошибся. Низкорослый пегий шайтан возник со спины, вздёрнул Дрона за шкирку на ноги. Ещё двое, бурый и рыжий, исподлобья наблюдали, не вмешиваясь. Массивные туловища на кривоватых задних лапах. Шайтаны имели на себе подобия армейских жилетов, кольчуг каких-то, портупей, напрочь игнорируя штаны. С непередаваемым отвращением Мишель заметил между этих убогих лап втягивающиеся, как у кобелей, члены в шерсти. То и дело слизким, коническим щупом они выглядывали наружу, напоминая огоньки сигнализации, рога улитки, выглядывающей, не появился ли в окрестностях кто подходящий... Мишеля волокли и толкали, крепко держа, не позволив скатиться по крутой железной лестнице. Бросили в узком закутке прихожей. Трюм станции отделан тщательней и даже пахнет иначе. Бурый конвоир взвизгнул, развернулся и утоптал по лестнице вверх. Рыжий шайтан пропал в следующих, межкомнатных на вид дверях, пегий остался. Он не терял времени… Воровато, поспешно оглядевшись, он заехал Мишелю под дых, уронил его на колени и слюнявым, слизистым, ярко-красным концом члена лупанул по щекам. По губам, ни к чему, впрочем, не принуждая. Спешка-спешка… Под рваный мундир сунул, подмышку, повозил и стремительно кончил. Тёплым, обильным, гадким. На всё ушло меньше десяти секунд. На две секунды – перелёт. В дверях стоял рыжий, а кулак его летел вперёд. Визг, вой, шерсть клоками. Глухие удары, как в бочку… Долгий, занудный воспитательный визг. Рыжий одной лапой держал пегого лбом в пол, левой бил по затылку и выговаривал-выговаривал что-то... Окрик раздался из-за дверей, рыжий ушёл снова, а пегий встряхнулся. «Как ни в чём ни бывало! Живучие твари». Отравленный, битый, голодный Дрон забыл всё, по ближайшие перспективы включительно! Он горел как пламя, до корней волос, глядя мимо этого существа. Но любопытство – победило… Взглянул в морду и встретил шкодную, – башка втянута в плечи, – пришибленную, довольную мину. Обросшие жидкой шерстью челюсти, плоский нос, широкий рот и глаза подростковой прозрачности, лишённые мутной, подловатой жестокости, свойственной человеческим подросткам. Нравственные ориентиры тут не пробегали, и, по крайней мере, в отношении секса, не изгадили ничего. А вот ослушаться старших, это да, это предосудительный поступок… С другой стороны, сильно ли предосудительный, когда взбучка совсем не велика?.. Что если по второму кругу?.. Раньше, чем пегий шайтан решился повторить сеанс, рыжий вернулся, толкнул Мишеля в двери и вышел, захлопнув их за собой. Шерстистый обитатель внутренних покоев был выше ростом и носил штаны. Он сидел на столе, отвернувшись, смотрел в прямоугольную плазму, закреплённую на стене. Половина плазмы: наружный обзор станции, половина – дрянной комедийный сериал. Глянул через плечо, спрыгнул. Опираясь на кулаки, приблизился и уставился снизу вверх на Дрона. В глубину бесхитростной дроновой души. Шрам на шраме. Рваные, зашитые, клочками шерсти обросшие, белые, лиловые, багровые шрамы. Стрижка ровная, как всегда... Кулаки шайтана взлетели ко рту и растянули его: смайл... Дрон отшагнул. Сколь ни прав он был тогда, он предал. Пусть вся человеческая правда на его стороне, но – это зрелище… Но – вина... Невыносимо видеть. – Шутка, – произнёс дважды порванный, криво зашитый рот чистым, не изменившимся голосом. Смайл встал в рост, скрестил руки на груди, поднёс воображаемый микрофон ко рту: – Здравствуйте!.. Приветствуем вас на борту нашей космической станции... Поверил, Дрон?! Поверил, что я прыгаю как мартышка?! Шагнул и вмазал классический боковой в челюсть. Не сломал. Нарочно с поправкой – выше, в скулу. Без эмоций, чётко, в растерянности. Выполнил обязательную программу, и что... Что дальше? Мишель встал. Тяжело, шатко без рук. Признание не замедлило: – Всё так внезапно! Я, право, не ожидал. Дрон-курьер, разносчик пиццы? Ты будешь смеяться, Дрон, но я не знаю, что с тобой делать... Как бармалея, меня погубят мои широкие возможности. Что, руки? Плечевой пояс у тебя повреждён. Не огорчайся, на опыты сгодишься! Жаль, что я заранее не продумал, на какие именно... Мотя уже оприходовал тебя, судя по звукам? Ну вот, я пропустил самое интересное! Темпераментный шайтанчик? Скорострельный. Хочешь ему отомстить? Око за око, зуб за зуб?.. – Нет! – воскликнул Дрон, не сдержав языка. Смайл зашёлся хохотом. С некоторых пор он, когда смеялся, то сразу до слёз. Это производило жуткое впечатление, хуже, чем прыжки на кулаках. Мишель почувствовал облегчение и удивился своей реакции. А чему удивляться? Возврат к норме. Джули, свобода, вся радужная, эфемерная жизнь растаяла, как и полагается наркотическому миражу. Реальность вернулась. А ещё он был счастлив, что не убил. Предал, изуродовал, но не убил садиста. Смайла.