Дороги и встречи. ( Щенок-2, начало см. http://www.my-works.org/text_133610.html) … звон дверного колокольчика пропустил его в пространство выставки. Макс ходил, рассматривал пастельные образы принцесс и пастушек, кошек, собак, пейзажи… Одна из картин называлась «Дорога» - булыжная мостовая переходила в бетонную трассу и уходила за горизонт. Слева и справа стенами стояли ели и сосны, где-то на обочине сидела собака. Наверно, ждала хозяина. Или устала бежать за машиной, в которой хозяин уехал. Бросил ли он эту собаку или пришлось оставить – было не понять… Они познакомились на одной из выставок. Максим даже не запомнил, была ли это её выставка, или выставка её мастера. Вера достаточно часто устраивала выставки другим художникам, не стремясь заниматься саморекламой, хотя в её работах была душа, был свой оригинальный стиль. Когда Макс пригласил её на кофе, она, явно стесняясь, рассказывала о себе – мол, чего обо мне так говорить-то? – и с воодушевлением говорила о тех, кому помогала, чьи картины её захватывали. На одном имени она как-то заметно споткнулась. Из множества лиц, встречавшихся ему в родном городе и в разъездах, лицо Веры как-то само по себе начало всплывать у него в памяти, когда он трясся то в промёрзших электричках, то в автомобилях. Вернувшись в город, он начал искать её – ни адреса, ни номера телефона в прошлый раз он у неё не узнавал. Один из знакомых, постоянно освещавший все творческие тусовки и выставки в прессе и на местном телевидении, когда понял о ком идёт речь, посмотрел на него с удивлением: - Ну ты жжешь, старик! У нее же … как это, неразделённая любовь. - Какая не разделённая любовь? – не понял он. - Ну, с заслуженным нашим, - и журналюга назвал имя известного всему городу художника. - Так он вроде женат, или я что-то путаю? - Дак я и говорю тебе, любовь-то не-раз-де-лённая, - чуть ли не по слогам выговорил знаток всех светских слухов. – ты что, творческих людей не знаешь? Но с телефоном и даже с адресом помог – впрочем, может, ожидал новых сплетен. А вот Вера не спешила, на телефонные звонки отговаривалась то занятостью, то заботой о маме. Вежливо, но твердо отказывала. Макс, даже сам не зная отчего, продолжал звонить - может, уже в привычку вошло, а может, и голос её слышать хоть раз в две недели было необходимостью. Более всего он испугался, когда Александр Иванович, заслуженный художник, уехал из города – говорили, что в Москве ему предложили работу над каким-то важным проектом, - и Вера замолчала. Не брала трубку. Макс не удержался, и вечером уже на такси примчался на Старопосадскую, по адресу, что дал тогда журналист. Минут десять, наверно, звонил. Дверь открыла Вера – в халатике, то ли полусонная, то ли усталая. - Извини, я болею, у меня … - начала было она. - Ты не отвечала, вот я и приехал, - просто сказал он, проходя в квартиру. Недели полторы он провёл у неё – кормил-готовил, бегал за лекарствами, выводил вечером или днём на прогулку. Читал стихи, которые придумывались на ходу и минут через пять забывались. На ходу поправлял какие-то полки, заменил краны в ванной. Пару раз даже уколы делал. Спал на кухонном диванчике, прислушиваясь к её дыханию. Директор пошёл ему навстречу, оформив эти десять дней отпуском, да ещё и бухгалтерия за этот «отпуск» какую-то денежку перевела на карточку. А потом во вторник вечером позвонили. - И рад бы тебе отдых продлить, но работа есть работа, - сказал всегда благожелательный шеф. – Командировочные и путевку выпишут, завтра после 10-ти утра самое позднее надо стартовать. Макс посмотрел на часы, прикинул, с кем надо созвониться, сколько понадобится времени – подготовиться, как лучше взять билеты, сколько уйдёт на саму поездку. - Понял, давайте через полчасика созвонимся, - сказал он. Директор лишь сказал «добро» и отключился. - По работе? – вошла в кухню Вера. В её глазах был тихий удивительный свет. – Езжай, я уже в порядке, завтра надо с Кузиным созваниваться, ему выставку готовить. - Да, завтра отъеду, послезавтра вечером вернусь, - ответил он. – Мне надо будет с тобой поговорить. В этот момент зазвонил мобильник, она схватила трубку: - Да, Саш, как ты поживаешь? У меня всё хорошо… … собака продолжала сидеть на обочине, задумавшись. Если б она была человеком, - подумалось, - наверняка бы подпёрла лапой голову. Или села в позу Роденовского «Мыслителя». Где-то, всё ближе к горизонту, виднелась машина. - Ну что, друг? – не боясь, что примут за ненормального – с картиной разговаривает! – спросил Максим у собаки. – Будем так вот сидеть, ждать и думать о вечном? Или попробуем поискать свою дорогу?