Не спится. В последнее время такое бывает. А ещё и за последние два дня - чуть что, устал или перенервничал, организм сам выключается. А потом ночами не спишь, да еще ищешь внутреннюю мелодию для стихов или прозы. А в голове – пусто. Поневоле вспомнишь Оле-Лукойе, рассказывавшего детям на ночь сказки. Сложно сконцентрироваться, с одной стороны мучают-всплывают вопросы о разводе и дочке, с другой идеи и сюжеты, что уже начинал. Не идет, не играет мелодия сюжета, не рисуется картинка. Не ложатся слова – ни на бумагу, ни на вордовские и андроидовские файлы. Пусто в голове, пусто и сухо во рту, ощущение ненужности. Только чтение спасает – Крапивин с его реализмом и фантастикой, рыбаковская трилогия «Кортик» - «Бронзовая птица» - «Выстрел». И тряска эта на средней полке плацкартного вагона всё чаще ассоциируется с фантастикой параллельных пространств. Или начинают метаться ошмётки мыслей, отдельные мазки, из которых вот-вот составится что-то, рассказ ли, сказка, новелла… И никак мысли нормально не собрать. Ни на критику, ни на беллетристику. Только читаю да смотрю – потребитель, однако. *** (из интервью) - … для меня чтение – это своего рода азарт, хороший сюжет захватывает и не отпускает. Хороший герой не отпускает от себя, за него переживаешь, как за друга. Чтение – возможность и учение думать… - то-есть, ты отнёс бы себя к «книгоголикам», «книгоманам». - Ну да. Наверно, между «книгоманией» и «графоманией» расстояние невелико. Читаешь, и по мере погружения в некие миры формируешь свой взгляд на них. И уже, исходя из этого взгляда на миры тонкие и материальные что-то своё пишешь, создаёшь. Говорят, когда пишешь – лучше всего писать о том, что знаешь. Но, что странно, о своей непосредственной работе никогда не получалось писать. Работал в школе – не писалось о школе, работаю в «IV рейхе» – о туземцах и наших русских – полуэмигрантах-полугастарбайтерах не пишется. * * * ( из набросков) Русские за границей обычно и мимикрируют под окружающую среду, и стремятся остаться самими собой. Во всяком случае, посиделки по поводу и без повода, любовь к разговорам, о чем говорил ещё ротмистр Волин, - это всё есть. А уж внезапность… Всё началось очень благородно и очень серьёзно – Платонову надо было для каких-то рабочих нужд заверить копии паспорта в консульстве. Сказано – сделано. Взял паспорт, пошёл в консульство. И уже в «предбаннике», перед дверьми нужного отдела столкнулся со старыми знакомыми по Янтаю. Янтай – это чудесный город на Жёлтом море, на неделю-другую летом туда приехать из пыльного Пекина – райское место! Покупаешься в море, походишь по разным красивым местам… А тут Денис с Ольгой собственной персоной в Пекине. Нечасто такое бывает. Ну и нос вроде как зачесался, и не у одного Витьки. Но Дэнчик говорит: - Вечером на поезд, не получится ничего. На поезд – значит, на поезд, ничего не попишешь. Ну да пока Платонову бумажки заверяли, пока Соболевы свои бумаги писали и очередь ждали, успели и новости нехитрые друг другу пересказать, что да как. А потом Платонов – ноги в руки, и по делам: до конторы, там то одно, то другое, а о делах своих он рассказывать не любитель, ну и часу так в седьмом уже домой подъехал. Окончательно – на сегодня с делами покончено. А там Ленка, жена его, уже картошку и баранину в супчик строгает. Толкнулся было Витя помочь ей, да китайские кухни тесные, она его и шуганула, не мешайся, мол. Хорошо это у неё получалось – шугать и распоряжаться. Виктор до сих пор был в шоке, как любвеобильно Ленка смогла напеть и ему, и пятилетней Машке, что дочке лучше учиться в России. Не сказать, что с ребенком она особенно сидела – первые месяцев пять или семь, а потом почётно возложила сию обязанность на бабушку (свою маму) и няньку, слегка придурковатую, но добрую и исполнительную тётеньку по фамилии Чжан. Машка с бабушкой уехали в родное Подмосковье, с мамой и папой раз в неделю разговаривала по скайпу. Чжан была переведена «приказом по части» в уборщицы и исполнители «подай-прими-иди на фиг»… Дабы не кипеть и осуществить принцип «если хочется работать – ляг поспи…», Витя присел к ноутбуку, фильм посмотреть, выбрал «Адъютант его превосходительства». Как говорят, кому что ближе: он вечно по командировкам мотается в поездах, а там железная дорога – вроде одного из главных героев, неодушевлённых только… И как раз на том моменте, где Мирон перестрелку с Кольцовым затеял, звонок на мобилку, - оказывается, Дэнчик Соболев: - Вить, извини, что беспокою, мы сейчас на Дунчжименвае, где гостиница «Семь дней», не подскажешь? Платонов задумался. Несмотря на любовь к изящным искусствам и гуманитарное насквозь образование, объяснял он … как бы помягче выразиться… Короче, ему проще пойти и проводить человека. Тем более, что дорога до гостиницы – козья, «подпольщическая» - дворами и переулками. Посему фильм поставил на паузу, недопитое пиво убрал в холодильник, сказал Лене, что поможет Соболевым устроиться в гостинице, и придёт. Улицы Дунчжименнэй и Дунчжименвай – фактически одна большая улица, разделённая Дунчжименским мостом. Название «мост» здесь условно – под ним проходит автотрасса «Второе кольцо», а раньше примерно на этом же месте были Восточные ворота старого Пекина. Я никогда точно не запоминаю – по-моему, в Пекине шесть или семь таких колец, при этом Пятое уже проходит, если сравнивать с Москвой, в районе Люберец на юге и Пушкина на востоке. Если весьма вольно перевести названия улиц, получатся «Внутренняя улица Восточных ворот» и «Внешняя улица Восточных ворот». Большинству русских, живущих и работающих в Пекине, Дунчжименнэй известна как улица ресторанов и улица рядом с Российским посольством, негласный русский райончик в центре города. Дунчжименвай – улица сухости немецкого посольства, обилия жилых домов и небольшой толпы гостиниц… * * * Синоним к слову «любить» - «дарить». (Впрочем, есть и еще: «творить», «созидать», «терпеть») Тут и искренность, и готовность быть вместе с другим человеком, искать компромисс, заботиться о своей женщине… И в то же время – «чем легче женщину мы любим, тем больше нравимся…» * * * ( из набросков) … в кабинете сидела вполне симпатичная дама, скорее – девушка, в модных очках и зеленом докторском костюме. «Шантретка» - всплыло в мозгу слово. - Ну, рассказывайте, - она придвинула к себе карту, - Виктор Георгиевич. - Прошу прощения, не Георгиевич, а Григорьевич. А вы Ольга Анатольевна, так? - Да. - А что вы делаете сегодня вечером? Было заметно, что девушка слегка растерялась. Платонов, недолго думая, продолжил натиск: - Я пока ещё ни на чём не настаиваю, но вместе посидеть, выпить чайку-кофейку, было бы здорово. - А почему бы и нет? – спокойно сказала она. …кафе было отделано в русском стиле, даже официантки в сарафанах и кокошниках создавали какой-то вневременной или псевдоисторический уют. Ольга Анатольевна быстро согласилась перейти на «ты», отказалась от вина или коньяка – «я за рулём», с удовольствием пила кофе, называла его Витей и вполне адекватно отзывалась на Олю. Разговор был ни к чему не обязывающим, и в этом было своё очарование. На вопрос о семье Платонов коротко, дабы не трогать душевные шрамы, ответил, что разведён, но дочке помогает. Оля так же спокойно на соответствующий вопрос ответила «замужем». Наверно, с эмоциями он не особо справился, и пауза висела минуты полторы, но потом начал какую-то тему, и разговор спокойно потёк дальше. (продолжение следует...)