Стояла сырая зимняя ночь. По улице подмосковного дачного поселка, в сторону станции шел худой сутулый человек в пальто с поднятым воротником, кепке и темных очках. Этого человека звали Чарли Паркер. Он был английским шпионом. Возле коттеджа за номером 27 б, по улице Златоустов Паркер остановился и заглянул в приколоченный к забору почтовый ящик. В этом почтовом ящике был тайник или, вернее сказать, почтовый ящик и был тайником. Шеф Паркера, полковник Хопкинс оставлял там инструкции, а Паркер опускал в ящик свои рапорты. Почтовый ящик был большой точно скворечник, с тяжелой, обитой рубероидом, крышкой. Паркер сунул руку внутрь и нащупал на дне ящика капсулу. Капсула была не больше желудя и выглядела, как обыкновенный желудь. Паркер спрятал капсулу в карман пальто и закрыл ящик. За забором, в одноэтажном коттедже светилось окно. Оно было задернуто выцветшей оранжевой шторой и по шторе, как в китайском театре теней двигалась тень полковника Хопкиса. Хопкинс был в халате и с толстой сигарой в зубах. Скрестив за спиной руки, он вышагивал по комнате из угла в угол, и его тень то появлялась, то пропадала на экране окна. Подходя к станции, сквозь дряблый сырой туман глухо прогудела поздняя электричка. Паркер сунул руки в карманы и пошел прочь. У ограды соседнего, за номером 27а, коттеджа стоял коренастый невысокого роста мужичёк. В выцветших брюках галифе, в майке-алкоголичке и наброшенной на плечи телогрейке. Мужичёк курил папироску, опершись грудью о калитку и положив на нее локти. Крупное носастое лицо пролетария уродовал старый сабельный шрам. Жесткие волосы с проседью были подбриты на висках и со лба зачесаны назад. Паркер остановился. - Добрый вечер, - поздоровался он на всякий случай. Мужик здороваться не стал. Стоял, как стоял с папироской в зубах и, не мигая, глядел на Паркера. У него был пронзительный цепкий взгляд, а глаза желтые, кошачьи. Этот взгляд очень Паркеру не понравился. Он подумал, что, наверное, лучше всего этого мужика ликвидировать. Попрошу огонька, подумал Паркер, а потом отнесу труп к станции и положу на рельсы, под электричку. Все это было очень не профессионально. - Меня зовут Чарли Паркер, - представился шпион. – Я ученый - энтомолог. Приехал из Англии. Мужик перекинул папироску в угол рта и спросил: - А очки тебе на кой ляд? Изо рта пролетария торчали черные гнилые пеньки зубов. - Несколько лет назад я попал в автомобильную катастрофу, - сказал шпион. - С тех пор не могу выносить яркого света. Очень болят глаза. -Так сейчас вроде как ночь? – удивился мужик. - Фонари, - объяснил Паркер и махнул рукой вдоль улицы. -Ну-ну, - сказал мужик. На том и расстались. * * * Конспиративное жилище Паркера было в двух шагах от улицы Златоустов, на Поселковой. Там, на Поселковый был один заброшенный дачный участок. Когда-то здесь тоже стоял коттедж, но раз под Новый Год, по пьянке случился пожар. Сгорела заживо чертова тьма народа. И хозяева, и гости, и мужики, и бабы, и дети. Сгорело к черту все - и коттедж, и баня с парной. Уцелел от пламени только стоявший в стороне погреб, да забор вокруг участка. Отстраивать коттедж было некому. Пепелище и огород заросли бурьяном. Теперь сюда приходили пить местные мужички. Пили водку, пищевой спирт «Экстра» или бражку. Закусывали яблочками с яблонь и грушами, соответственно, с грушевых деревьев. Но это летом, а сейчас, зимою, здесь не бывало ни одной живой души кроме Паркера. В свое конспиративное жилище Паркер всякий раз ходил другой дорогой. Сегодняшней ночью он зашел со стороны проулка, раздвинул две доски и пролез за забор. Огляделся. Там, где был коттедж, стояли черные обгорелые столбушки. Там, где сажали картошку, из снега торчал сухой бурьян. На проплешине среди бурьяна Паркер заметил цепочку кошачьих следов. В стороне, за голым кустом сирени стояла треугольная будочка погреба. Шиферная крыша круто уходила под землю, а из земли, среди малинника торчала неприметная труба вытяжки. Все было тихо. Паркер быстро прошел по талому снегу к погребу, размотал проволочку на засове и распахнул дверь. Вошел и тут же дверь за собою прикрыл. Достал из кармана свечной огарок, зажег фитилек и, по сложенным из кирпичей, ступенькам спустился вниз. В конце лестницы была вторая дверь. Паркер толкнул ее - дверь отворилась - и он вошел, собственно, в погреб. Погреб был невелик - два метра на полтора. Здесь Паркер спал, готовил на примусе нехитрую английскую еду и писал рапорты для своего шефа. На полу стояли ящики. В одном были вялые морщинистые яблочки. Другой, пустой служил шпиону столом. Еще два, тоже пустых, стояли вдоль стены, на этих ящиках Паркер спал. Из кирпичной стены торчала пара ржавых железных костылей. На костылях лежала доска. Это была полка. На полке стояла закопченная кастрюлька с одной ручкой, Паркер подобрал ее на пепелище, и пачка овсяных хлопьев «Геркулес». Такая вот в этом подвале была обстановка. Паркер поставил свечной огарок на перевернутый кверху дном ящик и снял очки. Вытряхнул из шпионской капсулы свернутую колбаской записку. Развернул и прочитал. Вот, что там было написано: ХОПКИНС-ПАРКЕРУ ЧАРЛИ! ПОРА КОНЧАТЬ С ИНЖЕНЕРОМ. - Так, - сказал Паркер. Он сжег записку, а пепел затоптал каблуком. Потом раскочегарил примус, взял с полки кастрюльку, толкнул дверь и вылез на огород. Отошел немного в сторону и набрал в кастрюльку талого снега. Он стоял так посреди брошенного огорода с кастрюлькой в руке, раздумал о своих шпионских делах и смотрел на бумажное зимнее небо, подсвеченное огнями близкой Москвы. …в Россию Паркер приехал впервые. Сереньким утром, в первых числах декабря он сошел с пригородной электрички на пустой перрон. Поплутал немного по поселку, нашел, наконец, улицу Златоустов и коттедж за номером 27в. Толкнул калитку, поднялся на крыльцо, постучал. Дверь открылась. На пороге в халате и тапках стоял полковник Хопкинс. Паркеру доводилось работать с Хопкинсом и прежде и он не нашел, что полковник сильно изменился. То же породистое помятое лицо. Те же пронзительные голубые глаза. Плешь на макушке, животик... Полковник провел Паркера в гостиную, задернул оранжевые шторы. Из скрипучего серванта достал початую бутылку виски и стаканы, а из пузатого советского холодильника - лед. Наколол льда, побросал в стаканы и щедро залил виски. Выпили за встречу. Полковник плеснул еще вискаря и стал инструктировать Паркера: - Здесь, в подмосковном поселке Косино, на улице Ухтомского живет один человек. Самородок. Гений. Кустарь. Его зовут инженер Гаврилин. Этот человек, Чарли, изобрел одну штуку. Вернее еще не изобрел, но вот-вот изобретет. Он работал на одном московском заводе. Что-то там для нужд горнодобывающей промышленности. То ли отбойные молотки, то ли землечерпалки... Около года назад инженер Гаврилин пришел к директору завода, принес какие-то черновики и говорит - я придумал такую вот полезную штуку, для нужд горнодобывающей промышленности. Конечно пока эта только наброски, так сказать, голая идея. Но в перспективе, это черт знает что такое! Дух захватывает! Словом, не желаете ли взглянуть? А директор завода – узколобый, трусливый бюрократ отвечает ему – не занимайтесь ерундой, инженер Гаврилин. Ступайте-ка лучше на свое рабочее место и там работайте... Я немного упрощаю ситуацию, Чарли. Это для того чтобы тебе было понятнее... Тогда Гаврилин ушел с завода. Уже год, как он в одиночку, запершись в своем дачном коттедже, работает над проектом генератора Х-лучей. И, как ты, наверное, уже догадался, на том московском заводе был наш человек. Он снял копии с бумаг инженера Гаврилина и дипломатической почтой переправил их в Лондон. Но никто, понимаешь, Чарли, никто из ведущих британских ученых не смог понять принцип действия генератора Х-лучей. Только приблизительно. В самых общих чертах. Один эксперт, я с ним коротко знаком, сказал мне, что инженер Гаврилин это сумасшедший больной придурок. А его изобретение - эквилибристика на стыке наук. И я не пойду за Гаврилиным по его пути, сказал мне этот ученый, потому что боюсь вывихнуть себе мозги. Другими словами, никто кроме инженера Гаврилина в его писанине ни черта не понял. Но! - полковник Хопкинс поднял вверх свой толстый, поросший рыжими волосками указательный палец. - Есть мнение, Чарли, что в руках этого сумасшедшего больного придурка ключ к Господству Над Миром. И пусть инженер Гаврилин называет эту штуку генератором Х-лучей или плазменным буром, пусть. Но мы-то знаем, что это вовсе никакой не плазменный бур, и, ни что-нибудь такое, в подобном роде. Нет, Чарли, инженер Гаврилин изобрел Абсолютное Оружие. И вот почему мы здесь, в этом подмосковном поселке, посреди русской зимы. ...наконец, талая вода в кастрюльке закипела. Паркер взял с полки пачку «Геркулеса» и бросил в кастрюльку две пригоршни хлопьев. Овсянка кончилась. - Надо будет завтра купить, - сказал себе Паркер. Он стоял над кастрюлькой и глядел, как варится овсянка. Паркеру хотелось кушать. Он подошел к ящику, выбрал вялое маленькое яблочко, протер его рукавом и откусил половину. Яблоко было невкусное и скрипело на зубах, будто вата. Но Паркер заставлял себя их есть. Он думал, что там, в яблоках могли еще остаться какие-нибудь витамины... - Когда инженер Гаврилин закончит свою работу, его надо будет ликвидировать. А все бумаги изъять, - сказал тогда Паркеру полковник Хопкинс. Он стоял возле пришпиленной к стене карте Аргентины с сигарой и стаканом виски в руках. - Потом, Чарли, мы привезем эти бумаги в Лондон и нам дадут по медальке. А у меня, ежели желаешь знать, этих медалек хоть жопой жри. Пожалуйста, целая коробка из-под овсянки. Взгляни, Чарли - вот Крест Виктории, вот Георгия, а это Военный Крест, а вот Королевский Красный Крест Первой и Второй степеней. А это орден Подвязки, а тут Михаила и Георгия. А еще медалька За Выдающуюся Службу, а вот Балтийская медаль... Словом, этого добра у меня до черта. К чему я это говорю? А вот к чему. Ты знаешь, Чарли, я с младых ногтей служил Отечеству и Ее Величеству Королеве. Я никогда не роптал и не жаловался на судьбу. Хотя бывало нелегко. Бывало, скажем, прямо, как в аду. Помнишь Мозамбик, Чарли? Москиты, понос и партизаны с духовыми трубками... Тебе сколько лет? Тридцать? Мне пятьдесят. Еще пара лет и меня коленом под зад вышибут на пенсию. Шпионы рано стареют, Чарли. Это как в спорте. Ночами, я часто лежу без сна и думаю о том, что стану делать на пенсии. Я думаю о приюте для одиноких нищих стариков. Я ясно вижу себя. Как я сижу в продавленном кресле, в полутемной убогой комнате и держу в руках вот эту чертову коробку из-под овсянки с моими наградами. И когда я думаю об этом мне, Чарли, становиться горько и досадно. Разве это справедливо? спрашиваю я себя. А ты, Чарли, скажи, как думаешь ты? Это справедливо? Мы еще вернемся к этому разговору... ...овсянка сварилась. Паркер поставил кастрюльку на стол, потушил примус. Сел, протер носовым платком ложку. Зачерпнул из кастрюльки сопливую овсяную кашу и принялся ужинать. * * * На другой день, с утра Паркер пошел на станцию, в сельпо. Было тепло и сыро. На поселковых улочках, в снежных колеях стояла вода. Людей не было вовсе. По дороге на станцию Паркер встретил лишь одну облезлую бродячую собаку. У собаки была грустное и сосредоточенное лицо. Она какала возле автобусной остановки. ...как-то раз, с месяц тому назад Паркер выходил из сельпо и будто бы случайно ушиб дверью человека в коротком поношенном пальто и вылинявших тренировочных штанах. Он извинился и нашел в снегу очки, слетевшие у того человека с носа. - Я Чарли Паркер, - представился шпион. – Ученый-энтомолог из Англии. - Гаврилин. Инженер, - сказал тот человек, протирая грязным платком стекла очков. Разговорились. Оказалось, оба любят шахматы. Гаврилин пригласил Паркера в гости. Тот зашел. Сыграли партию, другую. Через день Паркер заглянул к Гаврилину снова. Потом стал приходить каждый день. Инженер оказался говорливым сумасшедшим, занудным и косноязычным. У него было плаксивое круглое лицо, полные губы и маленький подбородок. Голову он брил наголо – механической машинкой. Носил сильные очки в круглой металлической оправе... Стоило Гаврилину всерьез взяться за генератор Х-лучей, как от него ушла жена. Это событие, однако, не остановило инженера, скорее, напротив. Теперь никто не пилил его, никто не зудел над ухом. Гаврилин запер себя в коттедже. Он положил себе срок в один год на то чтобы закончить все расчеты. За этот год, выражаясь фигурально, инженер Гаврилин должен был выстроить первый экспериментальный генератор Х-лучей на бумаге. - Вот, скажем, плывет во льдах пароход, - говорил как-то Гаврилин, расставляя на шахматной доске фигуры. - Ну, ледокол, то есть. А лед, толстенный – вот такой! Нет, даже толще. Ну, вот… Пароход, значит, долбит своим носом этот лед и плывет. Но как плывет? Да, так себе плывет. В час по чайной ложке. Можно сказать, что и не плывет вовсе, а стоит на месте. Да этот ледокол любой пацан на велике обгонит! А теперь, представьте, мистер Паркер, что на палубе парохода установлен мой генератор Х-лучей. И вот подходит к этому генератору простой матрос, хватается за рукоять и как захуярит Х-лучом… Извините, жжет весь этот лед к чертовой матери, и пароход, то есть ледокол плывет себе дальше ну, скажем, как по Волге… Или вот, еще пример - горнодобывающая промышленность. Был я однажды на Донбассе. Ну, скажу вам, насмотрелся! Адова эта работа уголек рубать. Вот-вот. Адова. Я когда в забой спустился, мне показалось будто в средневековье попал. Да какое там средневековье – настоящий каменный век! Вагонетки грохочут, отбойные молотки стучат, угольная крошка в нос лезет, шахтеры чумазые, как обезьяны и все время что-то матом орут. У меня голова потом весь день болела... О чем это я? Ах, да. А теперь представьте, мистер Паркер, что неподалеку от шахты установлен мой генератор Х-лучей. И вот, подходит к генератору простой шахтер, хватается за рукоять и хуярит... Извините, режет Х-лучом угольный пласт на куски, как селедку ножом. И никакой тебе долбежки. Без шума и пыли, так сказать. Каково? А ведь это не предел, мистер Паркер, можно и до самой магмы дыру прожечь! А можно Луну ломтями нарезать и все к чертовой матери развалить, но это я уже лишку хватил... Что вы на это скажите, мистер Паркер? Ага! По глазам вижу, вы уже начинаете понимать всю полезность моего изобретения и его нужность, – инженер Гаврилин сделал рокировку, потом снял со своего лица очки и стал протирать их грязным платком. Он протирал стекла очков и молчал, а потом взглянул на Паркера своими бесцветными близорукими глазами и спросил. – А вы знаете, мистер Паркер, какой это нечеловеческий труд изобрести такую вот штуковину? Нет, конечно, откуда вам знать. Я и сам порой удивляюсь, как я все это... все эти вот узлы и механизмы, все внутреннее устройство за раз в своей голове удерживаю! Если бы вы только знали, мистер Паркер, сколько всего в эту машину понапихано! Всякие разные детальки, пружинки, шестеренки, линзочки, едрит их за ногу! Все эти проводки, пружинки опять же. Ну да, про пружинки я говорил уже... Штуцера, тумблера, шурупов одних не меньше полкило уйдет. А еще разные гирьки, кривошипы, шатуны, передаточные числа, тьфу! то есть, колеса. Архисложный агрегат, доложу вам. Агрегатище! Это тебе не самогонный аппарат на халтурку сварганить. Хотя и аппарат тоже надо умеючи. Иначе… Был со мной однажды такой случай. Смастерил аппарат для хороших людей, а в расчеты вкралась ошибка. То ли муфты не те поставил, то ли крантик не туда куда-то привернул, не помню уже. И все к чертовой матери разнесло! Четверых человек покалечило насмерть. Троих мужиков и одну бабу. А баба эта была беременная, уже на седьмом месяце. Знаете, мистер Паркер, мне с тех пор по ночам кошмары сняться! Новорожденный ребеночек из кровавой лохани ко мне ручки тянет! Жуткая жуть! Просыпаюсь среди ночи от собственного крика! А бывает и не раз за ночь! Как я умом еще не тронулся, не знаю… Так... А мы сюда... Вам шах, мистер Паркер! И, собственно говоря, мат... - Мне селедки, - сказала тощая баба, в калошах, плаще и косынке. Дверь грохнула и в магазинчик вошли два монтажника в синих телогрейках и кирзовых сапогах. Монтажники подошли к прилавку и встали у Паркера за спиной. Продавщица, толстая розовощекая тетка с рыжими кудряшками стояла возле бочки с селедкой и долго в нее смотрела. Потом сделав гадливое лицо, она сунула руку в бочку и ухватила селедку за хвост. С селедкой в руке продавщица вернулась к прилавку и шмякнула ее на чашку весов. - Мужик, ты за кого болеешь? За «Локомотив» или за «Крылья Советов»? - спросил у Паркера первый монтажник. Паркер сделал вид, что о чем-то задумался и ничего не слышит. Тощая баба сунула завернутую в бумагу селедку себе в авоську. - Мне крысиного яду и пачку «Геркулеса», - попросил Паркер и положил на блюдце хрустящую двадцатипятирублевую купюру. - Мелочь посмотрите, гражданин. У меня сдачи нету. Паркер стал искать по карманам мелочь. - Мужик, а мужик, дай чирик похмелиться, - попросил Паркера первый монтажник, - в среду верну, зуб даю. Паркер ничего ему на это не ответил. Выгреб из карманов мелочь, расплатился, взял с прилавка крысиный яд и пачку «Геркулеса» и вышел из магазинчика. Монтажники купили в складчину бутылку пищевого спирта «Экстра» и вышли следом. - Ну, ты, пидор очкастый, ты, что за уродов нас держишь? – спросил у Паркера первый монтажник. - Погоди, Паша, может товарищ не понял, - сказал второй монтажник. - Дай-ка я попробую. Мужик у тебя закурить не будет? - Я не курю, - ответил Паркер. - Ну, все, бля, сам напросился, - сказал первый монтажник и стал закатывать рукава телогрейки. Паркер оглянулся по сторонам. По снегу возле урны прыгал толстый глупый голубь и долбил носом шелуху от семечек. Туда-сюда по пустому перрону раскатывал на своей тележке безногий инвалид. За путями, за голыми кронами деревьев поднимались в бумажное небо безликие высотки из стекла и бетона. Там было Жулебино. Паркер в совершенстве владел Джиу-Джицу - искусством рукопашного боя без оружия. Только жалко было бросать пачку с овсянкой в снег. Но делать нечего. Паркер кинул пачку «Геркулеса» в сырой сугроб и встал в стойку. Первый монтажник, тот, кого по всей видимости звали Паша, уже шел на него набычив морду и сжав короткопалые руки в кулаки. А второй монтажник обежал Паркера сбоку, выдернул из сугроба большую фанерную лопату и этой лопатой хуякнул шпиона по затылку. У Паркера потемнело в глазах. Он упал. * * * ПАРКЕР-ХОПКИНСУ ИЗВИНИТЕ, ШЕФ, СЕГОДНЯ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ. Я ЛИКВИДИРУЮ ГАВРИЛИНА ЗАВТРА И ВСЕ БУМАГИ ПОЛОЖУ В ТАЙНИК, КАК МЫ УСЛОВИЛИСЬ. ШЕФ! ОСТАВЬТЕ В ТАЙНИКЕ ПАРУ БУТЫЛОК ПИВА. ПОСЛЕ ЛИКВИДАЦИИ ОБЪЕКТА СО МНОЙ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ НЕРВНЫЙ СРЫВ. ДЕЛО В ТОМ, ЧТО В ХОДЕ ОПЕРАЦИИ Я СБЛИЗИЛСЯ С ОБЪЕКТОМ И, КАК ГОВОРЯТ РУССКИЕ, «ПРИКИПЕЛ ДУШОЙ». Я ЗНАЮ, ЭТО НЕПРОФЕССИОНАЛЬНО, НО ТЕПЕРЬ НИЧЕГО УЖЕ НЕ ПОДЕЛАЕШЬ. ОСТАЮСЬ ИСКРЕННЕ ВАШ, ЧАРЛИ ПАРКЕР -Shit! – выругался Хопкинс. Он сжег записку в пепельнице. Потом достал из скрипучего серванта початую бутылку виски, а из пузатого советского холодильника – лед. Наколол льда, бросил в стакан и щедро залил виски. Уперся взглядом в карту Аргентины и отхлебнул из стакана. - Shit, - повторил полковник. Тем временем Паркер лежал в подвале, на ящиках, завернувшись в пальто. Он лежал на спине с закрытыми глазами и ни о чем не думал. Его немного подташнивало, и болела голова. Потом Паркеру стало скучно так лежать. Он поднялся, вышел из подвала и сел возле двери на корточки. Смеркалось. Пахло талым снегом. За забором по Поселковой улице проехал автобус, точно аквариум на колесах, залитый под завязку желтеньким электрическим светом. И вдруг Паркеру чертовски захотелось курить, хотя никогда раньше он не курил. Паркер подумал даже пойти на станцию и купить в киоске папирос. И тут он вспомнил про двух монтажников. А хорошо бы их ликвидировать, этих монтажников, подумалось Паркеру, вот кого бы я с удовольствием ликвидировал! И пускай это будет не профессионально! * * * - Черные или белые? – спросил Гаврилин. – В какой руке? Инженер стоял возле стола с шахматной доской, вытянув перед собой руки с зажатыми кулаками, и улыбался Паркеру глуповатой лукавой улыбкой. На его подбородке были две подсохшие ранки от бритья. В круглых стеклах его очков отражался еще один пасмурный зимний день. Сколько их было, этих дней, подумал Паркер. Он попытался вспомнить, сосчитать. Бледные и прозрачные эти дни накладывались друг на друга, как слайды. И всегда Гаврилин стоял возле стола с шахматной доской, вытянув перед собой руки с зажатыми кулаками. И всегда улыбался этой своей глупой улыбкой, и всегда на примусе булькала кастрюлька с гороховым супом, а над кульманом горела лампа, и ее желтенький электрический свет мешался с серым светом пасмурного зимнего дня. И за стеклянными стенами терраски был огород в клочьях грязного снега, покосившаяся будка сортира с распахнутой дверью, кривые вишневые деревца возле забора, а за забором, за мешаниной голых веток – соседский коттедж и в его слепом окне всегда сидела живая кошка, белая с черными пятнами, похожая на неживую фарфоровую кошку-копилку. - Вот в этой, - выбрал Паркер. Гаврилин разжал кулак - на ладони лежала черная пешка. -Черные, - объявил Гаврилин, ухмыляясь во все лицо. А чтобы Паркер не подумал, что он мухлюет, инженер показал шпиону другую пешку, белую. Потом Гаврилин вернул пешки в строй и, потирая руки, уселся за стол. - Белые начинают и выигрывают, - сказал инженер. - Это мы еще поглядим, мистер Гаврилин, - ответил Паркер. - Поглядим, поглядим, - согласился Гаврилин и двинул вперед королевскую белую пешку. А Паркер ей на встречу двинул свою, черную. - Отчего вчера не приходили играть? – спросил инженер. - Голова сильно болела, - ответил шпион. - А я вас ждал. Чертовски, знаете ли, хотелось сыграть партеечку. Переключить мозги. Ну, да, ладно. Хорошо, что сегодня пришли, а то я бы уехал и мы с вами не попрощались. -А вы, что же, уезжаете? – спросил Паркер. Но тут из кастрюльки с супом полезла какая-то желтая пена. Примус сердито зашипел. - Ах, ты, блядюга! – закричал инженер Гаврилин, вскакивая из-за стола. Он метнулся к примусу, ухватил где-то тряпку, снял с огня кастрюльку и принялся дуть на суп, как на молоко. - Я завтра утром уезжаю, - сказал Гаврилин. - Еду в Москву, в Академию Наук. Закончена адова работа, мистер Паркер. Осталось только сложить бумаги в папку и завязать тесемки. Тут вот, дело всей моей жизни, - и он показал рукой на толстую стопку бумаг, лежавшую с краю стола. Паркер скосил глаза и прочитал на первом верхнем листе: ПЛАЗМЕННЫЙ БУР (проект) автор: инженер Гаврилин Инженер поколдовал над примусом, опять поставил кастрюльку на огонь и вернулся к столу. - Ну-тес, что у нас тут? – спросил он сам себя, оглядывая доску. – А вы, батенька, однако зевнули. Это же детский мат! Так вот и так. Новую партию оба начали вполне традиционно. Разменяли пару пешек. Вывели на поле коней и слонов. Сделали рокировку. А потом Паркер взял да и двинул своего ферзя через всю доску, Гаврилину в тыл. - Я же его съем, - сказал инженер. - Кушайте на здоровье, - ответил Паркер. - Вы жертвуете ферзя, - Гаврилин взглянул на шпиона с уважением. - Любопытно, любопытно. Только вот какой в этом резон? Секундочку. А ежели так... Паркер хрустнул пальцами и поднялся. Обошел стол, взглянул на доску из-за плеча Гаврилина и отошел к окну. За окном была оттепель, огород в клочьях грязного снега, будка сортира с распахнутой дверью. Паркер оглянулся на Гаврилина. Тот сидел, уткнувшись носом в шахматную доску, и шевелил губами. Тогда шпион достал из кармана пакетик с крысиным ядом, надорвал уголок и высыпал яд в кастрюльку с супом. Он вернулся к столу. - А я все знаю, - сказал инженер и погрозил шпиону пальцем. Это провал. Коттедж наверняка окружен. Мне отсюда не уйти – эти мысли, как пули просвистели у Паркера в голове. - Я знаю, что вы задумали, мистер Паркер, и ферзя вашего кушать не стану, - объявил Гаврилин, лукаво глядя на Паркера. Паркер выдохнул, вытер испарину со лба и сказал, - Дело ваше, коли не хотите - не кушайте. - И не стану, - сказал Гаврилин. – Ишь, Касабланка какой нашелся! Расшвырялся, понимаете ли, ферзями! Какое-то время они молча двигали фигуры. Гаврилин теснил шпиона, и Паркер, предвидя близкий разгром, стал подолгу задумываться над ходами. Один раз подняв глаза от доски он увидал, что Гаврилин протирает очки грязным платком, а в глазах у него стоят слезы. - Знаете, мистер Паркер, - инженер шмыгнул носом, – а ведь я на них совсем не обижаюсь. То, что на заводе меня тогда не поняли. То, что на смех подняли. Нет. Мне, если хотите знать, это нисколечко не обидно. А вот то, что Зинаида от меня ушла, вот это, блядь, мне очень обидно! Это уважаемый мистер Паркер мне обидно прямо до слез. Узнал бы к кому ушла, убил бы, суку! И его бы, падлу, убил! И себя потом тоже убил бы. Непременно бы убил. Да! Раз уж такая канитель пошла. На проводе бы повесился или не знаю, под поезд лег или еще как. Словом, придумал бы что-нибудь... Ну, да, ладно. Не нужно мне попусту заводится. Мне теперь себя беречь надо… Чей ход? Мой? Секундочку... Тогда так. Вам шах и мат, мистер Паркер. Мне почему-то кажется, что сегодня вы не можете сосредоточиться на игре. …Паркер вышел из коттеджа, сел на крыльцо и закрыл лицо руками. Он слышал, как за тонкой дверью Гаврилин гремит половником, слышал, как скрипнул стул, когда инженер сел обедать, слышал, как застучала о тарелку алюминиевая ложка. Тогда он достал из кармана часы и засек время. Ложка стучала все реже и реже. Потом он услышал, как инженер Гаврилин отодвинул от себя тарелку и рыгнул... ...все было кончено, но Паркер сидел на крыльце и напряженно вслушивался в тишину еще пару минут. Потом он поднялся, толкнул дверь и вошел на терраску. Гаврилин лежал на полу, подтянув ноги к животу и обняв коленки руками. В вылинявших тренировочных штанах и рубашке в мелкую клетку. Подбородок Гаврилина был облеплен пеной, будто он намылил морду, чтобы побриться, а после упал на пол и помер. Стул был отброшен в угол, стол опрокинут. Шахматные фигуры рассыпаны по полу. Бумаги инженера Гаврилина белым ворохом лежали возле стены. Паркер склонился над инженером, нащупал пальцами артерию на шее. Пульса не было. Шпион перешагнул через труп и подобрал с пола бумаги. Заглянул на всякий случай под диван. Там лежала папка. Паркер сложил бумаги в папку и завязал тесемки. Еще раз оглядел терраску и с папкой под мышкой вышел на улицу. С Ухтомской он свернул во дворики, поплутал немного и вышел на улицу Златоустов. Проходя мимо коттеджа за номером 27 в, заглянул в почтовый ящик. Там, в ящике, его дожидались две бутылки жигулевского пива. Паркер распихал бутылки по карманам, как гранаты и пошел себе дальше. Уже смеркалось. На перекрестке, возле мусорных контейнеров он остановился, вытащил из кармана бутылки и открыл одну об другую. Выпив за раз полбутылки холодного пива, он стоял и глядел на фонарь. Что-то было не так... Паркер допил пиво и расхуячил пустую бутылку о мусорный контейнер. Из контейнера выпрыгнуло два облезлых кота... Он о чем-то забыл... Паркер оглянулся - кругом ни души. Горели фонари на покосившихся столбах. В снежной каше, в колеях, стояла черная талая вода. Тут Паркер заметил, что по-прежнему держит подмышкой папку с бумагами инженера Гаврилина. Он выматерился сквозь зубы и пошел назад, на улицу Златоустов. Там было темно, фонарь возле коттеджа шефа раскокала поселковая шпана. Паркер шел вдоль забора пока не увидел намалеванную белой краской цифру 27. Рядом висел почтовый ящик. Паркер открыл его, запихнул папку внутрь и пошел прочь. На ходу он вытащил из кармана другую бутылку, сорвал зубами крышку, выпил. Его шатало. Он ничего не ел весь день, не считая овсянки на завтрак... ...дворики были черные, пустые и гулкие, как бочки. С крыш капало. Улицы, точно шахты, уходили куда-то вниз, под землю, в кромешную талую тьму. А в этой тьме лежала пара кривых турецких сабель и острия их клинков пропадали за горизонтом. Потом из-за горизонта выкатилась электрическая звезда, окруженная проволокой лучей. Паркер стоял на насыпи, в мокром снегу, обняв какой-то железнодорожный знак. Его колбасило. Прищуря от нестерпимого света глаза, он смотрел на катящуюся к нему звезду. Она была все ближе, но вдруг съехала в сторону, и громыхающий товарный состав прошел мимо, по другому пути. - И почему мне так хуево? – спросил себя Паркер. И тут он вспомнил, как сидел на крыльце, закрыв лицо руками, и через тонкую дверь слышал, как хрипит и сучит ногами инженер Гаврилин. Как падают сбитые стулья, и, как Гаврилин плюется сквозь хрип жалкими матерными словами... Паркер побрел куда-то вдоль железнодорожных путей, на ходу отмахиваясь от этого крика руками. Потом его долго рвало пивом и желудочной желчью. - Вот только не надо мне пиздить! – кричал Паркер, проблевавшись. - Да, инженер Гаврилин был хорошим дядькой, а я отравил его крысиным ядом. Я и раньше убивал людей. Да я столько народу поубивал - всех и не сосчитаешь! Да, верно, попадались редкостные экземпляры, сволочи, сукины дети, педрилы. Но, но все же, нет! Бывало, приходилось убивать и приличных людей. И я всегда знал, что делаю это во славу Ее Величества Королевы и Отечества. Так в чем же тогда дело, дружище? Что в этот раз-то не так? Паркер запихнул в рот пригоршню снега, чтобы избавиться от вкуса блевотины и принялся его жевать. - Как же мне все настоебенило, - признался он самому себе. - Я же совсем не хочу возвращаться в Лондон и мне решительно по хуям, кто выиграет войну… А что же я хочу?... Я хочу… Хочу сидеть на той терраске и играть в шахматы с инженером Гаврилиным. * * * ХОПКИНС-ПАРКЕРУ ЕСТЬ РАЗГОВОР, ЧАРЛИ * * * - Нам надо поговорить, Чарли, - сказал полковник Хопкинс, пристального глядя Паркеру в глаза. Паркер сидел в старом продавленном кресле с лоснящейся обивкой. Его руки были привязаны к подлокотникам толстой бельевой веревкой. - Мне кажется, Чарли, ты не понимаешь, в какой непростой ситуации мы с тобой оказались, - сказал Хопкинс мягко. - Вовсе нет, сэр, - ответил Паркер. – Мы в тылу у русских и приходиться каждую минуту быть на чеку. Хопкинс улыбнулся Паркеру одними губами и стряхнул пепел с сигары. - Чарли, сынок, - сказал полковник ласково. – Ну, скажи, зачем тебе эти бумаги? - Не знаю, - Паркер пожал плечами. - А что за бумаги, сэр? - Те самые, Чарли. Бумаги инженера Гаврилина, - терпеливо объяснил ему Хопкинс. - Они же у тебя? Так? - Нет, сэр. - Нет? Разве эти бумаги не у тебя? - Нет, не у меня. - Тогда где же они, Чарли? - Я положил их в тайник, сэр. - В тайник? – участливо переспросил Хопкинс. - Да, сэр. - В какой тайник, Чарли? - В почтовый ящик, сэр. - Значит, в почтовый ящик? - Да, сэр, в почтовый ящик. Хопкинс по-птичьи склонил голову на бок и поглядел на Паркера с укоризной. Паркер смутился. - Если бы ты только знал, Чарли, как я устал, - очень прочувствованно сказал Хопкинс. Он поднялся, табурет отодвинул в сторону. Сигару положил в пепельницу, а пепельницу поставил на холодильник. Достал из скрипучего серванта боксерские перчатки и, помогая себе зубами, натянул перчатки на руки. - Ничего личного, Чарли. Это моя работа. - Да, сэр. Я понимаю. - Значит, бумаги инженера Гаврилина ты положил в тайник? - Да, сэр. - Если бы ты только знал, Чарли, как я устал, - повторил Хопкинс. Прикрывая перчатками лицо Хопкинс попрыгал немного вокруг кресла и вдруг со всего маха стукнул Паркеру в челюсть. Паркер вместе с креслом грохнулся на пол. -Yes! – крикнул полковник. Он попрыгал еще немного, потом побросал перчатки в угол, сунул в зубы сигару и склонился над Паркером. - Итак, продолжим, - сказал Хопкинс бодро, - где бумаги инженера Гаврилина? - Я положил их в тайник, сэр. Хопкинс ухватил кресло за спинку и рывком поставил на ножки. Придвинул табурет, и крякнув уселся. - Послушай, Чарли, - сказал Хопкинс, дымя сигарой ему в лицо. – Я устал от твоего вранья. Не было в тайнике никаких бумаг инженера Гаврилина. Я всю ночь бегал к почтовому ящику, я буквально жопу себе отморозил, как говорят эти русские. - Не понимаю, сэр. Я положил папку с бумагами в ящик. Хопкинс хлопнул себя ладонями по коленям, поднялся и стал ходить вокруг кресла. - Помнишь Мозамбик, Чарли? - спросил полковник. - Помнишь этот ад? Москиты, понос и партизаны с духовыми трубками. Бывает, поставишь возле палатки на ночь капкан, а утром, глядь! - попался негритос. Начинаешь задавать ему разные нужные вопросы, а эта скотина молчит. Может, конечно, он по-английски не понимает, а может, скрывает что-нибудь. Спрашивается, как развязать негритосу язык? - полковник остановился и нацелил на Паркера свой толстенький, поросший рыжими волосами указательный палец. Сейчас Хопкинс был очень похож на профессора, читающего студентам лекцию. – Помнишь, Чарли, как в таких случаях поступал я? В Мозамбике, Чарли, у меня под рукой всегда был вот такой, самый обыкновенный электрический паяльник. – Хопкинс открыл скрипучую дверцу серванта, достал паяльник и показал его Паркеру. Потом полковник наклонился к шпиону и шепотом спросил: - Ну же, сынок, где они? - Не знаю, сэр, я положил папку с бумагами в почтовый ящик. - Ну, что ты будешь делать! - в сердцах воскликнул Хопкинс. Паркеру показалось, что полковник сейчас заплачет, такое скорбное у него сделалось лицо. - Думаешь, мне неймется взять да и засунуть своему боевому товарищу паяльник в жопу? – спросил Хопкинс. – Нет, Чарли, это не так! Ведь если бы не эта сволочная работа у меня мог быть сынок твоих примерно годков. Чарли, мой мальчик! Знаешь, как бы я хотел чтобы все сложилось по- другому? И чтобы мне не пришлось стоять перед тобой с этим чертовым пальникам в руках? Мне сейчас очень паскудно на душе, Чарли. Не лежит у меня к этому делу душа... Кстати, ты не помнишь, надо сперва включить паяльник, а после засунуть или сначала засунуть, а уже потом включить? - Нет, сэр, не помню. Сколько лет прошло. - И я не помню, - задумчиво сказал Хопкинс. – Ладно, разберемся... А может, так скажешь, Чарли? - Я положил папку в тайник, сэр. - Эх, Чарли, сынок - вздохнул полковник. – Зачем ты так со мной поступаешь? С паяльником в руках он обошел кресло и встал за спинкой. В комнате повисла гнетущая тишина. Паркер слышал, как Хопкинс вполголоса разговаривает сам с собой. - И розетка, как на зло далеко, и удлинителя у меня нет... Сейчас, Чарли. Подожди минутку... И тут оконное стекло со звоном разлетелось на осколки. Что-то тяжелое громыхнуло об пол, подпрыгнуло и покатились по половицам. Хопкинс выхватил из кармана халата маленький черный пистолетик и прижался к стене, возле окна. - Что там? Газовая граната? – спросил полковник. - Нет, сэр, - ответил Паркер, – это булыжник, а к нему бечевкой привязана записка. Хопкинс откинул штору с окна и осторожно выглянул на улицу. - Никого, - сказал он шепотом и обернулся к Паркеру. - Какой еще булыжник? - Он здесь, сэр. Полковник спрятал пистолетик в карман, подошел и поднял булыжник с пола. Отвязал записку, развернул и прочитал. - Скажи, Чарли, ты случайно не знаешь некого Николая Крючкова? – спросил полковник и сунул под нос Паркеру эту записку. Вот, что там было написано: БУМАГИ ИНЖЕНЕРА ГАВРИЛИНА У МЕНЯ. ТОРГ УМЕСТЕН. ОСТАВЬ СЕБЕ ВОНЮЧИЕ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКИЕ ДЕНЬГИ, ПРОПИТАННЫЕ КРОВЬЮ БЕДНЯКОВ. Я СТРАСТНЫЙ НУМИЗМАТ И ИМЕЮ ИНТЕРЕС ДО ОРДЕНОВ И МЕДАЛЕЙ. ОТВЕТ БРОСАЙ В ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК. ЖДУ ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА, А ПОТОМ ЗВОНЮ В СМЕРШ. ТВОЙ СОСЕД, НИКОЛАЙ КРЮЧКОВ В голове у Паркера что-то щелкнуло. Он вспомнил, как стоял на перекрестке и пил пиво. Папка тогда была у него. Паркер забыл положить ее в тайник. Вот он идет назад, на улицу Златоустов. Там темно. Поселковая шпана раскокала лампочку в фонаре... Он идет вдоль забора пока не видит намалеванную белой краской цифру 27. Рядом на заборе висит почтовый ящик. Паркер открывает крышку и кладет папку с бумагами инженера Гаврилина в этот ящик... - На улице было темно, - сказал Паркер, – и я спутал почтовые ящики. Николай Крючков живет по адресу улица Златоустов 27 а. Он ваш сосед, сэр. * * * - Маузера я с собой брать не стал, - сказал Коля Крючков с порога. – Шума от него много и рикошет бывает. А ежели надо будет, я вас, буржуев, вот этими вот голыми руками передушу. Это был коренастый невысокого роста мужичек. У него были желтые кошачьи глаза и старый сабельный шрам через все лицо. Паркер узнал его. Как-то раз, ночью он встретил Крючкова на улице Златоустов. - Слышишь, ты, рыжий? – спросил Крючков полковника Хопкинса. – Understand? - Да, мистер Крючков, я вас понимаю, - кивнул Хопкинс. - А ты энтомолог хренов понял, что я сказал? - Yes of course, - ответил Паркер. - Проходите мистер Крючков. Мы честные шпионы, мы вас не обманем, - сказал Хопкинс. - А ты меня попробуй, обмани! - сказал Крючков и погрозил Хопкинсу кулаком. - Я красный кавалерист и моя юность прошла на полях гражданской войны. А мой сын в СМЕРШе работает. Да стоит мне только свистнуть – как к тебе под окна прикатит черный «воронок» и грузовик со спецназом. Он бросил на пол недокуренную папиросу, затушил ее каблуком, отхаркался и прошел в комнату. - Ну, буржуины, где ваши побрякушки? – спросил Крючков грозно. - Вот, взгляните. Полковник взял коробку из-под овсянки и вытряхнул из этой коробки на стол свои боевые шпионские награды – Кресты Виктории, Георгия, Королевский Красный Крест Первой и Второй степеней, Военный Крест, и еще Орден Подвязки, орден Михаила и Георгия, Балтийскую медаль, Медаль За Выдающуюся Службу и так далее. - Ебать мой хуй, - сказал Крючков, глядя на рассыпанные на столешнице награды. Он достал из кармана галифе пачку «Беломора» и закурил. - Эту вот медальку я получил за миссию в Мозамбике, - начал Хопкинс. - Как сейчас помню… - Будь так любезен, закрой хлебало, - вежливо попросил его Крючков. Он нервно курил, гладил ордена и кресты своими заскорузлыми пальцами с бурыми от никотина ногтями и ласково ругался матом. Его кошачьи глаза желто светились, будто в каждом горело по маленькому примусу. Потом он бережно сложил ордена и медали назад, в коробку из-под овсянки, прижал коробку к груди, взглянул на полковника и облизнулся. - По рукам? – спросил Хопкинс. Крючков потушил глаза и спросил хрипло: - И это всё? Полковник Хопкинс сделал удивленное, непонимающее и одновременно обиженное лицо и ничего Крючкову не ответил. А Крючков выразительно посмотрел ему в глаза и сказал: - Так-то, буржуи, вы цените совесть советского человека? За несколько медалек меня с потрохами купить хотите? Не выйдет! Что же вы, ироды, инженера Гаврилина загубили, хорошего человека, пускай и не пьющего! А теперь этими вот побрякушками откупиться хотите?! Полковник Хопкинс внимательно выслушал эту гневную обличительную тираду Николая Крючкова. - Жаль, что мы не нашли с вами общего языка, мистер Крючков, - сказал полковник. – В таком случае, как говорят у вас в России, каждый остается при своих. А теперь прошу вас, отдайте мне коробку из-под овсянки с моими боевыми наградами. Эти кресты и ордена, мистер Крючков, я заслужил потом и кровью. Коля Крючков вытаращил глаза и затравленно оглянулся. - А-а-а!!! – истошным голосом закричал вдруг кавалерист. - На! Подавись империалистическая гнида! Он вытащил из-за пазухи папку и бросил ее полковнику Хопкинсу. Хопкинс поймал папку и развязал тесемки. - Посмотрите, Паркер. Паркер посмотрел. - Да, это бумаги инженера Гаврилина, - сказал он и отошел к окну. - Сигару? – полковник Хопкинс сунул под нос Крючкову ящичек с сигарами. Крючков протянул руку и неуверенно взял сигару из ящичка. Хопкинс тоже выбрал себе сигару, отрезал маленькой гильотинкой кончик и прикурил от массивной, инкрустированной серебром, зажигалки. - А вы умеете делать свой бизнес, мистер Крючков, - сказал Хопкинс, дымя сигарой ему в лицо. - Я уважаю людей, которые умеют делать свой бизнес. Крючков закашлялся и отшвырнул свою сигару в сторону. - Прочь с дороги, шпионская морда - сказал он Хопкинсу. - Приятно было иметь с вами дело, - сказал полковник, – прощайте, мистер Крючков. И тут сигара, которую курил Хопкинс выстрелила. Это была специальная шпионская сигара. Из сигары Хопкинса вылетела маленькая пулька и попала Николаю Крючкову в переносицу. Кавалерист захрипел и повалился на пол. Хопкинс отбросил разлохмаченную сигару в сторону, сел на корточки и попытался отобрать у мертвеца коробку с наградами. Но и мертвый Крючков крепко прижимал коробку к груди. - Большевистская свинья! – закричал в раздражении полковник Хопкинс. - Отдай мои боевые награды! Да помоги же мне, Чарли! А Паркер стоял возле окна и глядел на улицу в щелку между оранжевыми шторами. На улице была оттепель, серый пасмурный свет лился с неба, снег таял и сырыми ломтями валился с крыш… * * * Он вспомнил, как проснулся однажды ночью от гула электрички, вышел отлить и увидел это красноватое тусклое небо. С улицы, сквозь голые мокрые ветки светил фонарь. С крыш капало. Сырой воздух пах оттепелью. Пах тоской. Пах древесной гнилью, оттаявшей землей и собачьими какашками. И Паркеру захотелось идти куда-нибудь по этим улочкам в клочьях дряблого тумана, по черным талым ручьям в ледяной корке... В ларьке на станции он купил водки, спрятал бутылку в карман пальто и ходил по поселку всю ночь. Он пил водку из горлышка и закусывал вялыми яблоками, которые на вкус были, как вата. Паркер пришел на железнодорожный мост и долго смотрел на пустые пути. Электрички уже или еще не ходили и лишь изредка по путям громыхали товарняки и поезда дальнего следования… Оттепель. Если бы я был музыкантом я бы, наверное, смог это сыграть, ну скажем, на саксофоне, подумал Паркер. Да, пожалуй, на саксофоне. Но я не музыкант, я шпион. -Тони, - сказал он полковнику. - Я не стану возвращаться в Лондон. И я не поеду с тобой в Аргентину. Я остаюсь здесь. - Какая еще на хуй Аргентина? – Хопкинс подпрыгнул, точно его за задницу укусила большая и злая собака. – С чего ты взял? Я же ни слова... Ах, да, эта карта! – и досадливо перекосив лицо, полковник скользнул взглядом по пришпиленной к стене карте Аргентины. - Я поступил неосторожно, когда повесил ее в гостиной. Конечно, ты мог догадаться... Да, мой мальчик, мы едем в Аргентину. И сейчас я объясняю тебе почему. С младых ногтей, Чарли, не жалея живота своего, я служил Отечеству и Ее Величеству Королеве. И что же я получил в награду за верную службу?... Так, про приют для нищих стариков я тебе уже говорил. Сильный аргумент, не так ли? Чарли, мой мальчик, я не хочу стоять в стороне и смотреть, как большие дяди делят пирог. Теперь я сам хочу кусок пирога. И пока у меня в руках вот эта папка большие дяди будут со мной считаться. Дорога предстоит неблизкая, и твоя помощь будет весьма кстати. А в Аргентине у меня надежные связи. Все схвачено, Чарли... - Я никуда не еду, Тони. Я остаюсь. - Брось, Чарли! Да, я едва не запихнул тебе паяльник в жопу. Но на моем месте ты поступил бы так же. В этой игре слишком высокие ставки. - Дело не в этом, Тони. Дело во мне. - Понимаю, Чарли, - сказал полковник Хопкинс. – У тебя нервный срыв. Да, такое случается даже с нами, с профессионалами. Кстати, один мой хороший знакомый, немецкий врач лечит нервные расстройства электрошоком. Результаты просто поразительные... - Нет, Тони, это не нервный срыв. Я знаю, что такое нервный срыв. Я тоже был в Мозамбике. Мне пиздец, Тони. - Как?- переспросил полковник Хопкинс. - Pizdec? - Да, Тони, пиздец. Мне пиздец. Понимаешь? Я сломался. - Ты хочешь остаться? Ты это серьезно, Чарли? - Я буду работать. Раньше я делал бомбы с часовым механизмом. Думаю, я смогу стать неплохим часовщиком. - Чарли, ты охуел, - сказал полковник Хопкинс. - Знаешь, как это кончится? Ты будешь сидеть в подвале и починять чужие часы, когда придут ОНИ. Двое мужчин в одинаковых серых плащах и шляпах. У обоих будут невыразительные, ничем ни примечательные и не запоминающиеся лица. Ты выйдешь вместе с ними на улицу и сядешь в «воронок». И никто тебя больше не увидит. Тебя расстреляют, как шпиона. Вот чем кончится твой роман с Россией, твоя идиотская идиллия. - Да, Тони, я знаю. - Тебя, как видно, не переубедить. Полковник Хопкинс побрился, спрятал папку с бумагами инженера Гаврилина в чемодан и надел пальто. Бросил на комнату прощальный взгляд. - Ну, и черт с ним! Пускай этот русский мужик лежит здесь, - сказал полковник, несильно пиная ногой труп Николая Крючкова. – А тебя, Чарли, по законам жанра я должен пристрелить. Только я этого делать не буду. Ты, похоже, совсем слетел с катушек и опасности для меня не представляешь. Прощай, Чарли. - Прощай, Тони, - улыбнулся Паркер. Полковник Хопкинс взялся уже за ручку двери, но вернулся, подошел к Паркеру и заглянул ему в глаза. - Я такие глаза видел только у камикадзе и, разве что, у этих чёртовых русских, - сказал полковник, буравя его взглядом. - Когда ты заразился? Откуда у тебя в глазах их вековечная ебанутая тоска? Впрочем, не мое это собачье дело. Прощай. * * * Полковник Хопкинс быстрым шагом прошел к началу перрона, остановился возле плаката и стал ждать электричку. На плакате была нарисована глупая девушка, перебегающая железнодорожные пути. За ее спиной застыл страшный черный локомотив с горящими круглыми глазами. По нижнему краю плаката, под сверкающими рельсами шла надпись крупными буквами: ЧТО ТЕБЕ ДОРОЖЕ, ЖИЗНЬ ИЛИ ПЯТЬ МИНУТ? Возле этого плаката полковник Хопкинс простоял, наверное, с полчаса. Стало темнеть, а электрички все не было. Потом на перроне появился какой-то шкет со шмарой. Они прошлись туда, обратно и, наконец, остановились возле полковника. Пацан был щуплый, с голодным волчьим лицом и в кепочке. А его шмара, напротив, оказалась дородной толстой девкой ростом с полковника Хопкинса. Ее поросячья круглая рожа была старательно перемазана помадой и румянами. Шкет и шмара стояли и грызли семечки из газетного кулечка. Потом шкет сказал, - А, ну, их на хуй, сама грызи! – и, обернувшись к полковнику, спросил. - - Что, гражданин, электричку ждете? - Да, жду, - холодно ответил ему полковник. - А зря ждете, - сказал шкет, – не будет сегодня электричек. Они все, тю-тю, прошли уже. Теперь только завтра с утра. - Ничего я подожду, - сказал полковник. Помолчали немного. - Видишь, девка стоит? – спросил шкет, – Катькой зовут. Хочешь с Катькой по-быстрому под перроном перепихнуться? Всего за треху, мужик? Полковник Хопкинс ничего ему не ответил, только взял на всякий случай чемодан в руку. - Мужик, а мужик! – не отставал пацан. - А хочешь карты порнушные позыркать? Классные карты! За полтинник пачку отдам. Полковник отошел к краю перрона и стал смотреть в темноту над путями. А шкет вдруг подскочил к шамре и дал ей хорошего пинка под зад. - А, ну, пошла отседова, проститутка! - прикрикнул на нее шкет. Получив поджопник Катька нисколько не изменилась в лице и, лузгая семечки, поплыла по перрону прочь. Шкет опять подошел к полковнику. - Ладно, мужик, дай хоть гривенник, и я у тебя сам отсосу! – предложил он Хопкинсу. - Fuck you! - грубо ответил полковник Хопкинс и сопроводил эту короткую, но емкую английскую фразу жестом. Шкет по-волчьи оскалился. - А вот за это, мужик, ты ответишь! – сказал он и пырнул полковника финкой в живот. Полковник Хопкинс, охнул, выронил чемодан и ухватился руками за горячую прореху в пальто. Согнувшись, он сделал шаг назад и полетел вниз с перрона. Шкет сноровисто отомкнул финкой замки и открыл чемодан. Расшвырял по перрону теплое белье и носки полковника. Нашел на дне папку, развязал тесемки. - А где деньги, мужик? – крикнул он, лежавшему на путях Хопкинсу, бросил с перрона папку и ушел. Полковнику Хопкинсу было очень больно. Он лежал, скрючившись, обняв руками свой разрезанный финкой живот, и глядел, как бумажные листы кружатся в сыром темном воздухе. А потом над путями зажглась электрическая звезда. Она покатилась к полковнику, окруженная проволокой лучей и ее желтый электрический свет бежал к нему по кривым саблям рельс. Полковник Хопкинс попробовал отползти в сторону, но от боли у него потемнело в глазах. Последнее, что он увидел, была страшная черная тень локомотива и его круглые горящие глаза. * * * Горбатая старуха с подбитым глазом приложила к уху большой помятый будильник. - Тикают! – прокаркала старуха. – Не уж-то починил, касатик? Ах ты, батюшки! А ведь, сколько годков часики-то эти простояли! - Плевое дело, - сказал Паркер. – Если вдруг опять встанут, приходите, я их мигом налажу. Шпион давно уже не брился, и его худое лицо обросло по краям редкой бороденкой. - Ну, дай тебе Бог здоровья, касатик, - сказала старуха. - А я, вот папиросок в сельпо купила. На вон, кури на здоровье. - Спасибо, бабушка. А старуха запихала будильник в авоську и, кряхтя и охая, полезла вверх по лестнице. Паркер надорвал старухину пачку с угла, вытянул папироску и закурил. Он сидел на ящике, привалившись спиной к стене, и глядел в светлой прямоугольник распахнутой двери. Там раскачивались голые ветви яблони, а за ветвями сверкало бледное весеннее небо. Стояли последние числа марта. Солнце уже припекало, и снег кое-где стаял. Паркер с наслаждением докурил папироску до гильзы и бросил окурок на пол. Взял с полки другие часы, на этот раз настенные, с кукушкой и гирьками и принялся их починять. Паркер увлекся и не заметил, как к нему в подвал спустились два человека в одинаковых серых плащах и шляпах. У обоих были невыразительные, ничем не примечательные и незапоминающиеся лица. - Добрый день, - поздоровался с Паркером первый человек в сером плаще. - Вы Чарли Паркер? - Да, это я, - ответил шпион. - Нам известно, что вы являетесь агентом Британской разведывательной службы Интеллидженс Сервис, - сказал первый мужчина в сером плаще. - И еще нам известно, что этой зимой вы убили советского человека – инженера Гаврилина. Что вы можете сказать нам по существу этих фактов? - Все так, - ответил Паркер. - Я шпион, и это я отравил инженера Гаврилина крысиным ядом. - Похвально, мистер Паркер, - сказал второй человек в сером плаще. – Признавшись, вы сэкономили наше время. - Наденьте пальто, мистер Паркер, - сказал первый человек в сером плаще. - Вы пойдете с нами. - А как же моя работа? – спросил Паркер. – Я починяю часы, я нужен людям. - Незаменимых людей у нас нет, мистер Паркер, - сказал второй человек в сером плаще. - Наденьте пальто, мистер Паркер, - сказал первый человек в сером плаще. - Вы пойдете с нами. - Да-да, - сказал Паркер. - Сейчас. - Кстати, мистер Паркер, где ваш пистолет? - спросил второй человек в сером плаще. - Я кинул его в пруд. - А ваши черные шпионские очки? - И их тоже. - А вот это плохо, - сказал второй человек в сером плаще и обиженно поджал губы. - Вам не следовало так поступать, мистер Паркер. - Наденьте пальто, мистер Паркер, - сказал первый человек в сером плаще. - Вы пойдете с нами. Паркер набросил на плечи пальто. Все трое поднялись по лестнице и вышли из подвала. - А где же «воронок»? - спросил Паркер, оглядываясь по сторонам. Поселковая улица была похожа на рисунок карандашом. Дома и заборы были серенькие и какие-то бледные. Талые ручьи блестели, как мятая конфетная фольга. А над крышами коттеджей в белесом и чуть голубом небе стояло мартовское солнце. Оно не слепило глаза, и было немного меньше настоящего. - Здесь недалеко, мистер Паркер, - сказал второй человек в сером плаще. - Пешком дойдем. - Можно я закурю? – спросил Паркер. - Курите. И они втроем, пошли по Поселковой улице в сторону станции. Дошли до конца, свернули за угол и пропали из вида. Февраль 2002