Вот как, спрашивается, жить, если ты "только миг между прошлым и будущим?" Зачем всё? И как? Космос, ледяные ветра, некуда бежать. Разве что внутрь... Что там, внутри мига?.. Ба, да там – Мигабориген! Пасторальная картинка. Морда задумчивая, четыре изящных ноги... На двух передних стоит, задние в сторону отставил, как фифа – мизинчик. Держит горячую чашу бытия, листает Конфуция, прихлёбывает и не обжигается. Что-то напевает... Не эту ли песенку: "Одну ягодку беру, На другую смотрю, Третью примечаю, А четвёртая мерещится". Полноценная инструкция к мозгу, ни прибавить, ни убавить! – Одну ягодку беру... Актуально производимая работа, так или иначе, физическая. Без неё – швах. Удовольствие от навыка – это она. "В сознании минутной силы" – это она. Разный тон клавиш у большой и ноутбучной клавиатур – это она. Тонкость шликера, мозоли от ножа. Угловатая прелесть профессиональных арго, припорошенных лёгким снобизмом. Неизбежность козла и пилы дружба-два, чурбака для колки дров. Поленницы вечность. "Труд, который – LABOR EST ETIAM IPSE VOLUPTAS – уже сам по себе наслаждение", это она. А ещё она, то замечательное время, когда... – На другую смотрю... Обдумывать следующий проект за работой или в праздности – здорово, принципиально разные обдумывания. Мечтать в полёте, мечтать в деталях... Законные мечтания, пока ты ещё по-честному занят! Пока, в самом деле, рано приступать! А праздное долгосидение, пункт два превращает в пункт один с изъяном. Если уставился на другую ягодку, почему она ещё не в кувшинчике? Изврат какой-то. – Третью примечаю... Третья – само время. Иначе – тупик, ведь две первые ягодки, считай, в работе. – А четвёртая мерещится... Должна какая-то из четырёх ног утвердиться на высоких материях? Четвёртая ягодка за гранью утверждения и отрицания. Она – вероятность. На таком расстоянии едва ли её отличишь от всяких других ягод, да и кувшинчиков... От нобелевки, хоралов Баха, похвалы и подзатыльника, священнодействия взаимного груминга и благословенного промискуитета, где разборчивость – кощунство. До чисто умственного, не сулящего выгод – но даже напротив, не внушающего гордости – но совсем наоборот, подспудного, определяющего, идиотского счастья принадлежать своему виду. Счастья, которое берёт женский никнейм, чтобы умереть последним. "Я поплыву на пароходе, Потом поеду на подводе, Потом еще на чем-то вроде, Потом верхом, потом пешком, Пойду по волоку с мешком – И буду жить в своем народе!" Вычеркнете эфемерный последний пункт, у Мигаборигена подкосятся все четыре ноги. Он поперхнётся чаем и мягко возразит: "Тогда зачем всё? И как?" Тут вы, конечно, сломаетесь! Вы засмеётесь: "Шутка! Делай, что должно, и будь, что будет..." Мигабориген смотрит на вас доверчиво и с надеждой.