О нас не пишут романтических поэм, анфас и профиль наши не рисуют на иконах. Нам по бедру бьёт старый табельный ПМ и в цвет ночного неба форма и погоны. На ухо правое заломленный берет, «браслетов» кольца и ремень с потёртой кобурою… И, непременно, старый друг – бронежилет: мы не бессмертны, как киношные герои. Не столь удачливы, фотогеничны и умны, в нас безмятежно спят задатки Пинкертона. И зачастую мы не чувствуем вины, идя без лоций, не в фарватере закона. Но лично мне плевать на мнение иных, сродни тельняшке рвущих на груди своей рубаху клянущих на чём свет стоит безродных псов цепных, тая во взгляде смесь презрения и страха. Теперь я – просто «бывший», но давно идёт молва, что на судьбе - клеймом «ментовские» погоны. Мне б возразить бы, да нельзя – увы, молва права: настолько въелись в душу "стайные" законы, что по сей день под ропот недовольных масс, вскипев почти звериной злостью не на шутку, я рвусь с цепи… из кожи без команды «Фас!» - вцепиться в горло каждому ублюдку. Они слагают миф о грязных сапогах, подковок сталью стёсанною ободравших сердце, не ведая того, что быть должна тиха «спеца» походка в тупоносых «берцах». Они не знают тонкостей невидимой войны, готовы прослезиться по бандиту или вору, но опасаясь в лоб идти, заходят со спины, бросая пасквиль в ящик прокурору. Нет колотых, нет резаных и огнестрельных ран… Господь позволил уцелеть, ему так, видно, нужно. Но часто «обновляет» на душе глубокий шрам обсценным языком «неравнодушных»… Пускай злословят, что с того… Да только был бы толк! До глубины души обидно, но, увы, бывает, что шкуру пса на душу монстра надевает волк, и волчьим духом заражает стаю. Меня сомнут, затравят... но за мной придёт другой… из тех, с кого не пишут ни романы, ни иконы… С «билетом волчьим» вызов миру бросивший изгой, душой врастая в чёрные погоны.