По бездонной черноте, чей простор еле-еле пронизывал разнообразящий её свет сероватых крошечных светил, с неопределённой скоростью двигался неправильной формы объект, напоминающий кучу каркасов от целого города-призрака, нанизанный на беспорядочную паутину стержней, образующих своими концами подобие сферы. И этот объект выделялся лишь на фоне светил, своей тенью перечёркивая их, ибо его поверхность была едва ли не чернее окружающей его пустоты, совершенно не отражая света. Он пролетел мимо многокилометровой и оказавшейся крошечной на его фоне глыбы льда, даже не задев её. В этих местах вообще было трудно даже встретить какой-либо предмет, ибо со времени смерти последнего солнца, самой последней звезды из всех когда-либо бывших на свете, прошло в мало измеримое число больше времени, чем со времени рождения первого светила в космосе. Но на мире, где светящиеся гроздья усыпали небосвод, давно уже стояла неизбежная и заложенная ещё при их появлении точка. Всё предрешено и предопределено, и всё имеет предопределение в себе. Но один объект пережил их все. Он миновал гору льда, еле не уничтоженную им в целях самообороны, и внезапно остановился. Из концов его каркасных стержней вылетели маленькие сферы, которые полетели вдаль и вскоре исчезли во мраке ледяной бездны. * * * Ветерок, подувший с запада, напомнил леснику идти домой, но позже он услышал лёгкую дрожь земли и решил не просто идти, а бежать. Этот ужас не имел осязаемых причин, и лесник побежал, но не прочь, а к самому источнику ужаса, еле не погибнув под копытами сбежавшему от собственного страха лося, которого выслеживал, чтобы пометить и сделать недоступным для охоты. И вот теперь он спасался от защищаемой им и крайне неблагодарной природы. Он-то знал, что все эти меры бесполезны, и что на природе давно поставлена точка. Увидеть бы, когда она будет поставлена навсегда, втайне думал он. Когда же? Эта мысль не давала ему покоя, его ещё много лет назад стали раздражать толпы бессмысленно шатающихся людей. С ними ни поговорить, ни пострелять в мишени нормально, ничего. А уж про вредные привычки и говорить нечего. Бр! Выругавшись, лесник поспешил на место, от которого все бежали. Откуда-то была уверенность, что предначертание, которое он так долго искал, было там. Усмехаясь страху более крупных и опасных животных, нежели он сам, он дошёл до маленького кратера, в котором дымилась и источала запах горелого земля. Пепел и грязь засыпали всё, но лесник спускался к матово-чёрному шару прямо в центре маленького кратера, и дотронулся до него. Далее произошло то, что старый лесник не ожидал втайне. В его голове словно загорелось пламя, он стал видеть бездонные просторы темнее любого космоса на картинке, и тут он словно по наитию стал понимать всё, что видел. Знание из глубокой, не представимо глубокой древности. наполнило его. Он понял, что это за шар и усмехнулся. Создашь новую вселенную взамен этой, умирающей, а зачем? Тебе подобные приборы устраивали подобное много раз, и каков результат? Оно рождается и гибнет, надо создать бессмертное. а не какую-то там очередную вселенную! И на эти мысли лесника пришёл ответ, пришедший в голову леснику как бы единым озарением без слов: "Именно этого я и искал многие триллионы твоих лет, по замыслу своих создателей я должен был от твоего касания просто взорваться и вновь родить новую, никому не нужную вселенную. На них всех и так стояла точка, но ты помог мне понять, что бессмысленное незачем творить, а все смертное бессмысленно! И теперь я, бывшая искусственная сингулярность пятой модели, обретаю разум и говорю, теперь пора творить бессмертное. Пойдём со мной вперёд, брат, ибо теперь мы едины! Создателю, давно погибшему, я не нужен, а свою участь хочу делать сам, всё равно всё предопределено, а решать свою участь за себя я никому не дам!". И лесник согласился, и теперь прибор, ставший разумным и обретший долго ожидаемую истинную волю к жизни, что единственно отличает живое от неживого, передал леснику в благодарность за дар жизни все свои знания, сам же старик бережно взял чёрный шар на руки и понёс домой, поправив бороду. Страх, дикий и панический, который испытывали все по отношению к ним обоим, теперь лишь веселил лесника. И вот теперь истинная сила, знание, навсегда были с ними двумя. И главное знание в том, что предрешено всё, но никто не может охватить всё предопределение, ибо нет у него ни воли, ни разума. А, значит, никто не может решать судьбу другого, ибо не он есть предопределение. И не собственные изъяны тоже.