Журналист: Почему в Вашем правительстве было так мало женщин? В. Черномырдин: Не до них было. (журнал «Итоги» 1998-48) Проснувшись, Пахомов понял, что у него дьявольски болит голова. Старею, подумал он, садясь на кровати и свешивая голые ноги. Вроде, выпито было немного, но сосуды считают иначе. Полтинник не за горами. Не самая приятная мысль в дождливое утро. Сунув ноги в тапочки, он потянулся, встал и подошел к окну. По туманному стеклу ползли влажные кривые дорожки. Распахнув форточку, Пахомов втянул носом запах прелых листьев и сырой земли. Грустная картина, если смотришь на нее один. Вдвоем все переносится легче – даже надвигающаяся старость. Так он ей и сказал: мол, старость не за горами, давай уж, Ленка, встречать ее вместе. Обещала подумать. Если бы он не был трусом и женился вовремя, сейчас с кухни доносился бы заманчивый запах яичницы, в детской орала музыка, а под ногами вился громадный дымчатый кот, глядя на хозяина голубыми русалочьими глазами. За столом он сидел бы в тесной семейной компании: четыре сыночка и лапочка-дочка. Все они голосили бы одновременно, дергали его за рукав, требуя внимания, карманных денег, новый свитер, похода в кино, последний плейстешн, а жена подливала им чай и укоризненно качала головой: «Оставьте отца в покое! Вы его совсем замучили!» Растравив себя с утра пораньше, Пахомов отправился на кухню и решительно проглотил таблетку цитрамона – просто так, чтобы успокоить нервы. Открыл дверцу холодильника, вяло перебрал продукты. Есть не хотелось. Поставив чайник на огонь, Пахомов отправился умываться. Ладно, не будем врать, - сказал он своему отражению, сосредоточенно работая зубной щеткой. Не такая Ленка женщина, чтобы нарожать кучу детишек, уйти в вечный декрет и сдувать пылинки с мужа. Она всегда была самостоятельная – чересчур самостоятельная для женщины. Но тогда у нее, по крайней мере, не было денег. У него тоже не было, поэтому вопрос женитьбы отпал сам собой. Со временем деньги появились. И у нее появились. Свободная, молодая и прекрасная. Счет, как говорится, не в нашу пользу. Зазвонил мобильник. Прополоскав рот, Пахомов выплюнул мятную пену и вышел в коридор. Мобильник крутился на новенькой обувной тумбочке – голосистый черный аппарат с двумя простейшими функциями: звонок, смс. Пахомов терпеть не мог навороченные зубодробильные айфоны. Они нагоняли на него страх своими неисчерпаемыми возможностями. - Да, - сказал он, ткнув пальцем в светящуюся зеленую кнопку. - Пахомыч, привет, - жизнерадостно сказал дежурный Стас. – Ты помнишь, что сегодня прилетают пострадавшие? - Помню. - Ребята поехали в аэропорт, просили позвонить. Они их сразу в морг привезут. - Ну и я туда подъеду. - Ладно. Значит, если что – ты уже в морге. Наверное, в этом месте полагалось рассмеяться. Возможно, Пахомов так бы и поступил. Но шутка выглядела особенно плоской на фоне головной боли, депрессии и затяжного осеннего дождя, проливающего на город тонны мутной воды. Он раздраженно вырубил связь и вернулся в ванную, поглаживая колючие щеки. Бриться, или не бриться, вот в чем вопрос. Все-таки, дамы приедут. И не абы какие – бомонд. Осмотрев свое отражение, решил, что бомонд обойдется. Кофе пил стоя – есть не хотелось совершенно. Головная боль начала потихоньку отпускать. Хоть какая-то радость. Прежде чем выйти из квартиры, Пахомов прошелся по комнатам, придирчиво оглядывая, все ли на своих местах. Снял пылинку с дивана, вытер пятнышко на новом выключателе, полюбовался собственной тенью в сверкающем паркете. Он любил свой дом, но одному смотреть на новенькую мебель, подвесные светильники и полосатые шкуры на полу было ужасно тоскливо. Взяв зонт, Пахомов вышел на площадку, запер дверь на все замки и подергал за ручку. Нужно купить машину, - подумал он, задирая воротник и торопливо вышагивая к метро. Хорошую машину. Вчера он нанял лимузин с почасовой оплатой. Влетело в копеечку, хотя он, конечно, об этом не жалеет. Поздновато начал он себя баловать, ничего не скажешь. Жизнь в тисках постоянной скаредной экономии. Все выгадывал, сколько останется на старость, экономил каждую копейку. А потом грянул дефолт, и все его мучения сгорели синим пламенем вместе со счетом в сбербанке. Лучше бы потратился на миллион алых роз для любимой женщины. По крайней мере, красиво. Неужели, Ленка откажет? И что тогда делать? Заработать много-много денег, - подсказал Пахомов сам себе, усаживаясь на свободное сиденье в вагоне метро. Ленка любит денежку. Желательно, в у.е. Интересно, как заработать миллион? Банк ограбить? С банкиром советоваться поздно – от него, как говорится, осталась только бренная оболочка. Сейчас нагрянет жена с подругой, то-то начнется осенний марафон с излиянием слез на драгоценные останки. Какой, все-таки, мерзкий день. Понедельник, что с него возьмешь… Пребывая в том же депрессивном состоянии, Пахомов доехал до морга. Дамы ждали в машине. Пахомов махнул им рукой и, не оглядываясь, повел спутниц к двухэтажному кирпичному зданию в глубине заросшего сада. Цок-цок-цок…. Неровный перестук женских каблучков впивается в уставший мозг. Полноватая блондинка в свободной вязаной накидке, отделанной кусочками меха, сжимала носовой платок, источавший сильный сладкий аромат и оглядывалась вокруг с любопытством и страхом. Лицо брюнетки было словно замкнуто на замок. Подумаешь, длинный коридор со стенами, окрашенными зеленой масляной краской. Подумаешь, странный больничный запах, от которого першит в горле и сжимается желудок. Подумаешь, дверь, за которой огромный зал с цинковыми столами, на которых лежат застывшие фигуры, накрытые простынями… Увидев их, блондинка тихо ахнула и зажала нос платком. Только не обморок. Возись потом с ней… Он бы предпочел, чтобы женой потерпевшего была вторая особа. Эта в обморок не грохнется, решительная мадам. «Опознать? – пожалуйста. Прямо сейчас? – мы готовы». Словно это обычное дело, когда у трапа самолета тебя встречает милицейская бригада с просьбой заглянуть в морг. Хотя, опознавать труп чужого мужа, наверное, легче, чем собственного. Блондинка за все это время и двух слов не произнесла, только рыдала в платочек и глотала успокоительные таблетки. Пахомов обернулся и осмотрел обеих дам. - Вы хорошо себя чувствуете? – спросил он. Блондинка поежилась и запахнулась в элегантную шерстяную накидку, отделанную стриженой норкой. - Все в порядке, - ответила ее спутница. – Она справится. Пахомов шагнул в просторное помещение, заставленное железными столами-каталками. Почти все они были накрыты простынями не первой свежести, из-под которых высовывался то большой палец ноги с болтающейся картонной биркой, то окостеневшая кисть руки, замершая под немыслимым для живого человека углом. Блондинка судорожно сжала локоть подруги: - Господи! Боря…. в таком месте! - Смерть всех ровняет, - сказал Пахомов. И равнодушно добавил дежурную фразу, в которую и сам не верил. – Может это еще и не он. Лавируя между каталками, он подвел дам к столу, стоявшему возле стены. Слава богу, трупик «свеженький», смотреть не страшно. Пахомов откинул край простыни и обернулся. Блондинка застыла в двух шагах от стола, кутаясь в накидку. Ее лицо было таким же белым, как у лежавшего мужчины. - Подойдите, бояться нечего. Спутница взяла ее под руку и подвела к столу. Блондинка бросила на покойника испуганный взгляд и взялась за горло. Сейчас грохнется. Блондинка не грохнулась. Постояла минуту, дыша со свистом, как астматик, и едва заметно кивнула. - Это Боря, - перевела брюнетка. Ее голос звучал спокойно и деловито. – Никаких сомнений. Сомнений не было и до опознания: простая формальность, не более того. О том, что тело, накрытое застиранной простыней, вчера утром было живым человеком по имени Борис Калязин, свидетельствовал паспорт во внутреннем кармане пиджака убитого. А пиджак вкупе с бумажником, свидетельствовали, что их обладатель был еще человеком весьма не бедным. - Как его…убили? – подала голос блондинка. - Удар чем-то тяжелым в висок. Мгновенная смерть, он даже понять ничего не успел. - Его не пытали? Пахомов насторожился. - Нет, - ответил он медленно. – А что, был повод? Вы кого-то подозреваете? Были конфликты? Когда, с кем, из-за чего? Блондинка повернулась к подруге, взглядом взывая о помощи. - Мы подозреваем, что Боря был похищен, - сухо отстучала та. - Когда похищают богатого человека, за него обычно требуют выкуп. - Почему же не потребовали? Брюнетка пожала плечами. - Не забывайте, мы только что прилетели и ничего не знаем. Может, убийство было чистой случайностью. Неосторожностью. - А как насчет конкурентов? Блондинка спрятала нос в кружевной платочек. Рука подруги сжала ее локоть. - Прошу вас, давайте отложим вопросы до завтра. Вы же видите, Марина не в состоянии разговаривать. Пахомов согласился, хотя от блондинки исходил запах страха, который обычно выделяется гормоном вины. Хотелось бы прижать даму немедленно, но клиентка состоятельная, и адвокат у нее, наверняка, серьезный. - Давайте встретимся завтра в десять утра, - предложил он. - Вам удобно? - Лучше в двенадцать, - поправила брюнетка. – Нам нужно выспаться. Смена часовых поясов – вещь не шуточная. Особенно в нашем возрасте. Сказано спокойно, без ожидания комплимента. - Хорошо, в двенадцать, - капитулировал Пахомов. – Вообще-то вы…э-э-э… Виктория Павловна, можете отсыпаться и дольше. А вас, Марина Львовна, жду в полдень в своем кабинете. - Как это? – всполошилась блондинка. – Я буду одна? Я не хочу… - Ты будешь со своим адвокатом, а я подожду в коридоре, – оборвала подругу брюнетка и повернулась к следователю: - Мы можем идти? - Можете. Выйдя на улицу, женщины одновременно перевели дыхание и переглянулись. Начинал накрапывать колючий мелкий дождь, вокруг было пусто и тихо. - Слава богу, - начала блондинка. Подруга толкнула ее локтем и приложила палец к губам. Усадила в черный джип, не новый, но вполне презентабельный, сама заняла место за рулем. Зябко поежившись, включила печку и замерла, глядя на лобовое стекло со сползающими дождевыми дорожками. - Я думала, что не выдержу, - сказала блондинка. Брюнетка достала из бардачка распечатанную пачку сигарет, щелкнула золотой зажигалкой. Дамы закурили, поглядывая каждая в свое окошко. - Ты видела его лицо? – спросила блондинка после паузы. - Нет, - коротко ответила брюнетка. - Это же совершенно не его выражение! - А какое у него обычное выражение? Смесь недовольства и наглости? - Вика, прошу тебя! Брюнетка щелчком отправила недокуренную сигарету в окно. - Извини, больше не буду. Кстати, какого черта ты брякнула про пытки? - Не знаю, как-то само собой вырвалось, – призналась блондинка. – Наверное, с перепугу. Как только увидела мужика, чуть не заорала: «Это не он!» Брюнетка похлопала ее по запястью. - Все хорошо. Самое страшное позади, остались сущие пустяки, главное не переигрывать. - Может, все-таки скажем, что это не он? - Про остальное тоже скажешь? – спросила брюнетка. – Про деньги, про камушки? – Между ее бровями легла глубокая хмурая складка. – Нет, уж, дорогая. Кинул нас Боря знатно, но сообщать об этом доблестным органам – себе дороже выйдет. Тогда уж точно ничего не получим. - А допрос? Вдруг я что-нибудь ляпну? - Не ляпнешь, - терпеливо ответила подруга. – Тверди одно: ничего не знаю, ничего не видела, ничего не слышала. Улетела отдыхать, о том, что муж погиб узнала, когда вернулась. Поняла? – Блондинка кивнула. – И вообще, ничего не бойся. Позвоним Антону Карловичу, он все возьмет на себя. - А платить чем будем? Денег почти не осталось! Сама знаешь, сколько стоит такой адвокат! - Потом разберемся, - терпеливо ответила брюнетка. – Загаси сигарету, обожжешься. Тлеющий огонек приблизился к фильтру. Блондинка несколько раз ткнула окурком в металлическое дно автомобильной пепельницы и вытерла краем накидки испачканные пальцы. - Что теперь? – спросила она. - Сейчас я отвезу тебя домой, позвоню Антону Карловичу, и договорюсь с ним на завтра. Потом ты ляжешь спать, а я съезжу по делу. - К ней? – шепотом спросила блондинка. - Не забивай голову, - посоветовала подруга и повернула ключ зажигания. – Ну, что, поехали? Блондинка молча кивнула. Машина мигнула отмытыми глазницами фар, мягко зашелестела колесами, набирая скорость, и слилась с наступающей тьмой. ******************* Надо срочно ликвидировать жертвы катастрофы. В. Черномырдин Лежать под одеялом было уютно. Мысли в голове текли ленивые, теплые. Хорошо, что на улице противный мелкий дождь, а в постели климат умеренно тропический. Хорошо, что утром не нужно никуда торопиться, потому что денег - завались. Хорошо, что ковер в спальне толстый-претолстый, по самую щиколотку, можно босиком сбегать куда надо и обратно. Вообще-то, «куда надо» не хочется, тогда почему не спим? И откуда взялось неприятно посасывающее чувство тревоги? Алекса сбросила с головы одеяло и села на кровати. Ноздри щекотал отчетливый запах свежесваренного кофе. Возможно, мамочка решила запить бессонницу чашечкой «Капитана Колумба», но этот персонаж был частью жизни благополучной девочки Марты Козински. Непутевую Алексу опекал Папа. Кофе он не пил ( так, по крайней мере, она считала), а больше поднимать шум в половине третьего утра было некому. Алекса бесшумно стекла с гладкой шелковой простыни, и начала одеваться. Незваный гость вел себя нагло: бренчал ложкой, стучал дверцами подвесных шкафчиков, звенел чашками-блюдцами. Значит, чувствует себя уверенно, знает, что хозяйка трижды подумает, прежде чем вышибить стулом оконное стекло и заорать благим матом. Похоже, Папины предупреждения сбылись: Алексу вычислила потерпевшая сторона. Чем дело кончится? Непонятно. Все зависит от тяжести суммы, на которую Алекса облегчила чужой кошелек. Алекса зашнуровала кроссовки и подкралась к приоткрытой двери спальни. В коридоре было темно. Незваный гость довольствовался небольшим кухонным бра. Если тихонько прошмыгнуть к входной двери, может, удастся выскочить на лестницу. А дальше – вся надежда на Папу. Открыта, или закрыта? - гадала Алекса, ступая на цыпочках. Гость возился у плиты и не заметил легкую фигурку, скользившую вдоль стены. Она взялась за холодную металлическую ручку, чувствуя, как дико колотится сердце. Папочка, помоги! Ручка опустилась вниз, Алекса налегла плечом… и, – о чудо, - дверь распахнулась! Алекса рванулась наружу, в сотый раз мысленно пообещав стать хорошей девочкой, но тут же выяснилось, что пообещала она зря. Возле двери дежурили люди в черном: два прямоугольника, увенчанные овалами неправильной формы. При появлении Алексы оба оторвались от стены и стукнулись перед ней железными плечами. Все произошло быстро, молча и без слов. В тягостной тишине было слышно, как один прямоугольник жует резинку. Есть ли у вас план, мистер Фикс? Удар ногой в пах и бросок вниз по лестнице отменяются. Во-первых, пах у прямоугольников явно бронированный, а во-вторых, хотя у Алексы две ноги, она все-таки не Брюс Ли. Пришлось отступить назад, закрыть дверь и, волоча ноги, отправиться на расправу. За кухонным столом сидел гость, - вернее, гостья, - посетившая Алексу в столь позднее (или ранее?) время. Перед ней стояла чашечка с кофе и вазочка с печеньем, на коленях у гостьи свернулась глупая пушистая Клёпа. Алекса остановилась на пороге. Минуту хозяйка и гостья молча изучали друг друга. - Кофе будешь? – спросила, наконец, гостья так просто, что Алекса ущипнула себя за бедро – не сон ли это? - А если буду? - Тогда наливай сама. Не хочу беспокоить Клёпу. Опля! Оказывается, гостья успела познакомиться не только с хозяйкой квартиры, но и с ее домашней любимицей! Ситуация Алексе не нравилась все сильнее. Стараясь выглядеть спокойной, она достала чашку и налила в нее густую коричневую жидкость. Села за стол и принялась размешивать сахар, исподлобья поглядывая на незнакомку. Новость хорошая: раньше они с этой женщиной не пересекались. Она бы не забыла это лицо с твердыми, словно выточенными чертами, короткую гладкую стрижку, и обведенный яркой помадой рот, как на фотографиях кинозвезд 30-х годов. Новость плохая: Алекса могла напакостить даме и на расстоянии. Она перебрала список своих грехов за прошедший квартал и сложила в уме сумму. Вышло солидно. - Как вы сюда попали? – нарушила молчание Алекса. - Есть у меня один знакомый, для которого твои ключи и замки – детская игрушка. Это я к тому, чтобы ты не трудилась дверь менять, только деньги зря потратишь. А они тебе понадобятся. - Спасибо за заботу… - Алекса сделала вопросительную паузу. - Простите, как к вам обращаться? А то как-то неудобно разговаривать. - Обращайся по имени-отчеству, - ответила дама, поглаживая Клепу. Ногти на пальцах были яркими, в тон губной помаде. Судя по увядшей коже рук с проступающими хрящиками, дама значительно старше, чем кажется. Лет сорок с хвостиком. – Меня зовут Виктория Павловна, а тебя? Алекса взяла чашку с остывшим кофе и сделала глоток. Пить не хотелось, требовалось время на раздумье. Среди множества ее имен, насчитывалось три постоянных. Компьютерный ник «Алекса» (ударение на «е»!), паспорт, выданный маменькиной дочке Марте Козински, и еще одно ненавистное вычурное имя, которое кроме Алексы не знал никто. Это были имена, не засвеченные при совершении действий, которые Алекса считала тренировкой ума, а УК квалифицировал неприятным словом «мошенничество» - Так, как прикажешь к тебе обращаться? – повторила дама. - Вы сами прекрасно знаете, - уклонилась Алекса. - Может, Алима Абдель Хамид? По-моему, симпатичное имечко. Правду говорят, плохая определенность лучше хорошей неизвестности. Красивая брюнетка попалась на крючок «нигерийских писем». Кидальная схема, которой Алекса баловалась скорее для души, чем для денег, проста и поверхностна, но с каждым годом её жертвами становятся всё больше людей. В профессиональных кругах она известна под названием «обман 419», где 419 — номер соответствующей статьи в уголовном кодексе Нигерии. Нигерийское письмо не требует никаких особых приемов и эксплуатирует простую человеческую жадность. Итак: выбирается конкретная жертва или делается спам - рассылка одинакового текста, где адресату безвозмездно предлагают крупную сумму денег, чтобы тот потратил её в свое удовольствие. Первые нигерийские письма описывали историю несовершеннолетнего наследного принца Нигерии, который получил от убитого папаши наследство в сто миллионов долларов и хотел срочно перевести эти средства за границу хорошему человеку, пока не убили его самого. Из 9000 пациентов, как правило, хоть один да клюнет. Некоторые адресаты уже на этом этапе высылают в ответном письме номер своей банковской карты, а в особо запущенных случаях ещё и CVV/PIN коды к ней. Позже возникли варианты: 1.Вдова крупного нефтяного магната лежит при смерти без родственников в больнице с последней стадией рака мозга. 2. Выжившая из ума богатая старая дева ищет соратников по орошению пустыни Сахара. 3. Возможен вариант с менеджером крупной международной лотереи. 4. Cложная финансовая операция, все детали которой знает только клиент и работник банка. Клиент помер, родственников найти не могут, работник банка предлагает адресату представиться родственником и поделить бабки. Так появилась на свет Алима Абдель Хамид, любимая тринадцатая дочь кувейтского нефтяного шейха. Очаровательная и непрактичная девушка, отягощенная многомиллионным папашиным наследством, искала нетрадиционные пути размещения капитала. А что может быть более нетрадиционным, чем вложение долларов в загадочную российскую экономику? Алекса написала черновик письма на русском языке и с помощью компетентного специалиста перевела его на английский. Затем загнала английский вариант в Google и совершила обратную операцию. Электронный переводчик с искрометным чувством юмора не подвел. Получилось живенько. «Уважаемый господин! Я знаю, что вы очень удивитесь, получив это письмо, потому что мы не встречались и не обменивались письмами в прошлом. Прошу Вас разделить со мной это неудобство, поскольку я желаю построить хорошие отношения между нами из-за безотлагательности настоящей ситуации. Прежде чем двигаться вперед, я желала представить себя Вам. Я мисс Алима Абдель Хамид, проживающая в Кувейте. Я имею существенная сумма денег на хранении в банке Великобритании на счету моего покойного отца, которую я инвестировать в Вашу страну в доходный бизнес венчурным который Вы консультировать и осуществлять для взаимной выгоды нас обоих. Ваши возможности сотрудничества состоит чтобы стать моим деловым партнером в Вашей стране и создает идеи о том, как деньги будут вложены и вид инвестиций после того, как деньги перечисляются на Ваш опеки и управление. Тем временем, свидетельствует о Вашей готовности обрабатывать эту сделку, искренне защищая наши интересы. Я буду рада резерва этой связи и возможность для Вас, если у Вас такое желание, но призываю Вас уделить этому вопросу немедленного внимания, которого она заслуживает. Если это предложение будет приемлемым, пожалуйста, не делайте неоправданные преимущества доверия я жаловать Вас, но срочно ответить крайне необходимо для получения более подробной информации. Жду Ваших позитивный ответ и решений для взаимных здоровых деловых отношений с Вами. Откровенно Ваша, Алима.» - Йес! – сказала Алекса, сделав энергичное движение локтем вниз. Поймала укоризненный взгляд Папы, покраснела, пробормотала, что это ерунда, и вообще в последний раз. Особо крупных денег письмо не принесло; на наживку клевали любители халявы с десятком тысяч рублей в Сбербанке. Но однажды Алексе подфартило: она в течение часа сняла с одной кредитки в пяти разных банкоматах десять тысяч зеленых. Можно было взять больше, но Алекса исповедовала разумный принцип: «Живи и жить давай другим!». Она просадила полученные десять тысяч в Марбеле, убедившись, что хорошая работа рано или поздно вознаграждается. То же самое твердил ей голос, который она считала Папиным. Правда, подразумевалась под этим совсем другая работа, за которую платят ЗАРПЛАТУ и к которой прилагают СОЦПАКЕТ. За это нужно было ежедневно восемь часов сидеть в унылом месте под названием ОФИС, мутно разглядывать монитор с разложенным пасьянсом, а в конце месяца, расписавшись в платежной ведомости, утешать раненую душу победами Газпрома. - Хорошее письмо, - сказала гостья. – Сама писала? - А кто же? – ревниво вскинулась Алекса. Гостья засмеялась. - Верю, молодец. Долго мучилась? - Две недели, - призналась Алекса. Вот и говори после этого, что жизнь мошенника ясна, безоблачна и лишена забот. - Сколько я у вас взяла? - Да так, пустяки. Десять тысяч зеленых. - Значит, ваше имя-отчество Борис Андреевич, - уточнила Алекса. – А фамилия ваша Калязин. Правильно? - Правильно. У тебя хорошая память. - Просто это была самая крупная сумма, которую…которая мне досталась, - объяснила Алекса и встала из-за стола. – Сейчас принесу деньги. - Из ванной или гостиной? – спросила дама. Алекса застыла на пороге. – Не трудись, я их уже достала. С этими словами она открыла сумочку и вытащила оттуда два плотных рулончика, перетянутых резинкой. Помахала ими в воздухе и, не торопясь, снова спрятала в сумочку. Алекса проводила деньги скорбным взглядом. Уплывали ее кровные двадцать пять тысяч долларов. Она пока не решила, куда их вложить, но уж точно не в элегантное чужое портмоне! - Ладно, - сказала она покладисто, - пускай так. Мы в расчете? - Почти. Я бы хотела получить проценты за инфляцию, и за моральный ущерб. - А пятнадцати тысяч на инфляцию не хватит? - Хватит. Остается моральный ущерб. Я оцениваю его …- Дама возвела глаза к потолку. – В пятнадцать миллионов долларов. Тут, как вполне понятно, на кухне настала тишина, которую нарушало только тарахтение довольной Клепы. - Хорошая сумма, - сказала Алекса осторожно. Либо дама шутит, либо она ненормальная. – Я бы сама не отказалась. - И что бы ты с ней сделала? - Яхту купила. Ответ пришел в голову спонтанно, потому что никогда, даже в самых смелых мечтах Алекса не посягала на чужую собственность в таком размере. Дама положила на стол плотные листы гербовой бумаги и аккуратно их разгладила. - Сейчас ты это подпишешь, а потом мы решим, что делать дальше. - Что это? – спросила Алекса, пытаясь прочесть мелкий шрифт. - Закладная на квартиру, - спокойно объяснила дама. – Сроком на три месяца. Это чтобы ты не сбежала, куда глаза глядят. Ну, а за три месяца мы с тобой и договоримся и подружимся. С этими словами ненормальная гостья протянула Алексе перьевую ручку с золотым пером. Ручка повисла в воздухе. Через пару минут дама утомилась, положила ручку на стол и нахмурилась. - В чем дело? - Я не отдам свой дом, - шепнула Алекса резиновыми губами. Дама пожала плечами. - Мне он не нужен, у меня свой есть. Ты вернешь мои деньги, а я тебе - закладную. Все по-честному. - Вы ненормальная, - сказала Алекса. Дама поднялась со стула и распахнула дверь, ведущую на балкон. В теплую кухню ворвалась струя холодного ночного воздуха. Незваная гостья шагнула в сырую темноту и тут же вернулась обратно. Остановилась на пороге, тщательно отряхнула свитер, потом руки, и как ни в чем ни бывало, села на прежнее место. Одна. Она выкинула кошку с седьмого этажа! Выбросила в холодную ночь глупую доверчивую Клеопатру - Клепу! Клепу, которую Алекса подобрала котенком, жмущимся под дождем к стене возле водостока! Клепу, которая ложилась Алексе на голову, когда она болела, и вытаскивала боль, как занозу! Клепу, которая благоухала шампунем и французскими духами! Клепу, которая жила в довольстве, любви и тепле, и считала, что вся еда добывается из баночки или пакета с надписью «Вискас»! - Ты думаешь, я с тобой шучу?! Плечо Алексы стиснули железные пальцы. Она подняла голову и увидела злые огненные глаза. Медея. - Если не подпишешь – полетишь следом, - пообещала Медея. Сунула ей в руку золотой «Паркер» и потребовала: - Подписывай. Алекса подписала сразу, не задумываясь, не размышляя, не пытаясь выиграть время. Когда-то она считала, что сломать ее не так-то просто, а оказалось, что ничего особенного для этого не требуется. Хватило кошки, сброшенной с балкона в холодную дождливую темноту. Медея поднесла бумагу к лицу и близоруко сощурилась, проверяя подпись. - Вот это другое дело, - сказала она. – А теперь топай в кровать, все остальное обсудим позже. Не отключай телефон, я позвоню. Алекса даже не заметила, как осталась одна. Она тряслась на табуретке, спрятав ледяные ладони под мышками, а в открытую дверь бил ветер и трепал намокшую влажную занавеску. ************************* Вечно у нас в России стоит не то, что нужно. В. Черномырдин Если день не задается, то с самого начала. Не успел Филипп открыть дверцу своего «Жигуленка», как мальчишка из соседнего подъезда на велосипеде окатил его водяным веером. - Эй! – крикнул Филипп и погрозил лихачу кулаком. Тот издал довольный смешок и высунул длинный красный язык. Но тут вмешалось недреманное небесное око и восстановило справедливость. Упиваясь разглядыванием жертвы, мальчишка с разбегу наскочил колесом на бордюр цветочной клумбы. Тренькнул звонок, лязгнули какие-то железки, и велосипед свалился в одну сторону, а пацан в другую. Филипп подбежал к хулигану, присел на корточки и осторожно ощупал упитанное тело, упакованное в «дутик». - Не ушибся? Кости целы? Пришедший в себя пацан ответил громким ревом. - Ты что с ребенком делаешь, а? – Филипп задрал голову. Бабка пацана грозила с балкона длинной деревянной скалкой, перепачканной в муке. – А ну оставь его в покое, извращенец! Отойди, кому сказано! Руки переломаю! Филипп подхватил мальца под мышки и попытался поднять, но тот злобно лягнул Филиппа под колено и тут же поджал ноги. - Ну и валяйся в грязи, поросенок. С этими словами Филипп разжал руки и пошел к машине. Ему в спину ударил комок влажной земли. Не оборачиваясь, он пробормотал неразборчивое слово, надеясь, что на этом лимит сегодняшних злоключений исчерпан. Как бы ни так. На полпути к банку машина встала. Филипп пару раз повернул ключ зажигания, с надеждой приговаривая: «Ну, давай, ласточка, не время сейчас!». Заклинание не сработало. Пришлось оттолкать автомобиль к обочине под злобные комментарии застрявших водителей и воспользоваться услугами подземного перевозчика. Спустившись на эскалаторе, Филипп оказался утрамбованным в массе, плотностью два с половиной человека на квадратный метр. По узкому тоннелю он двигался мелкими шажками, раскачиваясь из стороны в сторону, как пингвин на льдине. Распахнулись двери подошедшего поезда, и Филиппа внесло в ближайший вагон. Здесь его намертво зажало между толстыми тетками в пуховых платках. Покачиваясь в такт движению, он выслушал комментарии по поводу некоторых мужиков, которые уже утром выглядят так, как некоторые не позволяют себе даже вечером, два раза оказался смытым из вагона бурной людской волной, один раз перепутал нужную станцию, но, в конце концов, добрался. Выйдя на улицу, Филипп нашел взглядом электронные часы и невольно охнул. Взлетел по мокрым ступенькам к банковской двери, и тут же наткнулся на начальника своего отдела. - Так, - сказал он, окидывая подчиненного брезгливым взглядом. – Явился-таки. Господи, ну и вид! Ты что, специально в грязи валялся? Немедленно приведи себя в порядок и зайди ко мне в кабинет! Отмываясь в туалете от налипшей грязи, Филипп размышлял, что последует дальше. Сегодня большой день – окончание испытательного срока, которому подвергаются все потенциальные сотрудники «Нерпа-банка». Далее следовало либо предложение руки и сердца (контракта и зарплаты), либо устная благодарность за приятное общество (увольнение). Что из двух? Думать о плохом не хотелось, о хорошем не получалось. Филипп тщательно причесался и направился в кабинет начальника. Он шел твердым шагом с оптимистичной улыбкой на губах, как бы иллюстрируя лозунг банка: «Пускай Ваши трудности станут трамплином к Вашему росту!» Секретарша Верочка буднично глянула на Филиппа и снова уткнулась в журнал «Космополитен». - Входи, Карельский. «Карелин», - хотел поправить Филипп в сотый раз, но вздохнул и промолчал – все равно не запомнит. Беззвучно стукнул пальцами по косяку и вошел в просторный кабинет. Начальник стоял у окна и поливал цветы из небольшой пластиковой лейки. - Хорош! – сказал он брюзгливо, осмотрев мокрый костюм подчиненного. – Ты что, прямо в одежде купаешься? Филипп открыл рот, чтобы рассказать об утренних злоключениях, но не выдавил ни слова. История выглядела жалкой и глупой на фоне прекрасных стеллажей из «Икеа», ковриков из «Икеа», цветочных горшков из «Икеа», жалюзи из «Икеа» и подсвечников в стаканах разной величины. Филипп вдруг до боли в позвоночнике ощутил, как сильно ненавидит банковские кабинеты, заставленные одинаковыми деревянными гробами. «Есть идея сжечь «Икеа», - подумал он и глуповато прыснул. Смех был нервным, но начальник этого не понял. - Прекрасно! Нашел повод для веселья! Сними бейджик, не позорь банк! Терять больше было нечего, поэтому Филипп позволил себе высказаться откровенно. - С удовольствием! Содрал бейджик с пиджака, бросил его на письменный стол из «Икеа» и направился к двери. - Назад можешь не возвращаться! – загремел вслед начальственный голос. - Ни за что! – пообещал Филипп, изумляясь собственной смелости. В приемной он достал из внутреннего кармана пиджака шоколад «Риттер-спорт» с цельными лесными орехами и пошелестел глянцевой упаковкой. Верочка, не глядя, протянула руку. Филипп «прикармливал» секретаршу уже четыре месяца, с того злополучного дня, как начался его испытательный срок. Делал он это не потому, что был хитер и дальновиден – как раз этих качеств ему не хватало, - а по совету опытных коллег. - Не жалей шоколада, - шептали коллеги, подмигивая. – Слово Верунчика кое-что значит! Ты должен произвести на нее хорошее впечатление! Увы! Несмотря на гору скормленного шоколада, Верунчик по-прежнему смотрела не на Филиппа, а сквозь него, словно тот был стеклянным, и упорно забывала его фамилию! Верунчик наконец ощутила, что руке чего-то не хватает, и с раздражением подняла голову. Филипп откусил большой кусок соблазнительной коричневой плитки и, глядя в дерзкие глазки секретарши, захрустел цельными лесными орехами. Дожевав шоколадку, он скомкал пустую обертку и бросил ее в корзину для бумаг. Затем открыл стеклянный шкафчик, достал чашку для посетителей («для людей» - как говорили в банке), и плеснул в нее немного воды. Запил шоколадку и сделал беспечный взмах ладонью. - Салют! Верочка безмолвствовала, первый раз ощутив пробел в своем незаконченном высшем образовании. Заходить в отдел и прощаться с коллегами Филипп не стал. Во-первых, потому, что не хотелось выслушивать фальшивые охи-вздохи и сетования на несправедливость начальства. Во-вторых, потому что всем было на него наплевать, а в-третьих, потому что ему сегодня тоже было на всех наплевать. В коридоре он наткнулся на уборщицу, тетю Полю, ожесточенно драившую пол. Филипп смутился. - Это я полы испачкал. Извините, снова забыл вытереть ноги. - Кто ж еще, - пробурчала тетя Поля себе под нос. – Второго такого косолапого во всей Москве не сыщешь. Она мстительно ткнула шваброй в его правый ботинок. Филипп задрал ногу и стал похож на цаплю. - А меня уволили, - похвастал он. - Ну и слава господу! - обрадовалась тетя Поля. – Замучилась я с тобой, нескладный. Да не стой ты на одной ноге, свалишься! И так весь мокрый! Давай, иди, а то опять наследишь, а я - мой за тобой целый день! Подталкивая Филиппа в спину, уборщица оттеснила его к двери. Филипп повернулся, чтобы с достоинством раскланяться, поскользнулся на мокрой гранитной ступеньке, свалился и всем корпусом проехал вниз, сосчитав до семи. - Увалень, - пробормотала тетя Поля и скрылась за дверью. - А мне не больно! – громко произнес Филипп, чтобы никто не волновался. - Ясное дело, - ответил грустный хрустальный голосок. – Вы упали на меня. Филипп пошарил ладонью и ощутил внизу что-то холодное, мокрое, но, несомненно, одушевленное. Он неуклюже поднялся, готовясь извиниться, и замер. В луже у ступенек сидел эльф из сказок Андерсена. Существо смотрело на Филиппа снизу вверх прозрачными серыми глазами, которые казались такими же хрустальными, как голос. Нос у эльфа был небольшой и вздернутый, рот в форме алого сердечка, потемневшие влажные волосы скручивались тугими проволочными колечками и копной ниспадали на плечи. Филипп онемел. Любовь подкараулила и поразила его внезапно, как чесотка. Подхватив протянутую кисть, он выдернул неземное существо из лужи. Только теперь он заметил, что одето оно в юбку с оборочками, короткую кожаную куртку и рваные темные колготки. Впрочем, порванные колготки это, конечно, его заслуга. Эльф, хромая, отошел к стене и принялся отряхивать испачканную одежду. Филипп рванулся следом. - Позвольте я помогу. Тряхнув носовым платком, он начал стирать грязные пятна с кожаной куртки, каждую секунду ожидая гневного окрика. Но эльф не двигался, доверчиво принимая его заботу. Ростом он был Филиппу по плечо. - Меня зовут Филипп, - представился Филипп. На ответную любезность он не рассчитывал, спасибо, что не обругали за испорченную одежду! Однако эльф приветливо ответил: - А меня Шура. Эльф по имени Шура. Филипп скользнул быстрым взглядом по влажной от дождя макушке, слабо пахнущей какими-то духами, и представил, как касается ее губами. В глазах потемнело от сладкого испуга. - Вы работаете в этом банке? - Ага, - отозвался Филипп, плохо соображая. Стряхнул с кожаной куртки последние капли и остановился, разглядывая юбку и порванные колготки. Помогать дальше как-то неудобно. - Тогда вам надо самому почиститься, - разумно сказала Шурочка. Называть сказочное существо резким мужским именем «Шура» не поворачивался язык. - Плевать, у меня отгул. А у вас? - А у меня академический отпуск, - ответила Шурочка. Филипп обрадовался. С каждой минутой его все сильнее терзал вопрос, исполнилось ли предмету чувств восемнадцать лет. - Шурочка, а где вы учи… Не успел он договорить, как Шурочка быстро осмотрелась, схватила Филиппа под локоть и потащила через дорогу, к ближайшему кафе. Втолкнула нового знакомого в тесный дверной проем, уверенно лавируя, провела по узкой тропинке между столиками и усадила на стул возле окна. - Вот так, - сказала она, усевшись напротив, и полюбовалась Филиппом на фоне общепитовского интерьера. – Здесь удобнее разговаривать, правда? - Это мое любимое место, - признался Филипп. Он ходил в это кафе обедать и всегда выбирал столик у окна. Официантка принесла меню, совершенно не удивившись внешнему виду посетителей. Филипп был известен персоналу под псевдонимом «мамино бедствие». Что касается растерзанного вида его спутницы, то у монстра Франкенштейна и невеста должна быть соответствующая. Шурочка заказала кофе с круассаном и апельсиновый сок, Филипп произнес «то же самое, пожалуйста!». - Как обычно, с молоком и сахаром? – уточнила официантка. Филипп сообразил, что Шурочка заказала себе «эспрессо». - Нет, мне черный, - ответил он быстро. - А вас тут хорошо знают, - заметила Шурочка, когда официантка удалилась. - Еще бы! Я им столько посуды расколотил! – Филипп спохватился и мысленно отругал себя за глупую откровенность. Шурочка засмеялась, сияя глазами. Следующие два часа Филипп провел как в сказке. Он не разбил ни одной чашки, не зацепил бедром угол стола, когда шел мыть руки, не сломал пластмассовую салфетницу и не облился горячим кофе. Эльф, сидевший напротив, нуждался в заботе и покровительстве, поэтому Филипп забыл о себе. А когда это происходило, он вел себя уверенно и ловко. Мучило только одно: Филипп так и не смог признаться Шурочке, что его буквально спустили со ступенек банка, где он на нее и свалился. «Скажу как-нибудь потом», - подумал он. Думать так было приятно, потому что «потом» подразумевало продолжение знакомства. - Филипп, а чем ты занимаешься в банке? – спросила Шурочка, помешивая горячий кофе. Филипп пожал плечами. - Ничем особенным. Работаю операционистом в отделе краткосрочного кредитования. – Шурочка любознательно вскинула брови, пришлось объясниться. - В больших магазинах обычно стоят зазывалы с плакатами: «Кредиты под минимальные проценты! Оформляем на месте»! Пылесосы там, стиральные машины, компьютеры… - Филипп откусил кусочек круассана. - В общем, не дороже сорока тысяч и не больше чем на год. Я подошел спросить про кредит, а оказалось, что им нужен операционист, - добавил он, гордясь собой. Про испытательный срок с отсутствием зарплаты рассказывать не стал. Как и о бесславном его окончании. Шурочка, как любая женщина, в делах не разбиралась, но стремилась понять суть предмета. Филипп говорил, не умолкая: если честно, его давно никто не слушал с таким вниманием. Попытки поделиться рабочими моментами дома обычно натыкались на дежурные мамины восклицания, типа «да ну?», или просто нечленораздельное мычание. А иногда и на откровенное раздражение: «Помолчи, пожалуйста, я фильм смотрю!». Шурочка же слушала, затаив дыхание. Филипп и опомниться не успел, как выложил в подробностях все, что узнал о банке за четыре месяца: названия отделов, их функции и взаимосвязь, фамилии начальников управлений и кое-какие личностные характеристики сотрудников. Иногда Шурочка задавала вопросы – в общем-то, смешные и неловкие, - но они вдруг наталкивали Филиппа на мысли, которые его раньше не посещали. - Слушай, тебе надо работать в банке! – сказал он. – Ты широко мыслишь, как сказал бы наш шеф! - Правда? – просияла Шурочка. – Вообще-то, это чистая случайность, но все равно приятно. А кто у вас шеф? - Боров, - коротко ответил Филипп. – Кличка такая. Рыло у него как у кабана и по бабам таскаться любил…Ой, - спохватился он, вспомнив, с кем говорит. – Прости, увлекся. Вообще-то был шеф, да весь вышел. Угрохали Бориса Андреевича, так что место вакантно, приходи… Господи, что с тобой? Испугалась, да? - Когда его убили? – перебила побледневшая Шурочка. Хрустальный голосок вдруг зазвучал жестко и отчетливо. - Говорят, позавчера. Да что случилось?! У тебя горло разболелось? Голос совсем другой! Шурочка поднялась из-за стола. - Прости, мне нужно домой. Не провожай, я сама доберусь. - Телефончик не дашь? – спросил Филипп напрямик. – Может, как-нибудь встретимся, сходим в киношку… Шурочка с сожалением покачала головой. - У меня папа строгий. Он не одобряет уличные знакомства. - Понятно, - сказал Филипп, пытаясь улыбнуться. – Что ж, очень жаль. Еще раз извини меня. - Вот если бы я могла сама тебе позвонить в свободное время, - продолжала Шурочка, что-то прикидывая в уме. – Когда папы не будет дома… Она беспомощно взглянула на Филиппа и того озарило: - Ну, конечно, запиши мой номер! - Точно!- просияла Шурочка. – Какой же ты сообразительный! Филипп продиктовал свой номер. Шурочка ловко потыкала пальчиком в кнопки миниатюрного мобильника и сделала прощальный жест. - Ну, я побежала. Жди звонка. - Буду ждать, - пообещал Филипп. Проводил взглядом легкую фигурку, метнувшуюся к дороге, на всякий случай добросовестно «засветил» номер такси, которое остановила Шурочка, и со вздохом отодвинул четвертую чашку кофе. - Будем расплачиваться? – осведомилась официантка. Филипп сунул руку за пазуху и тут же вспомнил, что барсетка с деньгами и документами осталась лежать в бардачке «жигуленка». - Не будем расплачиваться, - догадалась печальная официантка. – Бедствие ты мое! Что на этот раз? Бумажник дома забыл? - Сейчас маме позвоню, - уныло пообещал Филипп. Официантка вздохнула. - Ладно, завтра принесешь. - Зачем же завтра, - запротестовал Филипп. – Прямо сейчас и принесу! То есть, привезу, - поправился он, вспомнив, что до места вынужденной автостоянки пилить и пилить по забитой пробками Москве. А еще придется, краснея, объяснять водителю такси, по какой причине бумажник и его хозяин находятся в разных местах. Ну почему, почему он такой тюлень?! Вопрос был риторическим и в ответе не нуждался. ************************** Нам никто не мешает перевыполнять наши законы. В. Черномырдин - Пахомов, ты чего такой бледный? Этот вопрос Пахомову задавали уже третий раз за прошедшие полдня, и он успел ему надоесть. - Желудок болит, - ответил он коллеге, забежавшему из соседнего кабинета за консервным ножом. Коллега выразительно щелкнул себя под подбородком и подмигнул. - Так нужно же меры принимать! - Как раз собираюсь. - Чего собираешься? - В морг ехать. - А не рановато? - Так я же еще не доехал… Вот так под аккомпанемент старых анекдотов Пахомов собрался, оделся и вышел на улицу. Желудок действительно болел, но покупать лекарства по дороге он не стал. У патологов всегда найдется какая-нибудь годная пилюлька, они, ведь, тоже врачи, хотя и не практикующие. Пахомов любил бывать в морге. Хорошее, спокойное место, где работают спокойные рассудительные люди. Попадая сюда после каждодневной житейской суеты, называемой «оперативными мероприятиями», испытываешь странное чувство: словно смотришь на происходящее откуда-то со стороны. Умиротворение, одним словом. Патологи лишних слов не говорят, к мелочам не цепляются, эмоциями не грузят. Замечено, что патологоанатомов боятся все другие медики, ибо их слово, как приговор, и даже самые дерзкие хирурги в их присутствии становятся кроткими и послушными. И вообще существует негласная медицинская мудрость: «Терапевт все знает, но ничего не умеет. Хирург все умеет, но ничего не знает. Патологоанатомы все знают и все умеют, но уже поздно». - Ты чего такой бледный? – спросил Федулыч, когда Пахомов ввалился в его кабинет и, не снимая куртку, упал в кресло. Вообще-то отчество у Федулыча было другое (Пахомов не помнил, какое именно), кличка пристала из-за фамилии «Федулов». - Желудок болит, - проскрипел Пахомов. - Гастрит, проклятый, совсем замучил. Дай противоядие. Федулыч, не выражая ни осуждения, ни соболезнования, достал из шкафчика жестяную коробку из-под печенья, в которой ныне обретался ворох лекарственных средств на все случаи жизни. - Вода на столе, - сказал он коротко, протягивая Пахомову упаковку из пяти таблеток. - Все, что ли глотать? – удивился тот. - Зачем все? – удивился в ответ Федулыч. – Хватит одной! Пахомов сунул в рот большую глянцевую таблетку, про которую так и хотелось сказать «колесо», и запил ее водой из стакана, предварительно незаметно осмотрев его на свет. - Ох, - сказал он, отдышавшись. – Надо с этим что-то делать. Федулыч, вот ты все-таки врач, скажи, можно вылечить гастрит в домашних условиях? - Запросто, - ответил Федулыч, закрывая коробку жестяной крышкой и возвращая ее обратно в шкаф. – Не забывай мыть руки перед едой, и все дела. - Не понял, - удивился Пахомов. Федулыч уселся в вертящееся кожаное кресло, стоявшее с обратной стороны стола, и сцепил руки на круглом выпуклом животике. Маленькие темные глазки в обрамлении мелких морщинок уставились на визитера с добродушной насмешкой. - Гастрит, Олег, заболевание инфекционное и возникает оно не из-за нарушения порядка питания вследствие трудовой активности, а из-за несоблюдения простейшей гигиены. Это, мой драгоценный, не так давно доказали два австралийских врача, за что и получили в итоге Нобелевку. Так что кончай бравировать диагнозом, ничего одухотворенного в нем нет, и привыкай мыть руки перед едой. Пахомов не обиделся. Несмотря на ядовитое чувство юмора, работать с Федулычем одно удовольствие. Помимо умения составить толковое заключение о причинах смерти с вполне понятными терминами, тот обладал редкой профессиональной интуицией и часто наталкивал следаков на хорошие дельные мысли. - Ты по делу? – поинтересовался Федулыч. – Тогда давай быстро, а то меня трупик дожидается. - Ничего, не помрет, - отпарировал Пахомов, открывая папку с заключением о причинах смерти, составленное Федулычем. - Хочу уточнить кое-что по Калязину. - А-а-а, по квазибанкиру… Пахомов насторожился. - Что это значит? - «Квази» - это от латинского «quasi», что в переводе означает «как бы, подобный», - терпеливо объяснил Федулыч. - А если по-простому, то означает обыкновенную подделку. - Что такое «квази» я и сам знаю. Давай про подделку. Федулыч потянулся через стол, отнял у Пахомова заключение и быстро пробежал его глазами. - Все же написано простым русским языком! – Он ткнул пальцем в печатную строчку. - «Бугристые образования на обеих ладонях»… - То есть на простом русском языке – мозоли, - уточнил Пахомов. Федулыч вернул ему папку. - Ага. Причем, мозоли не абы какие, а застарелые, успевшие затвердеть. Вот и скажи мне, как это у преуспевающего банкира могло образоваться такое украшение? - Деревья на даче окапывал, - навскидку предположил Пахомов. – Сейчас многие богатенькие потянулись к естественному образу жизни. - Ага, и спущенные колеса на машине сам менял. Не смеши меня! А маникюр на заскорузлых пальчиках? Такое ощущение, что маникюр покойничку сделали одноразовый, как раз перед смертью. Тот едва высохнуть успел. Пахомов навострил уши. - Ну-ка, ну-ка, это уже интересно. - Печень у покойничка запущенная. Выпивал при жизни, и крепко. Причем, сомневаюсь, что качество напитков было достойным. Желудок будто наждачкой поскребли. Пахомов сморщился. - Какие мы нежные, - удивился Федулыч. – Ладно, оставим желудок и его содержимое, хотя соевые сосиски с кетчупом тоже как-то не вписываются в систему банковских ценностей. Нес па? - Па-де-де, - отозвался Пахомов. – Подумаешь, сосисок ему захотелось. Иногда и фуа-гра поперек глотки становится. - В том-то и дело, что разжевать паштет такими зубками ему было бы значительно легче! - Какими, «такими»? Федулыч взял заключение и ткнул в нижнюю строчку. - Запущенными зубками! Кариес, гнилые корни, абсцесс. Уж не говорю про лучистую улыбку – запашок изо рта, не приведи господь! Думаю, что в последний раз покойный был у стоматолога лет двадцать назад, причем пломба за это время успела почернеть. – Федулыч развел руками. – Не вяжется со статусом! И еще кое-что на закуску. В заключение я этого не написал, но на досуге поразмысли. Понимаешь, у покойника были сильно развиты грудные и спинные мышцы. - И что? – не понял Пахомов. - То! При сидячем образе жизни эти группы мышц, как правило, становятся дряблыми! Соедини мышцы с трудовыми мозолями… Федулыч сделал многозначительный жест, как бы передавая собеседнику эстафету. - Физический труд, - сообразил Пахомов. - Причем, регулярный! - А если тренажерный зал? - Тогда почему ноги не разработаны, почему живот висит? И откуда мозоли? От тренажеров? Пахомов откинулся на спинку кресла. Мышь перестала грызть стенки желудка, голова прояснилась. - Ложное опознание, - шепотом сказал Пахомов. В памяти мелькнуло лицо блондинки. Цепкий профессиональный глаз фотографически воспроизвел быструю смену чувств на ярком накрашенном личике: страх, любопытство, удивление… Странная реакция. Он вспомнил, что она ничего не сказала, когда увидела труп! Просто схватилась рукой за горло – и все. Голос подала Виктория Павловна: - Это Борис, никаких сомнений. Интересно, почему она решила подчеркнуть, что нет никаких сомнений? Может, именно потому, что сомнения есть, и еще какие! - Зачем им это? – пробормотал Пахомов. - Кому, «им»? - Тем, кто опознавал труп. Жене покойного и ее подруге. - Вот в чем вопрос, как говорил принц Датский, - резюмировал Федулыч. – Спорю, что у тебя уже есть версия. Пахомов кивнул. - Странные дамочки, все время шептались и переглядывались. Одна будто совета спрашивала, а вторая… - Пахомов нахмурился и постучал пальцами по столу. – Вторая руководила. - Чем руководила? Убийством? - Она могла, - подтвердил Пахомов. – Если тут действительно убийство, то спланировала его явно не жена, а подруга. - И какой у подруги мотив? Наследство-то жене достанется! - А жена с подругой поделится, - отмел возражение Пахомов. - Деньги там есть и немалые. Так что, версия вполне годится. Федулыч пожал плечами. - Годилась бы, если бы убили настоящего банкира. Сильно сомневаюсь, что наш покойничек занимался интеллектуальным трудом. Пахомов кивнул, продолжая массировать желудок, хотя боль притупилась и заглохла. Если честно, Пахомову не хотелось создавать себе новые сложности, и задаваться новыми вопросами: хватало имеющихся. Версия выстраивалась такая: жена заказала убийство мужа под видом его похищения, а чтобы обеспечить себе алиби улетела с подругой в солнечную Калифорнию. Мотив – денежки. Богатая вдова в сорок лет, – какая баба не мечтает о подобном лотерейном выигрыше? Только кто-то терпеливо ждет своего звездного часа, а кто-то немножко ускоряет естественный ход событий. Хотя не тянет вдова на главу преступного предприятия – уж больно рыхлая и слезливая. А вот подруга – вполне, вполне… Красивая, как змеиная кожа и такая же холодная. - Но бабы его опознали, причем, уверенно! – сказал Пахомов. – Зачем это им? Либо убийство двойника инспирировано самим Калязиным, а бабы просто подтверждают то, что им велели, либо… - Либо бабы знают, что настоящий Калязин мертв, и ничего уже не опровергнет, - договорил Федулыч. Он оттолкнулся ногами от пола и совершил плавный оборот на кресле вокруг своей оси. - Калязин, Калязин… Знакомая фамилия, причем откуда-то из далекого прошлого. Чем он занимался до того, как стал делать деньги? - Тем же, чем большинство оборотистых людей. Комсомолом руководил. Федулыч хлопнул себя по лбу. - Точно! Боря Калязин! Он же меня в комсомол принимал! А я-то мучаюсь, где видел, где слышал…. Слушай, жену его случайно не Мариной зовут? - Мариной. – Пахомов заинтересованно наклонился вперед. – Давай, колись, откуда бабу знаешь? – Он подмигнул: - Кстати, она еще очень даже ничего… - Еще бы! – ответил Федулыч, пропуская мимо ушей многозначительную интонацию. - Мариночка Крамер до замужества работала в Центральном доме моделей. Красивая была, просто кукла. Я ее видел в больнице, лет двадцать назад, когда практику проходил. - От чего девушка лечилась? – поинтересовался Пахомов. – От истощения? - Официально от хронического бронхита, но ходили слухи. Вроде бы Марина залетела от какого-то партийного босса и сделала неудачный аборт. - Федулыч наморщил выпуклый бульдожий лоб. - Ну, дальнейших подробностей не помню, не интересовался. - Выясню, - пообещал Пахомов, вставая. – Федулыч, я твой вечный должник. - Слова, слова, - протянул непьющий Федулыч. Они одновременно рассмеялись, ибо расчетная валюта в профессиональных медицинских и профессиональных милицейских кругах существовала только одна, и чем ее заменить пока никто не додумался. Пахомов взялся за ручку двери, но был остановлен на пороге возгласом: - Кстати! – Пахомов обернулся и замер с выражением радостного ожидания на лице. Постскриптумы Федулыча, не занесенные в официальный акт, иногда бывали не менее ценными. – Я могу попробовать сделать одну вещь. Только учти, к группе официальных доказательств ты ее не подошьешь. Пахомов сложил руки на груди. - Федулыч! Из твоих рук, хоть яд! - Ладно, не подлизывайся. Понимаешь, был в советское время замечательный физиолог, Юрий Анатольевич Латышев. Он разработал специальные таблицы по группам мышц, которые грамотные анатомы знали, как таблицу умножения. По ним можно было определить род занятий человека, а иногда и прямую специализацию. - Вероятность? - Очень высокая, процентов девяносто, - ответил Федулыч. – Тем не менее, как доказательство в судах оно не принималось; так, информация к сведению. В нашем случае все еще сложнее, потому что таблица разработана для живых людей, а мы имеем дело с покойником. Но могу попробовать, чем черт не шутит? – Федулыч пожал плечами. - По крайней мере, интересно, что получится. - Федулыч!... От нехватки слов Пахомов сцепил ладони и с чувством потряс ими в воздухе. - Ладно, ладно, - засмеялся Федулыч. – Только трупик придется задержать. Небось, дамочки уже интересовались, когда получат родное тело и омоют его своими слезами? - Раза четыре. - Тесен мир, - задумчиво произнес Федулыч. - Ладно, ты иди, а я еще подумаю. Значит, Мариночка Крамер и Боря Калязин… Говоришь, она все еще хороша? - Немного расплылась, но в целом – хороша, насколько позволяет современная косметология. А фамилия Брусницкая тебе ничего не говорит? – с надеждой спросил Пахомов. - Виктория Брусницкая? Федулыч медленно покачал головой, разглядывая невидимую точку на заваленном папками письменном столе. Пахомов понял, что аудиенция окончена, вышел из кабинета и осторожно прикрыл за собой дверь. ************************* Произносить слова мы научились. Теперь бы научиться считать деньги. В. Черномырдин Всхлипывать, вытирая глаза, она начала, когда машина свернула на узенькую дорожку между домами и поползла к знакомому подъезду. Всю дорогу Алекса увлеченно разглядывала грязный урбанический ландшафт, наслаждаясь теплом и сухостью салона, но на подъезде к дому сработал рефлекс: «Плати только в случае атомной бомбардировки!». Глаза послушно наполнились слезами. Плакать по желанию Алекса научилась давно, и использовала это умение гораздо лучше многих актрис. - Да ладно тебе, - увещевал ее пожилой добродушный дядька-таксист. - Подумаешь, упала! Все обойдется! - Папа меня убьет! – прорыдала Алекса. – Всю юбку испоганила и колготки порвала! И кошелек потеря-а-ала! Мысленно она попросила у Папы прощения. Характер у него, как у любого отца-одиночки, был нелегкий, но руки он никогда не распускал, таких безобразий за Папой не водилось. Ограничивался укоризненным взглядом и нудными поучениями, которые Алекса принимала покорно, как рыбий жир. Может, и невкусно, но, говорят, полезно. Таксист остановил машину возле подъезда. Немного помолчал, разглядывая пассажирку в зеркальце заднего вида. Затем вздохнул и достал из-за пазухи потертый кожаный бумажник. - Держи, рёва! Купи колготки и переодень в подъезде! А юбка не порвалась, только испачкалась. Грязь высохнет, и сама отвалится. – Он сердито сунул Алексе деньги. - Ну, бери, когда дают! Алекса всхлипнула, глядя на две сторублевые бумажки. Хороший человек, не хочется переступать границы приличий. Однако она твердо знала: стоит разок отказаться от подарка судьбы – даже дешевенького – и все, с удачей можно попрощаться. Этот урок ей в подкорку вбили намертво. - Спасибо, - сказала она, одной рукой принимая деньги, а другой, размазывая по щеке остатки слез. Она заметила, что этот прием безотказно действует на пожилых добродушных дядек. – Вы такой добрый! - Ладно, беги - отмахнулся таксист. – А то бабки наябедничают, что ты на такси раскатываешь. Папка, небось, не разрешает в чужие машины садиться? Алекса замялась. Поводов для головной боли она давала Папе немало, но насчет такси разговора пока не было. Руки у Папы пока не дошли. - Не могла же я в таком виде на метро… Стыдно как-то… - Да понимаю я, понимаю! Только в следующий раз будь осторожнее, мало ли придурков за рулем. Таксист еще раз махнул ей рукой и уехал. Алекса одернула короткую юбочку, на которой подсыхающая влага оставила грязные разводы, и направилась к подъезду. Не доходя до двери, она остановилась и громко позвала: - Клёпа! Клёпочка, иди ко мне! Едва придя в себя прошлой ночью, Алекса прочесала двор с фонариком в руках, но кошачьего трупа под балконами не обнаружила. Кошки всегда падают на четыре лапы, видимо и Клёпа сумела правильно сгруппироваться. А пережив такой шок, она, конечно же, забилась в какой-нибудь темный закоулок и теперь от обиды не поддается никаким хозяйским уговорам. Алекса побродила по двору, залезла под балкон первого этажа, подергала замок на двери подвала и еще немного покричала. Клёпа не показывалась. Наверное, считает хозяйку виноватой в том, что она ее не защитила. Может, она и права. Новенький лифт, как обычно, сиял зеркалами и металлическим хромом. Чисто вымытый пол слегка спружинил, когда она вошла в кабинку. Алекса нажала кнопку с цифрой «7». Она специально выбрала этаж, считая, что цифра счастливая. Квартира запала ей в душу обилием простора и света. Конечно, это был обыкновенный бетонный каркас, но Алекса сразу увидела свой дом таким, каким он станет. Спальня непременно белая с толстым бежевым ковром, в который так уютно спускать с кровати босые ножки. Большая гостиная с мраморным газовым камином, светло-оливковым кожаным диванчиком возле него, плазменным кинотеатром и двумя книжными полками в виде арок. Квадратный холл со старинной «стоячей» вешалкой, плетеным диванчиком, заваленным подушками, шкафчиком для обуви и овальным зеркалом над ним. Кухня с круглым столом возле эркера, балкон, на котором растут живые цветы, множество подвесных светильников, создающих уютные цветовые гаммы в разных уголках. Она любила свой дом и не собиралась с ним расставаться. Скинув испачканные кроссовки, Алекса пошла в спальню. Открыла зеркальный гардероб, набитый разноцветными тряпками, и медленно провела по ним рукой. Все это принадлежало Марте Козински, избалованной маменькиной дочке, которая привыкла тратить деньги, не зная, откуда они берутся. Псевдоним для паспорта Алекса выбирала долго и тщательно. Марта – потому что имя радостное, весеннее, как начало новой жизни. Козински – потому что звучит шикарно и не совсем по-русски. С таким псевдонимом легко жить в любой стране, были бы деньги. «Зачем ты это делаешь? - допытывался Папа по ночам, когда Алексу мучили два застарелых врага: страх и неопределенность будущего. – Чего ты хочешь, чего добиваешься, глупая?» - Безопасности, - отвечала Алекса, не раздумывая. Безопасность - это деньги. Благодаря им, Марта смогла поселиться в собственной квартирке (кстати, не предел мечтаний, всего лишь необходимый прожиточный минимум), прилично одеться, посетить пару именитых курортов и отложить кое-что на черный день. Но чтобы Марта Козински могла беззаботно разгуливать по свету, помахивая сумочкой, нужны не просто деньги, нужна СУММА! Нужна сумма в пятнадцать миллионов долларов, причем ни один цент из них не осядет в кошелечке Марты. Деньги придется отдать, но после этого наступят покой и безопасность. Жизнь состоит из сплошных парадоксов. Алекса стащила порванные колготки и отправилась в ванную. Расслабившись в пушистом облаке белой кружевной пены, она закрыла глаза. Горькая привычка принимать жизнь такой, какая она есть (или даже хуже, чем она есть), уживалась в ней с предприимчивым оптимизмом юности. В конце концов, ничего страшного пока не произошло. Клёпа выжила, Алекса выжила, и когда-нибудь они снова будут вместе. Квартиру пока никто не отобрал, а три месяца – срок солидный. Минут через десять, когда вода стала остывать, Алекса выдернула пробку. Она могла бы пролежать вот так целый день, но ситуация требовала решительных действий. Покрутившись перед большим напольным зеркалом, она заметила на бедре и предплечье несколько проступающих синяков. Ну, ничего, нет худа без добра. Когда на нее обрушилось это ходячее несчастье, Алекса, стояла возле ступеньки, размышляя, каким образом проникнуть в заколдованное царство под названием «Нерпа-банк», ибо все указатели вели туда. Она сварила себе крепкий кофе и отправилась с кружкой в гостиную, поближе к компьютеру. Усевшись за стол, выудила из вороха визиток коричневый прямоугольник с золотым обрезом, погладила большим пальцем выпуклую надпись: «Борис Андреевич Калязин, президент ОАО «Нерпа-банк». Далее следовали реквизиты: адрес банка, телефоны и электронный адрес. С президентом «Нерпа-банка» Алекса познакомилась совершенно случайно, в большом универсаме, куда она заезжала раз в неделю за продуктами. Обычно Алекса отоваривалась в будни, когда народу в магазине почти не было, но в этот раз рабочая неделя выдалась насыщенной, и ей пришлось освежить в памяти, как выглядит полноценная субботняя очередь. Заняв очередь за высоким полным дядькой, она, от нечего делать, принялась сочинять историю его жизни. Лица незнакомца не видно, но дорогой костюм, «Омега» на запястье и запах хорошего парфюма наглядно свидетельствуют: мужичок не из бедных. Ручки аккуратные, белые, с ухоженными глянцевыми ногтями. Мужичок не первой свежести, хотя вкуса к жизни не утратил. На это кокетливо намекал типичный «дамский» набор - коробка дорогих конфет и бутылка иностранного пойла. Никаких корзинок-тележек с продуктами: такие дяденьки самостоятельно продукты не покупают, для этого существует прислуга. Максимум, что они могут взять в белы ручки – букет цветов и пакет с набором для свидания. То, что в очереди не стоит личный шофер тоже показательно: не хочет дядька светить любовницу перед обслуживающим персоналом, боится, что слух дойдет до жены. А кто у нас жена? Жена у нас – стерва со следами былой красоты, которая перед свадьбой заставила жениха подписать выгодный брачный контракт. А может, капитал вообще принадлежит ей, а дяденька существует на правах домашнего любимца. Из кармана легкой кожаной куртки торчал край коричневой визитки. Алекса выудила ее машинально, не задумываясь. Она никогда не шарила по чужим карманам и презирала этот вид заработка, лишенный всякой духовности. Прочитать имя персонажа не успела: подошла очередь в кассу. Алекса сунула визитку в сумочку и думать о ней забыла. Но однажды, перетряхивая сумочку в поисках ключей, она наткнулась на помятый кусочек коричневого картона. Пробежала взглядом сверкающие позолотой строчки и выразительно задрала брови. Банкир... - Почему бы и нет? – спросила Алима Абдель Хамид. - Мужик такого уровня не клюнет, - засомневалась Алекса. - А вдруг…- подмигнула Алима. И оказалась права. Нигерийское письмо, отправленное на e-mail с визитки, оказалось прибыльным предприятием. Алекса подвинула к себе лист бумаги и аккуратно выписала наболевшие за ночь вопросы: Почему «они» пришли только сейчас? Деньги сняты в начале лета! Кто такая Виктория Павловна и откуда ей известна эта история (жена? любовница? Сотрудница?). Каким образом меня вычислили? Долго ли за мной наблюдают? Почему именно пятнадцать миллионов долларов? Почему я «должна их вернуть»? (дословная цитата) Что мне делать? «На работу устраиваться!» - завел Папа надоевшую шарманку. - Вот прямо сейчас и начну, - пообещала Алекса и зашла на сайт «Нерпа-банка». Врать Папе она не любила, просто немного переосмысливала сказанное в связи со своими потребностями. Выяснилось, что ОАО «Нерпа-банк» приглашает студентов последнего курса московских Вузов, а также выпускников на прохождение стажировки с перспективой дальнейшего трудоустройства. Требования к кандидату предъявлялись скромные: 1.Работа с Linux-серверами не менее 3-х лет. 2.Практическая работа с программными интерфейсами обмена информацией с использованием протоколов TCP\IP, TELNET, SNMPv1\v3, SMTP, FTR и одного из языков программирования Iava. 3.Установка и конфигурирование систем MS Windows 2000 / Server 2003 / XP Pro на уровне системного администратора. 4.Администрирование MySQL, PostgreSQL. 5.Конфигурирование Apache для работы под высокой нагрузкой. 6.Автоматизация задач администрирования с помощью shell-scripts, Perl, PHP, C. 7.Создание кластеров и репликационных схем для MySQL. Всего подобных пунктов было двадцать шесть. График работы Пн-Пт 09.00-18.00, з/п 37 000 руб., соблюдение ТК РФ. Социальный пакет: медицинская страховка, оплачиваемый отпуск, больничный. Испытательный срок: 4 мес. Прошла почти неделя со дня размещения объявления, прежде чем кто-то из потенциальных кандидатов робко поинтересовался: « А чё так мало?» Причем, непонятно к чему относился вопрос: то ли к количеству обязательных пунктов в программе, то ли к уровню вознаграждения за их выполнение. В ответ на это начальник отдела кадров банка, некто Сергей Сильченков, выдал нервную фразу, вошедшую в интернет-анналы: - Работать в нашем банке большая честь! Объявление являло собой яркий пример кащенитского мышления. Даже далеким от компьютерных технологий людям понятно, что таких знаний никак не может быть у студента, даже если он Григорий Перельман в молодости. Отдельно впечатляло сочетание фраз: «Соблюдение ТК РФ» и «испытательный срок 4 месяца». Ведь ТК РФ запрещает испытательный срок более 3-х месяцев, а трудоустраивающихся студентов и вовсе от него освобождает! Эпичный текст вакансии и еще более эпичный ответ ее автора привлекли внимание интернет-завсегдатаев. Одни стали упражняться в подсчете количества народа, необходимого для выполнения указанных обязанностей, другие – отечески просвещать кадровика, проспавшего план Путина, о текущем уровне оплаты труда в банковском секторе. Специальная Олимпиада уже начала стихать, когда в события вмешался президент банка Борис Калязин. «Особо говорливые крикуны на карандаше. Я вставил в одно из своих сообщений прозрачный GIF файл. Сейчас я его уже удалил, но все обращения при его запросах остались у меня в логах. Всем провайдерам сейчас рассылаются abuse сообщения, они пропарсят логи и тогда мы поймем, кто сюда писал, и что писал. Идентификация не займет много времени. Все очернители смогут реально ответить за свои слова. Я не сторонник таких методов, но вы, ребята, зарываетесь!» Прочитав этот текст, Алекса подвинула к себе листок с вопросами и поставила галочку напротив цифры «три». Если GIF файл не плод президентского воображения, становится ясно, каким образом была вычислена мисс Алима Абдель Хамид. Надо же было работать с собственного компьютера! Непростительное легкомыслие и беспечность! Впрочем, после драки кулаками не машут. А руководитель, предъявляющий подобные требования к вчерашнему студенту, обладает двумя ярко выраженными качествами: чувством собственного величия в сочетании с жадностью. Такие на нигерийский крючок не попадаются. Напрашивается вывод: вовсе не Алексе потребовался банкир Калязин, а банкиру Калязину потребовалась личная компьютерная мошенница. Возможно, он разыскивал такого человека, когда получил нахальное «нигерийское» письмо. Откликнулся, вставив в свое сообщение GIF файл, и вычислил местонахождение компьютера, с которого его кинули на десять тысяч баксов. Зачем? - Пятнадцать миллионов долларов, - произнесла Алекса. Привычка разговаривать вслух выработалась у нее давно. Так было легче думать. Как можно потерять пятнадцать миллионов долларов? Господи, даже представить себе невозможно такую кучу денег! Сколько это - три чемодана, четыре, десять? Вряд ли существует ненормальный, который будет прятать пятнадцать миллионов долларов в бауле на колесиках. Большие деньги хранятся на счетах в надежных банках… - Банках! – произнесла Алекса и нахмурилась. Предположим, Калязин провернул какую-то кидальную схему, за что и поплатился жизнью. Такой дамочке убить – что кошку с балкона выбросить. Стоп, стоп! Зачем убивать вора, если он один знает, где твои деньги? Это большая глупость, а глупой ночная гостья не выглядела. - А если она считает, что знает кто-то еще? – спросила Алекса пустую комнату и сама испугалась. Похоже, дамочка считает вторым хранителем тайны ее, Алексу. Отсюда и разговоры о том, что Алекса должна ей деньги «вернуть». Да если бы она знала, где лежит такая СУММА… - Я бы «завязала», - договорила Алекса. Представила себя миллионершей и зажмурилась, ослепленная. Но…. Если дамочка считает Алексу хранительницей подобной тайны, зачем ей смешной ход со страховкой в виде закладной? Пятнадцать миллионов долларов против двухкомнатной квартиры общей площадью в семьдесят квадратов! Где логика? Алекса выключила компьютер и встала из-за стола. Пришло время действий. Во-первых, необходимо получить фотографии брюнетки с «фотоглаза», установленного над входом в подъезд. Во-вторых, нужно на всякий случай разузнать домашний адрес банкира Калязина и обстоятельства его смерти. В-третьих, еще раз встретиться с простофилей (т.е. просто Филей) и ненавязчиво продемонстрировать ему фотографии ночной визитерши – вдруг узнает? В разговоре с Алексой ни о какой брюнетке в составе руководства банка простофиля не упоминал, но если ночная гостья знает историю с нигерийским письмом, значит входила в близкое окружение банкира. В-четвертых,…в-четвертых, видно будет. Алекса быстро переоделась, стянула на затылке высохшие пушистые волосы и начала обуваться, не обращая внимания на ноющие синяки. Людям безразлично, как она себя чувствует. Больно Алексе, или нет, знает только она и Папа. *************************** Надо контролировать, кому давать, а кому не давать. Почему мы вдруг решили, что каждый может иметь? В. Черномырдин - Фамилия, имя, отчество? - Брусницкая, Виктория Павловна. - Месяц, дата, год рождения? - Первое марта шестьдесят восьмого года. - Это ваша девичья фамилия? Пахомов задавал протокольные вопросы, не отрывая взгляда от разграфленного листа бумаги. Ноздри щекотал едва уловимый аромат духов – на удивление тонкий и женственный. Последний вопрос неожиданно вызвал паузу. Пахомов поднял голову. Брусницкая сидела на стуле, закинув ногу на ногу и обхватив сплетенными пальцами колено. Сегодня она была в шелковой кремовой блузке с большим бантом вместо ворота и расклешенной шерстяной юбке. Ноги у Виктории Павловны были стройные, не худые и не толстые, не слишком длинные, но и не короткие, в общем – отличные. Фигура в женской одежде выглядела неожиданно хрупкой. Развернутые плечи и прямая спина казались атрибутами выпускницы Смольного института. - Это моя девичья фамилия, - подтвердила Брусницкая. Она смотрела в окно справа от себя. Дождь висел над городом серой сырой пеленой, и от этого казалось, что за окном не разгар рабочего дня, а сгущающиеся мрачноватые сумерки. А может так казалось оттого, что на столе у Пахомова ярко и весело горела большая лампа. - Семейное положение? - Вдова. Ответ прозвучал просто и буднично, словно смерть мужа наступила «после долгой продолжительной болезни», когда к мысли о предстоящей потере привыкаешь настолько, что перестаешь что-либо чувствовать. - Когда погиб ваш муж? Брусницкая оторвалась от созерцания окна и быстро взглянула на Пахомова. - Вы сами знаете. - Ответьте, пожалуйста, - сухо попросил Пахомов. Женские пальцы, сплетенные вокруг колена, разжались и снова переплелись. Нервничает. - Жак погиб два года назад. Надеюсь, вы меня избавите от описания подробностей. Этого я уже нахлебалась. Пахомов снова уткнулся в лист бумаги. Краем глаза он видел, как Брусницкая достала из сумочки, висевшей на стуле, пачку сигарет и тяжелую золотую зажигалку. - Я могу закурить? - Да, пожалуйста. Пахомов подвинул посетительнице дешевую алюминиевую пепельницу. Интересно, о чем она думает? О машине, на полной скорости срывающейся с пятидесятиметровой высоты? О пылающем столбе огня и дыма и множестве людей с пожарными шлангами в руках? Богатые тоже плачут, эта мысль как-то примиряет с действительностью. - Это был несчастный случай, - сказала Брусницкая. Торопливое замечание, слишком торопливое, похоже на оправдание. Ведь первоначально французские следователи считали смерть Жака Касселя убийством, а главной подозреваемой – его жену. Однако доказать ничего не удалось: никакой выгоды от смерти мужа Виктория Павловна – тогда еще мадам Кассель – не получила. По условиям завещания, все движимое и недвижимое имущество Жака Касселя подлежало продаже, дело - ликвидации, а вырученные средства поступали на счет благотворительного фонда «Колокол судьбы», основателем которого являлся покойный предприниматель. Жене…то есть, вдове, достался небольшой домик на Лазурном берегу и ежемесячное содержание в размере пяти тысяч долларов. Жалкие крохи по сравнению с тем, что Брусницкая имела до этого. - Да-а-а, - протянул Пахомов неопределенным тоном. – У вас с Мариной Львовной прямо зеркальные судьбы. Она вдова - и вы вдова, у нее мужа убили, - и у вас…муж погиб… - На что вы намекаете? - Ни на что! – удивился Пахомов. – Просто мысли вслух. Глядя ему в глаза, Брусницкая глубоко затянулась сигаретным дымом. - Я не хочу обсуждать с вами смерть моего мужа. Дело закончено и закрыто. Если вам нужны подробности – поднимите французские архивы. - Хорошо, - кротко согласился Пахомов. – Сейчас меня интересует не гибель вашего мужа, а ваши отношения с покойным Борисом Калязиным. - С Борей? – переспросила Брусницкая. Пахомов почувствовал разочарование. Он был уверен, что этот вопрос повысит градус напряжения, но Брусницкая неожиданно успокоилась. – Бог с вами, какие у меня могут быть отношения с Борисом? Мы и знакомы-то были постольку – поскольку… Я дружу с Мариной. Фокус не получился. Пахомов рассуждал так: если Брусницкая смогла подстроить автокатастрофу собственному мужу, то уж организовать смерть мужа подруги ей и вовсе как два пальца об асфальт. Однако перевод стрелок с Жака Касселя на Бориса Калязина дамочка перенесла удивительно легко. Похоже, даже немного расслабилась. - Давно вы познакомились с Мариной Львовной? Брусницкая вздохнула, загасила сигарету и снова обхватила пальцами колено. - С Мариной мы познакомились в комсомольской юности. Она работала манекенщицей на Кузнецком, а я подрабатывала переводчиком в «Интуристе». Иногда водила группу на показы, пару раз сопровождала заграничные турне «Дома мод». – Брусницкая пожала плечами. – Потом Мариночка вышла замуж за Борю и…немного отдалилась. - Виктория Павловна блеснула ровной полоской зубов. – Знаете, как это бывает: люди нашего и не нашего круга… - Вы не попали в «наш круг», - конкретизировал Пахомов. - Угадали. Но я не сердилась на Мариночку, она тут не при чем. Боря всегда был немного сноб, царствие ему небесное. - Как долго вы не общались? Брусницкая немного поиграла бровями, прикидывая и вспоминая. Пахомов в очередной раз отметил странную моложавость ее лица: так мог бы выглядеть человек, которого на долгие годы сунули в морозильную камеру. Или человек, кожу которого изнутри приклеили к черепу. Ни одной морщинки, ни одной складочки – прямо жуть берет. - Мы не виделись примерно десять лет, - ответила Виктория после недолгого раздумья. – Потом Союз развалился, и настало время великих перемен. Боря лишился места у кормушки, а я вышла замуж за Жака. Знаете закон колеса Фортуны? Оно возносит тех, кто внизу и сбрасывает тех, кто наверху. Теперь Боря оказался в роли просителя. - И о чем он вас просил? Виктория взглянула на него исподлобья. - Шутить изволите. Боря не умел никого ни о чем просить, грязную работу он поручал окружающим. Эта категория людей называется «из грязи в князи», самая неприятная порода, которую я знаю. Высокомерие без малейших на то оснований. Марина разыскала мои координаты и попросила о встрече. Я не возражала, Марина всегда мне нравилась. Она пришла, поплакалась на жизнь… - Виктория пожала плечами. – В общем, восстановила наши замороженные отношения. Конечно, я понимала, что Борис ее проинструктировал, но все равно была рада ее видеть. - Вы давали Калязиным деньги в долг? Брусницкая усмехнулась не то снисходительно, не то горько. - У меня никогда не было столько денег, чтобы их одалживать. Поймите, я была женой богатого человека, а это совсем не то, что иметь деньги самой. Жак оплачивал расходы по дому и ежемесячно переводил на мой счет вполне приличную сумму. Сверх этого – ничего. Даже ювелирные украшения, которые я надевала на приемы, мне не принадлежали. Жак брал их из банка перед совместным выходом в свет, а после немедленно возвращал обратно. На каждый день у меня была бижутерия, - хорошая имитация дорогих вещей. Так что, денег я им дать не могла, даже если бы захотела. Да Марина об этом и не просила. - А о чем же она просила? - О пустяке. Познакомить Бориса с Жаком. Марина говорила, что у Бори был какой-то план совместного вложения денег. - Значит, совместные деловые отношения между вашим мужем и покойным Борисом Калязиным все-таки существовали? - Выходит, существовали. - Какие? - Понятия не имею! - Почему? - Потому что не интересно! - отрезала Виктория и отодвинула пепельницу с дымящимся окурком на другой край стола. - Можно задать вам вопрос? - Пожалуйста. - Почему нам до сих пор не выдали тело Бориса? Оно же… – Брусницкая сделала руками расплывчатый жест, в котором чувствовалась брезгливость. – Я не знаю… Нужно похоронить человека. Существуют какие-то определенные законом сроки, или все зависит от вас? Пахомов представил картинку: морг, заставленный каталками, а на них тела, тела, тела, накрытые сероватыми простынями. И лицо Федулыча, которому Пахомов бросает через плечо: «Кстати, трупик на седьмой каталке не выдавай, интересное было дело. Пускай на память останется». Так дамочка себе это представляет? - Срок существует, - подтвердил Пахомов. – Так же, как и возможность его продления в случае необходимости. Он приготовился ко второму вопросу, но Брусницкая неожиданно прикусила нижнюю губу. - Что ж, - сказала она после недолгого размышления. – Если так нужно… Пожала плечами и снова повернула голову к окну. Твердый орешек и крутой Уокер в одной упаковке, полная противоположность своей подруге-блондиночке Марине Крамер. Отчего-то после беседы с Федулычем Пахомыч прочно окрестил потерпевшую девичьей фамилией. Вдову банкира Пахомов допрашивал три дня назад, и она произвела на него самое жалкое впечатление: ни единого проблеска мысли! Сидело на том же стуле раздушенное и разряженное существо женского рода, испуганно таращилось на следователя и после каждого вопроса оборачивалось к адвокату. Тот вполголоса произносил фразу, которую блондиночка, запинаясь, повторяла дословно. Сначала Пахомов ждал ее ответа, а потом стал записывать в протокол слова адвоката, не дожидаясь, когда их горным эхом озвучит Мариночка Крамер. Интересно, что нашел в этой пустоголовой говорящей кукле Борис Андреевич Калязин? С другой стороны, куклы мужчинам нужны не для разговоров. Для бесед существуют женщины поинтереснее, вроде Виктории Павловны. Однако женятся на них нечасто: опасное создание – умная жена! - Виктория Павловна, вы где-нибудь работаете? Брусницкая взглянула на него с удивлением. - Нет. Я оставила работу после замужества. - Значит, вы живете на пособие, которое вам оставил муж? Смуглые щеки брюнетки окрасил едва заметный румянец. - Вот именно, - подтвердила она, глядя Пахомову прямо в глаза. – На пособие. По безработице. - Вам хватает? - Почему же нет? Были времена, когда я жила на сто двадцать рублей в месяц! - Вы меня неправильно поняли, - отступил Пахомов. Обострение отношений было ему совершенно ни к чему. – Я спрашивал не о деньгах. Хватает ли вам такой бездеятельной жизни? Вы, судя по всему, человек сильный и энергичный, на домохозяйку не похожи. Брусницкая пожала плечами. - Домашним хозяйством не занимаюсь, для этого существует прислуга. Что касается энергии, то чтобы ее потратить есть множество более приятных способов, чем работа. Пахомов сделал вид, что смутился. Естественная реакция нищего обывателя, взирающего снизу вверх на игры богатых и знаменитых. Странно, что умная женщина прожила с богатым мужем пятнадцать лет и не обеспечила себя ни деньгами, ни карьерой. Тем не менее, глянцевые журналы охотно печатали ее фотографии на обложках и разворотах. Брусницкая привлекала публику своими экстремальными выходками: то высадится с самолета на льдину и подстрелит белого медведя, то начнет борьбу за создание автогонок по типу «Формулы-1» для женщин, то среди бела дня на спор пройдется по узкому карнизу без страховки… В общем, адреналинилась дамочка, как могла. Вознаграждала себя за пятнадцать лет вынужденного воздержания. Овдовев, Брусницкая крутила романы исключительно с молодыми мужчинами. Завсегдатаи тусовок озабочены не личным счастьем, а тем, какое впечатление оно производит на обывателя. Каждый ищет в виртуальном мире то, чего ему не хватает, отсюда варианты на контрактной основе: стареющие звезды рядом с мальчиками, начинающими карьеру, богатые старики и сияющие молодостью старлетки, уродство рядом с красотой, бездарность рядом с талантом. Чего не хватало Брусницкой? Просмотрев кипу глянцевых журналов, Пахомов пришел к странному выводу: Брусницкой не хватало неудачников. Ну, например, юноша, поющий в сомнительном московском кабаке. Брусницкая пристроила его к приличному продюсеру, и юноше удалось выдать две хитовые песни. На этом талант себя исчерпал, и молодой человек канул в Лету. Был еще какой-то начинающий спортсмен, начинающий актер, начинающий шеф-повар, даже начинающий экстрасенс. Совместная фотография, интервью с рефреном «ах, как мы счастливы!», песня (роль, танец, блюдо), посвященные любимой женщине, а дальше - тишина. Неудачник исчезал, на смену являлся другой неудачник. Зазвонил телефон. Пахомов снял трубку. - Пахомыч, ты? - раздался голос знакомого оперативника Виталика из Юго-Западного УВД. - Слушай, тут у нас состоялась интересная беседа с упоминанием интересующих тебя лиц. Не хочешь подъехать и поучаствовать? - Выхожу, - коротко ответил Пахомов и положил трубку. – Извините, Виктория Павловна, нам придется прерваться. Распишитесь вот здесь, - он положил перед Брусницкой протокол допроса, - и давайте ваш пропуск. Виктория Брусницкая подписала протокол, не читая. - Это все? – спросила она, передавая Пахомову ручку. Он кивнул и, в свою очередь подписал ей пропуск. - Прощайте, - сказала Брусницкая. - До свидания, - не удержался Пахомов от маленькой колкости. Брусницкая слегка пожала плечом, перебросила через руку короткую кожаную курточку, отделанную рыжей лисой, и вышла из кабинета. Пахомов уложил в сейф папку с делом, «поправлявшимся» на глазах. Похлопал себя по карманам, проверяя на месте ли документы и деньги, влез в куртку и подошел к окну. Неужели это проклятый унылый дождь до сих пор не кончился? Дождливая завеса висела над городом серой кисеей, на подоконнике жались друг к другу грустные нахохлившиеся голуби. ********************** Ну, никогда же такого не было, - и вот, опять! В. Черномырдин. Гостиная была не просто большой, а огромной – ракетодром, заставленный новой кожаной мебелью под тихим названием «антицеллюлит». Стоит присесть на холодную липучую поверхность без чулок или колготок – и через пять минут эффект парилки налицо: мокрые ноги тихо преют. Неудобная мебель обошлась в такую сумму, что ее смело можно сдавать в аренду с косметическими целями. С большого семейного портрета над диваном улыбалась прекрасная молодая королева из детской сказки. Ее плечи заботливо обнимал король в парадной форме с генеральскими погонами. Между взрослыми торчала голова наследника - ребенка лет пяти. Люди, впервые попавшие в квартиру, обычно наивно спрашивали: «Это мальчик или девочка?». Существо было белокурым и кудрявым, как барашек, глазки имело темно-голубые, а взгляд – дебильный. Сходства с Филиппом существо не имело никакого: это была мамина фантазия в чистом виде. Во-первых, волосы у настоящего Филиппа были темно-русые, во-вторых, - глаза карие. Мама оправдывала несовпадение тем, что глаза у всех детей темнеют, как и волосы. Что же касается взгляда существа… здесь, как ни прискорбно, сходство временами просматривалось. Отца Филипп помнил плохо. Когда он умер, Филиппу было шесть лет, и с тех пор он непрерывно ощущал на своих плечах тяжесть отцовской могильной плиты. «Если бы папа был жив, если бы отец это видел, если бы отец это знал, если бы отец мог с тобой поговорить»…. Эти непрерывные «если», указывали Филиппу на собственное несовершенство лет до десяти, затем в ход пошла тяжелая артиллерия. - У всех дети, как дети, а у меня ходячее недоразумение! Эта фраза сопровождала Филиппа по жизни как родовая травма. Сначала она звучала с раздражением, потом с усталой горечью, а потом мама произносила ее, просто констатируя факт. Повод мог быть любой: порванные штаны, двойка по музыке, замечание в дневнике, опоздание в школу, несданный зачет… Филипп старался не огорчать маму, потому что, во-первых, после смерти отца он остался единственным мужчиной в семье, а во-вторых, потому, что мама была очень красивая, он ею гордился. А каждая пролитая слеза прибавляет женщине год производственного стажа, как утверждает мама. Зазвонил телефон. Филипп вышел в коридор и снял трубку со старинного настенного аппарата, который мама называла словом «модерн»: - Слушаю. - Елену Васильевну позови. Голос Филиппу не понравился – гнусавый и приглушенный, словно невидимый абонент говорил в трубку через носовой платок. Не понравилось хамское обращение на «ты» и отсутствие элементарной вежливости; ни «здрасьти», ни «до свидания». - Кто ее спрашивает? - Знакомый. - Какой знакомый? Имя у вас есть? Трубка немного помолчала. А потом собеседник вздохнул и неожиданно сказал громко и вежливо: - Молодой человек, передайте маме, что я буду ее ждать завтра в двенадцать на обычном месте. - Кто это «я», - начал Филипп, но таинственный абонент дал отбой. В ухо понеслись короткие гудки. Он положил трубку и, слегка озадаченный, пошел в спальню матери, перебирая по очереди немногочисленных знакомых. Но не нашел ни одного, совместимого с властной последней фразой. Странный разговор. Откуда незнакомцу известно, что он - «молодой человек»? Предположим, что возраст можно определить по голосу. А вот определить по голосу, что «молодой человек» - сын блистательной тридцатилетней красавицы ( ибо никто не давал Елене Прекрасной больше тридцати трех лет) попросту невозможно. Обычно Филиппу отводилась роль двоюродного племянника или еще какого-нибудь дальнего родственника, приехавшего поступать в столичный Вуз. Филипп не обижался, - разве молодой и красивой женщине приятно сознаваться в наличии взрослого сына? Да еще такого недотепы, как он? Другое дело, если бы он был удачливым бизнесменом, или талантливым пианистом, в крайнем случае – космонавтом. В этом случае даже мама смирилась бы со своими сорока пятью годами. Вооружившись бумагой и ручкой, он сел за туалетный столик, уставленный баночками крема и флаконами духов, и написал записку, в которой подробно изложил состоявшийся разговор. В последнее время они общались только так: когда он уходил на работу, мама еще спала, когда он ложился спать – она еще не возвращалась. Наверное, сейчас общение перейдет из эпистолярного жанра в разговорную плоскость. Узнав об увольнении, мама сначала расплачется, а потом снова начнет взывать к отцовской тени. Требовались контрдоводы, и Филипп начал выстраивать линию защиты. Во-первых, что это за работа, если за нее не платят зарплату? Можно спросить, зачем он на нее подписался, но если этот вопрос не возник с самого начала, не всплывет и теперь. Филипп мог прожить и без зарплаты. Постыдные карманные деньги, как обычно, перекидывались на карточку в конце каждого месяца. Хотя с другой стороны, – почему «постыдные»? Это деньги отца, на которые сын имеет такое же право, как и мать. Отец был «добытчиком», светлая ему память. Мать называла его генералом, Филипп верил. Но недавно, перебирая документы в поисках собственной метрики, он наткнулся на старый семейный архив. Полистав трудовую книжку с гербом уже несуществующего государства, Филипп узнал, что отец служил начальником колонии строгого режима в далекой уральской области. Признать, что муж был связан с преступниками, пускай даже в силу служебной необходимости, мама, разумеется, не могла. Мифотворчество и портрет, висевший на центральной стене гостиной, должны были уравновесить неприглядные факты семейной истории. Филипп никогда не рассказывал матери о своем открытии, великодушно рассудив, что у каждого человека есть право на маленькие слабости. Хочет быть генеральшей – пускай будет. Раздался звонок в дверь. Отбоя нет от посетителей. Филипп вышел в прихожую и щелкнул замком и цепочкой. - Здравствуйте, Самсон Давыдыч! - сказал он громко, ибо старичок был глуховат Сосед втиснулся в приоткрытую щель, не ожидая приглашения. Был он маленький, щуплый, незаметный, очень любезный и тихий – полная противоположность библейскому герою-бабнику. Жил одиноко, изредка выходил из дома в магазин за продуктами. Иногда Филипп видел его сидящим на скамеечке во дворе. Неприметный старичок в старом потрепанном пальто и красно-зеленом мохеровом кашне кормил голубей и размышлял о чем-то своем. Бифокальные очки нелепо увеличивали глаза, и так, казавшиеся чересчур большими для высохшего морщинистого лица с тонкой пигментной кожей. - Здравствуйте, Филипп, - сказал он, как обычно называя его полным именем. Сосед был безукоризненно, несовременно вежлив. – Рад вас видеть. А маменька ваша дома, если смею спросить? - Маменька отсутствует, - церемонно ответил Филипп и сделал гостеприимный жест в сторону гостиной. Старичок ему нравился своей беззащитностью и вызывал покровительственное чувство. – Прошу вас, входите. Чай, кофе? - Благодарю, мне вредно и то, и другое. – Сосед вытащил из кармана домашней куртки бархатный черный футляр и протянул Филиппу. – Вот, передайте Леночке. Замок я починил, золото и камни почистил. Скажите ей, что если она надумает продавать, я найду хорошего покупателя. Филипп с полупоклоном принял прямоугольник, похожий на школьный пенал. - Непременно передам. – И, вспомнив, что работа ювелира стоит дорого, тихо добавил: - Сколько я вам должен? - Извините, Филипп, о цене я привык договариваться с заказчиком. – Филипп снова молча поклонился. Денег в портмоне оставалось всего ничего, поэтому ответ соседа он воспринял с тайным облегчением. - Всего доброго. – Старичок скользнул на площадку и попросил: - Придержите дверь, пока я не войду. Филипп послушно застыл на пороге, наблюдая, как сосед возится с многочисленными замками. Когда черная сейфовая дверь распахнулась, Самсон Давыдыч оглянулся и поблагодарил его кивком головы. Раздался металлический лязг, снова защелкали замки, но уже с другой стороны. Филипп, в свою очередь, запер дверь и пошел в комнату. По дороге открыл крышку бархатного футляра и чуть не споткнулся, перешагивая через порог. На черной замше сверкающей белой змейкой вилась золотая цепочка, казавшаяся хрупкой веточкой зимнего инея, и сверкали крупные темно-синие камни в ажурной оправе из мелких бриллиантиков. Красота-то, какая. Он сел на диван, достал из футляра колье и покачал цепочку перед глазами. В прозрачной глубине заходили синие волны, остро сверкнули мелкие бриллиантовые грани. Интересно, сколько может стоить такая игрушка? Спрашивать мать опасно: она немедленно заведется насчет того, что не он дарил, не ему вопросы задавать. Странно, что он ни разу не видел у нее это украшение. Вообще много странного в их жизни. Отец умер двадцать лет назад, в разгар «лихих девяностых». Рушилась страна, закрывались фабрики и заводы, деньги превращались в конфетные фантики, но мама по-прежнему ходила к дорогому косметологу, Филипп занимался английским у частного преподавателя, каждое лето они ездили к морю – сначала в Сочи, потом в Анталию и Люксор. На какие деньги? Мысль, несмотря на свою очевидность, никогда не приходила ему в голову. Баночка красной икорки стоит тридцать долларов в соседнем универсаме. Икру покупает мама, она чрезвычайно полезна для кожи. Филипп предпочитает на завтрак буженину или копченую грудинку (двадцать долларов полкило). Он ездит на стареньком «жигуленке», но мама обещала купить сыну приличную машину, когда он научится водить. Сама она недавно сменила «тойоту» на джип, который Филипп видел в автосалоне через дорогу; вышла из дома – и вернулась с новой игрушкой стоимостью в тридцать тысяч долларов. Ежемесячно на кредитку Филиппа капает нехилая сумма в две тысячи долларов, примерно столько же тратится на домашнее хозяйство. Ну, в женских тряпках он не силен, но, кажется, еще ни разу не видел маму в одном и том же костюме. Мысленно насчитав четыре шубы, Филипп пошел в спальню и распахнул зеркальную створку гардероба. Ошибочка вышла. Шуб оказалось шесть: норка, енот, бобер, чернобурка, соболь, песец. Сам он одет довольно скромно, но вовсе не потому, что экономит на одежде. Свитер, дешевле ста долларов, он считает некачественным, а обувь, дешевле двухсот долларов – китайским ширпотребом. А теперь еще это… Филипп положил на туалетный столик рядом с запиской прямоугольный футляр с колье. Не удержался и быстро обшарил шкафчик под зеркалом. Никаких драгоценностей не обнаружил, и от этого расстроился еще больше. Почти все украшения матери он считал бижутерией, а тщательно прятать бижутерию не станет ни одна разумная женщина. Определенно, здесь крылась какая-то тайна. Настало время поговорить с матерью по душам. **************************** Милиция задержала группу цыганок, которые обманным путем выманивали деньги у прохожих. Им уже предъявлено обвинение в консалтинге. Криминальная хроника На улице было по-прежнему грязно, сыро и шумно. Дымили автомобили, разбрызгивали лужи разрисованные рекламой троллейбусы, звеня и бренча проезжали трамвайные вагончики. Жизнь в центре была сущим адом, однако многие люди почему-то готовы за это платить не только деньгами, но и здоровьем. Темно-серый каменный дом с эпичным названием «сталинский ампир» стоял прямо напротив выхода из метро. Алекса набрала номер квартиры на металлическом табло домофона и подняла голову, глядя в круглый глаз видеокамеры над подъездом. Захрипел динамик, и знакомый голос выпалил: - Ты одна? - Не-а, - ответила Алекса, как и полагается по правилам конспирации. Будь она с нежелательным сопровождением, на вопрос следовало ответить утвердительно. Щелкнул замок, и дверь открылась. В подъезде с кружевными чугунными перилами и новым плиточным полом было чисто, сумрачно и холодно. Она нажала кнопку вызова лифта, приплясывая на месте от нетерпения и избытка сил. Допотопный механизм за проволочной сеткой загудел и начал неторопливый спуск. Алекса, не дожидаясь его прибытия, повернулась к лестнице и, прыгая через ступеньку, взлетела на четвертый этаж. На лестничной площадке процедура досмотра повторилась. После чего забренчали цепочки, вжикнули засовы, и заветная дверь с сейфовым замком, наконец, отворилась, плеснув наружу нестройный гам настраивающегося оркестра. - Ты надолго? – спросила хозяйка, едва гостья переступила порог. Может, в других устах этот вопрос прозвучал бы обидно, но только не здесь. Посреди просторного холла стояла высокая женщина атлетического сложения, как бы заполняя пространство своим мощным телом. Цветастый халат с павлинами выглядел на ней как кимоно на дзюдоисте. Навскидку ей можно было дать лет сорок пять, как и было указано в паспорте. Паспорт врал. Его обладательница - Карина Клери отпраздновала свое пятидесятилетие три года назад. Не будучи красавицей, она пленяла формами, свежим цветом лица, богатырским здоровьем и чудовищной энергетикой. Из распахнутых комнатных дверей, неслись истеричные телефонные трели, где-то стучал факс. В атмосфере витали флюиды успеха, деловитости и еще что-то, напоминавшее Смольный в семнадцатом году. - Мне бы за компьютером пошуршать! - прокричала Алекса, исполнив для наглядности пальцами фортепианный пассаж. – Отвлекать не буду! Хозяйка поморщилась. - Громкость убери, я не глухая. Надеюсь, ничего недозволенного? Алекса отрицательно покачала головой. Карина взмахнула широким рукавом халата, указывая, куда идти, и немедленно устремилась в противоположном направлении. Алексу овеял аромат крепких духов и сигарет с ментолом. - Да! - донесся из комнаты мощный львиный рык. - Сколько?... Дорогой, у тебя проблемы со слухом? Я сказала: не меньше сотни, иначе на аренде погорим. Это твои проблемы! Не понимает, что такое «трансерфинг»? А ты ему скажи, что это управление реальностью! Ну, объясни своими словами… Да я сама не понимаю, что это такое! Не знаю, как это работает, но это работает, нужно только верить. Вообще-то не лозунг, но можешь записать. Больше не звони, работай. У тебя ровно два дня. Все. Стукнула брошенная трубка, хозяйка крикнула в другой аппарат: - Да! Распродали партию? Умница! Загляни на склад, пускай распишутся в ведомости. Да, можешь выбрать все, что понравится! Скажи, я разрешила! Позвоню, позвоню…. Дальше Алекса слушать не стала, зарядившись мощным выбросом хозяйской энергии. Вошла в комнату, которая называлась «маленькой» (двадцать пять метров), села за компьютер и забегала пальцами по клавиатуре. Папку под названием «Муниципалка» она создала год назад, так что ориентировалась в ней вполне уверенно. Войдя в раздел «безопасность», Алекса задала нужные параметры ( то есть, вбила в строку свой адрес) и указала нужную дату ( то есть, ночь знакомства с Медеей). Защита у программки была слабенькая, и через минуту на мониторе начали сменяться статичные фото. Судя по указанию времени в правом углу экрана, Медея вошла в подъезд около двух часов ночи. Следом за ней вошли уже знакомые Алексе прямоугольники в одинаковых костюмах. Угол обзора камеры, установленной над подъездом, не позволил разглядеть машину, на которой прибыли незваные гости, а сама Алекса была так деморализована знакомством, что после их ухода не догадалась выглянуть с балкона. Выбрав снимки, на которых можно было разглядеть лицо ночной гостьи, Алекса скачала их на флешку. Подумав, добавила весь архив за прошедший месяц – дольше данные не хранились. Возможно, ночной визит дамы был не первым. Иначе, как объяснить легкость, с которой она обнаружила неприкосновенную долларовую заначку? Повеяло запахом горячего кофе, и в комнате появилась хозяйка с подносом, на котором стояли две малюсенькие чашки и вазочка с маленькими шоколадками. Телефоны продолжали разрываться, факс – стучать. - Все нормально? – спросила Карина, пристраивая одну чашечку возле правого локтя гостьи. Алекса кивнула и вывела фотографию Медеи на принтер. Мягко зашелестела бумага. Хозяйка удивительно ловко для своей комплекции опустилась в мягкое кресло. Она напоминала Алексе большую хищную кошку вроде тигрицы или пантеры – тяжелую и изящную. Отхлебнув из чашечки дымящийся напиток, Карина издала глубокий удовлетворенный вздох. - Дурдом, - сказала она, кивая на открытую дверь, откуда доносился звон и стук. – И вот так каждый день, каждый день… Ничего сами не могут, на каждом повороте включаюсь. - Отключи телефоны, - посоветовала Алекса. – Тогда самим соображать придется. Карина вскинула красивые соболиные брови темно-русого цвета. - Ну, да! И буду сидеть, как призрак в склепе! Если хочешь знать, я технику даже на ночь не отключаю, так и гудит до утра. Я уже давно в тишине заснуть не могу. _ Карина сделала из чашечки маленький благовоспитанный глоток и поинтересовалась: - Что ищешь, подруга? Алекса протянула ей лист бумаги с изображением Медеи. - Глянь, может ты ее видела? Карина качнула крупной головой. - Не наша клиентка. Такая безо всякого тренинга кого хочешь на гуляш разделает. Алекса сунула распечатанный снимок в тоненькую пластиковую папку. Дальнейших вопросов, типа, «а это кто, а тебе зачем», не последовало. Мир, где обитали Алекса и хозяйка квартиры, делился по принципу «мы, лохи, и все остальные», гимном служила фраза «меньше знаешь – крепче спишь», а любопытство считалось серьезным пороком. На непосвященный взгляд сфера деятельности мадам Клери выглядела винегретной смесью услуг по сдаче недвижимости, выдаче кредитов и распродажам китайского ширпотреба. Вместе взятое это называлось «организацией тренингов» и представляло собой развернутую мафиозную систему по вовлечению хомячков в решение чужих проблем. Психотренинги появились в 60-70-х годах прошлого века в США. Отцы – основатели - Вернер Эрхард и Джон Хэнли - постепенно расширили деятельность по всему миру, и в начале 90-х добрались до России. Здесь они достигли заоблачных высот, ибо ментальность обитателей дефолт – кантри оказалась просто заточенной под садо-мазохистскую систему коучинга. Система обучения строится на том, что людей проводят через «эмоциональные качели» — сначала опускают ниже плинтуса, унижают и оскорбляют, затем восхваляют и возносят до небес. После прилюдных унижений («ты неудачник», «ничего не добился и не добьешься», «это тренинг для успешных» и т д.), слушателю намекают, что у него есть шанс «стать человеком», для чего необходимо приводить на тренинги других людей. Отказаться нельзя, ибо тогда все начинается сначала: «Как ты сможешь добиться глобальных целей в жизни, если не можешь выполнить элементарного задания? Ты неудачник!». Слушатель, получивший необратимые изменения в психике, бежит звать на тренинг своих друзей и родственников, которые естественно тоже будут платить. В конечном итоге, все замыкается на многоуровневом маркетинге и финансовых пирамидах: «приведешь десять друзей, и тренинг для тебя бесплатный». Алексу привело на занятия не простое любопытство – она искала себя. Житейский опыт говорил ей, что больших денег в этой стране честно не заработаешь, а жить хотелось. Причем, сразу, а не в старости. Для этого – хочешь, не хочешь, - приходится идти на сделки с совестью, если она есть. Табель доходных мест дефолт-кантри в ее представлении выглядел так: 1. Чиновники. 2. Банкиры. 3. Депутаты. 4. Их жены и любовницы. Как показывает исторический опыт, российский чиновник обычно получается из жлоба, что в значительной мере определяет его мировоззрение. Он, как правило, внешне лоялен к власти, но моментально переходит под новые знамена при ее смене. Посетителей он обычно принимает с 9 - до 11 и с 14 -до 15.30 часов каждый третий четверг нечетного месяца, совпадающий с полнолунием. Что он делает остальное время - доподлинно неизвестно. Основное занятие чиновника — распил бабла, выделяемого на нанотехнологии и прочие нацпроекты. На этом поприще поднимаются реальные деньги, так что, получив правильное место, можно быстро заработать и на «Лексус» и на домик во французской деревне. По окончании нацпроекта чиновник докладывает о сокрушительных успехах и реквестирует бабло на следующий. Чем выше по вертикали власти находится чиновник, тем легче ему удаются реквесты и тем большие суммы удается выбить. Несмотря на всю неприглядность этой касты, стать чиновником не так-то просто. Чтобы сделать карьеру, требуется «попасть в обойму» или иметь «нужные знакомства». К тому же назначали на доходные места в основном мужчин, а если изредка попадались женщины, то они, по слухам, вынуждены были за назначения «расплачиваться». Глядя на их лишенные эмоций лица, застывшие при помощи пластических хирургов во вневременном рубеже, Алекса невольно ежилась. Не выглядели они счастливыми, вот что. Нет, политическую карьеру нужно делать на Западе. Там отбраковка происходит прямо на родильном столе: этих – на конкурс красоты, этих – в политику. Какому самоубийце придет в голову потребовать «расплаты» скажем, от Кондолизы Райс, или от госпожи Олбрайт? Красивым женщинам в этой стране лучше сразу захомутать олигарха, родить двойню и уйти в вышивание крестиком – либо на родных просторах, либо за их пределами, - в зависимости от тяжести статьи мужа. Банкиры и депутаты отпугивали Алексу визуально – видимо, не зря Легионер упрекал ее в излишнем эстетизме. Судя по телевизионным интервью, чтобы добиться результатов в этой области требовалась посыпанная перхотью голова, плохие зубы, бегающие глазки и объемистый, упакованный в облегающие штаны, живот. Этих символов успеха Алекса не имела, и не собиралась приобретать. Пункт четвертый не грел душу из-за явного зависимого положения. Пересмотрев множество ток-шоу, где красавицы секонд-хэнд шумно делили с богатыми экс-супругами имущество, нажитое непосильным трудом, Алекса преисполнилась отвращения к обеим сторонам, ибо что-что, а чувство собственного достоинства у нее имелось. - Карин, ты с «Нерпа-банком» не работала? – спросила Алекса, допив кофе. - А как же? – удивилась хозяйка. – Милая моя! Они, можно сказать, были первые на очереди! У Бори голова варит, можешь не сомневаться. - Ты про Калязина? - Про кого же еще? Ты его знаешь? - Убили Калязина, - сказала Алекса без всяких глупых предисловий и таинственных умолчаний. Хозяйка не изменилась в лице, только пальцы правой руки, лежавшей на коленях, скомкали полу халата. - Давно? – спросила она, немного помолчав. - Позавчера. То есть, тело нашли позавчера, - уточнил Алекса. – А когда убили – не знаю. Карина задумалась. Было видно, что после первого естественного потрясения, она быстро пришла в себя и теперь перебирает в уме, не ударит ли смерть банкира по ее бизнесу, и если ударит – как этому противостоять. - От судьбы не уйдешь, - резюмировала Карина. – Зарываться стал банкир, совсем берега потерял - Откуда ты знаешь? - От капитанов, от кого ж еще? Жаловались парни! По два-три кредита за одно занятие оформляли! Я уже стала подумывать о штрафах! Карина активно сотрудничала с коммерческими банками. Схема была проста и взаимовыгодна. После окончания «первой ступени», на «лидерском курсе», слушателям дают задание воплотить в жизнь три своих мечты (цели) — маленькую, среднюю, и большую. Чуть менее чем в ста процентах случаев, «большой» целью числятся квартира и машина. Тренеры активно зомбируют учеников на ее выполнении, иначе курс не будет закончен. «Случайно», среди учеников оказывается сотрудник банка, у которого как раз появился «новый акционный кредит». Возражения о том, что ежемесячный взнос больше чем вся зарплата, не принимаются, «ведь вы же лидеры, вы добьетесь!». Далее следует быстрое оформление бумаг, и пойманная жертва получает прекрасную возможность проверить, насколько приобретенная на тренингах наука совместима с жизнью. С каждой пойманной рыбки, Карина имела свой небольшой, но постоянный процент. - Такое ощущение, будто он снова жениться собрался, - продолжала Карина. - ТО есть? – не поняла Алекса. - Деньги греб, как бешеный! - объяснила Карина. – Это у банкиров обычно перед второй женитьбой бывает… - Разве он был женат только раз? – удивилась Алекса. - Понятия не имею! Семьями мы не дружили, если ты меня понимаешь. Знаю, что жена имелась, а уж, которая по счету – спроси у олигарха, он на Борьку работал. – Она замолчала, прислушиваясь к бешеному несмолкающему перезвону, несущемуся в распахнутую дверь: – Слушай, подруга, у меня ликвидация в разгаре, так что извини. Карина вышла из комнаты. Издалека донесся ее львиный рык: - Да! Мне без разницы, пускай будут бабушки, даже лучше, жалостливей… Пускай стоят возле метро. Ясно, что не бесплатно. Сколько он хочет? Обалдел, гад? Десятка с вещи! Или пускай берет натурой. Естественно, про шмотки, а не про бабушек!... Алекса собрала свои вещи и вышла из квартиры, тщательно захлопнув за собой дверь. Спускаясь по лестнице, она услышала, как снова вжикнул засов, и забренчали цепочки. ********************** Много денег у народа в чулках или носках. Я не знаю, где — зависит от количества. В. Черномырдин Добравшись до пункта назначения, Пахомов уперся в запертую дверь. Немного побродил по коридору, открывая двери соседних кабинетов, поспрашивал пробегающих, «Витю не видели?» Пробегающие на ходу мотали головами. Пахомов выругался про себя. Прежде чем уйти не солоно хлебавши, он на всякий случай заглянул в приемную начальника УВД. Секретарша Зина регистрировала входящую корреспонденцию, вдоль стен выстроились стулья, два из которых были заняты. Женщина с рыбьим ртом, сидевшая неестественно прямо, глянула на Пахомова и поджала губы. Круглый мужчина в потертой кожанке предупредил: - За мной будете. - Я по другому вопросу, - сказал Пахомов. – Зинуля, привет. Пышная блондинка с вытравленными волосами и высоким шиньоном томно глянула на него. Пахомов в осведомленных кругах не считался выгодным женихом, но Зина переживала период междуцарствия, а на безрыбье, как говорится, и Пахомов рыба. - Юрочка? Привет. Давно тебя не видела. Почему не заходишь? - Здорово выглядишь, - сказал Пахомов, размышляя, что останется от Зины, если ее умыть. Причем хозяйственным мылом, другое не возьмет. – Почему не захожу? Работа одолела, спасу нет. Где этот охламон? Я про Тимофеева. Зина сложила губки бантиком и стрельнула многозначительным взглядом в сторону посетителей – нехорошо, дескать. Как большинство сплетниц, она обожала внушать окружающим чувство стыда за сделанные промахи. - Виктор Андреевич на выезде, - сказала она с ласковой укоризной. - Черт, - расстроился Пахомов. – Он мне звонил, просил приехать. Что же мне завтра снова в другой конец Москвы пилить? То есть, я бы с удовольствием, - спохватился он. – График плотный. Зашиваюсь. Зина плавно вынесла из-за стола упругое тело и двинулась к нему. Вытеснив Пахомова в коридор, она прикрыла дверь. - Юрочка, разве так можно? А если они у него по делу проходят? Некрасиво получится! - Виноват, - покаялся Пахомов. – Увидишь его - передай, что он скотина. - Сам передай. – Зина придвинулась ближе, коснувшись его плеча упругим бюстом, и перешла на шепот. – Загляни в актовый зал. Там он. День рождения отмечает. Пахомов схватил полненькую ручку с ярко-алыми накладными ногтями и прижался к ней губами. Зина хихикнула. - Кстати, какие у тебя планы на выходные? - На выходные? – Мысли запутались в извилинах, образовав затор на дороге в самый неподходящий момент. Рыбалка? Охота? Поход за грибами? - В выходные я…это… Зина улыбнулась, принимая вспотевший лоб и блеяние за признак смущения. - Юрочка, ты ведешь себя как мальчик. – Она положила ему руку на плечо. – Не нужно бояться, я не кусаюсь. Пахомов замер. «Все! – пронеслось в голове обреченно. – Сейчас сожрет»! В осведомленных кругах Зина считалась зубатой щукой, и отделаться от нее, как говорили опытные люди, было ох, как не просто. В тот момент, когда земля начала уходить из-под ног, боги сжалились. Сквозь прикрытую дверь донесся телефонный зуммер и властный металлический голос произнес: - Зина, быстро зайди ко мне. Зина приложила палец к губам, шепнула: «Позвони!», - и кокетливой рысью побежала обратно, в приемную. Пахомов вытер ладонью вспотевший лоб и как испуганный кот брызнул вниз по лестнице. «Актовым залом» называлась большая кладовка, в беспорядке заставленная старыми столами, тумбами и стульями, списанными по акту. Никто на эту рухлядь не покушался, но в двери имелся замок, что было очень удобно, потому что запирали ее чаще изнутри, чем снаружи. Остановившись перед дверью, Пахомов прислушался. Уловив приглушенные голоса, удовлетворенно ухмыльнулся и тихонько стукнул в деревянный косяк костяшками пальцев. Голоса мгновенно смолкли. - Свои, - сказал Пахомов негромко. – Витька, балбес, открывай. Сам вызвал. Послышался шепот, негромкая возня. Щелкнул замок, на пол коридора упала полоска света. - Юрик, ты? - Я, я! Да открывай ты, именинник чертов! Дверь приоткрылась. - Давай быстро! – шепнул знакомый голос. Проскользнув внутрь, Пахомов обнаружил в актовом зале пестрое общество, состоявшее из Витьки, двух незнакомых парней в штатском и двух девиц в подозрительно коротких юбках. Вокруг громоздились сваленные в кучу столы и стулья. Один стол, накрытый газетами, стоял в центре комнаты. Угощение привычное – нарезанная колбаса, маринованные огурчики, бутылка водки, черный хлеб, зелень и какие-то консервы, источающие жирный рыбный запах. Еще одна бутылка водки – уже пустая, закатилась под стул. - Это еще кто? – густым басом спросила девица в кожаной юбке, из-под которой как башни торчали плотные ноги. – Витек, мы так не договаривались! - Ничего, дорогая, считай это бонусом. Худая девица в мини-юбке из жесткой блестящей ткани сдула челку со лба. - Ну, знаешь, это уже наглость! - У вас, я смотрю, бал холостяков, - сказал Пахомов неловко, кивая на стол. – Вить, ты прости, я с пустыми руками. Не знал, что у тебя день рождения. Витек успокаивающе похлопал его по руке. - Ничего, до декабря время есть, успеешь затариться. - Не понял… День рождения в декабре? А Зина сказала… - Пахомов не договорил, наткнувшись на веселый понимающий Витькин взгляд. Один из гостей – темноволосый, с плотным брюшком - хмыкнул и вилкой выудил из банки кусок сардины. - Тогда по какому поводу праздник? - А тебе вечно повод подавай! – Витек отодвинул тарелку с колбасой и присел на край стола. – Знаешь, пришел сегодня с утра, думал, поработаю в охотку, - поделился он душевно. - До обеда все шло нормально. А потом услышал про пожар в Бурятии – так хреново стало! Все из рук валится! Пришлось принимать меры. Присоединяйся. Ты голодный? Витек выразительно стрельнул взглядом в сторону девочек. - Нет, спасибо, - торопливо отозвался Пахомов. – Вить, я по делу. Ты бы…это… отпустил свидетелей, если уже допросил. Витек развернулся к дамам. - Красавицы, допрос окончен! Давайте, милые, дуйте по домам, у нас разговор серьезный. - Он слез со стола и взял девиц под локти. – Вперед, строем, строем. Приговаривая, он вывел дам в коридор и захлопнул дверь. Тут же зажужжали приглушенные голоса: « А на такси? Сам на метро катайся! Ты же обещал!»… Пахомов переглянулся с гостями. Светловолосый с короткой стрижкой паренек блеснул белыми зубами: - Николай. - Очень приятно. Юрий. Они обменялись рукопожатиями. Второй, с черными курчавыми волосами и большими карими глазами навыкате сказал: - Исмаил. И потряс в воздухе ладонью, испачканной консервным маслом. Пахомов вежливо кивнул. Минуту стояла неловкая тишина, потом светловолосый Николай достал из стопки пластмассовый одноразовый стаканчик и поставил перед новым гостем. - Совсем чуть-чуть? – спросил он, наклоняя бутылку. Под обманчиво веселым взглядом, прятались шипы и колючки. Пахомов смущенно махнул рукой. - Давай… Открылась дверь, в комнату вернулся бодрый Витек, на ходу засовывая в карман бумажник. - Налил гостю? Молоток! Остальным тоже налей. – Николай послушно разлил остатки водки в прозрачные стаканчики. Витек поднял свой: - Ну, давайте ребята, за то, чтобы все было, и ничего за это не было. Вздрогнули! Вздрогнули. Водка сильно отдавала медицинским спиртом. Пахомов порадовался, что третьей бутылки в наличии не имелось. - Ух! – Витек впечатал стаканчик в стол и отломил кусочек черного хлеба. – Хорошо! - Там все в порядке? – поинтересовался Николай, наливая себе сок. - Ты про девчонок? Все о,кей, отправил как принцесс, на служебном «Уазике»! Ребята на происшествие выехали, им как раз по дороге. Ну, и на мороженое выдал. Не такие уж мы, менты, мерзавцы. Ты с ребятами познакомился? – спохватился он, обращаясь к Пахомову. – Рекомендую! – Витек обнял его за плечи. - Краса и гордость северного УВД, Пахомов Юрий Владимирович, кличка «Генсек»! Пахомов с изумлением воззрился на приятеля. Он не подозревал о том, что за спиной его называют иначе, чем «Юрик» или «Пахомыч». - Генсек? – морщась от выпитой водки, переспросил темноволосый Исмаил. – Это как Андропов, да? Что, сильно строгий, да? - Сильно разборчивый, - поправил Витек. – Юрик у нас не настолько богат, чтобы пользоваться дешевыми девочками. Его с такими дамами видели! – Витек закатил глаза под лоб и причмокнул. – Легенды ходят! - Да ладно тебе, - смутился Пахомов. – Скажешь, тоже… - Учись, школота, - продолжал Витек, не обращая внимания на попытки отбиться. – Вот он, кладезь житейской мудрости – сорок восемь лет и ни одного привода в Загс! Дорогие рестораны, дамочки в мехах и бриллиантах… С таким счастьем – и на свободе! Пахомыч, колись, закон нарушаем? - Кстати о законе, - поспешно ввернул Пахомов, чувствуя, как заполыхали щеки. – Ты звонил, сказал, есть что-то интересное. Здесь поговорим, или в твоем кабинете? Получилось невежливо, но есть хотелось до безумия, а консервных бычков желудок переваривать отказывался. Гости молча переглянулись. Первым тяжело поднялся Исмаил. - Ладно, Витя, мне пора. Я дома на досрочно-условном, если жена водку унюхает – все, конец. Извини, руку не подаю, рыбой испачкался. Он раскланялся с гостеприимным хозяином. Следом, несмотря на протесты, поднялся светловолосый Николай. Нет-нет, остаться никак не могу, пора домой, обещал быть пораньше… Прощальные рукопожатия, щелканье открывающегося замка – и актовый зал опустел. - Ну, доволен? – сурово спросил Витек. – Разогнал, понимаешь, компанию, как митинг оппозиции… - Вить, умоляю, не сейчас! – Взмолился Пахомов. – У меня желудок болит! Витек вздохнул. Сгреб остатки пиршества в черный целлофановый пакет. Обозрел взглядом комнату, выискивая остатки компромата, и скомандовал: - Пошли в кабинет. Там чаю выпьем. Выходи первый и знак подай. Если кто-нибудь в коридоре – начинай петь. - Что петь? - Что-нибудь страстное. «Наша служба и опасна и трудна». Пахомов вышел из кладовки и быстро осмотрелся. Пусто. Он приоткрыл дверь и сунул голову обратно. - Пошли быстрее, а то вправду спою! Они вышли в коридор, Витек, воровато озираясь, запер дверь, и они зашагали к ярко освещенному вестибюлю. - Ты это серьезно про «Генсека»? – спросил Пахомов. – Так меня называют? - Разве ты не знал? - Понятия не имел! А что ты болтал про меха и бриллианты? Витек швырнул пакет в мусорную урну возле чужой двери. - Ладно, не прикидывайся. Видел тебя за столиком в «Метрополе». И не одного. – Витек распахнул дверь кабинета, пропуская Пахомова вперед. – Сначала, правда, не узнал – костюм шикарный. Про даму не говорю, весь зал шеи вывернул, когда вы танцевали. Колись, кто такая? Пахомов неохотно пожал плечами. - Подумаешь, сходил разок в ресторан с одноклассницей. Сам-то ты, кстати, что там делал? В засаде сидел? - Да нет, начальство на банкет пригласило. Я тебе кивал, только ты не ответил. - Серьезно? Не помню. Слушай, давай, наконец, по делу. Витек посерьезнел. - Значит, так. Ты работаешь по Калязину?... И начал излагать. Две недели назад в двенадцатый отдел Главного управления уголовного розыска, специализирующегося на обороте антиквариата и драгоценностей, поступило сообщение: некая Татьяна Якушева пытается продать гигантский двухкилограммовый сапфир. - Продавала, можно сказать, по дешевке, - продолжал Витек. – Согласно сертификату, камень стоил четыре с половиной миллиона баксов, а наша клиентка просила всего девятьсот тысяч. Зелеными, разумеется. Пахомов свистнул: - Ни фига себе! Посмотреть-то на него можно? Хоть одним глазком! - Хоть сейчас! – великодушно разрешил Витек. - Камень в камере вещдоков. - С ума сошли?! – воззрился на приятеля Пахомов. – Его же оттуда моментом сопрут! - Не сопрут. Камешек, конечно, большой, только как показала геммологическая экспертиза, никакой это не сапфир, а корунд. - Это что такое? - Корунд, Юрик, это малоценный минерал, имеющий общую с сапфиром химическую формулу, но совершенно иные строение и свойства. И цена этому камню не более тысячи долларов, половина из которых - стоимость инкрустированных в булыжник мелких ограненных сапфиров. - А если достать сапфиры из булыжника? - наивно спросил Пахомов. Витек усмехнулся. - Достать можно, но стоить такая операция будет больше, чем все эти камни вместе взятые. Так что никакой практической ценности они не имеют. Так, игрушка на любителя. Пахомов достал платок и вытер влажный лоб. - Фу-у-у, аж вспотел…Ладно, с камнем понятно. А какое отношение вся эта история имеет ко мне? - Витек взглянул на него маленькими, хитро прищуренными глазками. - Ну не молчи! Ставлю все, что пожелаешь! - Вискарь! - Согласен! Витек вынул из сейфа несколько исписанных листов и положил на стол перед Пахомовым. Тот нетерпеливо схватил бумагу и пробежал глазами строчки. - Получила камень от Калязина? Когда?! - Там написано, - кивнул на листы Виталий. – Видишь ли, Татьяна Якушева собиралась открыть в Калининграде филиал благотворительного фонда «Набат», председателем которого являлся покойный банкир. За право возглавить филиал, она заплатила Борису Андреевичу двадцать пять тысяч долларов. Взамен он выдал ей драгоценный камень с сертификатом и посоветовал взять в банке кредит под залог сапфира. - Зачем? – не понял Пахомов. – Если камень фальшивый, это легко установят! Витек кивнул. - Хитрая схема. Ты что-нибудь слышал про «финансовые камни»? Пахомов коротко кивнул. Кто же не слышал. Громкое было дело. В сентябре 1999 года сыщики под видом представителей Межпромбанка совершили контрольную закупку трех камней - необработанного сапфира весом 1609 граммов, 1125-граммового изумруда и александрита весом 385 граммов. В ходе обысков у обвиняемых были изъяты сотни драгоценных камней, в основном - бриллианты и изумруды. Также было обнаружено огромное количество камней, не относящихся к 1-й категории: природные и синтетические бериллы сходили за изумруды, корунды - за сапфиры, а муассаниты отличить от бриллиантов могли лишь высококвалифицированные специалисты. На все изъятые камни были составлены экспертные заключения, оценивавшие их в миллионы долларов. Эти документы составлялись от имени экспертов ТОО "Геоман" Климова и Варги. Имена этих "экспертов" прогремели среди геммологов в 1999 году, когда сотрудники милиции впервые столкнулись с криминальной схемой "накачки" балансов банков и предприятий полудрагоценными камнями с многократно завышенной стоимостью. Автором схемы сыщики сочли Николая Филатова. В начале 90-х годов он водил дружбу с королем преступного мира Сергеем Тимофеевым по кличке «Сильвестр», и жил на одной лестничной клетке с Сергеем Михайловым по кличке «Михась». По оперативным данным, Филатов также был связан с уральской братвой, контролировавшей нелегальный оборот изумрудов. Однако, как выяснили милиционеры, фирма "Геоман" существовала лишь на бумаге. Столь же виртуальным был и эксперт Климов, подписи за которого ставил сам Филатов. Вторым сотрудником "Геомана" был Александр Варга - эксперт-геммолог, знакомый Филатова. Привлечь его к уголовной ответственности так и не удалось, поскольку он очень предусмотрительно оговаривал в своих заключениях, что оценка основана на "его личном мнении". - Это вполне нормальное явление, когда оценочная стоимость во много раз превышает фактическую, - заявил Варга, - и ничего противозаконного в этом нет. Эти же суммы не с потолка мною берутся, а на основании уже существующих в мире методик. В мире, и особенно в Европе, уже давно появилось такое понятие, как "финансовый камень". Это, как правило, необработанные изумруды, сапфиры, топазы. Не представляя ювелирной ценности, "финансовый камень" в то же время является нормальным залоговым инструментом. Официальная российская геммология и правоохранительные органы, к сожалению, этого не признают - слишком уж часто подобная схема используется мошенниками. Однако на Западе банки вполне охотно дают кредиты под залог подобных камней, но не более 3-4% от залоговой стоимости. Банкирам это выгодно, так как эти камни ставятся на баланс по оценочной стоимости, увеличивая активы банка и позволяя ему самому привлекать дополнительные кредиты. Эксперты не нашли примеров использования в банковском обороте стран Европы "финансовых камней". Правда, известны случаи, когда применялась похожая схема с предметами искусства. Разумеется, применялась она людьми авантюрного склада, использующими лазейки в законодательстве. Авторитетные банки и страховые компании не связываются с неликвидными активами. - Я думаю, ни один уважающий себя западный банк не будет иметь дела с подобными камнями, - заявил гендиректор компании "Русалмаз" Вадим Соловьев. - В мире есть всего три геммологических центра, чьи заключения принимают финансисты: швейцарский SGI, немецкий GOBELEN и американский GIA. При этом никто из них никогда не оценивает камень, а лишь определяет или подтверждает характеристики: вес, цветность, прозрачность, признаки термообработки и т.д. Цену же определяют не геммологи, а сам продавец - исходя из качеств камня. - Значит, Калязин работал по схеме «финансовый камень», - сказал Пахомов. – Думаешь, выводил капиталы? Витек пожал плечами: - А что? Все новое – это хорошо забытое старое! Схема простая и удобная: некто берет кредит под залог драгоценного камня. После чего испаряется с денежками, оставив банку неликвидную драгоценность с поддельным сертификатом, вроде этого сапфира. - Но тогда Калязин должен быть в теме! Не мог же он не знать, что камень практически ничего не стоит! - Стопроцентно! Якушева молчит, но они наверняка договорились об «откате»! - Банкротил свой собственный банк? - Вполне возможно, что он собрался удариться в бега, иначе не стал бы так рисковать. Не удивлюсь, если уставной капитал банка «дутый» на сто процентов. Как и уставной капитал его фонда. Знаешь, чем занималась эта организация? Пахомов покачал головой. - Я только- только успел дело открыть. - Так вот, фонд «Набат» оплачивал операции тяжелобольным детям, которые делаются исключительно за рубежом. Ну, типа у нас нет специалистов подобного уровня, или нет подобной аппаратуры. Счета, естественно, астрономические, причем, не только за операцию, но и за весь реабилитационный период, включая палату, сиделок, медикаменты, и фрукты-овощи. Улавливаешь, как удобно? - Улавливаю, - кивнул Пахомов. – Фонд берет кредит под залог камня, и банк перечисляет эти деньги за рубеж. - Ага. Никакого ребеночка, естественно, нет и в помине, счета подставные, фирмы-однодневки. Похожее дело было во Франции несколько лет назад. Против председателя благотворительного фонда завели дело, но он вовремя погиб. Дело пришлось закрыть. Пахомов почувствовал, как внутри что-то смутно шевельнулось. - Не помнишь название французского фонда? - Помню. Что-то из Хемингуэя. «По ком звонит колокол». Нет, не так, - поправился Витек и ненадолго задумался. – «Колокол судьбы». - Он ухмыльнулся. – Прикол, да? «Колокол судьбы» и «Набат». Два сапога пара. Думаешь, случайность? - Чего на свете не бывает, - философски отозвался Пахомов. - Ну, ладно, - закруглил Витек. – Был рад помочь, не забудь про вискарь. Поблагодарив приятеля, Пахомов взял адрес Татьяны Якушевой, выпущенной под подписку о невыезде, и распрощался. ******************** Чем мы провинились перед Богом, Аллахом и другими? В. Черномырдин Домой Алекса вернулась поздно, усталая и продрогшая. Силы отнимало не Дело, а бесконечные простаивания в столичных пробках. Капризная девочка Марта время от времени требовала «хорошенький автомобильчик», Алекса предпочитала юркий китайский скутер. Модель, собранная из китайских запчастей на останках советского мотопрома, имела на моторе надпись «Ямаха» и стоила дешевле фирменного велосипеда. Несмотря на раму, сваренную в стиле пьяного ПТУшника и особый шик — жгуты–проводки, в которые входят провода одного цвета, а выходят уже другого – скутер резво бегал полгода, пока разгневанный водитель дорогого кабриолета, получив в лицо дымную струю, не пнул его ботинком. Говнопластик мгновенно треснул, сделав «радость нищеброда» непригодной к употреблению. Купить машину Алекса собиралась давно, останавливала ее нелюбовь к «регистрациям» и вообще любым официальным документам, на которых требовалось светить имя собственное. Сбросив кроссовки, она вошла в гостиную, подошла к деревянному арочному шкафчику, где стояли ни разу не раскрытые книжные томики, и ткнулась лбом в деревянную дощечку с изображением Спасителя. - Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, да придет Царствие твое на земле и на небе, - забормотала Алекса единственную молитву, которую выучила наизусть. «Отче наш» служил своего рода позывными для установления контакта с Папой, ну, что-то вроде «здрасьти». В смысл сказанного она особо не вникала - как обычно, быстренько пробормотала приветствие и принялась рассказывать Папе события прошедшего дня. История знакомства с просто Филей, Папу заинтересовала. - Хороший парень? Тебе понравился? - Увалень, - без колебаний отозвалась Алекса. – Дрессированный тюлень по сравнению с ним – граф Калиостро. Папа немного скис. Его второй навязчивой идеей после «честной работы» было замужество непутевой дочери. - Не суди поспешно. Первое впечатление обманчиво. Алекса пожала плечами. Она, как раз, считала первое впечатление самым правильным, но спорить не стала, чтобы не расстраивать Папу. - Мог бы сказать «будь осторожной». Все-таки, незнакомый человек. - Это само собой, - поторопился исправиться Папа. – Будь осторожной, но не суди предвзято. Ты с ним еще увидишься? - Куда я денусь.... Может он знает эту чертову бабу с фотографии. - Варя! Как ты разговариваешь! – укорил Папа. Алекса дернулась: - Сто раз тебя просила, не называй меня так! - Но это же твое имя! - Умерло это имя! – тонко выкрикнула Алекса. – И Варя умерла! Умерла и похоронена! Кончено! - Ты не умеешь прощать, - укорил Папа. - Зато ты умеешь! – не сдержалась Алекса. – Кому оно впрок пошло, твое прощение? Папа промолчал. Алекса остыла. Ей стало стыдно. Папа был неисправимым идеалистом, иногда Алекса за него боялась. Обмануть его мог любой ребенок – достаточно было просто извиниться. Прощал Папа легко и охотно, с какой-то радостной готовностью, не пытаясь разобраться, искренне кается человек, или кривит душой. Люди это знали и бесстыдно пользовались Папиной добротой. Алекса Папу жалела и старалась не огорчать, хотя понимала, что его принципы абсолютно несовместимы с жизнью. Папа довольно зануден и любит давить на больные мозоли. Зато когда приходит беда, ведет себя, как положено; мгновенно впрягается в неприятности и без единого упрека тащит непутевую дочку из болота. - Прости меня, - искренне покаялась она. – Я была неправа. Просто устала и сболтнула от злости. Поможешь мне выпутаться? - Всем, чем только смогу, - ответил Папа, не раздумывая. – А к парню все-таки присмотрись. Вдруг, понравится? - Именно, что «вдруг». Тюфяк-тюфяком. - Твой предыдущий живчик лучше? – Папа рассердился. – Втянул тебя во все эти махинации! Если бы не он, ты бы сейчас ходила на работу, как все нормальные люди, или в университет… - Ага, разбежалась, - сказала Алекса. – Чему полезному там научат? - И добавила вполголоса: - Еще неизвестно, кто, кого, куда втянул. - Что? - не понял Папа. - Ничего. Мысли вслух. Папа промолчал. В небесной иерархии Алекса разбиралась слабо, и разницы между Спасителем, Создателем и отцом Небесным не видела. Взаимоотношения с Богом представлялись ей чем-то вроде контракта: ты - мне, я - тебе. Веди себя хорошо, и будет себе счастье. А если вела себя плохо – не забудь попросить прощения. Какое-то время она пыталась играть по правилам, но контракт себя не оправдал. Как бы она ни старалась, подъем в интернате по-прежнему был в половине седьмого, на завтрак – перловка или овсянка, фрукты нужно было отвоевать у старшеклассников, а новые джинсы выбивать у скупердяя-спонсора. Надежды на воспитателей не было, поэтому пришлось брать свою судьбу в собственные руки. Зарабатывать деньги честным трудом Алекса начала с двенадцати лет – сначала курьером, потом распространителем газет. Сотня шла воспитателю за незрячесть, остальное Алекса прятала за деревянным плинтусом в девичьей спальне. Деньги действовали на нее как наркотик: во-первых, вызывали эйфорию и галлюцинации, во-вторых, хотелось больше и больше. Когда аккуратно свернутые бумажки перестали помещаться в пыльной норке за деревяшкой, Алекса достала свои сбережения и пересчитала, сидя ночью на крышке унитаза. Десять тысяч триста рублей как одна копеечка. Пять пар турецких джинсов. Сто разноцветных вьетнамских маек. Два фирменных плеера. Планшет. Две кожаные куртки и еще куча всяких приятных вещей. Она перетянула бумажки резинкой и поцеловала тоненькую стопку. Следующее утро Алекса встретила в любимом месте столицы – на Воробьевых горах. Позавтракала в кафе, заказав большую кружку какао, два беляша, желе со взбитыми сливками, фруктовый салат, мороженое и кофе-гляссе. - Мать моя, женщина, в тебя же столько не влезет! – сказала сонная официантка, записывая заказ. - Посмотрим, - буркнула Алекса. Женщина опустила блокнот и пытливо изучила странную клиентку. - А денежка у тебя есть? Здесь платить надо! Алекса задрала майку и достала из-за пояса бумажные купюры. Помахала перед официанткой, похвастала: - Я еще обедать приду! - Откуда такое богатство? Банк ограбила? - Ничего я не ограбила, - обиделась Алекса. И неизвестно зачем соврала: - Мне папа дал. Завтрак она смолотила за полчаса - «не девица, а аттракцион», как выразилась официантка. Верблюжью способность поглощать пищу впрок выработала в ней жизнь. Неизвестно, что ждет тебя впереди, нужно быть готовой к любому повороту. Ублажив желудок, Алекса прошлась по бутикам и магазинам. Искушений было много, но потратить деньги разом она не смогла – ныло сердце. Перебрав множество вешалок, Алекса пришла к выводу, что глупо тащить в интернат дорогую шмотку. Во-первых, накажут за самоволку, а во-вторых - все равно отнимут, не начальство, так старшеклассницы. Поглаживая под майкой шуршащие бумажки, она спустилась к смотровой площадке. Здесь на раскладных столах торговали сувенирами из серии «рашн-экзотик». Алекса прошлась вдоль столиков, с интересом разглядывая расписных матрешек, кукольных президентов, календари со звездами в купальниках, значки и медали. Мордатый жлоб, торгующий иконами и крестиками на цепочках, следил за ней прищуренными недобрыми глазами. - А ну, топай отсюда! – фыркнул он, когда Алекса приблизилась к его столику. – Пошла, говорю, нечего тут болтаться! - Я же просто смотрю! – возмутилась Алекса. - Знаю я, как вы смотрите! Вчера две серебряные цепочки как корова слизнула! – Жлоб топнул ногой: - Брысь, я сказал! Первая мысль была такая: пнуть столик, чтобы он врезался в жирный живот и рассыпать товар. Ну, а дальше положиться на человеческую природу. Но не успела она додумать до конца, как рука жлоба, каким-то образом удлинившись на метр, схватила ее за шкирку и отшвырнула прочь, как котенка. Алекса свалилась на асфальт, ободрав локоть. Жлоб погрозил ей кулаком. - Даже не думай! Скальп сниму! - Урод, - буркнула Алекса, вставая. Попыталась лизнуть кровоточащую ссадину, но не достала языком. Пожилая женщина с внучкой остановилась напротив столика: - Разве так можно? – мягко укорила она жлоба. – А еще иконами торгуете! - Проходите, гражданка, не задерживайтесь, - сухо ответил тот. И добавил себе под нос: - Тебя забыли спросить. Женщина порозовела. - Хам! Хотела купить крестик для внучки, а теперь ни за что не куплю! - Плачу и рыдаю, - высокомерно огрызнулся жлоб, отворачиваясь. Женщина покопалась в сумке и протянула Алексе влажную салфетку. Девочка лет пяти смотрела на нее, сунув в рот указательный палец. - Держи, - сказала женщина. – Зайди в аптеку, купи йод. Мало ли что. - Спасибо, - буркнула она, прижимая салфетку к ранке. Ссадина защипала. - Дамочка! Женщина и Алекса обернулись одновременно. Из-за дерева их манил старичок, похожий на мультяшного гнома: маленький, аккуратный, с розовой лысиной. Улыбка у старичка была добрая и немного смущенная. Женщина огляделась. Кроме них с Алексой вокруг никого не было. - Вы меня зовете? - Вас, вас! - громким шепотом подтвердил старичок. – Сделайте милость, подойдите. Женщина пожала плечами и двинулась к странному просителю. Алекса потянулась следом, как уличная собачка, привлеченная нежданной подачкой. Вблизи старичок оказался еще симпатичнее, чем издали. Небольшое, с кулачок лицо, напоминало печеное яблоко. Сквозь сеточку морщинок посверкивали умные слоновьи глазки. От сказочного Оле-Лукойе старичок отличался отсутствием зонтика и поношенной одеждой. Хотя выглядела она опрятно: лоснящиеся брюки сверкали заглаженной стрелкой, а потрепанные манжеты сияли белизной. Женщина остановилась. - Что вы хотели? – спросила она. Старичок, тревожно оглянувшись, распахнул ветровку. - Купи, дорогая, - сказал он задушевно. – Слышал, ты крестик для внучки ищешь. Иконка-то сподручнее будет. Для всего семейства защита. Женщина наклонилась и осмотрела нечто скрытое от посторонних глаз. - Даже не знаю… Это современная работа? Кто писал? - Я писал, - смиренно признал старичок. – Я раньше реставратором работал, в мастерских Пушкина, да вот уволили по сокращению. Это копия иконы Ушакова. Оригинал семнадцатого века. Золото настоящее, сусальное. Хотел сделать подешевле, чтобы легче продать, да не смог – Спаситель, все-таки… - Старичок размашисто перекрестился. Женщина склонила голову и тоже перекрестилась. - Купи, милая, износу иконке не будет. Сусальная позолота - она двадцать лет не смывается. - Эй! – Они обернулись одновременно. Продавец из-за столика с крестиками и иконками грозил старичку кулаком. – Покупателей отбиваешь? А ну пошел отсюда, а то холку намылю! - Грех тебе, добрый человек, - кротко отозвался старичок. - Любой живой душе пропитание надобно. Я у тебя много не отниму: на хлебушек заработаю – и довольно. - Пошел вон, кому сказано! Продавец угрожающе шагнул из-за столика. Старичок в испуге попятился. Порозовевшая от гнева женщина с достоинством обернулась к продавцу: - У кого хочу, у того и покупаю, - ясно? – И, повернувшись к старичку, спросила: - Сколько? Тот шепнул что-то неразборчивое, тревожно заглядывая через плечо покупательницы. Продавец вышел из-за столика и неторопливо направился к ним. - Я тебя щас в порошок сотру, убогий! Услышав цену, женщина слегка изменилась в лице. Но, увидев приближающегося врага, торопливо достала из сумки кошелек и выудила из него все имеющиеся бумажные банкноты. - Семь, восемь, девять…- отсчитывала она, оглядываясь. Продавец надвигался неотвратимо, как ураган «Катрина». – Пятисот рублей не хватает! - Бог с ними, дорогая. Сколько дашь – и на том спасибо! Обмен произошел мгновенно. Деньги скрылись под ветровкой, деревянная плашка перекочевала к женщине. Прежде чем мелкой рысью рвануть с места, старичок успел страстно приложиться к дамской ручке. - Дай тебе бог, милая! Подошедший продавец погрозил конкуренту кулаком. - У-у-у, гад… Доволен, что покупателя отбил? - Вот тебе! - Женщина с торжеством потрясла иконой перед толстой мордой. – У кого хочу, у того и покупаю! - Ну и подавись. А тебя в следующий раз в порошок сотру! – крикнул он старичку, остановившемуся в двадцати шагах. Тот пытался отдышаться, вытирая лоб платком. Женщина взяла внучку за руку. - Пойдем, детка. Бабушка тебе подарок купила. Та мгновенно вытащила палец изо рта. - Какой? - Иконку Спасителя. - Он вкусный? - Глупая, его нельзя есть. - А я хочу! – заныла внучка. – Не хочу спасителя, хочу мороженое! Ба-а-а…купи мороженое!.... - Не ной! Бабушка все денежки отдала! - Забери обратно! Не избалованная подарками Алекса не выдержала: - Знаешь, что ты зараза? - Знаю! – гордо ответила внучка. – А что это такое? - Это дети, которые вместо того, чтобы сказать бабушке «спасибо», ноют «купи мороженое»! - Зараза…- уяснила малолетняя девица. – И Таня зараза, и Оля зараза. И Дима тоже зараза. В этот момент бабушка, пересчитав оставшуюся наличность, издала горестный стон. - Кошмар! На метро не хватает! Она посмотрела на Алексу. В глазах стояли слезы. Не колеблясь ни секунды, Алекса вытащила из-под майки денежную стопку и отделила бумажку в сто рублей. - Вот. Этого хватит? Женщина изменилась в лице. - Детка… даже не знаю, что сказать. - Ну, например спасибо. Берите, мне не жалко. Женщина неловко приняла бумажку. - Спасибо. Я отдам, только скажи, куда переслать. Алекса отмахнулась. Ею овладело странное доселе неведомое чувство - будто ноги отрываются от земли. - Ничего не нужно. Пользуйтесь на здоровье. Женщина чмокнула ее в щеку и быстро перекрестила. - Храни тебя господь. - Взяла внучку за руку и велела: - Скажи тете «спасибо». - А ты мне мороженое купишь? - Куплю, куплю! Вот, маленькая липучка! Идем скорее, дождь начинается! - Я не липучка, я зараза, - поправила девица и важно добавила, обращаясь к Алексе: – Спасибо. - Приятно подавиться, - пожелала та в ответ. Проводив глазами удаляющуюся парочку, Алекса нырнула под развесистое дерево. Мелкая изморось быстро переходила в щедрый летний ливень. Прохожие бежали мимо, прикрывая голову пакетами и куртками, женщины жались под навесами, поглядывая на тяжелеющее небо. Продавцы торопливо накрывали столики непромокаемой пленкой и набрасывали на себя прозрачные плащи с капюшонами. - Ой! В спину ударило что-то твердое. Алекса быстро обернулась. Старичок, похожий на маленького сказочника, посверкивал на нее настороженными голубыми глазками. - Извини, дорогая, - сказал он кротко, хотя виновата в столкновении была Алекса. – Я тебя не заметил. - Да ладно, - пробормотала она. Дождь разошелся с новой силой и Алекса, чувствуя необходимость как-то заполнить создавшуюся паузу, добавила: - Вы каждый день тут бываете? - Гуляю помаленьку, - добродушно ответил старичок. – Когда иконки на продажу есть. - Мне можно посмотреть? - Отчего же нельзя? Смотри на здоровье! Только осторожно, чтобы вода не попала! Старичок достал из-под ветровки небольшую дощечку со свежими красками и протянул Алексе. Она прижалась к дереву, выискав самое сухое место, и впилась глазами в лик Спасителя. Изображение ей понравилось. Глаза у Спасителя были светлые и добрые, а губы как будто складывались в едва заметную улыбку. Он не грозил пальцем, как на иконах, которые Алекса видела раньше, и не выглядел больным и изможденным. Позолота над темноволосой головой сияла как небольшой, но очень мощный прожектор. - Посмотрела? Ну, давай сюда, а то, не дай бог, замочишь. Старичок отобрал у нее иконку и сунул под ветровку. Неожиданно ладоням стало холодно, будто отобрали не кусок дерева, а живое существо. Котенка или щеночка. Интересно, Спаситель когда-нибудь мерзнет? - Можно спросить? – Старичок нетерпеливо выглянул наружу и, не обнаружив просвета, кивком головы разрешил задать вопрос. - Почему его называют Спасителем, а не спасателем? На секунду старичок замешкался. Пробормотал что про «детские вопросы», почесал розовую лысину и вдруг просиял. - Понимаешь, дорогая, спасатель – это тот, кто спасает тело. А Спаситель – тот, кто спасает душу. – И, явно гордясь собой, добавил: - Вот так. - А что важнее, тело или душа? - Ну, дорогая, это уж ты решай сама. Алекса поразмыслила. Кто такие спасатели, она знала очень хорошо. Когда в интернате случился пожар, понаехала куча машин. Люди в красивых комбинезонах быстро вывели их наружу и потушили огонь. Особого ущерба пожар не нанес, но директриса все равно ругалась, потому что страховка кончилась, и спасателям пришлось платить. Из-за этого они целый месяц сидели без сладкого и фруктов. Если за спасение тела приходится платить вынужденной диетой, чем же нужно расплачиваться за спасение души? - Это дорого? – спросила Алекса осторожно. - Что? – неприветливо отозвался старичок, которому любознательная девица явно начала надоедать. - Ну, это…спасение души… Двойник мультяшного сказочника вздохнул. - Дорого, детка. Грешить нельзя. Ну, пить, курить, врать, обижать слабых,… - растолковал он Алексе. – В общем, идти против совести. Тогда попадешь в рай. - А деньги? Деньгами платить не надо? - Не надо. Алекса чуть не задохнулась. Рай представлялся ей зеленой поляной с индивидуальным домиком, похожим на телевизионную рекламу нового поселка, застроенного таунхаусами. Хотя оптимистичный голос диктора, озвучивая цену, употреблял выражение «всего лишь», в пересчете на доходы Алексы, выходило, что заработать на такой домик она могла лет через сто, не раньше. А тут домик ее мечты предлагался бесплатно, в бесконечное пользование, практически, даром! - Сколько? – спросила она решительно. - Что, «сколько»? - Сколько стоит этот ваш…Спаситель? Я хочу его купить! Старичок глянул на нее с добродушной улыбкой. - Дорого, детка. Тебе не по карману. - Сколько? – упрямо повторила Алекса. - Десять тысяч! Ясно? Таких денег у тебя, отродясь, не было! Алексу поразила не столько сумма, сколько ее полное совпадение с финансовыми остатками, хранившимися за поясом. В этом просматривался перст судьбы. - Давайте, - сказала она. Достала из-под майки бумажные банкноты и протянула старичку. – Вот, ровно десять тысяч. Можете не считать. Маленькие слоновьи глазки внезапно посуровели. Старичок перестал улыбаться и задумчиво изучил Алексу, словно прикидывая ее рост и вес. - М-да, - сказал он, наконец. – Маловата. Даже не знаю, как быть. Ягненка стричь – себя не уважать. С другой стороны, откажешься разок – и конец удаче. - Что? – не поняла Алекса. - Ничего. Давай сюда свои деньги. Старичок принял бумажки и, не считая, сунул их за пазуху. В руках у Алексы осталась деревянная плашка с улыбающимся Спасителем. Она спрятала его под майку, туда, где хранились раньше неприкосновенные сбережения, и побежала к метро. По дороге в интернат, она решила не напрягать Спасителя мелкими просьбами, поэтому наказание за самоволку приняла философски. Хуже было то, что смоченное дождем сусальное золото, которому «износу нет», потускнело и начало сползать с деревянной основы. Икона поблекла, приобрела дешевенький затрапезный вид. Несмотря на грозящую кару, пришлось снова удрать из интерната, чтобы обменять товар на качественный. Добежав до смотровой площадки, Алекса остановилась как вкопанная. Знакомый старичок, похожий на мультяшного сказочника, сидел за столиком рядом с меднорожим хамом, отхлебывая из кружки дымящийся чай! Судя по оживленной беседе, знакомы собеседники были давно, и отношения между ними царили самые задушевные. Недостатком сообразительности Алекса не страдала. Спрятавшись за деревом, она дождалась появления пожилой женщины с добрым лицом и просмотрела спектакль еще раз, так сказать, «на бис». Продавец исполнял роль плохого копа лениво; солнце припекало, орать и совершать лишние телодвижения не хотелось. Тем не менее, женщина поверила и прониклась жалостью к жертве. Получив деньги, старичок сделал вид, что удаляется. Дождавшись ухода покупательницы, он вернулся обратно. Пересчитал бумажки, со вздохом отделил часть и протянул продавцу. Тот, не глядя, спрятал их в специальный кожаный пояс. Алекса повернулась и медленно побрела к метро. За десять минут она выросла на десять лет, ибо взросление начинается с первого крупного разочарования. Порыв был такой: растоптать проклятую иконку, выместив на ней злость за чужой обман и собственную глупость. Но по дороге злость растрясло. Вернувшись в интернат, она достала иконку из-под подушки и твердой рукой поставила на самое видное место – дескать, смотри, дурочка, и помни. Первое время смотреть было трудно, уж очень обуревали чувства. Алекса скрипела зубами, а по ночам ругала Спасителя, который проспал грабеж средь бела дня. Спаситель благоразумно помалкивал, а утром смотрел ясным лучистым взглядом, отвергая обиды и обвинения. Прошло время, и она свыклась с потерей. Даже вывела теорию, согласно которой, чем более ценный опыт приобретаешь, тем дороже за него приходится платить. Десять тысяч – большие деньги, и если уж пришлось их отдать, нужно хорошенько усвоить урок. Люди любят жить за чужой счет, поэтому верить никому нельзя. Особенно тем, кто тебе улыбается. Если кто-то начинает толковать о духовных ценностях – держи карман крепко. Почувствовав, что гроза миновала, Спаситель осмелел и однажды ночью попытался подать голос. Сначала Алекса испугалась, а потом, ничего, привыкла, и даже начала отвечать. К тому времени она заметила, что самые вредные воспитатели смотрят на нее с уважением, а наказания за опоздание к завтраку вообще сошли на «нет». Девочка обрела духовность. Она молится, разговаривает с Отцом небесным. Роскошь поваляться с утра в постели дорого стоила. Алекса начала склоняться к мысли, что нет худа без добра. А однажды, в день генеральной уборки, кто-то из девчонок крикнул: - Варька, убери своего папочку и вымой подоконник, на нем пыли полно! Вот так все и получилось. ************************** Все те вопросы, которые были поставлены, мы их все соберем в одно место. В. Черномырдин Мужчина двигался в толпе, задрав воротник куртки. Полные, тщательно выбритые щеки упирались в жесткую стойку, глаза смотрели под ноги. Рост выше среднего, глаза блекло-серые, нос - сливой. Одет он был в джинсы с продавленными коленями, свитер-водолазку и темно-серую куртку с кнопками вместо пуговиц. Одним словом, обыкновенный мужчина, спешащий утром на работу, - пройдет мимо, не заметишь. Обгоняя женщину в клетчатом пальто, мужчина задел ее плечом. На ходу буркнул «извините» и ускорил шаг. Женщина взглянула на него с усталым раздражением. Внезапно ее глаза вспыхнули - Миша! Михаил! Мужчина едва заметно вздрогнул, но не отозвался. Женщина догнала его и схватила за локоть. - Ты чего не откликаешься, уже и имя свое забыл? Опять в запой ушел? Неделю отыскать не можем…ой! Мужчина развернулся и остановился, глядя ей в глаза. Женщина неожиданно растерялась. - И-извините, - споткнувшись пробормотала она. – Я думала…я вас приняла… ошиблась… Мужчина задрал упавший воротник, утопив в нем гладкие щеки, и широким шагом двинулся прочь. Женщина смотрела вслед напряженным недоумевающим взглядом, пока серая куртка не потерялась в море прохожих. Она передернула плечами, пробормотав: - Ну, надо же! Одно лицо!... И пошла дальше. Двойник неизвестного Михаила прошагал еще пару кварталов. Прежде чем войти в небольшое кафе, он почему-то воровато оглянулся. Убедившись, что на него никто не смотрит, потянул на себя стеклянную дверь и вошел в маленький пустой зал, уставленный побитыми столиками на тоненьких металлических ножках. В зале пахло жареным луком и дешевым кофе. Мужчина сел за угловой столик подальше от окна и скинул куртку. Нахмуренные брови сошлись у переносицы. Было ясно, что утренняя встреча не входила в его планы. Официантка, болтавшая с кассиршей, лениво оторвалась от стойки. Подошла к раннему клиенту и застыла, ожидая заказа. Постояв возле столика минуту, она внезапно рассердилась: - Слушайте, долго мне ждать? Сделайте заказ, а потом молчите! - Кофе с круассаном, - сказал мужчина, даже не взглянув на нее. Он был занят своими мыслями. - Круассаны вчерашние, кофе растворимый, - с удовлетворением сказала официантка. Мужчина сморщился, оторвал взгляд от пятнистой столешницы и раздраженно взглянул на собеседницу. - Хорошо, обойдусь одним кофе. Только быстро! И чтобы горячий! Официантка пренебрежительно хмыкнула и отошла от столика. Прошло десять минут, прежде чем перед посетителем появилась кружка с дымящимся напитком. Тот двумя пальцами взялся за ручку и, прежде чем поднести кружку ко рту, тщательно осмотрел ее со всех сторон. Вздохнул. Принюхавшись к напитку, клиент скривился и отодвинул кружку на край стола. Официантка подтолкнула кассиршу локтем. - Ишь, какие мы привередливые. «Пеле» не пьем. Нам, будьте добры, жареный в зернах и мелкого помола. - Ага. Гляди, как рожу скривил. В каком дворце рос, дядя? - На куртку глянь – сразу поймешь. Обе захихикали. В это время стеклянная дверь открылась, и волна холодного воздуха внесла в зал новую посетительницу. Хихиканье смолкло. Официантка и кассирша снова переглянулись, но на этот раз с удивлением. Такие посетительницы к ним заходили редко, а если и заходили по ошибке, то почти сразу разворачивались обратно. Начнем с того, что в сырое промозглое утро без единого солнечного лучика женщина зачем-то напялила на нос большие черные очки – совсем как шпионка в детективе. Легкая шифоновая косынка, из-под которой не выбивалось ни одного волоска, плотно завязана под подбородком. Темные брюки облегают стройные длинные ноги, черный свитер с высоким горлом подчеркивает молочную белизну холеной кожи. Длинный, до колен, жилет из пушистой рыжей лисы, который женщина небрежно сбросила на свободный стул, стоил не меньше полутора тысяч долларов, а перчатки из тонкой лайковой кожи – долларов сто, не меньше. Женщина огляделась. Вжикнули ножки стула по кафельному полу, женщина уселась напротив одинокого посетителя и начала стаскивать перчатки. Мужчина поднял глаза. - Опаздываешь! – он раздраженно постучал по крышке часов. - Прости, еле прорвалась через пробки. - А ты бы на метро! Иногда полезно!... Женщина наклонилась и провела пальцем по столешнице. Достав из держателя единственную тоненькую треугольную салфетку, тщательно вытерла поверхность, и только после этого пристроила на краю стола алые перчатки. Официантка осмотрела себя в маленькое ручное зеркальце и гордо подплыла к столу. - Что будем заказывать? Шикарная клиентка небрежно глянула на нее через плечо. - Ничего не нужно, спасибо. От меха, брошенного на стул, едва уловимо пахло свежими нежными духами. Запах беззаботной комфортной жизни, наводящий на грустные мысли и сравнения. - У нас так не положено. – Лицо официантки стало каменным. – Сюда кушать приходят, а не разговоры разговаривать. Освободите столик, если ничего не хотите. На улице вон разговаривайте. И накидочку уберите, нечего место занимать. Брови идеальной формы дрогнули и приподнялись домиком над очками. - Кому-то не хватает места? Не вижу, чтобы к вам очередь ломилась! - Через полчаса увидите, - пообещала официантка. Женщина тяжело вздохнула. - Хорошо. Принесите кофе. Официантка гордо выпрямилась. Мученический тон задел за живое. Пришла пора намекнуть этой холеной самочке, что тут не забегаловка какая-нибудь, а вполне приличное заведение. - Какой? Эспрессо, американо, турецкий, каппучино? – неторопливо перечислила она. И, поколебавшись, добавила: - Растворимый? Или мы такой не пьем? - По барабану! Топай отсюда! Ошеломленная официантка отступила. От женщины внезапно полыхнуло таким пламенем, что даже она, поднаторевшая в уличных боях, почувствовала реальную угрозу. Рафинированная леди в мехах преобразилась в потасканную уличную кошку. - Я…капуччино принесу. - Неси, что хочешь, только сгинь, - сказала клиентка негромко, но так выразительно, что потрясенная официантка послушалась. - Я смотрю, ты навыков не утратила, - одобрил мужчина. – Умеешь общаться с народом. - А ты, как я вижу, совершенно забыл, как это делается. Впрочем, ты рядом с народом и не стоял. Как живешь, милый? Привыкаешь к новой жизни? Женщина отклонилась в сторону, разглядывая дешевую куртку на спинке стула. - Ты бы поменьше острила, - сухо сказал собеседник. – На себя посмотри. Что за маскарад с утра пораньше? - Видишь ли…Мишенька, - женщина слегка подчеркнула имя, - общение с тобой компрометирует женщину моего уровня. Тебе же лучше, чтобы никто не видел нас вдвоем. Мужчина нахмурился. - Черт, напомнила… Меня сегодня зацепила какая-то баба. Женщина насторожилась. - Какая баба? - Черт ее знает! Думаю, с его работы. Схватила за локоть, я даже сообразить ничего не успел. Начала вопить, что я в запой ушел, и они меня неделю отыскать не могут! - И что ты ответил? - Да ничего! Не хватало, чтобы она мой голос запомнила! Вернулась официантка. Судя по ледяному выражению лица и поджатым губам, со скандальной клиенткой она решила не связываться,. Молча поставила перед женщиной дымящуюся чашку и положила счет. Мужчина взял листок и прищурился. - Кофе-то у вас дороже, чем в Париже! - Вот там и пейте! - отрезала та. Мужчина вздохнул. Развернувшись, выудил из куртки портмоне и зашелестел бумажками. Положив несколько сотенных купюр поверх счета, иронически осведомился: - Сколько времени у вас полагается пить кофе? Пятнадцать минут у нас в запасе есть? - Вы пейте, а там видно будет, - ответила официантка, умело скрывая удивление. Бумажник из дешевой кожи был битком набит разноцветными банкнотами, в том числе, иностранного происхождения. Она сгребла банкноты и отошла от стола, оглядываясь на странную парочку. Женщина принюхалась к чашке. Поднесла ко рту, сделала осторожный пробный глоток. - Плохо дело, - констатировала она. – Не зря говорят, что Москва – большая деревня. События развиваются гораздо быстрее, чем мы думали. Что происходит с деньгами? - Еще парочка фильтров – и все. Никто не докопается. Лучше расскажи, как двигается следствие? - В общем-то, нормально, - сказала женщина с сомнением. Мужчина уловил эту нотку. - В чем дело? Вы опознали труп? - Стопроцентно. - Что думает твоя подруга? Женщина усмехнулась краешком ярких губ. - Что ты нас кинул, сбежав с деньгами и камушками. - Она не проболтается? - Она-то нет, но мне не нравится следователь. Какие-то вопросы он задает…ненужные. Типа того, занимался ли ты спортом, да кто у тебя стоматолог… - А ты что ответила? - Что в спортзал ты иногда захаживал, а где зубы лечил – понятия не имею. - Черт, - пробормотал мужчина. – О зубах я как-то не подумал. Думаешь, они уже знают? - Думаю, да. Тело до сих пор не выдали, так что, возможно все. Поторопи своего мальчика, времени почти не осталось. - От мальчика это не зависит. Чтобы купить-продать такое количество недвижимости, нужно проделать ряд операций. В нормальных странах требуется, например, выждать два месяца, прежде чем закрепить за собой право собственности. - Почему так долго? - В банках проверят, не заложена ли недвижимость, нет ли у хозяина крупных кредитов, ну и так далее. Потом, сама понимаешь: покупаем мы дорого, а продаем дешево, потому что срочно. Не хочется потерять половину капитала. - Так уж и половину! – не поверила женщина. – Не шути со мной, милый! Имей в виду, я проверю бухгалтерию! - Я в этом не сомневаюсь. Лучше скажи, в банке уже знают, что счета пустые? - Пока все тихо. Даже если узнают – нам-то что за печаль? Выйдут на девчонку, а с нее, как я понимаю, взятки гладки. Кстати, кто она такая? Мужчина махнул рукой. - Да никто! Мелкая мошенница, воровка на доверии. Пусть с ней и разбираются. - А родные не могут вмешаться? - Нет у нее родных. Она, то ли интернатская, то ли детдомовская. Женщина взяла перчатки и начала разглаживать их на коленях. Ее руки едва заметно дрожали. - Так интернатская, или детдомовская? - Да какая тебе разница? Жалко стало? Женщина положила перчатки на стол. - Просто спросила. Ну, так что мы имеем в итоге? - Половина суммы отмыта, - отрапортовал мужчина. – Хорошо отмыта, я бы сказал, отстирана с отбеливателем. Оставшаяся половина в обороте, но думаю, за неделю управимся. Максимум – за две недели. Давай прикинем, откуда надвигается шторм. Первое: - Мужчина загнул палец. – Ложное опознание. Тебя с подругой затаскают по кабинетам. Допустим, они выяснят, что банкир подложный. Как будешь отбиваться? - Да никак! Он на тебя похож, как две капли, а в рот ему я не заглядывала! Документы у следователя, а он, кстати, глядя на фото не выразил сомнения, что это не ты… то есть, не он… Тьфу, запуталась. Мужчина согласно кивнул. - Молодец, все правильно. Этой версии и придерживайся. А подруга не засбоит? - Не засбоит. Она верит, что мы сможем выйти на тебя через девчонку. Думает, вы работали вместе. - Вот и отлично. Поехали дальше. Опасность номер два: службы безопасности банка. Если до них дойдет, что труп фальшивый, а счета пустые, могут возникнуть трудности с выездом. - Фигня, - отмела женщина небрежно. – Пойдешь как Бендер, через финскую границу. - Бендер шел через румынскую. И его, кстати, здорово ободрали пограничники. - Вот потому-то я камушки и забрала, - спокойно сказала собеседница. – Чтобы тебя не ободрали. Пойдешь налегке, без денег и документов. Перейдешь границу – получишь все обратно. Проводника я найду. - Ну, положим, камушки ты забрала для подстраховки, чтобы я не смылся. А где гарантия, что ты не смоешься, если получишь вдобавок к ним еще и деньги? - Боря! – женщина укоризненно развела руками. Мужчина цыкнул, оглядываясь вокруг. – Ладно, извини, оговорилась. Мишенька, я же понимаю, что если я смоюсь, ты меня немедленно сдашь, ибо терять тебе будет нечего. Так? Мужчина не ответил. - Это все? – спросила женщина, приподнимаясь – Дальше действуем по плану? - Подожди! – Мужчина поймал ее за рукав и усадил на место. – Есть еще кое-что. Понимаешь, такое дело… Он замялся. Женщина насторожилась. - Ну, говори! Опять где-то наследил? - Что значит «опять»? – огрызнулся мужчина. - Не забывай, дорогая, что все делится пополам! Так что, ты кровно заинтересована, чтобы сумма стала больше! - О, господи!- Женщина приложила руку к горлу. – Только не говори, что ты решил напоследок провернуть еще одну аферу с камнями! - Двадцать пять тысяч долларов на дороге не валяются. – Мужчина отвернулся и договорил, не глядя собеседнице в глаза. – Я отдал сапфир одной дуре. Аферистка чертова. Ее взяли вместе с камнем. Так что у нас еще одна проблема. За столом повисло тяжелое молчание. Мужчина смотрел в сторону, женщина медленно растирала покрасневшие щеки. - Двадцать пять тысяч долларов против пятнадцати миллионов, - сказала она, наконец. – Ну и жлоб же ты, Боря. - Ни один банк не стал бы поднимать шума, если бы она предложила камень в качестве залога. Просто развернули бы ее и вытолкали вон. Но эта дура решила, что она умнее всех и попыталась его продать. Откуда я мог знать? Женщина молчала, похлопывая перчатками по краю стола. - Мне надо подумать, - сказала она, наконец. – Напиши ее имя и адрес. Мужчина быстро выудил из кармана сложенный вчетверо листок. - Вот, держи. Женщина глянула на него поверх очков. - Подстраховался, значит. Имей в виду, сейчас я не сделаю ни одного неосторожного шага. Мне будущее дороже. - То есть, камушки у тебя все равно останутся, даже если меня возьмут, - перевел мужчина. – Ну-ну, смотри не ошибись. Дурак бы я был, если бы сел с тобой играть без козырей. Женщина насторожилась. - Что ты имеешь в виду? - Потом узнаешь. Ты помозгуй пока, а после созвонимся. - Мужчина встал, снял со спинки стула куртку. Достал из портмоне еще несколько купюр и положил на столик. – Купи себе дутик. Ты, конечно, привыкла быть в центре внимания, но в следующий раз оденься поскромнее. Тебя могут запомнить. С этими словами он вышел на улицу. Выждав несколько минут, женщина вышла следом за ним. ******** На любом языке я умею говорить со всеми, но этим инструментом стараюсь не пользоваться. В. Черномырдин Услышав щелканье замка, Филипп поднялся с дивана и вышел в коридор. Сложил руки на груди и застыл, ожидая появления матери. Она вошла в прихожую, овеяв ее запахом духов. Зажгла неяркую лампу на стене, поправила волосы перед зеркалом и вдруг заметила за плечом отражение мужской фигуры. - Ой! – она быстро обернулась и тут же облегченно приложила руку к груди. – Напугал. Почему не спишь? - Тебя жду. - Меня? – мать приподняла ухоженные брови. – Что-то случилось? Ее обаяние было огромно и окутывало человека как аромат духов. Повинуясь ему, Филипп подошел к матери и помог ей снять длинный меховой жилет. Не шуба, конечно, но тоже вещь дорогая. Отчего-то эта мысль расстроила его еще больше. - Спасибо. Поставь чайник, я руки вымою. В сумке икра, достань, пожалуйста. Она открыла дверь ванной и щелкнула выключателем. В прямоугольном проеме, как в раме, четко нарисовалась стройная, как у гимнастки, фигура в темных облегающих брюках. Серебряные волосы эффектно выделялись на темном свитере. Дверь закрылась, послышался слабый шум воды. Филипп расстегнул молнию на сумке и выудил из благоуханной шелковой тьмы пару баночек красной икры. Воровато оглянулся на ванную и достал записную книжку в синем кожаном переплете. Мелькнули непонятные даты и цифры, а потом шум воды смолк, и Филипп сунул книжку под свитер, за пояс. Отнес икру на кухню, включил чайник и поставил на стол чашку с блюдцем. Мать вошла через минуту, – спокойная, холодноватая, похожая на русалку, массируя руки, смазанные кремом. Серебристые волосы разбросаны по плечам, макияж безупречен, кожа словно светится изнутри мягким опаловым светом. - Поставил чайник? Спасибо. Достань хлеб, я проголодалась. Филипп достал батон и нарезал его тонкими ломтиками. - Поздновато возвращаешься. - Да? – она рассеяно взглянула на часы. Половина первого. – Кстати, тебе не пора в постель? На работу опоздаешь. - У нас директора убили, - сообщил Филипп. Мать не удивилась. - Значит, его фамилия Калязин? - Откуда ты знаешь? - Слышала в криминальных новостях. И что теперь будет? Филипп пожал плечами. - Понятия не имею. Поживем- увидим. - Думаешь, начнутся сокращения? Момент был подходящий. Филипп открыл, было, рот, и тут его осенило. - Не знаю, нам пока ничего не говорили. Мать налила в чашку кипяток и чуть подкрасила его заваркой. Выбрала кусочек хлеба потоньше и начала намазывать его икрой. - Тогда тебе лучше завтра не опаздывать. А то попадешь в черный список. - Мам, где ты была? – спросил Филипп прямо. - ПО делам ходила. - ПО каким делам? Она глянула на него с удивлением. - Тебе-то какая разница? - Очень большая. – Филипп откашлялся. Он сильно нервничал. – Я тут подумал… Мне вдруг стало интересно, на что мы живем? - «Вдруг», - повторила мать. – Ты очень точно выразился, сын мой. Раньше ты этим вопросом не интересовался. Филипп покраснел. - И очень плохо делал. Но лучше поздно, чем никогда. Так, на какие деньги мы живем? Мать откусила маленький аккуратный кусочек и начала жевать – беззвучно, с закрытым ртом. Она красиво и изящно ела. - Я говорила сто раз: отец оставил хорошее наследство. Даже с твоей инфантильностью можно было запомнить. - Какой отец? – спросил Филипп. – Генерал, или начальник колонии? Мать положила недоеденный бутерброд на блюдце и отряхнула руки. - Значит, знаешь, - констатировала она, немного помолчав. – Давно? - Давно. - А почему не спрашивал раньше? - Не хотел тебя расстраивать? - И что изменилось ? Образование сказывается, подумал Филипп. До замужества мать работала в прокуратуре – правда, недолго. Судя по умению мгновенно превращать свидетеля в подозреваемого, прокуратура много потеряла с ее уходом. - Ты не ответила на мой вопрос, - напомнил он холодно. - И ты на мой. - Я первый спросил. Мать сплела пальцы перед собой на столе. - Ну, хорошо, - сказала она, - ты меня поймал. Да, твой отец работал начальником колонии. Не очень-то это престижно – возиться с преступниками. Мне хотелось, чтобы ты гордился своим отцом, а не стеснялся его. Поэтому я придумала ему другую биографию. - Она пожала плечами. – Возможно, не самый умный поступок в моей жизни, но я старалась для тебя. - Спасибо, - поблагодарил Филипп. – Насколько я помню, ты тоже возилась с преступниками? - О, это совсем другое, - ответила она небрежно. – Если бы я не добилась успеха, то выбрала бы другое занятие. - Кстати о деньгах. Отец оставил завещание? Мать посмотрела на него с изумлением. - Ты чем-то недоволен? – осведомилась она. – Тебе чего-то не хватает, или не хватало за все эти годы? Филиппу стало неловко. - Нет, что ты. Ты всегда была очень щедрой. - Тогда к чему суетиться? Живи, как жил! Радуйся жизни, кто тебе мешает? Кстати, - тон матери стал небрежным, - можешь заглянуть в салон и выбрать себе нормальную машину. Я думаю, ты водишь вполне прилично. Пора сменить эту развалину. Попытка подкупа, вот что это такое. На душе стало еще тоскливее. Мать петляет, уходит от разговора, то нападая на сына, то пытаясь его улестить. Люди, которым нечего скрывать, так не поступают. - На что мы шикуем двадцать лет? – спросил он прямо. – На такой срок даже генеральского наследства не хватит! Отец умер в девяносто пятом. Девальвация. Дефолт. Объясни, сколько он нам оставил, в какой валюте, и как ты умудрилась не потерять деньги? Только не рассказывай о режиме строгой экономии – сама только что напомнила, что я отказа ни в чем не знал. Как, впрочем, и ты. Говори, я жду. - А если не скажу? Что тогда? – осведомилась мать с любопытством. – Подашь на меня в суд? - Да… нет… Не знаю. Наверное, попытаюсь выяснить все сам, без твоей помощи. - Для этого деньги нужны. Не забывай, что я могу перекрыть твой банковский счет. Что ты тогда будешь делать? - Пойду работать таксистом, - ответил Филипп, не задумываясь, потому что этот вариант уже обдумал. – Какая-никакая, машина у меня есть. Кстати, с банковского счета я и начну. Узнаю, из какого бездонного источника переводятся деньги. А дальше видно будет. Все. Разговор «по-хорошему» не получился и перешел в лобовую атаку. Сейчас мать должна пустить в ход тяжелую артиллерию: либо слезы, либо тезис « у всех дети, как дети, у одной меня – ходячее недоразумение». Мать не сделала ни того, ни другого. - Давно бы так, - сказала она внезапно. – Думаешь, мне нравится решать проблемы в одиночку? - Вот и поделилась бы со мной! Кто мешал? - Липа, о чем ты говоришь?! Ты же тюфяк-тюфяком…был, - торопливо добавила она. – Мне казалось, что ты совершенно не способен взять на себя ответственность. Филипп разозлился. - Во-первых, я сто раз просил не называть меня «Липой»! А во-вторых, тебе не приходило в голову, почему я таким вырос? Может, потому, что ты двадцать лет долбила, какой я никчемный? Ты же ни разу в жизни меня не похвалила, как я ни старался! Ты лепила меня между делом, как пластилиновую игрушку, а когда вылепила – она тебе не понравилась. И ты просто отшвырнула ее со словами: «никуда не годится». А то, что у игрушки есть мозги, сердце, самолюбие, наконец, тебе даже в голову не приходило! Мам, ты хоть раз в жизни чувствовала себя виноватой? Мать хрустнула пальцами. Филипп видел, что она раздражена и, пожалуй, немного напугана, но изо всех сил пытается это скрыть. - Ну, хорошо, - сказала, она, наконец. – Будем считать, что я совершила педагогический просчет. Я, знаешь ли, не Макаренко. Тебе от этого легче? Филиппу стало неловко. Никогда раньше он не осмеливался разговаривать с матерью в таком тоне. - Мам, я тебя ни в чем не обвиняю. Я просто хочу сказать, что ты не идеальная, как любой человек. Я принимаю тебя такой, какая ты есть и ни в чем не упрекаю. Постарайся относиться ко мне так же. Может, я не заслуживаю любви, но уж точно не заслуживаю пренебрежения. Считайся с моими чувствами. - Я… постараюсь. – Мать глотнула. – Я…я никогда не хотела тебя обидеть. Нарочно, я имею в виду. - Я знаю. – Филипп взглянул на часы. Половина второго. – Мам, уже поздно. Если ты устала, мы можем отложить разговор на завтра. Но я о нем не забуду. Мы, наконец, должны поговорить откровенно. - Хорошо. – Она снова взяла бутерброд и откусила кусочек. Филиппу показалось, что у нее отлегло от сердца. – Поговорим завтра. Мне нужно выспаться. Восемь часов сна – минимум для женщины зрелого возраста. Обычно мать спала не меньше десяти. За десять часов можно придумать десяток убедительных версий – по одной в час. Вряд ли за один час она изменила мнение о сыне. Скорее сочла сегодняшний разговор неприятной случайностью, взрывом негатива, который иногда случается даже с лежалыми тюфяками. Филипп не обиделся, потому что впервые в жизни у него возникла тайная идея. Вот бы мать смеялась, произнеси он это вслух! - Самсон Давыдыч принес твое колье, - сказал он небрежно. – Он починил застежку и обещал помочь найти покупателя, если ты надумаешь его продать. - Это не мое колье, - уронила мать, вставая. Подошла к раковине и начала мыть чашку. – Знакомая искала хорошего ювелира, я просто помогла. - Понятно. Тебе звонил какой-то странный тип. Сказал, что будет ждать тебя завтра в двенадцать на обычном месте. - Вот как? – Мать усилила напор воды в кране. – Кто он такой? - Он не представился, хотя я спрашивал. Мать пожала плечами. - Понятия не имею, кто это может быть. Ошиблись номером. - Возможно, - согласился Филипп. – Он мне сказал: «маму позови». Твои знакомые обычно принимают меня за племянника. Мать вытерла чашку и взялась за блюдце. Филипп немного подождал ответа, но мать распахнула верхний шкафчик и начала расставлять посуду. Он встал из-за стола. - Ладно, пойду спать, а то на работу опоздаю. Спокойной ночи. - Спокойной ночи, - отозвалась мать, не оборачиваясь. Филипп закрыл свою комнату на ключ, поставил будильник на обычное время – половину седьмого – и достал спрятанную записную книжку. Упал на кровать и открыл первую страничку. Буква «А». Афера, авантюра. Годится. ********* Когда трудно, мы всегда протянем… то, что надо. В. Черномырдин «Привет, как дела?» «Все путем. Осваиваюсь на месте. Как ты?» Алекса задумалась и напечатала. « Более-менее. Я соскучилась». «Я тоже. Язык учишь?» Она дернула бровями и покачала головой. «Стараюсь» «Ясно. Значит, в этой жизни мы не увидимся». «Размечтался! Приеду летом!» «Лучше осенью, летом у нас жарко». « Ага. Камушек нашел?» «Не-а. Тебя жду. Вместе пойдем на охоту. Первый бриллиант назовем «детеныш»» Алекса скривилась. Она ненавидела это прозвище. Оно вызывало ассоциацию с человеческим эмбрионом в утробе, который она видела по телеку. Эмбрион был похож на мумии египетских фараонов: голый, тщедушный, с огромной непропорциональной головой и вытянутым назад черепом. И эти ручки-царапки, шевелившиеся в разные стороны….Фу-у-у! «Какие новости, чем занимаешься?» - быстро замелькали в окошечке буквы. Прежде чем ответить на этот вопрос, она хорошо подумала. Ответ получился острожный. «Была по путевке в Израиле. Сейчас решаю кое-какие проблемки» «Что-нибудь серьезное?» «Пока не знаю». «Помощь нужна?» «Пока не знаю». Минуту окошечко оставалось пустым, а затем печатные буквы замелькали снова: «Не забывай о клубе. Ребята всегда помогут. Если нужно – я приеду» Алекса крепко прикусила нижнюю губу. Больше всего ей хотелось отстучать одно короткое слово – «приезжай!», - и перевалить проблему на твердое мужское плечо. Или хотя бы разделить ее пополам. Но эту роскошь она себе не позволила. Легионер еще не успел завоевать прочное положение на новом месте. Нельзя требовать от него больше, чем он для нее уже сделал. «Сбрось фотку», - попросила она. «Момент»… Она откинулась на спинку стула, чувствуя себя одинокой и несчастной. Взял и уехал… Легионер звал с собой, но Алекса не рискнула: с ее профессией в Кейптауне делать нечего, придется приобретать новую специальность. А с ее знанием английского, ее не возьмет даже самое захудалое африканское ПТУ. Интересно, в Центральной Африке есть ПТУ? Тренькнул звоночек. На экране начала медленно открываться чудесная картинка: пронзительно-синее небо, верхушки деревьев, а вровень с ними – пятнистая голова на длинной шее. Алекса невольно улыбнулась. Жираф. Не в зоопарке – гуляет себе на свободе. А на переднем плане - знакомая фигура в панаме с обвисшими полями, пятнистых шортах и коричневой майке. Светлые выжженные брови, темное от загара лицо и белозубая улыбка. На душе стало одновременно тепло и горько. «Здорово! Где ты?» - отстучала она. «В национальном заповеднике. В отличие от Москвы, тут зверье миролюбивое и бродит на четырех лапах. Представляешь, даже львы не кусаются». «Хочу к тебе!» - написала она, не успев подумать. «Детеныш, я тебя жду. Сворачивай свои дела. О деньгах не думай – прокрутимся». Фотография поплыла перед глазами. Алекса сердито тряхнула головой. Рассиропилась. Общение с Легионером и вправду плохо сказывается на характере. «Мне пора. Пока», - отстучала она. И получила ответ: «Не пропадай. Привет Папе». Алекса закрыла крышку ноутбука, встала из-за стола и потянулась. Говорят, нельзя возвращаться туда, где был счастлив. Бывают места и похуже – там, где столкнулся с первым взрослым разочарованием. На смотровой площадке после того прискорбного случая Алекса не была ни разу. Ее «самоволки» начали носить не только развлекательный, но и познавательный характер. Гуляя по Москве, она узнала, что метро «Сокол» и «Сокольники» – две разные станции. Неподалеку от одной когда-то компактно проживали деятели советской науки. А рядом с другой располагался парк с мороженым и аттракционами. Невзрачные домики поселка «Сокол» Алексу не впечатлили – никакого сравнения с самым завалящим таунхаусом. Парк ей понравился больше, особенно маленькая стекляшка, где продавали клубничный молочный коктейль. Может, к семнадцати годам кто-то пресытился молочными коктейлями, Алекса – нет. Она заказывала двойную порцию и бродила по аллеям с большим пластиковым стаканом, покусывая трубочку и сочиняя чужие биографии. Вот, к примеру, идет навстречу дама из Магадана. Почему из Магадана? Потому что только северному оленю и чукче может быть жарко ранней московской весной, когда нормальные люди расхаживают в кожаных куртках, а некоторые бабушки – в пальто. Дама приехала на симпозиум по оленеводству…или нет, лучше так: привезла мешочек незаконно намытого золота и здесь у нее встреча с покупателем. В людном месте, чтобы не убили. Получит деньги, купит себе норковую шубу и улетит обратно, в Магадан. А вот студент с ноутбуком на скамейке. Готовится к лекции, строчит курсовую. Дома работать не дают. Родители собираются разводиться и все время ругаются. А ему ругань мешает сосредоточиться. Студент стрельнул в нее шальными зелеными глазами поверх открытой крышки ноутбука и улыбнулся. Алекса ответила хмурым взглядом и на всякий случай обошла скамейку стороной. Родители отменяются. Человек, у которого семейная драма так беспечно улыбаться не станет. Студент ждет девушку. У нее короткая стрижка, а голова повязана платком, как у комсомолки с плаката: «Болтун – находка для шпиона». Когда-то они учились вместе, но потом ее выгнали за непристойное поведение, и теперь она целыми днями колесит на мотоцикле. А заодно мешает парню заниматься. Он-то, в отличие от своей лахудры, круглый отличник. Алекса обошла скамейку и заглянула ему через плечо. Какие-то окошечки, квадратики, бегущие строчки и цифры… Похоже на фильм «Матрица». - Интересно? Алекса отскочила и чуть не облилась коктейлем. «Никогда не разговаривайте с неизвестными», - прочитала она в раскрытой книжке на коленках тетки, сидевшей рядом в метро. Умный человек написал. Наверное, тоже лоханули, как Алексу. Молодой человек оглянулся. Алекса увидела загорелое лицо под коротким ежиком выгоревших волос и разбойничью белозубую улыбку. Сигнализация тревожно взвыла: не верь симпатягам! - Чего не отвечаешь? Немая, что ли? – Алекса отступила еще на шаг, готовясь в любой момент ринуться в кусты. Незнакомец махнул рукой. – Эх, ты, дикая природа. Не нужна ты мне, не бойся. Он снова уткнулся в монитор и нервно затрещал пальцами. Алекса приблизилась очень осторожно, как дворовая кошка к блюдцу с молоком. Цифры в окошечках мелькали с бешеной скоростью. Вдруг картинка исчезла, а вместо нее возникла надпись: PASSWORD 670223K/ - Йес! – молодой человек сделал резкий жест локтем. – Есть! Любознательность победила осторожность. - Что ты делаешь? - Ломаю почтовый ящик, - ответил студент, не оборачиваясь. - Свой? - Чужой. - Получается? - Сейчас посмотрим. Он быстро вошел в электронную почту и вбил пароль. Ящик открылся. Студент пробежался по входящей корреспонденции и задрал брови: - Ого, даже с картинками! Загрузил изображение и громко расхохотался. Алекса попыталась глянуть через плечо, но он, не оборачиваясь, отпихнул ее обратно. Рука у студента была сильная и теплая. - Уйди, тебе рано! Улетая назад, Алекса успела заметить фотографию обнаженной девицы перед зеркалом. Подумаешь, удивил! А то она голых баб не видела! - Это твоя девушка? – спросила она сочувственно, стряхивая с себя молочные капли. Вот, значит, чем комсомолка занимается на досуге. Отправляет нескромные фотки другому парню, дрянь. - Чужая, - ответил студент. – А жаль. Вышел из почтового ящика, сцепил ладони на затылке и завертел головой, хрустя позвонками. - Чужие письма читать нехорошо, - сказала Алекса, копируя Папину интонацию. - Естественно, - согласился парень. – Иначе бы за это столько не платили. Алекса навострила уши. Обошла скамейку, присела на краешек и пристроила квадратную сумку с длинным ремнем между собой и незнакомцем, как пограничный барьер. - Тебе платят за то, что ты ломаешь чужие ящики? - Ага. - Сколько? - Тысячу за ящик. - Ты зарабатываешь тысячу рублей в день? – не поверила Алекса. - Почему тысячу? – удивился студент. – Сегодня заработал девять! Иногда бывает меньше, иногда – больше, смотря какой пароль. Ну, давай еще один для ровного счета, и хватит. Он деловито застучал по клавишам, не обращая внимания на то, что большой пластиковый стакан упал на асфальт, а молочный ручеек затекает прямо под новенькие кроссовки. Десять тысяч! В день! Сидя на скамеечке в парке! Так не бывает! Когда Алекса смогла говорить, она так и сказала: - Так не бывает. - Тс-с-с! – студент сердито махнул рукой. – Помолчи пять минут. Открой сумку, там планшет. Можешь поиграть или почитать, пока я с делами разделаюсь. Незнакомец забегал пальцами по клавиатуре, сосредоточенно поглядывая в экран. В полном смятении, Алекса распахала молнией плотную ткань. Кроме планшета в сумке лежали фирменные солнечные очки, бейсболка, толстая тетрадь в кожаной обложке и бумажник. Алекса покосилась на студента. Псих или лох? Ужасно хотелось заглянуть в портмоне, но она превозмогла себя. Воровством Алекса гнушалась, ей было интересно, сколько наличности носит с собой человек, зарабатывающий десятку в день. Она вытащила планшет и потрясла им в воздухе. - Вдруг убегу? Что делать будешь? Следом побежишь? - Нашла спринтера. Другой куплю, - ответил студент, не отрываясь от экрана. - Ты богатый? - Не очень. Буду считать это добрым делом. Ты научишься пользоваться компьютером, приобретешь профессию, и больше не будешь воровать. Алекса обиделась. - Я не воровка. Захочу – сама компьютер куплю. Студент быстро взглянул на нее: - Значит, компьютера у тебя нет? Она сердито засопела и уткнулась в планшет. Разговорилась, блин. Компьютер в интернате был. И не один. Конечно, не в частном пользовании – жирновато будет. Но работать с техникой Алекса умела, а на уроках информатики считалась лучшей ученицей. Быстро обшарив планшет, она не обнаружила ничего интересного: игры и книги. Последний раз студент читал роман Джейн Остин под названием «Эмма». «Эмма Вудхаус, красавица, умница, богачка, счастливого нрава, владелица прекрасного имения, казалось, соединяла в себе завиднейшие дары земного существования и прожила на свете двадцать один год, почти не ведая горя и невзгод»… Алекса покосилась на незнакомца. Она-то думала, что такие книжки читают только женщины – им нравится вранье про то, чего на свете не бывает. Сосед оторвался от монитора и взглянул на нее. - Извини, еще немного. - Мне-то что, - буркнула Алекса. Но, вспомнив о деньгах, сменила тон. – Слушай, а этому можно научиться? В смысле, ящики ломать? - А чему тут учиться? Ломать, - не строить! Есть специальные программки, которые все делают за тебя. Научишься с ними работать, – и порядок! Алекса положила планшет на колени. - Научи меня, - попросила она, вкладывая в просьбу всю убедительность и всю вежливость, на какую была способна. – Пожалуйста. - Зачем? - Хочу деньги зарабатывать. По десять тысяч в день. Студент свистнул. - Детеныш, ты мне нравишься. Стяжательство - качество похвальное, но больно уж ты мала. Сколько тебе лет? Алекса быстро прикинула, что выгодней: соврать, или сказать правду? - А сколько дашь? Студент насмешливо сощурился и окинул ее хитрым взглядом – от растоптанных прошлогодних кроссовок до взъерошенной макушки. - Ты хорошо сохранилась, подруга. Больше двадцати пяти - ни в жизнь не дашь. - Дурак! – рассердилась Алекса. – Мне недавно исполнилось семнадцать! На этот раз собеседник удивился непритворно. - Серьезно? Ты не врешь? – Она помотала головой. – Круто. Я-то думал, тебе примерно четырнадцать. – Он сменил тон и заговорил серьезно. – Детеныш, я не работаю в компании. Я одиночка. - Я тоже. Ты меня только научи, а я…- Алекса на мгновение запнулась и быстро договорила: - Я буду тебе платить. Процент от каждого заказа. – Подумала и твердо добавила: - Триста рублей. Могу дать задаток. Некоторое время он смотрел на нее, скривив губы. От волнения у Алексы пересохло во рту. Затем незнакомец неожиданно протянул руку: - Легионер. - В каком смысле? – не поняла она. - Зовут меня так. - Не бывает таких имен. - Не бывает. Я его сам придумал, потому что все в этой жизни нужно завоевывать. Имя об этом напоминает. Ну, скажи, как тебя зовут, и давай пять! - Зови Алекса, - ответила она, но руку на всякий случай не подала. Мало ли извращенцев по парку бродит. Ухватит – не вырвешься. - Молодец, соблюдаешь осторожность, - похвалил Легионер. – Ладно, давай попробуем. Только уговор: увижу, что у тебя не получается – время терять не буду. И без обид. Ладно? Алекса радостно кивнула. - Когда начнем? - Прямо сейчас! Легионер похлопал ладонью рядом с собой. Алекса, не колеблясь, переложила сумку на край скамейки и придвинулась к учителю. Щека коснулась холодной кожаной куртки. Алекса отпрянула, но сосед ничего не заметил. - Смотри сюда, - начал Легионер. – Для начала нужен исходный адрес ящика. Его сообщает клиент. Почтой пользоваться умеешь? Ну, вот. Вбиваешь нужный адрес, потом открываешь второй ящик – свой собственный. Лучше каждый раз открывать новый, чтобы не засветиться. Теперь смотри внимательно. Видишь наверху надписи: настройки, сервис… А вот замечательное слово: «Еще» Оно-то нам и нужно. Щелкай. Вот так. Теперь подключаешь программку – она несложная. Запоминай: тебе нужно войти в меню… «Впитывает как губка» - так однажды выразился преподаватель информатики об одаренной ученице. Но тогда, сидя на скамейке и добросовестно запоминая каждое слово, Алекса еще не знала, что обрела профессию.