Дом выглядел именно так, как описывал Алик, - невысокий каменный холм, в котором было чуть больше порядка и симметрии, чем в иззубренных отрогах на фоне сочного синего неба. Эдакая горка-детеныш, аккуратно поставленная родителем на ровную снежную равнину между ущельем и замерзшим озером. Архитектура выглядела странной, словно к окончательному проекту постоянно что-то пририсовывали и добавляли. Основу композиции составлял прямоугольный двухэтажный фасад с мансардой. Справа к торцу лепилась угловая островерхая башенка, слева - длинный каменный гараж. Позади дома торчала какая-то непонятная каланча с балкончиками. - Приехали, - сказал мой водитель, захлопывая дверцу и обходя машину – ухоженный, мощный, но далеко не новый джип. – Нравится? Я молча кивнул, озираясь и с наслаждением вдыхая крепкий морозный воздух. Лиловые отроги гор кольцом вздымались над пустой заснеженной равниной, как грозные часовые на страже тишины и одиночества. Заходящее одноглазое солнце, прячась, подмигивало из-за вершины, на голубовато-сером снегу расползалось длинное бесформенное пятно – искаженная тень отеля. - Здесь всем нравится, - философски сказал водитель. Он открыл багажник и достал из него мой новый дорожный баул, сумку с ноутбуком и зачехленные лыжи. Весело блеснул глазами в сторону бревенчатого сарая неподалеку от дома, но ничего не сказал. Я посмотрел следом за ним. Из ноздреватых сугробов возле двери торчали разноцветные лыжные палки. - Я же не знал, - сказал я пристыжено. - Это ничего. Вот если бы вы привезли снегоход!... Он поднял мои вещи и понес в дом. Баул, казавшийся мне огромным, в его ручищах смотрелся игрушечным. Здоровенный такой детина, я даже слегка испугался, когда он неслышно подкрался ко мне сзади и положил руку на плечо: - Господин Погодин, я полагаю? Наверное, это была отработанная форма приветствия. Как и искорки удовольствия, мелькнувшие в его маленьких глазках при виде моего испуга. Надо полагать, гориллоподобная внешность – часть атмосферы, за которую постояльцы платят деньги, и немалые. Алик посоветовал мне воспользоваться сервисом и доплатить за встречу в аэропорту. Сумма выглядела внушительно, но, потолкавшись среди шумных водителей, я понял, что поступил правильно, вняв дружескому совету. Цены, которые они ломили, были бы уместны разве что в малой авиации. Несколько человек просто отказались ехать, а когда я спросил у таксиста, какая там дорога, тот изумленно ответил: - Дорога? Какая дорога? Нет там никакой дороги! Ущелье и горы! Распахнулась дверь, и на крыльцо шагнула невысокая женщина в черных брюках, свитере и меховом жилете. Ее лицо наполовину скрывали круглые темные очки. Видимо это была хозяйка отеля. Женщина приветственно махнула рукой. - С приездом! Почему не заходите в дом? - Любуюсь, - ответил я, обводя рукой белое полотно равнины, над которым танцевала искрящаяся снежная пыль. - Никогда не видел такой красоты. - А вы зря не носите очки, - сказала она буднично. – Тут можно и ослепнуть. Я вытащил из-за пазухи новенький футляр и достал оттуда плотные «окуляры», как их называла Мариванна. Посадил на нос, задрал голову к небу. Сочная синева растворилась в обезличенном темном фильтре и потеряла очарование. Я поднялся на крыльцо и протянул хозяйке руку. - Погодин. Роман. Приехал писать новый роман. – Мы одновременно рассмеялись. Она подала мне руку – теплую и сильную. Из-за очков я не мог разглядеть ее лицо, а было бы любопытно сравнить свои впечатления с Аликом. - Меня зовут Власта. Я здесь над всеми властвую. - Как Снежная Королева, - сказал я. – Вы случайно не родственницы? - Двоюродные. Я добрее. - Ваше полное имя – Властилина? - Мне бы не хотелось, чтобы вы так думали. Просто Власта. - Это чешское имя? - Славянское, - поправила она. – Может у чехов оно немного больше распространено. Как поживает Алик? - Отлично. Он просил кое-что вам передать. Я выудил из кармана прямоугольный пакет, завернутый в плотную коричневую бумагу. Широкая соболиная бровь хозяйки слегка приподнялась. - Это то, что я думаю? - Полагаю, что да. Она приняла подарок, не ломаясь. Ощупала сверток крепкими пальцами с красивыми миндальными лунками ногтей, почему-то хмыкнула и направилась в дом. Я пошел следом. В сумеречном холле уютно пахло смолой, ванилью и хвоей – лучшими запахами надвигающегося Нового Года. Справа на стене висел портрет средневекового кавалера в пудреном парике, кружевном жабо и камзоле с вышитыми замшевыми отворотами. Грустные голубые глаза приветствовали меня из-под темных бровей. - Это мой муж, - сказал на ходу хозяйка, кивая на портрет. – Он погиб четыре года назад. Сорвался в пропасть. - О! – сказал я неловко, прикидывая, уместны ли тут соболезнования. Она оглянулась через плечо и вдруг рассмеялась. - Что, уже наслушались? - Чего наслушался? – притворился я. - Сплетен о том, что это я его убила. - Да нет, - пробормотал я, хотя таксисты в аэропорту снабдили меня полной и подробной информацией. - Ладно, не краснейте. Я уже привыкла. Как говорится, на чужой роток не накинешь платок. Власта толкнула плечом дверь с табличкой «Контора». Сбросила лисий жилет на свободный стул, коротким жестом указала мне на уютное полукресло, обитое вылинявшим бархатом. - А почему он изображен в парике? – спросил я, усаживаясь и расстегивая куртку. - Кто? А, муж… Он был актером, разве Алик вам не рассказывал? Это был лучший костюмный спектакль нашего театра – «Опасные связи» по роману Шодерло де Лакло. Андрей играл шевалье де Вальмона. - А вы – маркизу де Мертей? - Я играла штатного гримера. Там мы с Андреем и познакомились. - Служебный роман? - Именно так. Недолгий, но счастливый. Я вежливо улыбнулся. Де Вальмона, по словам Алика, покойный муж играл не только на сцене, но и в жизни, элегантно волоча за собой шлейф скандальных историй, истеричных поклонниц, а также постоянных и временных любовниц. Возможно, это обстоятельство и послужило поводом для «народной» версии несчастного случая. А может, послужила солидная страховка, которую Власта с неженским упорством выбила из продюсеров фильма, на съемках которого погибла восходящая кинозвезда. Хозяйка сняла очки и положила их на стол. - Ну, вот вы и добрались, - сказала она дружелюбно, усаживаясь напротив. – Я посмотрю, вы не против? - Она взялась за сверток. Я помотал головой, разглядывая ее лицо. Прежде всего, я послал к черту примитивную формулировку «супер, просто супер!», которой Алик описал владелицу отеля. С подобной восторженностью мой отмороженный друг обычно отзывается о дамах, с которыми ему не удалось переспать. Такое случается редко. Красивый, богатый, свободный – эти качества в одном мужике возбуждают женщин, как запах мускуса. Двоюродная сестра Снежной Королевы выглядела на свои тридцать пять и, как ни странно, возраст ей шел. Она казалась не зрелой, а созревшей, как алый плод с тонкой кожицей, просвечивающей на солнце. Ни одна морщинка не посмела перечеркнуть загорелую кожу с выгоревшим пушком на скулах. Широко расставленные темно-голубые глаза смотрели спокойно и умно. Над ними уступом нависал не женский могучий лоб, говоривший о силе и самообладании. Чуть сплюснутый азиатский нос, четкую линию крупных пунцовых губ и подбородок с ямкой, казалось, вылепили уверенные руки скульптора. Какой-то переизбыток силы чувствовался в этом теле амазонки с высокой грудью, узкой талией и широкими бедрами, обтянутыми свитером. Даже прекрасные золотисто-каштановые волосы, собранные на затылке, казались избыточно густыми. Великолепно отлаженный природой механизм для борьбы и выживания. Пока я рассматривал владелицу отеля, она быстро разворачивала слой коричневой упаковочной бумаги длинными пальцами с крепкими ногтями. Бросила под стол шуршащий комок, открыла синий бархатный футляр и минуту уважительно помолчала, разглядывая содержимое. - Да, - сказала она, наконец. – Впечатляет. Вы видели? Она развернула футляр, и я вдруг увидел это янтарное великолепие заново. Представил прозрачные медовые камни с реликтовой пыльцой на загорелой женской коже, светящиеся тяжелые подвески, по обе стороны скуластого лица, а широкий браслет на сильном гладком запястье. Во рту пересохло. Спокойно, Рома, спокойно. Это одна из обычных женских ловушек, они их ставят инстинктивно, не задумываясь. - Алик показывал мне украшения, прежде чем упаковать. Он говорил, вы любите янтарь. - Люблю. Но я не ожидала…- она озадаченно умолкла, сдвинув брови. – Значит, у него действительно есть своя фабрика? Небольшая фабрика янтаря снабжала Алика деньгами на две самые большие страсти в его жизни – путешествия и женщин. Или наоборот, я пока не разобрался в его системе ценностей. - Конечно. Почему вы спрашиваете? Она смутилась. - Извините. Понимаете, люди, которые сюда приезжают, рассказывают о себе много странного. - В том числе, что они пишут романы, - договорил я. – Я подарю вам свою книгу, как только распакую вещи. - Вы не должны на меня обижаться, - сказала она дружелюбно. - Людям иногда нравится примерять на себя чужую одежду. Для них это психологическая разрядка. Что-то вроде… - она пощелкала пальцами в поисках нужного слова, - ну, я не знаю… - Карнавала - подсказал я. - Карнавала, - согласилась она и потянула к себе тяжелый гроссбух с замшелой картонной обложкой. – Надеюсь, вы передадите Алику мою благодарность. - Разумеется. Она попросила паспорт и начала прилежно записывать в книгу мои данные. Почерк у хозяйки был ученический: аккуратный и круглый. Что холодное коснулось моей опущенной ладони. Я вздрогнул и посмотрел вниз. Почти сливаясь с серым ковровым покрытием, рядом с креслом сидела дымчатая длинношерстная кошка и смотрела на меня загадочными глазами египтянки. - Это Астра, - сказала хозяйка, не поднимая головы. – Блох нет, но линяет. Она должна вас обнюхать, чтобы запомнить. - Что запомнить? - Друг вы ей, или враг. - А как она это определит? - Не знаю. У Астры свои проверенные способы. Я снова посмотрел на кошку. Астра присела на задние лапы, гибко спружинила и взлетела на стол. Хозяйка остановилась, убрала ручку и позволила ей обнюхать новую запись. - Кажется, вы ее заинтересовали, - сказала она. - Я польщен. Власта рассеяно погладила кошку и захлопнула гроссбух. Над обложкой взвился тонкий столбик пыли. Хозяйка сплела пальцы перед собой, заговорила коротко и сухо. - Значит, так. Завтракаем мы в девять, но холодные закуски остаются в столовой весь день. Чай, кофе, какао, можете получить когда угодно, стоит только позвонить на кухню. Обедаем в час, в пять - файф-о-клок, как говорят англичане, в восемь – ужин. Если хотите заказать что-нибудь особенное – поговорите с поваром. В гараже четыре снегохода, в сарае – набор лыж. Бильярд, карты, разговоры у камина. Телевизора и интернета нет. Громкая музыка не приветствуется. Насколько я понимаю, сюда приезжают, чтобы от всего этого отдохнуть. Мобильный сигнал слабый, горы экранируют. Связь только по кабельному аппарату. Если захотите прокатиться в город – пожалуйста, но такие экскурсии стоят дорого. Думаю, вы сами понимаете, почему. Я вспомнил глубокие пропасти из снега и камня справа от машины, вспомнил невысокие каменные столбики, огораживающие край дороги, и снова тихо содрогнулся. - Спасибо, я еще в себя не пришел. Кстати, почему к отелю до сих пор не подведена приличная дорога? - Потому что двадцать постояльцев не окупают затрат на строительство. Вот если бы здесь был большой курорт – другое дело. Но тогда вы бы сюда не приехали. Она встала из-за стола. - Идемте, я покажу вам свободные номера. Выберете сами. - Значит, сейчас у вас двадцать гостей? – спросил я, следуя за хозяйкой по коридору. - С вами - восемь. Через несколько дней приедут еще двое. Наплыв начнется после Нового Года. Сейчас приезжают люди, которые не хотят чувствовать себя одинокими в праздничную ночь. Вот наша кухня. Власта распахнула дверь. Кухня была просторная, опрятная, залитая ярким электрическим светом. На огромном разделочном столе грудой свалены овощи, в двух больших кастрюлях на плите что-то аппетитно булькает. Вкусно пахло тушеным мясом и жареным луком. Невысокая женщина в белом переднике и косынке яростно строгала овощи. Услышав голоса, она обернулась. Я увидел простоватое рябое лицо с невыразительными глазками и низким вдавленным лбом. - Это Симочка, наш повар, - представила Власта. – А это наш гость, Роман. Он только что приехал. Мы обменялись кивками. - Противопоказаний нет? – спросила Симочка. - То есть? – не понял я. - Я спрашиваю, как у вас со здоровьем? Вам все можно есть, или какие-то продукты под запретом? - А-а-а… На этот счет не беспокойтесь. Ем все, что дадут, и прошу добавки. - Что вы любите больше всего, мясо или рыбу? – спросила Симочка. Я растерялся. Как многие дети мегаполиса, я вскормлен полуфабрикатами, и кулинарные изыски наблюдаю в основном по телевизору. - Даже не знаю. Люблю все, что хорошо приготовлено. Она мгновенно потеряла ко мне интерес и снова взялась за огромный нож. Послышался быстрый дробный стук, засверкала начищенная сталь. - Симочка, - моя двоюродная сестра, - сказала Власта, захлопывая дверь. – Повар от бога. У нее в городе свой ресторан. - А почему она работает здесь? - Временно. Наш бывший повар сломал ногу, и я упросила Симочку помочь. Как только я найду замену, она отсюда уедет. - Выходит, мне повезло. - Повезло. Прежний повар готовил неплохо, но с Симочкой его, конечно, не сравнить. Мы вышли в холл и прошлись по кругу от одной двери к другой. - Это каминный зал, это столовая, это библиотека, это бильярдная, - говорила хозяйка, распахивая двери. Полутемную комнату с низким потолком тускло освещали пляшущие языки огня в камине. Голубоватая сосна центре комнаты поблескивала дождиком, гирляндами, серебристыми шарами и фонариками. Вокруг нее полукругом стояли журнальные столики, диваны и кресла. В углу мерцал лаком длинный рояль. На обшитых деревом стенах висели эстампы в рамках. Столовая была большая – в четыре окна. В центре стоял огромный овальный стол, накрытый белоснежной скатертью. Вдоль стены на специальных тумбах выстроились блюда, накрытые сверкающими колпаками, в большом резном буфете «под антик» заманчиво светилась батарея бутылок с яркими этикетками. Библиотека выглядела как библиотека – комната с книжными шкафами и креслами, бильярдная, как бильярдная – просторное помещение со столом зеленого сукна и набором полированных палок вдоль стены. Ничего лишнего. Чисто, просторно, уютно. По широкой лестнице, берущей начало в центре холла, мы поднялись на второй этаж и повернули направо. В конце коридора стояли мой баул с ноутбуком, лыжные чехлы аккуратно прислонились к стене возле двери. - А почему вещи не в номере? – спросил я, указывая на них. - Потому что вы его не выбрали. – Власта распахнула двери комнат друг против друга. – Смотрите, где вам больше нравится? Психологи говорят, что человек автоматически выбирает поворот в сторону рабочей руки, поэтому, сначала я заглянул направо. Комната в угловой башенке сразу мне понравилась. Все здесь сияло чистотой, воздух был свеж, а за окном в полукруглой стене виднелись сиреневые горы. На снегу лежали последние бледные языки закатного пламени. И ремонт и обстановка выглядели новенькими, не захватанными чужими руками. Я показал большой палец и сказал: - Хочу! – Власта, улыбаясь, поманила меня из коридора. – Даже не уговаривайте, даже не спорьте, - начал я, шагнув в комнату напротив, и тут же умолк, забыв, что хотел сказать. Половину стены занимало окно, промытое до ясной хрустальной синевы. За ним, как на картине в деревянной раме, рисовалась серо-голубое озеро посреди широкой белой долины. Изредка покалывала глаз золотистая искра, высеченная уходящим солнцем под толстой коркой льда. Стеклянные скелеты кустиков на берегу застыли, растопырив замерзшие ветки-пальцы, накатившие сумерки слили небо и землю на горизонте. Здесь царили неподвижность и особенная зимняя тишина как на картине Брейгеля. Сказочный инопланетный ландшафт, который не могли потревожить ни люди, ни животные. - Ну, как? - Я молчал. У меня не было слов. – Понятно, - сказала Власта. Легко подхватила мой баул и лыжи и, прежде чем я опомнился, внесла вещи в комнату. Я торопливо перехватил у нее ноутбук. – Располагайтесь, - сказала хозяйка. – До ужина два часа. Она улыбнулась и бесшумно закрыла дверь. *************************** Оставшись один, я, наконец, сбросил куртку, закурил и подошел к окну. Последние солнечные лучи меркли над припорошенной снегом далью. Даже странно подумать, что сегодня утром я проснулся за тридевять земель отсюда в слякотном сыром городе, насквозь продутом ветрами, забитом людьми и машинами. Я вдруг почувствовал, что смертельно устал. Четыре часа полета не казались обременительными, но добавьте к ним полтора часа поездки из дома в аэропорт и почти два часа поездки из аэропорта в отель - вот и день прошел. Завалюсь, пожалуй, пораньше, сразу после ужина. А сейчас нужно разобрать вещи и отмокнуть в теплой воде. В дверь постучали. - Входите, - отозвался я. Дверь приоткрылась, и в комнату скользнула Астра. Посмотрела на меня непроницаемыми русалочьими глазами, недовольно задергала розовым в крапинку носом. Я торопливо загасил сигарету в чистой пепельнице. – Еще раз здравствуйте, - сказал я. – А вы хорошо воспитаны. Кто научил вас стучаться? Послышался переливчатый женский смех. Возле двери стояла девушка лет двадцати в кружевном переднике и наколке горничной. Девушка была очень хорошенькая и держала в руках стопку белья. - Это не она стучала, это я стучала, - объяснила она. - Вы меня успокоили. Ваша кошка внушает мне чувство нравственной неполноценности. Она пока не определила, враг я ей, или друг. – Я подошел к горничной и протянул руку. Она ответила мне крепким рукопожатием безо всякого кокетства. – Меня зовут Роман. - А меня – Лида. Я принесла вам свежее белье и полотенца. - Спасибо, я как раз собирался принять ванну. - Тогда не теряйте времени, скоро ужин. Горничная сунула мне два больших и два маленьких махровых полотенца. Они были такие, как я люблю: толстые, пушистые и очень хорошо пахли. Прижимая их к носу, я распахнул дверь в ванную и оглядел сверкающие желтые вентили кранов, душ, похожий на телефонную трубку начала прошлого века, кремовый кафель с золотым рисунком, овальное зеркало над раковиной и два бежевых коврика на полу. Горячая и холодная вода шли с хорошим напором, на полочке имелся выбор шампуней, ароматической соли и упаковок душистой пены. Захлопнув дверь, я обнаружил на крючке банный халат, благоухающий кондиционером. Прямо как знали, что свой я дома забуду. Я заткнул водосток, улегся в ванную и закрыл глаза. Мощная струя из-под крана выбивала кружевную пену, уставшее тело медленно окутывалось теплом. Боже, до чего хорошо. А я сомневался – ехать, не ехать… Среди моих знакомых считается хорошим тоном праздновать Новый Год, сидя на раскаленном песке под пальмами. Если бы не ссора с Мариванной, как пить дать, валялся бы я сейчас на каком-нибудь пляже в Анталии или бороздил с аквалангом Красное море. Мариванна давно намекает, что помимо Турции и Египта на свете есть еще и Острова, но для меня двенадцатичасовой перелет на Фиджи подобен смерти. Я тяжел на подъем и не люблю дорогу. Что этот пляж, что другой, – какая разница, если отель приличный? Нет, Новый Год должен быть именно таким, как сейчас – снежным, морозным, с запахом пирогов из детства. С наряженной елкой, с румяными от «намыливания» щеками, с треском горящих дров. С дальними походами на лыжах, неловкими замерзшими пальцами, распутывающими шнурки ботинок, рюмкой хорошего коньяка «для сугреву». С уютными посиделками у камина, задушевными неторопливыми разговорами с приятным собеседником. С синими зимними сумерками и танцем крупных снежинок за окном. И никакой пьяной компании, шарахающей в испуганное ночное небо китайскими хлопушками. Интересно, как там Мариванна? С недавних пор она увлеклась серфингом. Как и Алик Кудрявцев. А возможно все обстоит проще, и они увлеклись друг другом – моя девушка и мой друг. Во всяком случае, они сейчас в одной компании. Если бы не наша ссора, я тоже был бы с ними. Валялся на переполненном пляже, смотрел, как взлетают над волной стройные загорелые тела, и тосковал по прохладной воздушной струе кондиционера в отеле. Мариванна говорит, что главный бич нашего века – одиночество и отчужденность. Не знаю, не уверен. Может, я такой невезучий, но, бог мой, до чего же трудно устроить так, чтобы хотя бы день, хотя бы сутки, хотя бы недельку побыть наедине с самим собой! Поймите правильно, я очень привязан к своей девушке, у меня приличные соседи, интеллигентные друзья и знакомые. Но до чего невыносимо, когда все они непрерывно толкутся вокруг, и нет никакой возможности отгородиться, замкнуться, не отвечать на телефонные звонки, не сталкиваться в лифте и на площадке… Добавьте сюда десятимиллионный город, бомбящий тебя рекламой изо всех динамиков и со всех экранов, море стрессовой информации, улицы, переполненные безразличными шагающими роботами, плотное облако дыма, висящее над автомобильной пробкой, изобретательный мат, несущийся в уши со всех сторон… На фоне такой жизни месяц одиночества и отчужденности – то, что доктор прописал. - Не компанейский ты человек, - сказала Мариванна. – Иногда тебя трудно любить. - Разлюби, если так тебе легче. - Ты серьезно? – спросила она. Мне тоже хочется задать ей этот вопрос, когда она произносит сакраментальное: «Я тебя люблю». Обычно это происходит в постели. Я в этот момент испытываю неловкость и стараюсь отделаться быстрым поцелуем. Я не могу ответить тем же. Это всего лишь слова, но почему-то они застревают у меня в гландах. Мы встречаемся три раза в неделю, вместе ходим в рестораны и театры, вместе проводим отпуск и праздники, вместе отмечаем дни рождения. Меня наши отношения устраивают. Они удобные, как ортопедический матрас, который я тщательно выбрал. Меня устраивает, что у Мариванны хорошая работа, и мне не нужно занимать ее двадцать четыре часа в сутки. Меня устраивает, что у нее своя квартира, и вопрос о переезде пока не поднимался. Меня устраивает, что у нее хорошая зарплата, не потому, что я жадный, - все наши совместные вояжи оплачиваются с моего счета, - а просто потому, что это дает надежду на то, что моя девушка со мной не только из-за денег. Одним словом, мне с ней удобно, я не хочу ничего менять, хотя понимаю, что вечно так продолжаться не может. Я вдруг увидел ее перед собой. Стройное смуглое тело перечеркнуто узкими полосками купальника, влажные волосы прилипли к плечам, на запястье браслет из акульих зубов – подделка, которую мы выкопали на египетской барахолке. Темная морская вода омывает бедра, в маленьком курином пупке поблескивает колечко пирсинга – оно-то меня и заворожило, хотя раньше я никогда не мог смотреть на него без отвращения. Встав на колени, я осторожно тронул губами плоский гладкий живот. Ее кожа вздрогнула и покрылась мелкими пупырышками. Я нагнулся чуть ниже…и вдруг в нос и горло хлынула пенистая вода. Я судорожно взметнулся над ванной, отплевываясь и кашляя. Черт возьми, не хватало заснуть и утонуть в первый день приезда! Вода успела остыть. Встав под душ, я отодрал мочалкой закисшую на коже пену, накинул халат, вышел в комнату. Лида и Астра ушли. Край одеяла откинут, подушки взбиты, заправленная постель сияет свежестью и чистотой. Если бы не сосущее желудок чувство голода, с каким удовольствием я бы сейчас свалился на эту крахмальную простыню, на эту белоснежную подушку, накинул на себя чудесное пуховое одеяло и продрых часов, эдак, двенадцать, не распаковывая вещи! Кстати, где они, мои вещи? Сморщенный пустой баул валялся в углу прихожей. Сначала в голову сунулась глупая мысль о том, что меня ограбили, но я вовремя вспомнил, где нахожусь и открыл гардероб. Костюм и рубашки деловитая Лида развесила на плечиках, джинсы, свитера и белье разложила на полках. Испытывая смутную неловкость, я закрыл шкаф. Сервис – высший класс. Ничего особенного в моих вещах нет, но все же неприятно, когда их запросто перемещают вот так, без спроса. На прикроватной тумбочке стоял старый кнопочный телефон с тремя узкими бумажными полосками под пластиком. «Горничная, повар, шофер» - значилось рядом с кнопками. Возле телефона аккуратно сложена стопка моих книг. Не знаю, зачем я их привез. Обычно я не люблю дарить свои сочинения. Это как бы обязывает человека их прочитать и выдать порцию скучных вымученных похвал. Сейчас они служили неким подобием верительных грамот, удостоверением того, что я тот, за кого себя выдаю. Ведь людям свойственно рядится в чужую одежду, и рассказывать о себе странные вещи. Часы, которые я оставил на тумбочке, показывали начало восьмого. До ужина почти час. Господи, до чего же я голодный. Может, спуститься в столовую и начать с холодных закусок? Нет, это как-то некомильфо, что обо мне подумает общество? Право на подобную легкую бесцеремонность дает только знакомство, пускай даже поверхностное. Лучше позвонить на кухню и попросить кружку свежего горячего какао. В животе громко заурчало. - Потерпи, - строго сказал я и нажал кнопку с цифрой два. Симочка откликнулась мгновенно. Выслушав просьбу, она пообещала исполнить ее через пять минут. Я положил трубку и только тут сообразил, что не уточнил: какао принесут в номер, или мне нужно спуститься за ним самому? В дверь постучали. Жалея, что не заперся, я громко крикнул: - Входите, открыто! Дверь приоткрылась. Я автоматически глянул вниз, ожидая появления гибкого дымчатого существа с пушистым хвостом, но вместо него увидел пару отлично начищенных туфель и траурные похоронные брюки. Выше находился такой же черный похоронный пиджак, под ним – белая рубашка с пестрым галстуком-бабочкой, а над ним – сухое обветренное лицо с узкой полоской рта, крючковатым носом и цепким беспокойным взглядом. - Сосед, - представился визитер, протягивая мне смуглую сухую ладошку. – Надеюсь, не обеспокоил? - Нисколько, - ответил я, покривив душой. – Очень рад. Смуглые пальцы царапнули мою ладонь - Добрались благополучно? - Слава богу. - Повезло. Я все время жду, когда кто-нибудь свалится в пропасть вместе с этой проклятой гориллой. Я не нашелся, что ответить и ограничился неопределенным покашливанием. Закашлял и сосед. Я хотел постучать его по спине, но тут сообразил, что это не старческий кашель, а смех, причем, довольно злорадный. Не знаю, что он представлял в этот момент, наверное, как машина, перевернувшись, слетает с каменного карниза и, ударившись о выступ, взрывается столбом огня и дыма. Я слегка нахмурился. Вправду смешно. Откашлявшись, сосед продолжил допрос. - Смею спросить, вы к нам надолго? - На три недели. А вы? - А я тут живу. - О! - сказал я, не сразу сообразив, что ответить. – То есть, вы здесь работаете? Сосед рассердился. - Молодой человек, вы плохо слышите? Я здесь живу! Снимаю номер! - Понятно. Наверное, это дорого? - Ничего, я могу себе это позволить, - сказал он самодовольно. На вид соседу было лет шестьдесят, хотя в бойкости и живости он не уступал пионеру – эдакий сердитый хохлатый воробей с задранными плечами. Был он сухонький, юркий, беспокойный и подвижный, как ртуть. Разговаривая, сосед постоянно перемещался по комнате, разглядывая вещи. Потрогал одеяло, пощупал простыню, перебрал книжки на столике, не обратив внимания на фотографию автора. - Вы, что, читаете эту современную муру? – спросил он, небрежно швыряя последнюю книгу на кровать. - Иногда. А вы нет? - Еще чего! – фыркнул визитер. – Поощрять вырубку леса ради обыкновенного литературного мусора! Потомки скажут нам «спасибо» за жизнь в противогазе! А вам, небось, нравится этот бред? - Как вы можете судить, если не читали? - Не обязательно глотать дерьмо, чтобы понять, что оно несъедобное. Перед глазами как живая встала мамочка, сидящая в постели с моей развернутой книгой в руках. Она азартно работала красным карандашом, подчеркивая вульгаризмы и безграмотные обороты, а внизу каждой страницы плавала жирная двойка. Я стиснул зубы и отвернулся к окну. Сосед потрогал ноутбук на столике, раскрыл и закрыл крышку. - Между прочим, интернета здесь нет, - сказал он злорадно. - Между прочим, я знаю. В дверь постучали. Не дожидаясь разрешения, в комнату вошла Лида с большой дымящейся кружкой в руке и вазочкой крекеров форме рыбок. Метнув быстрый взгляд на соседа, она подошла к компьютерному столику и аккуратно пристроила кружку на коврик для мыши. - Симочка сказала, что вы, наверное, голодный, - объяснила она, ставя рядом вазочку с крекерами. – Вы уж потерпите, у нас будет отличный ужин. - Я потерплю, - пообещал я. – Спасибо, что распаковали сумку. - Так это моя работа, - ответила она, направляясь к двери. - Лида! – Она остановилась. – Мне бы хотелось отгладить свои вещи. Как это сделать? - Просто скажите, и все, - ответила она. – Давайте я сейчас поглажу то, что вы наденете вечером, а остальное – завтра. Хорошо? Я уже знал особенности здешнего вечернего моциона, поэтому вручил ей свой лучший черный костюм и лавсановую рубашку с манжетами. Она сделала милый маленький книксен и удалилась. Я взял кружку, принюхался к ванильному дымку и сделал пробный глоток. Густой шоколадный вкус, жирные сливки и точно отмеренное количество сахара. Божественно. - Вертихвостка, - сказал визитер, выждав, когда закроется дверь и горничная отойдет на приличное расстояние. – Не очень-то вы ей доверяйте. Оглянуться не успеете, как начнете алименты платить. - Да? – вяло сказал я. - Да. Она на всех мужиков кидается. Меня терпеть не может, потому что я ее сразу отшил. Мне проблемы с ее мужем не нужны. - А кто у нас муж? – спросил я, покусывая хрустящий солоноватый крекер. - Как, кто? – удивился сосед. – Горилла! Он вас из аэропорта вез! Он влез в вазочку всей пятерней и, набрав полную горсть рыбок, кинул их в рот. На этот раз я удивился так сильно, что даже кружку опустил. Представить рядом с уродом Кинг-Конгом статуэтку с каминной полки не так-то просто. Красавица и чудовище. Хотя, собственно, почему бы и нет? Некоторым женщинам нравятся примитивные брутальные самцы с неразвитым мозгом и зашкаливающей потенцией! - Странная пара, - сказал я осторожно. – Никогда бы не подумал, что они женаты. - Оба извращенцы - сообщил сосед с набитым ртом. – Он ее лупит, а ей это нравится. - С чего вы взяли? - Сам видел. Шея в синяках, будто ее душили. Она косыночкой прикрылась, но шило в мешке не утаишь. И на ногах синячища с медный пятак. - Где это вы ее ноги видели? – ехидно поинтересовался я. - Говорю же, она меня клеила. В ночной рубашке. Я промолчал. - Они тут все друг с другом повязаны, - продолжал обличать сосед. – «Семейное предприятие»! Ха! Никакое оно не семейное, а самая настоящая банда! Круговая порука! Про хозяйку слышали? – Он вцепился в меня сердитым взглядом. Я был вынужден кивнуть. – Ухайдокала мужика, как пить дать! Трос не выдержал, как же… А где этот трос ночевал? Дома ночевал, рядом с любимой супругой! Тогда и подпилила. Жуткая женщина. Думаете, это она из-за ревности? Как бы ни так! Деньги, мой милый, деньги! Слышали, какую страховку она выбила из этого макрофильма, микрофильма… - «Метрофильма», - поправил я. Он сердито отмахнулся. - Плевать! Полмиллиона долларов! - Откуда вы знаете? - А где она, по-вашему, денежки хранит? Под кроватью? В тумбочке? В моем банке она их хранит! Мозги у нее на месте, ничего не скажешь. - Вы банкир? – спросил я. Он гордо выпрямился. - Владелец банка. - Это не одно и то же? - Ну, специального экономического образования у меня нет, - признался он. – Зато я умею подбирать команду. Так что, если хотите перевести деньги или открыть счет… - Он закопошился во внутреннем кармане и вытащил кремовую с золотом визитку. – Вот. - Нет, не хочу, - сказал я, не притрагиваясь к обрезку картона. – У вас не соблюдают банковскую тайну. Загорелая макушка бритого черепа побагровела. От возмущения сосед заговорил короткими обрубками фраз. - Молодой человек… Чудовищная неблагодарность… Я хотел предупредить… Черт с вами, живите, как хотите! – подвел итог сосед и хлопнул дверью. Тут же сунул голову обратно и крикнул: - И попрошу мне не звонить! Дверь снова хлопнула. Одним прыжком подобравшись к замку, я повернул ключ и облегченно вздохнул. Никому не открою. Ни психам, ни нормальным. До ужина хочу побыть в блаженном одиночестве. Взяв кружку, я подошел к окну. Окончательно стемнело, но возле озера работал небольшой прожектор. В желтом пятне света кружила и выписывала пируэты женская фигурка в облегающем трико и вязаной шапочке. Коньки чертили на льду зигзаги, круги и овалы. Наблюдая за одиноким танцем, я, не спеша, допил какао. *************** Больше всего я боялся появиться в столовой последним. Я не люблю находиться в центре внимания. Хотя костюм сидел на мне отлично и выглядел я высшей степени импозантно, как говорит Мариванна, вниз я сошел за пятнадцать минут до ужина. Нервно втянул носом обольстительные ароматы, оглядел стол, на котором дымились две небольшие супницы и стояли бокалы разной высоты и толщины. Деловитая Лида расставляла на тумбочках новые блюда, а также раскладывала серебряные приборы с благородной чернью. Приподняв колпаки, я обнаружил нежную розовую буженину, копченую грудинку, масло в рифленых шариках, несколько сортов сыра, соленые пикули, томаты и овощной салат. На горячее предлагалось мясное рагу восхитительного вида, бульон и овощной суп. На гарнир – спагетти с томатным соусом и чесноком и крупно нарезанный картофель-фри с хрустящей корочкой. Рот наполнился слюной, как у павловской собаки. С потемневшего от времени буфета сверкали победными залпами зеркала, серебряные приборы, хрустальные кубки, фарфор и батареи бутылок. Налив себе немного виски, я уселся в кресло возле окна и начал цедить его неторопливыми маленькими глотками, мысленно репетируя первые улыбки и рукопожатия. За стеной слышалось постукивание биллиардных шаров. Хлопнула дверь наверху, торопливо простучали каблучки и в воздухе пронесся высокий голосок говорящей куклы: - Гарик, мальчик мой, мы опоздаем! Снова хлопнула дверь, послышалось невнятное мужское бормотание. - Давай я поправлю, - сказал игрушечный женский голос уже ближе, с лестницы. – Какой ты неловкий! - Нет, так уже давно не завязывают, - поправил сам себя кукольный голос. – Давай лучше я. - Я сама! Я успел запутаться в голосах, когда они, наконец, вошли: две совершенно одинаковые фарфоровые пастушки в вечерних платьях и высокий нескладный мальчик в смокинге лет сорока. Я верю в теорию, что каждый из нас всю жизнь пребывает в одном возрасте, к которому нас тянет, как железные опилки к магниту. Мой одноклассник Алик так на всю жизнь и останется шестнадцатилетним, и несоответствие этого возраста его теперешнему с каждым годом представляет все более грустное зрелище. Я в двенадцать лет уже был зрелым рассудочным пятидесятилетним мужем. Остаюсь им и сейчас, несмотря на то, что еще не успел отпраздновать свое сорокалетие. Полагаю, когда мне стукнет шестьдесят, мои ровесницы будут говорить: «Ах, он так очаровательно наивен»! По этой же теории Мариванне сейчас не меньше сорока пяти, несмотря на вечные диеты, посещения косметологов и погоню за ускользающей юностью. Наверное, поэтому смотреть на ее молодые прелести мне иногда неловко, словно это чужое тело, взятое напрокат. Ей двадцать восемь, и ходит и ведет она себя как женщина, мечтающая, чтобы ей дали не больше двадцати семи. Сорокалетние мужчины, как двуликий Янус, одновременно устремлены и в старость и в молодость, в зависимости от окружения. Глядя, как вошедший с виноватой улыбкой сутулит плечи, чтобы две фарфоровые пастушки могли дотянуться до его галстука, я подумал, что его удел вечно оставаться мальчиком. Любимым, балованным, не имеющим собственного голоса. Увидев меня, он робко улыбнулся и сделал попытку пожать плечами. - Гарик, стой смирно! – велела пастушка справа. - Мама, мы не одни, - прогудел он, изо всех сил стараясь говорить тихо. Они обернулись одновременно, и у меня закружилась голова. Не понимаю, почему родители так любят одинаково одевать близнецов. Стремление идентифицировать ребенка, сделать его неповторимым кажется мне более естественным. Тем более, когда дети вырастают и становятся взрослыми людьми. Очаровательные старушки считали иначе. Они сами выбрали одинаковые голубые платья из набивной тафты с жесткими рукавами-пуфиками, открытой шеей и юбкой до щиколоток, из-под которой мелькали одинаковые голубые башмачки. У них были одинаковые розовые кукольные личики, похожие на потрескавшуюся глазурь, одинаково ласковые улыбки, одинаково закрученные пепельные кудряшки, а голубые глазки блестели одинаково задорно. Жемчужные ожерелья обвивали худенькие морщинистые шейки, на маленьких ручках-лапках сверкали совершенно одинаковые кольца: обручальное и бриллиантовое, надетое поверх него. Глядя на два зеркальных отражения, я почувствовал легкое подташнивание, будто меня укачало. Мальчик стремительно шагнул вперед, протягивая руку. - Игорь. С приездом. - Роман, - сказал я, поднимаясь с кресла и напяливая на физиономию приветливую улыбку. – Спасибо. - Вы здесь впервые? - Да. Мне посоветовал приятель. Он отдыхал здесь летом, и ему очень понравилось. - Наверное, летом здесь тоже неплохо. Хотя мы обычно приезжаем зимой. Как добрались? - Слава богу, без происшествий. - Да, дорога тут не для слабонервных, - признал новый знакомый. – Но в остальном – сервис выше всяческих похвал. Как первые впечатления? Вам тут нравится? - Даже очень. - Мы приезжаем сюда третий год подряд, - сказала пастушка справа. – С самого открытия. Галочка не хотела ехать, но я настояла. И, слава богу, иначе неизвестно, чем бы дело кончилось. Пастушки обменялись воинственными взглядами, одновременно взглянув и на Игоря. Мальчик почему-то покраснел и потупился. - Это ты не хотела ехать, а я настояла, - отбрила пастушка слева. – Вспомни, как ты носилась с этой глупой затеей уехать в Ашрам и заняться йогой! - Вообще-то приглашение пришло мне, - смиренно напомнил Игорь. - А вы присоединились позже. - Дорогой мой, ты как ребенок, - снисходительно сказала пастушка слева. – Разве тебе можно доверять ответственные решения? Помнишь, как ты чуть не утонул в том ужасном круизе? - Не помню, - пробормотал он и, махнув рукой в разные стороны, представил. – Галина, моя тетя. Алина, моя мама. Мы молча раскланялись. Не представляю, как он их различает, наверное, голос крови. - Галина…простите, как по отчеству? – спросил я с улыбкой и промахнулся. Голубые глазки льдисто сверкнули. - Мы не любим, когда нас называют по отчеству. Правда, Алечка? - Это так старомодно, - поддержала пастушка слева. – А все эти «дяди-тети» вообще ужасны. Гарик всегда называл Галочку по имени. Мы, конечно, не скрываем возраст. Нам пятьдесят восемь. - Пятьдесят семь, - поправила Галочка. Сестра не успела отпарировать. Хлопнула соседняя дверь, послышались громкие голоса, и в столовой появились остальные члены нашей небольшой компании. Возглавлял шествие сосед-банкир. Увидев меня, он вздернул плечи, независимо продефилировал к буфету и налил себе полный бокал белого вина, который принялся осушать большими жадными глотками. Следом за ним шла симпатичная супружеская пара. То, что они супруги со стажем, было понятно с первого взгляда: говорят, после десяти лет совместной жизни люди становятся похожими друг на друга. У них были одинаковые круглые лица с румянцем, они одинаково улыбались, глядя на собеседника, и одинаково вежливо поднимали брови в знак удивления. В столовую они вошли, держась за руки: нежность, вряд ли уместная для любовников их возраста и кровных родственников. Перезнакомились быстро. Жену звали чудесным старинным именем – Гликерия, очень шедшим к облику доброй матери семейства. Она просила называть ее просто Лика. Я согласился, хотя это имя нравилось мне гораздо меньше. Муж назвался Вадимом, не предлагая сокращений. Все начали рассаживаться за столом. Застучали ножки стульев, зазвенели бокалы и фужеры. Лида зажгла свечи в канделябрах на буфете и в центре стола и начала накладывать еду на тарелки. - И это тоже оплачиваем мы, - желчно сказал старикашка-банкир, тыча вилкой в гибкую фигуру античной богини, поддерживающую три свечи. - Но это так красиво, - мягко ответила Лика. - Можно прекрасно обойтись и без них, - заявил старикашка. Я сообразил, что до сих пор не знаю его имени. – Только место на столе занимают. - Эжен, вы не правы, - прозвенела пастушка справа, раскладывая на коленях хрустящую льняную салфетку. – Вы предлагаете нам выбирать между красотой и удобством, а мы хотим и того, и другого. - Я просил не называть меня этим дурацким именем! - рявкнул банкир. – Какой я вам «Эжен»? Эжен Кондратюк - замечательное сочетание! Меня зовут Евгений Петрович! Неужели трудно запомнить? - Евгений Петрович, что вам положить? – невозмутимо спросила Лида. Старикашка на мгновение заткнулся. Быстро обежал глазами стол и буркнул: - Налейте суп. Сто раз просил, сварите нормальную уху. - Вы сказали, что не едите мороженую рыбу. - И тухлую не ем, к вашему сведению! Купите свежую! - Вы же знаете, сейчас не сезон. - Ну, так поймайте! Озеро под боком! Лида, не отвечая, повернулась ко мне. Она улыбалась. Я подивился ее самообладанию, хотя, если старикашка-Эжен живет здесь давно, к его выходкам можно привыкнуть. - Что вам положить? - Всего и побольше, - сказал я. Гарик удивленно поднял голову, Вадим засмеялся. – Я не ел с семи утра, - объяснил я. Все сочувственно заохали и задвигали тарелками, подкладывая и накладывая. Вадим встал и налил мне виски. Его жена щедро полила соусом макароны, подавая мне тарелку. Пастушка слева кричала пастушке справа, чтобы она налила мне бульону – после долгой голодовки не следует налегать на мясо. Гарик послушно кивал, бряцая половником по дну супницы. Старикашка-Эжен тоже не остался в стороне от праздника, пообещав мне несварение и заворот кишок. Вошла Власта в элегантном кремовом платье с открытыми плечами и глубоким декольте. Янтарное ожерелье красиво облегало стройную сильную шею. Мы заговорщически улыбнулись друг другу. - Я вижу, вы уже со всеми познакомились? Чтобы ответить, я мощным глотком отправил в желудок полупрожеванные макароны. - Кажется, да. - Не со всеми, - поправила пастушка справа. - Лера как всегда опаздывает. - Она всегда опаздывает, - неожиданно поддержала ее сестра, кажется, первый раз за весь вечер. – Интересничает. Знает, что новенький приехал. - Очень некрасиво, - произвела залп пастушка справа. - Мама, у Леры диета, - тихо сказал Гарик. - В ее возрасте это вредно. Либо лицо, либо фигура, нужно выбрать что-то одно. Хотя, какая разница при таких средних внешних данных…. Сестра, обычно выступавшая с взаимоисключающими параграфами, кивала, подтверждая каждое ее слово. - Лера просила передать, что не будет ужинать, - сказала Власта. – Ну что же, если вы уже познакомились, не буду вам мешать. - Хотелось бы знать, чем этот господин зарабатывает себе на жизнь, - сказал старикашка-Эжен, воинственно целясь в меня вилкой с куском буженины. Власта приподняла брови и повернулась ко мне, взглядом спрашивая разрешения. Я быстро покачал головой, но она сделала вид, что не поняла. - Этот господин - известный писатель. Он приехал сюда, чтобы написать новый роман. Игорь стукнул рукояткой ножа по столу. - Слушайте, вы Роман Погодин, так? - Я неловко заерзал. – А я-то думаю, откуда мне знакомо ваше лицо! Мама! – обернулся он к пастушке справа, безошибочно отличив ее от второй. – Помнишь, ты читала его книгу, когда мы ездили в круиз? - Ну, конечно, помню! – Пастушка пришла в неописуемое волнение. – Боже мой, это так жизненно, так правдиво! Такая необыкновенная мудрость в ваши годы! – И тут же строго добавила, понизив голос: - Гарик, не размахивай ножом, это неприлично. Гарик положил нож, не отрывая от меня восторженного взгляда мальчика перед новогодней елкой. Над столом прокатилась вторая волна восторженных вздохов. Вадим сказал, что они с Ликой меня не читали, но слышали много хорошего. Лика попросила книгу с автографом, я обещал. Игорь напомнил о недавно снятом телесериале. Пастушка слева (если не ошибаюсь, это была Галина), прощебетала о том, что обожает актера, игравшего главную роль. Старикашка-Эжен переспросил у Игоря мою фамилию, дождался тишины и громко сказал: «Не знаю, не слышал». В общем, я поймал свою минуту славы. Волна докатила до берега и благополучно отхлынула. Некоторое время в столовой царила тишина, прерываемая стуком ножей и вилок и короткими просьбами передать хлеб и пикули. Потом Лика робко поинтересовалась, почему я приехал один, без супруги. Сообщение о том, что я не женат, всколыхнуло новую волну интереса. Поразительно, до чего женщины любят устраивать неженатых мужчин. Галина и Алина начали по пальцам перебирать милых девушек, способных составить мое счастье. Кажется, самой младшей из них было около сорока. Лика посоветовала ни в коем случае ни искать жену через Интернет и рассказала ужасную историю, приключившуюся с ее знакомой. Я снова пообещал. Вадим туманно рассуждал о доме, милом доме, Гарик отмалчивался, глядя в тарелку под бдительным прицелом справа и слева. Неожиданно меня поддержал старикашка-Эжен, буркнув, « а, ну ее, эту женитьбу, я вот четыре раза разводился, и что? Все равно катар заработал»! К концу ужина я чувствовал себя так непринужденно, будто знал этих милых людей с детского садика. *********** Кофе и чай перешли пить в каминный зал. Уже в холле я услышал негромкие звуки – кто-то играл на рояле. Кажется, ноктюрн Шопена. Меня удивил уровень исполнения – играл, безусловно, профессионал. - Товар лицом, - язвительно высказалась одна из пастушек. Поскольку они перемешались с остальными гостями, я потерял ориентиры и не мог определить, где Алина, а где Галина. – Нужно же произвести впечатление на новенького. - По-моему, Лера играет прекрасно, - сказала Лика. Гарик бросил на нее благодарный взгляд. Вадим быстро взглянул сначала на него, потом на пастушек и, не говоря ни слова, поднес к губам недопитый бокал коньяка. Мы вошли в зал. Рояль немедленно умолк, стукнула закрытая крышка. - Лерочка, сыграй еще, - попросила Лика, всматриваясь в темноту. - Только что-нибудь человеческое! – вмешался старикашка-Эжен. – А то вечно это нытье. «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня», - запел он фальшиво, щелкая пальцами в такт. Пастушка, садившаяся на диван, решительно заткнула ладошками уши, а ее сестра негодующе воскликнула: - Эжен! Умолкни! У тебя ни слуха, ни голоса! Ну вот, хоть какая-то определенность. Помнится, пастушка справа обращалась к банкиру на «вы», а Гарик называл ее «мамой». Выходит, на диванчике расположилась Алина, а чай возле сервировочного столика разливает Галина, и она знакома со зловредным постояльцем лучше своей сестры. К моему изумлению, на этот раз запретное имя не привело старикашку в негодование. Послушно заткнувшись, он пробежался между столиками с двумя тортами. Отпилил от каждого по кусочку и взыскательно прожевал. Скривился, плеснул себе немного заварки и разбавил ее кипятком. После чего уселся в кресло у камина и, вытянув ноги, принялся шумно прихлебывать чай. - Они познакомились с тетей еще в молодости, - объяснил Игорь, неслышно возникая рядом. – Евгений Петрович – ее давний поклонник. - Ага! – сказал я многозначительно. - Нет, вы не поняли, - сказал Игорь. – Я хотел сказать, поклонник ее таланта. Тетя пела в музыкальном театре. Она артистка оперетты. - Ведущая артистка, - поправила тетушка, обладавшая отменным слухом. - Бывшая ведущая артистка, - внесла окончательную ясность ее сестра. - «Красотки, красотки, красотки кабаре, вы созданы лишь для развлеченья», - снова подал голос старикашка-Эжен, выделывая в кресле сидячие «па», и тут же раскашлялся. Отсмеявшись, он хлебнул чаю и спросил: - Помнишь, как я забрасывал тебя цветами? Богиня! Тетушка скромно поджала губки, метнув по сторонам торжествующий взгляд. Ее сестра сделала вид, что не расслышала, старательно запихивая за спину диванную подушку. Вадим с Ликой переговаривались между собой. «Тебе крепкий?» - услышал я ее голос. И его негромкий ответ: «Да, спасибо. Не клади сахар». Все расселись так, словно места в комнате были давно распределены. Пастушки оккупировали диванчик с разных концов, а кому предназначалось место посередине, догадаться было нетрудно. Так сказать, под конвоем с двух сторон. Вадим с Ликой пили чай на диванчике возле камина, отламывая кусочки торта с одного блюдечка. Напротив них жмурился и блаженствовал в кресле старикашка-Эжен. Игорь попытался боком подобраться к двухместному диванчику возле елки. Шажок, еще шажок… Момент был захватывающий, и я следил за ним с замиранием сердца, как за бойцом, ползущим к окопу – доберется, или нет? Он почти добрался, когда воздух взорвала короткая автоматная очередь: - Гарик! – Игорь вздрогнул и втянул голову в плечи, как черепаха. - Иди сюда! Маменька похлопала рукой рядом с собой. - И захвати блюдечко с лимоном, - потребовала тетушка. Вздохнув, он безропотно повиновался. Мы остались стоять рядом – я, и безмолвная женская фигура, выплывшая из сумрака в углу комнаты. - Налить вам чаю? - спросил я, повернувшись к незнакомке. На меня глянули печальные голубые глаза из-под темных бровей. Где-то я уже видел этот удивительный взгляд. - Спасибо. С удовольствием. - Лимон, сахар, торт? - Только лимон. Я отправился к сервировочному столику, краем глаза наблюдая, куда сядет таинственная незнакомка, на диванчик или в кресло. Она выбрала диванчик в отдалении от камина. Я поставил перед ней чашку чая и блюдечко с лимоном. После чего развернул второе кресло и уселся напротив. Мне казалось, что этого требует простая вежливость: каждый, кроме нее, имел собеседника. Она поблагодарила безразлично и вежливо: - Спасибо. - Вы замечательно играли. - Я с детства занималась музыкой. - Скажите, а фигурным катанием вы с детства не занимались? Она улыбнулась, помешивая ложечкой несладкий чай. - Угадали. Мама отвела меня в музыкальную школу, а папа на каток. Пришлось постараться. Мне хотелось, чтобы родители мной гордились. - Наверное, вам было трудно. - Не очень. Спорт и музыка приучают к нагрузкам. - Да, - сказала маменька Гарика, отстраненно глядя на огонь в камине. – Очень плохо, когда человек так разбрасывается. Он ничего не добьется в жизни. - Тебе не нравилось, что я постоянно копаюсь в моторах, - напомнил Гарик, не отрывая взгляда от чашки. – Ты не считала, что механик – достойная мужская профессия. - Дорогой мой! Мне не нравилось, что у тебя вечно грязные руки! Против моторов я ничего не имею! - Даже не представляю, как можно выбирать между спортом и искусством, - сказала опереточная тетушка, изящно разламывая вилочкой торт. – Вечно потеть на тренировках с переломанными костями, или блистать на сцене. Вот уж действительно, дилемма. Тем более, для женщины. - «Ах, боже мой, ах, боже мой, ах, боже-боже-боже мой», - исполнил старикашка –Эжен партию хора из «Летучей мыши». - Ты говорила, что на репетициях тоже потеют, - вклинился Гарик, хлебнув для храбрости чаю. - Но не вечно! - А цветами забрасывают вечно? - Я всегда приходил с букетом, - вмешался банкир. – Ваша тетушка обожала тюльпаны. - Особенно с клумбы возле памятника Ленину, - продолжал колобродить хлебнувший лишнего Гарик. – Кажется, там вас штрафанули на пятерку за разграбление городских газонов? Вадим поперхнулся чаем, отвернулся к камину и раскашлялся. Вместе с ним раскашлялся любитель оперетты Эжен. Тетушка оскорблено выпрямилась, а маменька Гарика сложила губки бантиком и потупилась как-то особенно благостно. - Было! – вскричал старикашка, когда приступ миновал. – Точно, было! А я уже и забыл. Какие времена, какие нравы! Мы не знали, что такое грех! Отдал последнюю пятерку и неделю сидел на диете! Откуда вы об этом знаете, юноша? - Мама рассказала, - бескомпромиссно ухнул Гарик бомбу в изрядно побитый семейный очаг. - Это так романтично, - громко сказала Лика, оторвавшись от мужа, которого перед этим спрашивала озабоченным шепотом: «Ты не обжегся? Дать салфетку?» Пастушки развернулись в разные стороны как пристяжные русской тройки и принялись сосредоточенно изучать диванные подлокотники. Коренник-Гарик тихо торжествовал, упиваясь чаем с тортом. Несколько минут в зале стояла тишина, в которой слышалось позвякивание фарфора. Я, наконец, смог разглядеть таинственное яблоко семейного раздора, сидевшее напротив меня. Яблоко выглядело весьма аппетитно, уж простите за плоский каламбур. Определить возраст в полутьме довольно трудно – говорят, что взрослые женщины вечером выглядят моложе. В смешавшемся желтоватом свете настольных ламп и огня в камине она выглядела лет на тридцать. Голубые глаза эффектно сочетались с темными бровями и темными волосами, спускавшимися до плеч. В их зеркальной гладкости, казалось, можно было увидеть свое отражение. Узкое темно-синее платье с широкой золотой лентой на ключицах и золотыми оторочками на предплечьях напоминало одеяния женщин с росписей египетских храмов. Единственное украшение - золотой браслет с тусклыми полудрагоценными камнями сиял варварским великолепием. Когда она опускала голову, четкая носогубная складка делала ее старше, придавая лицу странный скорбный оттенок. А она почти все время смотрела вниз, помешивая ложечкой остывающий чай. Казалось, ее не интересовал ни я, ни общий разговор у камина. - Лера! – Она вздрогнула и приподняла голову. Старикашка Эжен с хитрым видом облизывал чайную ложку. – Может, Галя споет нам что-нибудь из «Марицы», а вы подыграете? А?... Галя?... Тряхнешь стариной? Лика с воодушевлением захлопала в ладоши: - Просим! Просим! Концерт – это замечательная идея! Вадим поддержал жену парой вежливых хлопков. Тетушка повела головой как лошадь, размышляя гневаться дальше, или остановиться. - Даже не знаю… Я так давно не репетировала. - Я не взяла с собой ноты, - сухо сказала Лера. - А вы на память, - не отставал банкир. - Извините, в музыкальном училище не проходят опереточные арии, - отрезала Лера и уткнулась в чашку. Мочки ее ушей побагровели. Возникла неловкая пауза. «Легкий жанр», - вполголоса сказал Вадим. Я возразил, что жанр совсем не легкий, просто у него своя специфика. Тетушка, не поворачивая голову, напомнила, что опереточных шлягеров гораздо больше, чем оперных хитов. Любой человек на улице вам напоет, «Я, цыганский, барон, я в цыганку влюблен». Даже великая Образцова не погнушалась в свое время спеть и сыграть главную роль в «Веселой вдове». Так что деление музыки на «легкую» и «серьезную» есть чистой воды снобизм, вытекающий из плохого воспитания и крайнего высокомерия отдельных личностей. На которое они, кстати сказать, не имеют никакого морального права. Я торопливо перевел стрелки на Вагнера, сказавшего о погибших в пожаре на премьере «Летучей мыши» в Венском театре: «Вот, что происходит с теми, кто слушает оперетки Оффенбаха!» Лика коротко вскрикнула и прижала руки к щекам. Старикашка-Эжен выдал порцию сатанинского кашля. Гарик прогудел: «Крайне неблагородно!», а его тетушка, передернув плечами, язвительно бросила: «Зять великого классика! Ничего не скажешь, классическое воспитание!» Ее сестра вклинилась с вопросом, можно ли считать Листа классиком с его вечными обработками чужих мелодий. Скорее уж пианистом-виртуозом, бахвалящимся перед публикой блестящей техникой. Гарик возразил, что обработкой чужих мелодий не гнушался даже Шуберт, и что немецкие народные песни в его интерпретации являются непревзойденными хитами. В доказательство он смущенно напел первые строчки «Форели», поглядывая в нашу сторону. Старикашка-Эжен, воспламенившись, крикнул: «Знаю, слышал!», и подхватил мелодию, а тетушка снова попросила его заткнуться, впрочем, вполне добродушно. Вмешался Вадим, подивившийся простоте мелодии. Я напомнил слова вечно хмурого обаятельного рижского Маэстро: «А вы попробуйте написать такую простую мелодию, чтобы завтра ее запели все!» Цитату восприняли с жаром и тут же принялись обсуждать разницу между примитивной попсой и великолепной простотой настоящего шлягера. В воздух полетели разноголосые напевы, среди которых выделялся высокий тремолирующий голос тетушки и фальшивые йодли старикашки-Эжена, изредка прерывавшиеся дьявольским кашлем. - Спасибо, - сказала Лера. - Не за что. Она смущенно улыбнулась. - Просто не сдержалась. Вообще-то я тоже люблю оперетту. - Я понимаю. - Власта говорила, вы пишете книги? - Я пишу детективы. Она удивилась. - А какая разница? Я пожал плечами. - Заявить в рафинированном обществе, что ты автор детективов - все равно, что повесить на шею табличку с надписью: «дворняжка». - Ах, так… Мне казалось, что люди любят детективы. - Критики считают, что массовый успех книги говорит о ее низком литературном качестве. - Вы успешный автор? - Скажем так: я во втором эшелоне. - А что нужно, чтобы пробиться в первый? - Всего-навсего вывести формулу успеха. Она засмеялась. По тому, как человек смеется, о нем можно сказать многое. Лера смеялась интеллигентно. - Глупый вопрос. Наверное, он вас уже достал. - Ошибаетесь. Меня достал вопрос, где я беру свои сюжеты. - И где вы их берете? - Ворую. Она удивленно посмотрела на меня. - Как это? - Очень просто. На свете существует пять-шесть сюжетов, и все они кем-то написаны. Любовь, ненависть, месть, убийство, внезапная нищета и внезапное богатство – вот, что волнует людей во все времена. Нужно только осовременить персонажи и перенести действие в нашу реальность. - То есть, ваши книги, - стопроцентный плагиат? - Конечно, нет! Подумайте, как старые персонажи поведут себя в наше время? К примеру, Растиньяк. Кем бы он стал сейчас? Кем вы его видите? - Не знаю, - сказала она растерянно. – Не задумывалась. Мне казалось, что Растиньяк – это такой французский Евгений Онегин. - Блестящий брачный аферист с задатками неформального уголовного лидера. Очень ходовой персонаж. Людям нравятся уголовники с шармом. Возьмите доктора Лектера. - Выходит, вы берете известный классический персонаж, переносите его в наше время и… - И получаю готовенький детективный сюжет, - договорил я. - Вы шутите, - неуверенно сказала она. - Шучу, - признался я. Лера откинулась на спинку и погрозила мне пальцем. - Уф, напугали… А я вам почти поверила! Но вообще занятная игрушка. К примеру, кем был бы в наше время Гобсек? - Ясное дело, главой крупной банковской корпорации. А Милый Друг? Мы по очереди перебрали героев Мопассана и Бальзака. Согласились, что Дюруа ждала блестящая карьера телекиллера с последующим депутатством, госпожа Марнефф стала бы хозяйкой борделя, кузина Бетта – владелицей отличной фермы неподалеку от столицы, кузен Понс скончался бы от истощения, пиликая на скрипочке в подземном переходе, а Евгения Гранде вышла замуж за брачного афериста Растиньяка и распрощалась с наследством. Мы сошлись на том, что в наше время нет великих ролей и великих личностей – ни положительных, ни отрицательных. Может, поэтому нет великой литературы, о чем нам неустанно напоминают критики. Между тем, беседа у камина незаметно сошла на «нет». Старикашка-Эжен дремал в кресле, приоткрыв рот. Пастушки переговаривались вполголоса, склонившись над столиком. Когда молчание стало тягостным, Вадим поднялся с дивана и начал перебирать диски возле большого музыкального центра в глубине зала. Негромкий щелчок вставленного диска – и в воздухе плавно поплыла «Серенада лунного света» Глена Миллера. Вадим вернулся к жене, щелкнул каблуками и склонил голову. - Разрешите? - С удовольствием. Лика встала и положила руку ему на плечо. Пастушки беспокойно встрепенулись, почуяв угрозу. - Гарик, тебе пора спать, - сказала маменька. - Уже половина десятого, - добавила тетушка. - Дома я ложусь в двенадцать - Но здесь ты не дома. Ты приехал, чтобы хорошенько отдохнуть и хорошенько выспаться. Гарик набычился и упрямо уставился в пол. - По-моему, его нужно подбодрить, - сказал я, вставая. – Позвольте вас пригласить. Лера молча подала мне руку. Мы вышли в центр комнаты и плавно закачались на месте. Встречаясь взглядом с Ликой, я ловил ее понимающую улыбку. Пастушки с беспокойством наблюдали за нами. Гарик, насупившись, сверкал глазами из-под густых бровей, как дикий кот из зарослей. - По-моему, он просто мечтает с вами потанцевать, - сказал я. - Он никогда не осмелится, - сказала она пренебрежительно. - Крайне глупо со стороны этих дам, держать возле себя зашкаливающий паровой котел. Он может взорваться в любой момент. - Уверяю вас, этот котел взорвется так, чтобы не причинить им вреда. Скорее уничтожит себя сам. Словно услышав последнюю фразу, Гарик начал медленно приподниматься. - Ну, ну! – сказал я. Лера усмехнулась. - Гарик, потанцуй с тетей, - велела маменька. – Ты же знаешь, это ее любимая мелодия. Лера остановилась. Ее рука безжизненно скользнула с моего плеча. - Извините, я устала, - сказала она. – Увидимся завтра. И вышла из зала прежде, чем я успел ей ответить. Гарик опустился на диван и грохнул пустой чашкой. Старикашка-Эжен подскочил в кресле. - Что? Полвосьмого? Уже на работу? – спросил он, озираясь. - Очень глупо с твоей стороны, - вполголоса попеняла маменька Гарику. – Нужно уметь держать себя в руках. Особенно с такими вертихвостками. Понятно, что она тебя провоцирует. Музыка смолкла, в камине тлели багровые угли. Мой первый вечер в незнакомом обществе подошел к концу. Вадим выключил проигрыватель, и мы разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи. ************ Спал я плохо. Ужин тяжело ворочался в желудке, оправдывая прогнозы зловредного старикашки. Несколько раз я вставал и пил воду из-под крана в ванной. Иногда мне удавалось задремать, но малейший шорох мгновенно вспарывал беспокойные сны и рвал их, как ветхую ткань. Я снова вставал, бродил по номеру, смотрел на часы, пытался читать собственные книги. Уснуть удалось уже под утро. Мне показалось, что я только-только закрыл глаза, когда где-то неподалеку раздалась грохочущая стрельба. Перевернувшись на другой бок, я завалил голову подушками и страдальчески крикнул: - Убери звук! Мариванна послушалась. Грохот и разрывы переместились в сторону и немного стихли. Но не до конца. - Черт бы тебя побрал! - начал я, садясь на постели, и тут же все вспомнил. - С добрым утром, - сказал я сам себе. Взял с тумбочки наручные часы и прищурился. Половина девятого. Рань несусветная. И что это за шум, за такой, с утра пораньше? Звук стрессовой городской жизни, страшно неуместный посреди снежного простора и безлюдья, несся с обратной стороны дома, так сказать, с фасада. Зевая, я сполз с кровати, накинул на себя халат и вышел в коридор. Деловитая Лида водила по полу бесшумной пылесосной трубой. Увидев меня, она приветливо улыбнулась – чистенькая, в темном платьице, крахмальном переднике и наколке. Прямо горничная из классического английского детектива. - Что это? – спросил я, повысив голос и тыча пальцем в стену. - Продукты привезли! – прокричала она в ответ. - Какие продукты? Она положила трубу на пол и открыла дверь отвергнутого мной номера. В окне на фоне гор поблескивал стеклами и лопастями вертолет, заходивший на посадку. Снежное облако вихрем окутывал машину. Вертолет опускался плавно, неторопливо, как бы раздумывая – какой пятачок глаже? От дома к нему спешил снегоход с широким прицепом на полозьях. - Продукты для нового заезда привезли, - сказала Лида, когда шум, от которого закладывало уши, стал тише. Лопасти винтов вращались вяло, потихоньку останавливаясь, яростное автоматное стрекотание сменялось ровным гудением. – По дороге грузовик сейчас не пройдет, приходится нанимать авиацию. Мощная фигура с длинными обезьяньими руками в меховом тулупе соскочила со снегохода и подошла к открывшемуся боковому люку. Оттуда начала выползать лестница-скат. Тулуп замахал рукавом – давай, давай. Из люка выехала большая картонная коробка и, съехав по скату, ударилась в снег, разбрызгав снежный фонтанчик. Обхватив коробку обеими руками, водитель снегохода перенес ее на прицеп. - Сейчас Костик погрузит продукты и перетащит в подвал, - сказала Лида у меня за спиной. – Минут за сорок управится. Я обернулся. Она деловито вытирала пыль на прикроватной тумбочке. - Костик – это ваш муж? - Ну, да, - ответила она, немного удивившись.- Разве вы не знали? Я думала, Евгений Петрович вам сказал. - Ну, знаете, если все время слушать Евгения Петровича… Я не договорил и с хрустом потянулся. - Как спали? – спросила Лида, меняя тему. - Ну…так себе, - промямлил я. – Мне показалось, что ночью по коридору кто-то бегал босиком. - Показалось, - сказала она уверенно. – У нас никто не бегает. На новом месте всегда плохо спится. Ничего, сегодня отоспитесь. Завтракать будете? - А как же! - Тогда одевайтесь, а то без горячего останетесь. Я послушно развернулся и отправился в свой номер. Показалось, думал я, намыливаясь под душем. Как бы ни так. Показалось… Шлепанье босых пяток было таким отчетливым, что я не утерпел: открыл дверь и выглянул наружу. В коридоре, естественно, никого не увидел, зато на полу остались мокрые отпечатки ног; уж не знаю, женских, или мужских. Кто-то явно перебегал из номера в номер, причем, сразу после ванны. Интересное кино. Очень хотелось выйти и посмотреть, откуда и куда бегали Босые Пятки, но тут перед дверью, как назло нарисовалась Астра. Села напротив меня и громко требовательно замяукала. Тоже мне, полиция нравов. Пришлось вернуться в номер, не дожидаясь, пока чья-нибудь взъерошенная голова высунется наружу. Удивительное дело, думал я, натягивая свитер. Чтобы хорошенько выспаться, мне нужно часов девять – не меньше. Лучше десять. А еще лучше, если меня никто не трогает, и я могу целый день не вылезать из кровати, временами совершая прогулки на кухню и в ванную. Если бы я не выспался дома, то целый день киснул и куксился, изводя нытьем себя и окружающих. А здесь веду себя кротко, как сова, мечтающая превратиться в жаворонка. Поразительно, как мы бережем чужие нервы. Скорее всего, это происходит из чистого эгоизма: каким бы независимым не казался себе человек, ему все равно хочется произвести хорошее впечатление на посторонних. На завтрак я, разумеется, опоздал, но волноваться было некому. За длинным столом виднелась одинокая фигура Вадима, уплетавшего бутерброды с ветчиной и горчицей. Увидев меня, он что-то неразборчиво промычал, приподнялся и неловко потряс руками – мол, извини, испачкался. - И вам доброго утра, - сказал я. – Ешьте, не отвлекайтесь. Он уселся и сделал большой глоток кофе из дымящейся кружки. - Как спали? - Бывало лучше, - ответил я, по очереди приподнимая колпаки над блюдами. Яичница с жареной грудинкой, пшеничная каша, сваренная так, как мне никогда не удается – крупинка к крупинке. В ложбинке, сделанной посередине, мягко плавился аппетитный кусок желтого сливочного масла. Теплые сырники со сметаной, ветчина и сыр. Положив себе кашу и сырники, я налил в кружку крепкий горячий кофе и уселся за стол напротив нового знакомого. - Вы слишком плотно поужинали, - сказал Вадим извиняющимся тоном. – Я тоже плохо сплю, когда наемся. - Да, не удержался, - согласился я, отломив вилкой кусочек сырника. Повозил его в жирной желтоватой сметане и отправил в рот. Он был мягкий, нежный, пах ванилью, и источал ни с чем несравнимый вкус натурального продукта. - Похоже, от голода мы тут не умрем. – Вадим кивнул на снегоход, приближающийся к дому с башнями картонных коробок на прицепе. - Кормят отлично, - согласился я. – Все такое вкусное, горячее, свежее. Непонятно, почему кроме нас никто не завтракает? - Остальные спустятся, когда проснутся. - Почему бы не передвинуть завтрак на час? Я тоже люблю поспать! - Повару ждать некогда. Она одна обслуживает двенадцать человек, включая персонал. Только приготовит завтрак, как сразу же начинает готовить обед. - Скоро народу станет еще больше, - сказал я. – Интересно, как она тогда управится? Вадим не успел ответить. Ровное гудение за окном перешло в яростное стрекотание. Горбатая машина с вытянутой верблюжьей мордой и бешено работающими лопастями неуклюже приподнялась задом и, покачавшись над землей, начала медленно всплывать кверху. Вертолет поднялся из снежной тучи и, косо уйдя в пронзительную синеву неба, исчез за хребтом. Стало тихо. - Когда начнется наплыв, Власта привезет из города еще одну горничную и помощника повара, - сказал Вадим, продолжая тему. - Она всегда так делает, чтобы зря людям не платить. - Разумно, - сказал я. - Вообще - здесь отличное место. - Это, да, - согласился Вадим. - Хотя и дорогое. - По крайней мере, видишь, за что платишь. Он снова согласился и сказал, что Власта – отличная хозяйка. На этот раз согласился я. Мы немного посплетничали, сдержанно, по-мужски. Выяснилось, что строить отель Власта с супругом начали пять лет назад, а три года назад состоялось, так сказать, торжественное открытие. Гулявшие городские сплетни по поводу гибели ее мужа Вадим комментировать не стал, сказал коротко: «Бред». Он и его супруга, роковая женщина Лера и троица во главе с мальчиком-Гариком приезжают в отель третий год подряд, а старикашка-Эжен вообще поселился здесь, как дома, и изводит персонал бесконечными претензиями. Хлопнули двери наверху. Знакомый щебечущий голосок велел Гарику вернуться и причесаться, спускаться в столовую, немедленно, вымыть руки, не задерживать других и ни в коем случае не возвращаться в номер. Мы обменялись веселыми взглядами. Вадим допил кофе и поднялся из-за стола. - Ладно, пойду, разбужу мою старушку, а то мы сегодня припозднились. Какие у вас планы? - Прогуляюсь на лыжах, а после обеда сяду за работу. - Значит, увидимся позже, - сказал он и, кивнув, вышел из комнаты. Я услышал его голос: «Алина, Галина, доброе утро. Игорь…». В ответ донеслось неясное гудение и кокетливый кукольный смех в терцию на два голоса. Я торопливо допил кофе и прожевал сырник. Первым в столовую вошел Игорь. Метнул на меня сумрачный взгляд, пробормотал что-то приветственное, хотя руку не протянул – наверное, все еще пребывал в приступе ревности. Все равно, прогресс. Когда мы расходились по комнатам, хором желая друг другу спокойной ночи, (все мы жили в правом крыле, кроме старикашки-Эжена и Леры) он хмуро шагнул в свой номер, хлопнул дверью и щелкнул замком. Маменька и тетушка обменялись изумленными взглядами, Вадим с Лерой – понимающими. Выглядело очень глупо и по-мальчишески. Сегодня тетушка с маменькой сделали окружающим одолжение, облачившись в разные свитера. После приветствий, шуток и намеков, выяснилось, что Галина предпочитает розовый цвет, а Алина – голубой. Я пообещал запомнить. Выяснив мои планы, дамы сообщили свои: Галина собирается попробовать коньками лед, а Гарик мечтает покатать маменьку на снегоходе. Обревизовав блюда под крышками, маменька и тетушка заспорили о вреде яичницы и пользе каши. К консенсусу, как и следовало ожидать они не пришли, и велели Игорю ограничиться сырниками с чаем. Гарик мрачно слушал, доедая глазунью из трех яиц с гренками и грудинкой. Вернувшись в комнату, я обнаружил, что все мои вещи выглажены и развешаны в гардеробе. На этот раз инициатива деловитой Лиды не показалась мне бесцеремонной, наверное, я начал к ней потихоньку привыкать. Вытащив новый лыжный костюм, я переоделся, обулся в лыжные ботинки, напялил на голову лыжную шапочку, подхватил лыжный чехол и отправился навстречу солнцу и снегу. На площадке я встретил Власту. Мы поздоровались. Она спросила, как я спал. Я ответил уклончиво. Она сочувственно потрепала меня по руке, наклонилась и оторвала этикетку, болтавшуюся сбоку на ярком комбинезоне. Я поблагодарил. Мы вместе спустились в холл, где наши дороги разошлись. Власта спустилась в подвал, скрытый под лестницей, а я направился навстречу радостному утреннему приключению. Судя по следам на снегу, необитаемый мир оказался обитаем. Кто-то из гостей уже выбирался на лыжный утренний променад: отъехал метров на пятьдесят, а потом вернулся обратно, проваливаясь в сугробы по колено, роняя лыжи и палки, подбирая их, волоча за собой, и снова роняя, оставляя над ямами и рытвинами оседающие замерзшие проклятия. Вторая лыжня изящной дугой огибала башенку и, сделав петлю, спускалась к замерзшему озеру. Одинокая фигуристка кружила на просторе, высекая лезвиями коньков ледяные искры, лыжная пара дожидалась ее в сугробе на берегу. Я попрыгал на месте, пробуя крепления, гикнул и рванул навстречу солнцу, отталкиваясь от земли, наращивая темп, с каждым выдохом выбрасывая из себя тоску одиноких комнат, затхлых книжных страниц, дождливых дней, агрессию политических споров, с каждым выдохом освобождаясь от самого себя — высокоморального, до скрипучести законопослушного человечка, хлебосольного товарища и приветливого родственника, радуясь, что все это уходит, надеясь, что все это уходит безвозвратно, что отныне все будет легко, упруго, кристально чисто, в бешеном, веселом, молодом темпе, и как же это здорово, что я сюда приехал… молодец Алик, спасибо тебе, Алик… и какой же я еще крепкий, ловкий, сильный — могу вот так, сто тысяч километров по идеальной прямой, а могу вот так, круто вправо, круто влево, выбросив из-под лыж тонну снега… а ведь я уже три года не ходил на лыжах … - А-а-а!! – взлетел над равниной исступленный восторженный крик, и эхо закричало в ответ, дробясь о камни, раздваиваясь, растраиваясь, расчетверяясь, снежные колючки, подскакивая в воздухе, кусали щеки, солнце швырялось радужными пятнами, и я даже не сообразил в первую минуту, что лежу на боку, подмяв под себя палку, а вторая валяется в пяти метрах, утонув в снегу. Волна первого восторга схлынула. Прямо передо мной, буквально в двадцати метрах, вздымались угрюмые каменные стены, кольцом уходившие в разные стороны. Я поднялся и, задрав шею, осмотрел черную, провалившуюся в небо вершину. Просто удивительно, как быстро проходят волны восторга. Грызть себя, уязвлять себя, нудить и зудеть можно часами и сутками, а восторг приходит и тут же уходит. Вот так и в жизни – несешься, сломя голову, под веселое зеленое подмигивание светофора, и кажется, что так будет вечно, пока – бац! – не спотыкаешься об «лежачего полицейского», злорадно слившегося цветом с дорогой, и не летишь, кувыркнувшись через голову, в сухой колючий кустарник. Я обернулся и взглянул на игрушечный макет отеля. Похоже, я поставил личный рекорд, преодолев двести метров за десять минут. Или за пять, - не разберешь в эйфории От отеля в мою сторону резво мчался снегоход с двумя фигурками в седле – мужской и женской, обхватившей водителя двумя руками. Снегоход стремительно вырастал в размерах, опережая его, по воздуху летела колеблющаяся волна панического вопля: - Гарикнетакбыстромнестрашногарикясейчасумрусердцеболитгарик-а-а-а-а!!........ Снегоход сделал изящный пируэт и остановился, обдав меня снежной веерной волной. Игорь обернулся. Его лицо, наполовину закрытое очками, было непроницаемым как у Терминатора. Откинутый меховой капюшон болтался за плечами, над макушкой торчал взъерошенный темный хохол. Фигурка в голубом дутике и голубой вязаной шапочке со снежинками выпала из-за его спины и медленно повалилась в снег. - Алина! – Топая лыжами, я неуклюже подобрался к маменьке, распростертой на снегу. Опустился на колени, осторожно похлопал ее по щекам. – Вы меня слышите? Она не ответила. Я приподнял очки на ее лоб. Сморщенные веки были плотно зажмурены и чуть вздрагивали. - По-моему, ваша мама потеряла сознание, - сказал я, чтобы сделать ей приятное. Не скажешь, ведь, что на самом деле мама потеряла совесть. Игорь достал из кармана пачку «Парламента», чиркнул зажигалкой и хладнокровно закурил, пуская дым почему-то вниз. Морщинистые веки дрогнули, глаза постаревшей говорящей куклы блеснули голубизной. Маменька села и резко оттолкнула меня в сторону. У нее были на удивление сильные руки. Я не удержал равновесие и плюхнулся на пятую точку. - Гарик! Ты же обещал папе не курить! - Это было в восьмом классе. - Все равно! Ты обещал! - Я обещал не курить в школе. Если ты забыла, я окончил школу двадцать лет назад. - Гарик! - Мама, оставь меня в покое, - сказал он тихо. – Просто оставь, и все. Хотя бы на пять минут. Ладно? Пауза повисла в воздухе как сосулька. Я неловко подгребал к себе лыжную палку, валявшуюся в двух шагах. Вот как взрываются семейные котлы – тихо, вполголоса. Сзади раздался трубный звук: Алина достав из кармана платок, громко высморкалась. Подцепив, наконец, вторую палку, я расстегнул крепления лыж и предложил непреклонной черной спине с меховым капюшоном: - Может, поменяемся? Я покатаю вашу маму, а вы пройдетесь на лыжах. Не хотите? Обычно в таких случаях право «вето» принадлежало маменьке, но потрясение, очевидно, лишило ее голоса. Помолчав минуту, Игорь кивнул и слез с седла. Я подтолкнул к нему лыжи и палки, он тихо поблагодарил. - Не за что, - весело сказал я, хотя атмосфера была гнетущей. Черт, не могли выбрать место для взрыва своих семейных котлов подальше от меня. – Алина, садитесь в седло и держитесь крепче. Маменька нерешительно шмыгнула носом. Блеклые голубые глазки перебегали с меня на сына. - А вы не очень быстро ездите? - Нет-нет, - успокоил я. – Как скажете, так и поедем. Алина покорно вздохнула и уселась позади меня. - Ты… скоро вернешься? - не удержалась она от вопроса, обращаясь к Игорю. - Как получится, - ответил он. Быстро закрепил лыжи и сильным взмахом оттолкнулся подальше от нас – в сторону гор. - Он простудится, - сказала маменька ломающимся голосом, глядя на удаляющуюся фигуру в распахнутой куртке с развевающимися волосами. – Крикните ему, пускай застегнется и накинет капюшон. - Игорь большой мальчик, он сам разберется, - ответил я и тронул машину с места. Алина крепко обхватила меня руками. Я не думал, куда ехать, просто уводил машину в противоположную сторону от одинокой мужской фигуры, скользящей по снегу. Маменька, вывернув шею, смотрела ей вслед. Какое-то время мы бесцельно кружили по пустой долине. Мне хотелось ехать долго-долго вдоль серой каменной громады гор, исследовать необитаемую пустынную местность вдоль и поперек, узнать, есть ли здесь жизнь. Но как только отель скрывался из виду, Алина начинала причитать, что мы можем потеряться, что ей страшно, и что в горах водятся снежные барсы. Попытки объяснить, что мы можем вернуться по собственным следам, успеха не имели: она заявила, что в любую минуту может начаться снегопад, и что тогда с нами будет? В конце концов, я смирился. Вывел машину на просторный пятачок перед отелем и снова немного поколесил туда-сюда. Потом я повернулся и крикнул: - Куда?.... - К озеру! – ответила Алина, как я того и опасался. Делать было нечего. С неохотой развернувшись, я покатил в сторону игрушечной островерхой башенки. В конце концов, может мне повезет, и выяснится, что Галина выжила конкурентку. Присутствовать при баталиях маменьки с тетушкой мне тоже не хочется, но я могу вернуться в отель пешком, оставив им снегоход. Какие-нибудь пятьдесят метров – приятная прогулка. Когда мы достигли поля битвы, выяснилось, что Лера продолжает выписывать пируэты, а Галина в розовой куртке и вязаной шапочке придерживалась берега, пробуя коньками лед. Двигалась она осторожно и неуклюже. Не удивлюсь, если технику фигурного катания бывшая ведущая артистка оперетты начала осваивать на месте. Вдалеке над прорубью застыла ссутулившаяся фигурка старикашки-Эжена с удочкой. Рядом с ним стояло ведро для улова. - У меня никого нет, кроме него, - сказала Алина. – Скажите, что мне делать? - Ничего. Пускай все идет своим чередом. Вы не можете заменить ему весь мир. - Я и не хочу, - сказала она с жаром. Лера скользнула неподалеку от нас. Заметив меня, приподняла руку, но тут же опустила и понеслась дальше. – Пускай выберет приличную девушку! - У вас разные взгляды на приличных девушек. - У нее было два мужа, - сказала она неприязненно. - Не всем везет сразу найти свое счастье. - Между прочим, они оба погибли, - продолжала обличать Алина. - Только в сказках люди живут вместе долго и счастливо и умирают в один день. - У нее ребенок. Взрослый. Ему уже двенадцать, так что звать Игоря «папой», а меня «бабушкой» он не будет. - Если это не смущает Игоря, значит, все в порядке. Может, ему нравится иметь готового ребенка, а не возиться с пеленками. - Нравится! – сказала она с отчаянием. – Господи, у вас родители есть? Я слез с седла и сказал: - Пойду-ка я домой. И решительно двинулся в сторону отеля, прежде чем она успела заметить, что снаряд попал в цель. «Ранен», как мы говорили, играя в «морской бой». Не очень сильно, всего один квадратик из четырех, но флагман подбит. Мои интеллигентные академические родители никогда меня не хвалили. Когда отец, посадив на нос очки, листал мой дневник, я жмурился от ужаса, ожидая, что пятерки перевернутся и превратятся в свое зеркальное отражение – двойки, плавающие по страницам, как лебеди в пруду. Когда он, расписавшись, отдавал дневник обратно, его молчание угнетало меня сильнее любого скандала. Оно говорило, что ничего особенного я не совершил. Что на свете существуют правильные мальчики, которые приносят домой дневники, набитые шестерками. Их хвалят, а меня – не за что. Я уходил, глотая слезы. Я был себе отвратителен. Я себя ненавидел. Родители не любили мои отличные оценки, потому что они не давали повода указать мне на мое несовершенство. Папа с мамой хотели сделать меня лучше, чем я есть, и поэтому день за днем целенаправленно вгоняли меня в землю уничижительными сравнениями с другими одноклассниками и однокурсниками. Когда кто-то говорил: «какой славный мальчик», я никогда не относил это к себе. Когда кто-то говорил, «у вас талантливый сын», я стеснялся спросить у папы с мамой, где они прячут моего братика. Когда я выиграл университетскую Олимпиаду, то вывернул шею, отыскивая в зале своего полного тезку, которого на сцене ждал ректор с дипломом в руке. И когда шел к сцене, мне мерещился настоящий, полноценный победитель - Роман Погодин, выныривающий из-под стула с воплем: «Держите его, он самозванец!» Поймите правильно: меня не били, не оскорбляли и не унижали. Меня хорошо кормили, а когда я болел – хорошо обо мне заботились. Мне просто позволили думать, что я самое никчемное, самое жалкое, самое бесполезное существо на свете. Когда я об этом вспоминаю, то превращаюсь в волка задолго до полуночи. Мою первую книгу мама взяла в руки как младенца: любовно и бережно. Такое выражение на ее лице я видел впервые. Перелистав несколько страниц, она спросила: - Что это? - Это детектив, - ответил я. Что-то произошло с ее лицом. Оно как будто рухнуло с высоты прямо в грязь. - Что-о-о?...- протянула моя филологическая мама, доктор наук, преподаватель университета. - Он сказал «детектив»? – потрясенно уточнил мой филологический папа, профессор, преподаватель университета. Они с отвращением посмотрели на меня, как присяжные, при оглашении вердикта. Виновен. Я шел домой и ненавидел. Но уже не себя, а их. Возможно, если бы они в меня верили, я бы сумел написать гениальную книгу. Возможно, я начал бы реализовывать себя гораздо раньше. Возможно, я бы не трясся от ужаса при слове «женитьба», и у меня была бы прекрасная жена и трое детей. Мне больно думать о том, сколько замечательного было бы возможно, если бы родители в меня верили. Иногда, когда на меня накатывает вдохновение, и пальцы начинают летать над клавиатурой, не успевая складывать буквы в слова, я вдруг представляю, как моя филологическая мама азартно перечеркивает написанные мной страницы, выставляя пару за парой. А мой академический папа со снисходительной жалостью выкладывает на стол пару-тройку толстенных опусов – образцов хорошего литературного вкуса. Если такое случается, я лечу через голову в колючий кустарник вдоль дороги и целый день хожу больной, выкуривая по пачке сигарет. Я вытравливаю из себя ядовитые вирусы родительского воспитания медленно и мучительно. К счастью, такое случается все реже. Наверное, когда-нибудь совсем пройдет. ******** - Что с вами? – спросила Власта. Я словно очнулся. Оказывается, я стоял в холле возле двери библиотеки и смотрел на полки выстроившихся книг. - Я задумался. - Не хотела бы я знать, о чем думают с таким лицом, - сказала она проницательно. - И правильно. Власта развернулась и пошла в столовую. Я услышал, как звякнуло стекло о стекло. Назад она вернулась с двумя пузатыми бокалами, в которых плескалась темная жидкость. - Держите, это бренди, - сказала она. – Лучший утешитель английских детективов. Она подала мне бокал, взяла под руку и повела в зал. Здесь было хорошо: пусто, тепло и сумрачно. Полутьма была уютная, красноватая, совершенно домашняя. Власта усадила меня в кресло старикашки-Эжена, сняла с меня шапку и бросила на диванчик. - Плюньте и забудьте, - сказала она. – Что бы там ни было, это давно в прошлом. Я отхлебнул почти половину бокала. Темная густая жидкость прокатилась по горлу, упала в желудок и разлетелась по венам, артериям и сосудам как пламя по разлитому спирту. Вкус был непривычный, но приятный – не очень сладкий, не очень горький. Я откинулся на спинку кресла. Голова прояснялась стремительно, как небо после дождя. - Здорово, - сказал я. Власта кивнула. Она стояла возле каминной полки, облокотившись на нее локтем, и смотрела в огонь. Тени и свет пробегали по ее задумчивому скуластому лицу. Сегодня она была одета в расклешенные джинсы, рубашку и кожаный жилет, отделанный чернобуркой. На пряжке ремня сверкала звезда шерифа, но даже в «крутом» прикиде она выглядела удивительно женственно. Такими древние народы изображали своих богинь – с мощной грудью, щедро изливающей молоко, широкими плодовитыми бедрами, сильным телом и узкой талией. Жена, кормилица, воительница, хранительница очага. - Кто вас обидел, Галина, или Алина? – спросила Власта. – Старушки вывалили на вас ворох своих кармических обид? - Даже не знаю, как сказать, - сказал я. – Возможно, я сам виноват. - Не вздумайте в этом признаваться! – предупредила Власта. – Съедят. Лучше всего не обращать на них внимания. Тогда они быстро оставят вас в покое. - Постараюсь, - пообещал я. – У меня маловато опыта в общении со старушками. - Естественно. В вашем возрасте предпочитают женщин помоложе. Я с подозрением уставился на ее лицо, освещенное колеблющимися языками пламени. Темно-голубые глаза казались невинными, но между яркими полными губами пряталась едва заметная улыбка. - Ясно. Алик снабдил вас полной информацией о моей личной жизни. - Он сказал, что вы отличаетесь избирательностью и постоянством в отличие от него. - Неужели? – удивился я. - Что вас удивляет? - Не ожидал от Алика такой хвалебной песни. - По-моему, он проявил обыкновенную объективность, а вовсе не стремился вас похвалить, - сказала Власта. – Насколько я успела узнать, ваш друг не считает постоянство главной мужской добродетелью. Я вспомнил любимый тезис моего приятеля об уходящем трамвае. Не стоит за ним бежать, потому что скоро придет следующий. Иногда его жизненная философия казалась мне циничной, иногда я ей завидовал. Алик умеет идти по жизни легко, почти не оставляя следов, в то время как я вечно увязаю по колено в болоте и трясинах. Чтобы сменить тему, я оглядел зал и спросил: - А где гуляют Вадим с Ликой? На озере я их не видел! - Они ушли в горы. - Как это: ушли в горы? – не понял я. – Пешком? - Зачем же, на снегоходе. У них снаряжение тяжелое. Они альпинисты. Я озадаченно похлопал глазами. Тяжеловатые супруги как-то не вязались с образами гибких сухощавых альпинистов, которых я видел в кинофильмах. - Вот как? Никогда бы не подумал. И давно они занимаются этим спортом? - Давно. Вадим ходил в горы с моим мужем. Оба были помешаны на альпинистской романтике: палатка, звездные ночи, песни под гитару, общая фляга с коньяком, общий трос на подстраховке… После женитьбы Вадим начал брать с собой Лику. Она, как вы заметили, легко вливается в любую компанию. Я представил, как они сидят у костра – молодая розовощекая Лика, неразговорчивый Вадим и таинственный шевалье де Вальмон, которого я видел со спины и почему-то в парике. Как Лика восторженно хлопает глазами, слушая альпинистские байки, как срывается с места, когда выясняется, что кончилась вода в чайнике, как после трудного подъема штопает промерзшими дрожащими пальцами носки в палатке, как собирает рюкзак и снаряжение – веселая, спокойная, не требовательная, надежная, как страховочный трос… А вечером у костра подает друзьям ужин, произнося вежливые банальности, типа: «Обожаю закаты! Это так красиво!» Или: «Концерт под гитару, – какая замечательная идея!» Да. Такие люди обычно нравятся всем. - Значит, не зря мне вчера мне показалось, что все вы давно и хорошо знакомы. Власта пожала плечами, поигрывая остатками бренди в бокале. - Что вы хотите? Городок у нас небольшой, провинциальный, здесь каждый житель на виду. Тем более, фигуры, вроде Игоря или Евгения Петровича. - Евгений Петрович действительно владелец банка? Власта кивнула. - А еще у него сеть фаст-фуда, торговый центр, несколько заправок….всего не вспомню. - Круто, - сказал я. – Сначала он мне не понравился, а потом – ничего, привык. Забавный старичок. - У него необычный характер, - признала Власта. – У наших городских коммерсантов снега зимой не допросишься, а Кондратюк не скуп. Когда я спросила, чьей рекомендации обязана его посещением, он достал сто долларов, чиркнул зажигалкой и раскурил купюрой трубку. – Она вдруг сгорбилась, вздернула плечи и сверкнула глазами исподлобья, превращаясь в сердитого нахохлившегося воробья. - «Кондратюк не нуждается в рекомендациях, - проскрипела Власта, точно копируя интонации старикашки-Эжена, - Кондратюк всюду у себя дома!» - Она опустила плечи, поправила узел волос на затылке и сказала обычным голосом. – Вот так и живем. - Прямо как живой, - сказал я. - Он вам не надоел со своими претензиями? - Не надоел. Претензии есть у каждого, но не каждый их честно оплачивает. Мы задумчиво прихлебывали из бокалов, глядя на черно-оранжевые язычки в каминной пасти. Настроение медленно выравнивалось, как корабельный флагман после выкачивания воды из пробитого трюма. - Ладно, с Евгением Петровичем все понятно. Он богатый человек, к тому же, холостой, и не утративший интереса к дамам. Но почему вы упомянули Игоря? Он-то чем знаменит? Самый образцовый подкаблучник города? - Игорь тоже богатый человек, - сказала она спокойно. – И тоже холостой. Впрочем, в отличие от Евгения Петровича, кажется, безнадежно. Я не поверил своим ушам. - Что? Игорь – богатый человек?! Она усмехнулась. - Ну, да! Почему вы так удивились? Думаете, он всегда такой, как в присутствии своих дрессировщиц? Нет. В городе его считают умным жестоким прагматиком. - Не верю! – сказал я, все еще не опомнившись от шока. Она пожала плечами. - Ваше дело, но это чистая правда. - Чем же он на жизнь зарабатывает, как выражается наш отставной банкир? - У Игоря огромная вагоноремонтная мастерская, можно сказать, завод, - объяснила Власта. – Вообще-то наш городишко ничем не замечателен, кроме крупной транспортной развязки. Десять лет назад Игорь с парой единомышленников начал разбор завалов в железнодорожных тупиках – там простаивали десятки сломанных составов. За два года они навели на дороге полный порядок. Сейчас его компания обслуживает всю область. Две тысячи рабочих мест, налоги в бюджет, собственный детский сад, медицинская страховка, льготные кредиты на жилье…. Областное начальство на Игоря молится. - Вот это да! – сказал я растерянно. – А я-то думал, ему выдают деньги на карманные расходы вместе с носовым платком! - Тетушка с матушкой в нем души не чают. Так уж получилось, что он единственный ребенок на двоих. - Он давно не ребенок. Мог бы восстать, если кошелек в его руках. - Не так-то просто восстать против тех, кто тебя любит. И против тех, кто не любит, тоже нелегко, подумал я, допивая бренди. У рабства есть свои позорные преимущества: не нужно думать и принимать решения. Никакой инициативы, никакой ответственности. Когда у меня появилась своя квартира, я не обрадовался, я испугался того, что теперь мне придется каждый день совершать массу утомительных движений, гадая, что надеть, что съесть, как растянуть деньги до получки и чем заняться в свободное время. Если бы родители велели мне вернуться, я бы с радостью примчался обратно. Я долго и трудно учился жить своей жизнью, мучительно переосмысливая плоды их воспитания и медленно избавляясь от этого балласта, как от осложнений после болезни. - Половина первого, - сказала Власта. Я встрепенулся. - Уже? Я и не заметил, как время прошло! - Переодевайтесь, - сказала она, направляясь к выходу. – Сегодня у нас грузинский стол: суп с фасолью, цыпленок-табака, тушеная стручковая фасоль и чахохбили. Пальчики оближете. - Власта! – позвал я. Она остановилась и обернулась. – Спасибо, - сказал я. - Не за что. Женщины – как кошки, кладут лапку на больное место и вытаскивают занозу. Разве вы не знали? - Вы посидите со мной еще? – попросил я. - Конечно! - Даже если вам не понравится моя книга? Власта посмотрела на меня с удивлением, потом в ее глазах мелькнуло понимание. - Мне приятно с вами общаться, - сказала она. – Мы обязательно поговорим еще. На подлокотник мягко вспрыгнуло гибкое дымчатое тело. Астра уселась слева от меня и облизала лапу. - Здравствуйте, - сказал я. Почему –то я не мог сказать этому существу «ты». – Вы все время были здесь? Астра перестала умываться и уставилась мне в глаза. Странный взгляд у кошек – прямой, немигающий, которому невозможно найти определение. - Подслушивать нехорошо, - сказал я. Она подумала еще немного и продолжила вылизывать шерстку. Я встал с кресла, подхватил с дивана шапку и отправился наверх. Поднявшись на площадку, я услышал, как хлопнула дверь внизу, и знакомый скрипучий фальцет оповестил о том, что он ужасно проголодался. ******** Когда я спустился, старикашка – Эжен сидел в одиночестве, растопырив локти на столе, и уплетал дымящийся суп. Обеденный дресскод выглядел демократично, как и принцип самообслуживания. Оба мы явились в рубашках и джинсах, только на банкире поверх рубашки был коричневый твидовый пиджак, а на мне – шерстяной кардиган с замшевыми локтями. Налив себе суп, я уселся на свое прежнее место. Старикашка метнул в меня воинственный взгляд и неожиданно попросил передать хлебницу. - Как прогулялись? – спросил он. Я понял, что мне протянули оливковую ветвь. Что же, мир так мир. Я ссориться не люблю. - Прекрасно. А вы? - Так себе. Всю задницу на озере отморозил. - Что-нибудь поймали? – вежливо поинтересовался я. - Поймаешь с такой наживкой. Кому нужна консервированная кукуруза? Карп любит кашу с семечками. Сима ее сварит, тогда и посмотрим, какой тут клев. Я помешал горячий суп. - Я смотрю, остальные опаздывают? - Они на вас обиделись, - сообщил он, копаясь в нарезках белого батона и серого «кирпичика». - Кто? – удивился я. - Галя с Алей. Они не умеют водить машину, а вы их бросили. - Я оставил их в ваших надежных руках, - сказал я, и тут же был вознагражден залпом отрывистого сухого кашля. - Ох, уж эти бабы! – сказал старикашка, отсмеявшись. – Моя первая жена ненавидела фасоль. Вечно выбирала ее из винегрета. - Почему? - Ей казалось, что это тараканы. Я посмотрел в густой коричневый бульон, из которого выступали спинки насекомых. К горлу подкатил брезгливый ком. Проклятая внушаемость. Проклятый старикашка. Это он нарочно так шутит. Нельзя, чтобы он догадался, о чем я думаю. Иначе мне придется питаться тайком по ночам. Я зачерпнул полную ложку и отправил ее в рот. - У! Вкуснятина! - сказал я, демонстративно пережевывая фасоль. - В общем, съедобно, - согласился банкир. Отодвинул пустую тарелку и вытер губы ладонью. Я заметил у него на пальцах полустертую голубоватую наколку. Очаровательно. Хлопнула входная дверь, в холле послышались негромкие оживленные голоса. Взъерошенный краснощекий Вадим заглянул в столовую и шумно втянул носом воздух. - Ничего себе! - Поторапливайтесь, а то все остынет, - сказал я. Из-за спины мужа высунулась Лика – возбужденная, раскрасневшаяся, с растрепанной копной волос. Я не узнал ее в облегающем альпинистском костюме с широким поясом, на котором болталась масса каких-то крючков и подвесок. Выяснилось, что фигура у нее стройная, без жирных складок на животе и пояснице. Высокие ботинки со шнуровкой плотно облегали икры. У нее были очень красивые ноги. И сама она сейчас казалась почти красавицей. - Всем привет, - сказала весело Лика. – Какие запахи! С ума сойти можно! - А на вкус еще лучше, - сказал я. – Присоединяйтесь. Лика потянула мужа за руку. Простучали торопливые шаги, скрипнули ступеньки, хлопнула дверь. Эжен рыгнул, взял чистую тарелку и навалил в нее дымящуюся тушеную курятину. После чего сходил к буфету и налил себе красного вина. Усевшись, он азартно потер руки и схватился за вилку. Аппетит у старикана – дай бог всякому. Видно, что ни болячки, ни угрызения совести ему жизнь не отравляют. - Ну, это не настоящее чахохбили, - сказал он с набитым ртом, работая челюстями, как мясорубка. – Настоящее я ел в семидесятом году в одном подвальном ресторанчике в Кутаиси. Это, я вам скажу, было что-то. - Не нравится, не ешьте, - сказал я. Отставил пустую тарелку и положил себе чахохбили. На вкус оно было великолепным. - Не хочу обижать Серафиму, - заявил старикашка. – Тетка старалась. Готовит она, в общем, неплохо, только зря распыляется на экзотику. Ей бы ограничиться чем-то привычным: пирогами, сырниками, кашей… Хотите совет? - Не хочу. - А я все равно скажу. Если видите в меню цыпленка по-мексикански, смело заказывайте борщ и гречневую кашу, не тратьте даром деньги. Цыпленка по-мексикански хорошо готовят только в Мексике, а цыпленка-табака – только в Грузии. - А пельмени умеют лепить только в Сибири, - сказал я. - Почему? Лепить умеют, где угодно. А в Сибири лепят по-настоящему. Он подмел корочкой аппетитные остатки и нацелился на жареного цыпленка. Несмотря на то, что его готовили не в Грузии, аппетитная ножка с поджаристой коричневой корочкой исчезла с тарелки как голубь в цилиндре фокусника. Эжен выхлебал бокал до дна и потянулся за гарниром. - Вино так себе, - сказал он бодро, наваливая на тарелку тушеную стручковую фасоль. - Мне показалось, что очень приличное. - Вот именно, «показалось». – Он навострил уши и ткнул вилкой куда-то вверх. – С лестницы доносился перестук каблучков. - Не выдержали, - сообщил старикашка. – А ведь клялись, что не сядут обедать без ребенка. Сестры вошли в столовую, держась за руки, как потерявшиеся школьницы и, не сговариваясь, направились к окнам; Галина к двум в глубине комнаты, Алина – к двум, напротив двери. Внутренние конфликты и противоречия отодвинулись в сторону перед лицом огромной внешней беды. Тетушку я вычислил по вязаному платью с большим розовым букетом на груди, маменьку – по серо-голубой шифоновой кофточке с бантом, завязанным под горлом. На меня они не обратили никакого внимания – даже не взглянули. - Девушки, что вам положить? – вопросил галантный любитель оперетты, вооружившись половником. – Суп вполне съедобный. Первой оборону сдала тетушка. Перестав крейсировать между окнами, она уселась за стол и коротко велела: - Наливай. - Вот, это по-нашему, по-бразильски! – возликовал старикашка-Эжен и щедро зачерпнул половником. - Вино наливай, дурень! – сказала тетушка. Старикашка не обиделся. Видимо, богине позволялось все. Галантный поклонник зарысил к буфету. Последовала краткая перепалка по поводу выбора вин, и обратно Эжен вернулся с полным бокалом сухого кипрского. Тетушка мрачно влила в себя половину и уткнулась в тарелку. Минуту слышался только равномерный стук ложки по дну. Внезапно маменька заломила руки и, картинно выгнувшись, произнесла: - Галя, как ты можешь есть, когда с Гариком что-то случилось? - С чего вы взяли, что с ним что-то случилось? – удивился Эжен. - Я чувствую! Он может упасть и потерять сознание, а рядом - никого! Он там совсем один! - Ну, может и не один, - оптимистично заявил старикашка, ковыряя во рту зубочисткой. Тетушка положила ложку и переглянулась с сестрой. - Как это «не один»? – севшим голосом переспросила маменька. – Вадим и Лика только что вернулись, мы их слышали. - Ответ неверный! - Лера вернулась еще раньше, вместе с нами. - А потом снова вышла, - договорил старикашка и прикусил зубочистку крепкими передними зубами. – Пойду, говорит, прогуляюсь. На лыжах. Погода, говорит, хорошая. Он заговорщически мне подмигнул. Я уставился в тарелку. В комнате разверзлось оглушительное молчание. - Н-не может быть, - сказала тетушка, заикнувшись. - Почему?- удивился Эжен. - Она большая девочка, а он взрослый мальчик. Вполне могут прогуляться без провожатых! - Но он не говорил, что собирается, - начала тетушка, однако ее прервал голос сестры. - Это все вы! – закричала она, повернувшись ко мне. – Вы всучили ему эти проклятые лыжи! Ушел в распахнутой куртке, без головы! Господи, у него же позвоночник! Она бурно разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони. От неожиданности я откинулся на спинку стула, хлопая глазами. Вот тебе и пастушка, вот тебе и существо Серебряного века. Что делать в такой ситуации? Встать и откланяться? Черта с два, я еще не наелся. С другой стороны, как можно есть в такой обстановке? Спасение пришло, откуда не ждали. Старикашка-Эжен внезапно задрал руку и со всего размаху хлопнул об пол пустой бокал. Раздался стеклянный треск, во все сторону брызнули ледяные осколки. Маменька подскочила, испуганно размазывая поплывшую косметику, тетушка нервно ойкнула и подавилась. - А ну, молчать! – взревел старикашка неожиданным басом. – Раскудахтались, курицы! Вцепились в мальчишку, как ревнивые кошки! Не удивлюсь, если он у вас до сих пор девственник! Это вредно для здоровья! Пускай опыта набирается! - Эжен, что ты говоришь! – вскричала Галина в ужасе. – Гарик болен! Ему вредны перегрузки! - Он целый год в больнице лежал! – закричала маменька. - В девятом классе! - В корсете! - А потом нагонял! - Ну, нагнал же, так? – поинтересовался старикашка. Я посмотрел на него с молчаливой симпатией. – Вон, какой здоровенный вымахал, под люстрой пройти не может! Женщина для мужика не нагрузка, а удовольствие. Хватит фильтровать ему кислород! Маменька чопорно выпрямилась. - Кто вы такой, чтобы давать нам советы? – спросила она, смерив старикашку ледяным взглядом. – Насколько я помню, вы пока не член нашей семьи. - Пока – нет, - подтвердил старикашка. – Но может, скоро стану. Я пока обдумываю. Я уронил салфетку и поспешно нагнулся. Меня сотрясал беззвучный хохот. Когда я немного выпустил пар, отдышался и выпрямился, картина, достойная пера передвижников, выглядела так: Галина нервно допивала сухое кипрское, а ее сестра, опустившись на стул, время от времени встряхивала головой, как оглушенная лошадь. Старикашка-Эжен сбегал за новой порцией вина и независимо постукивал пальцами по столу, напевая под нос: «Без женщин жить нельзя на свете, нет»… Заткнуться на этот раз Галина его не попросила. Вошли Вадим с Ликой. Я предупредил, что на полу стекло. Они осторожно обошли осколки и уселись за стол. Вадим окинул блюда плотоядным взглядом, хищно потер ладони и схватил тарелку жены. Несколько минут все наблюдали, как супруги ухаживают друг за другом, наливая суп, накладывая второе и передавая хлеб и овощи. Слава богу, этой парочке собеседники не требовались. - А где остальные? – спросил Вадим, проглотив несколько ложек супа. – Снова диета? Ну, ладно, Лерка, - ей фигура дороже жизни, - о чем думает Игорь? Как можно игнорировать такую вкуснотищу? - Лера с Игорем ушли кататься на лыжах, - сказал я. Супруги одновременно положили ложки и вытаращились на меня. - Да не может быть! – сказал Вадим. – Спохватился, метнул на маменьку с тетушкой быстрый взгляд и поправился: - То есть, я хотел сказать, они без горячего останутся! - Ну, может и не останутся! - оптимистично заявил Эжен. – Может, они его уже наелись, горячего-то… Маменька издала тихий стон. Я снова уронил салфетку. С каждой минутой старикашка нравился мне все больше. Я его почти полюбил. Выпрямившись, я столкнулся взглядом с Ликой. - Неужели, правда? – шепотом спросила она. - Если Евгений Петрович не шутит. - Разве можно шутить такими вещами? - Спросите у него. - Если так, у него нет ничего святого. - Судя по всему, есть. Кажется, он собирается жениться. - На ком? - На богине. Лика посмотрела на Галину широко раскрытыми глазами, а потом вопросительно взглянула на меня. Я кивнул. - О-бал-деть, - произнесла она по складам, сунулась к Вадиму и зашептала ему что-то на ухо. Муж слушал спокойно, поедая суп. Я подошел к телефонному аппарату и нажал кнопку с цифрой «один». Сообщив Лиде, что мы нечаянно разбили бокал, я налил себе чай и вернулся за стол. Меня распирало любопытство. Очень хотелось дождаться появления заблудшей парочки и посмотреть, как будут разворачиваться события. Поприсутствовать, так сказать, при Дрезденской битве народов в масштабе один к ста тысячам. Выпив две чашки, я понял, что больше не в состоянии ни пить, ни есть, ни тянуть время. Бросил салфетку на стол, встал и откланялся. Вадим и Лика ответили молчаливыми кивками, старикашка-Эжен задрал руку и покрутил в воздухе ладонью. Сестрицы все еще пребывали в коме и ничего не заметили. Ах, какой пассаж! - думал я, поднимаясь по лестнице. Семейный очаг рушится прямо на глазах. Мало того, что осатаневшее чадо начало выходить из-под контроля, похоже, в прочный сестринский тандем вбит крепкий осиновый кол. Двойное атмосферное давление плавно переходит в невесомость: Галина занята открывшимися личными перспективами, Алина деморализована поворотом событий. Я представил себе Леру в белом подвенечном платье, а рядом с ней Гарика - серьезного, взволнованного, с торчащим хохолком на макушке. Собственно, почему бы и нет? Если мозг способен все это вообразить, значит, все это возможно. Иначе, зачем мозгу такая способность? Не исключено, что всем нам придется стать свидетелями семейной трагикомедии еще в этом сезо…. Я остановился, словно споткнувшись. Какое-то запоздалое беспокойство догнало меня у дверей номера и крепко стукнуло по затылку. Что-то было не так. Оглянувшись, я понял, за что зацепился взгляд. Дверь в комнату Вадима и Лики была приоткрыта. Немного, совсем чуть-чуть. На фоне остальных запертых дверей она выглядела диссонансом. Бесшумно ступая, я вернулся назад и заглянул в приоткрытую створку. В прихожей валялись торопливо сброшенные женские ботинки. Рядом лежал солидный рюкзак с тяжелым альпинистским снаряжением. Переступив через него, я вошел в комнату. Возле кровати суетилась полусогнутая обезьянья фигура, разглаживая смятую простыню. Я кашлянул. Костик обернулся. Мгновение мы рассматривали друг друга, потом он сказал: - Лика попросила сменить белье. Думал управиться, пока все обедают. Я посмотрел на крахмальную стопку, лежавшую на прикроватной тумбочке. - Я думал, что в отеле разделение труда. Вы – машину водите, ваша жена – белье меняет. - Обычно, да, - согласился Костик. – Но иногда Лида зашивается и не успевает. Я ей просто помогаю. - Мне бы не хотелось, чтобы вы меняли белье в моей комнате. Маленькие глазки осмотрели меня безо всякой враждебности, просто запоминая сказанное. - Если не хотите – не буду. - Уж, пожалуйста, - сказал я и вышел из комнаты. При мысли о том, что кошмарные руки, душившие нежную женскую шейку, могут притронуться к моей простыне, меня охватила брезгливость. Хотя, откуда я знаю, что они ее душили? Старикашка-Эжен - источник ненадежный. Глупо судить о человеке по внешности. С другой стороны, мы не виноваты в том, что кто-то внушает нам симпатию, а кто-то антипатию. Мы не можем контролировать свои чувства. ********* Вернувшись к себе, я запер дверь на ключ. Сел в крутящееся кресло на колесиках возле окна, включил ноутбук и стал смотреть на пустое замерзшее озеро. Странный сегодня день. График моего настроения с утра до обеда шел сплошными пиками – вверх, вниз, взлет, падение. Я даже немного утомился. В целом я человек уравновешенный и веду однообразный образ жизни. Смена среды обитания, даже временная, для меня всегда стресс. Видимо, сегодняшнюю эмоциональную чехарду следует приписать перелету, новым впечатлениям и общению с людьми, о существовании которых я позавчера даже не догадывался. На светящемся экране появился белый песчаный пляж с пальмами и зеленой океанской лагуной. Сквозь прозрачные отмели проступали очертания больших валунов, поросших шевелящимися водорослями. Не люблю водоросли. Скользкие, противные, жирные, мгновенно расползаются между пальцами и скрывают внутри всякую дрянь. Мариванна уговорила меня заняться дайвингом, но никакого удовольствия я от него не получаю. Для моей девушки подводный мир полон красот, для меня - опасностей. Почему-то именно накануне подводной прогулки мне на глаза попадается газета со статистикой несчастных случаев при погружении, или статья о нападении акулы на группу ныряльщиков в Красном море. Однажды одна из них проплыла мимо нас – длинная, с черными плавниками, тусклыми маленькими глазками, царапинами-жабрами, и изогнутой пастью, как у капиталиста в газетной карикатуре. Когда я пришел в себя на палубе катера, оказалось, что это была небольшая рифовая акула, которая обычно не нападает на людей. Ну, не знаю. Может для кого-то небольшая, а для меня вполне себе здоровая. Идеальная полутораметровая машина для убийства. Динозавры вымерли, мамонты вымерли, а акула и аллигатор добрались с юрского периода до наших дней. Крошечный, не обремененный извилинами мозг и мощная пасть с двумя рядами острейших зубов. Идеальные убийцы. Вершина эволюции. Я открыл «Ворд» и напечатал заглавие: «Идеальный убийца». Редактору оно точно не понравится, - чересчур прямолинейное. Надпись на обложке должна «заманивать» и «интриговать». Писать романы не сложно, сложно придумывать им названия. Иногда это занимает больше времени, чем выбор убийцы. Когда Теккерею пришло в голову название его лучшего романа (в оригинале «Суета сует»), он вскочил с кровати и с громким криком трижды обежал комнату. И заметьте, над ним не висела тень редактора, непреклонно и вежливо заворачивающего двенадцатый вариант. Ладно, будем считать название рабочим. Главное – начать. Я крутанулся в кресле вокруг оси. В основе детектива обычно лежит не событие, а ситуация. Я ставлю группу персонажей в трудное положение и смотрю, как они будут выпутываться. Моя работа – не вести их на ниточках в безопасное место, а смотреть и записывать, что будет происходить. Часто у меня есть представление, чем все должно закончиться, но я никогда не требовал от своих героев детского послушания. Наоборот, я хочу, чтобы они действовали по-своему. Иногда развязка бывает такой, как мне виделось. Но чаще получается такое, чего я не ожидал. Я не столько создатель романа, сколько его первый читатель. Вначале персонажи возникают в голове пустые, непропеченные. Плотью и мясом они обрастают постепенно, где-то к середине книги, когда я начинаю понимать, чтО двигает одним человеком, и подозревать, чтО скрывает другой. Штука в том, что каждый раз пытаешься провести читателя, насовав ему под нос множество фальшивых ключей, многозначительных реплик и отвлекающих внимание маневров. Самый простой способ – внезапно перекрасить «черное» в «белое», сделав жертву кандидатом в убийцы, или наоборот. Психологически тут нет ничего невозможного; в каждом человеке ангел борется с бесом, а уж кто победит – решает случай. Намечая жертву, руководствуешься принципом: «Убивай, кого не жалко». То есть, не жалко читателю. Возьмем моих новых знакомых. Вчера я бы, не задумываясь, принес в жертву старикашку-Эжена, сегодня – нет. Колоритная комическая фигура читателю нравится и помогает развивать сюжет. Роль убийцы банкир на пенсии тоже не потянет – чересчур смешон. Обычно в этом качестве выступают персонажи, мало проявившие себя на протяжении книги. К примеру, милая дама Лика, вечно произносящая вежливые банальности. Или ее неразговорчивый уравновешенный супруг. Роковых красавиц вроде Леры читатель начинает подозревать интуитивно с первой страницы, поэтому лучше, сделав пару обманных маневров, перевести их в разряд жертв или свидетелей. Недотепа вроде Гарика может совершить лишь крайне примитивное преступление, укокошив из ревности соперника (к примеру, меня), или любимую женщину. На тетушку с маменькой у него, скорее всего, духу не хватит. Впрочем, иногда из таких недотеп, задавленных бытом, выходят отличные серийные убийцы. Так же трудно провести читателя, подсунув ему в качестве подозреваемого отталкивающую личность вроде гориллы-шофера. Слишком очевидно, если вы меня понимаете. Очаровашка-горничная – вполне пригодный кандидат на роль жертвы. Обычно горничная шантажирует убийцу найденной в его вещах запиской, из-за чего ее, в конце концов, душат бельевой веревкой и прячут в чулане. Я придвинул кресло к столу и застучал по клавиатуре. Меня подхватила и понесла волна вдохновения. Я люблю это чувство предвкушения, когда начинают завязываться невидимые ниточки, люблю, когда фигуры и лица выступают из полутьмы, становятся объемными, осязаемыми, как барельефы. Первые пять страниц дались мне без труда. Остановившись, я перечитал написанное, и оно мне понравилось. Откинувшись в кресле, я закурил и прикинул содержание второй главы. Внезапно в дверь постучали. Вздрогнув, я положил сигарету на край пепельницы, поднялся с кресла и пошел в прихожую с твердым намерением никого не пускать. В коридоре с виноватым видом переминался с ноги на ногу Вадим. - О! – сказал я и невольно отступил назад. Почему-то мне казалось, что это будет неугомонный старикашка-Эжен или деловитая Лида. - Вадим… Входите. Он глянул через мое плечо на светящийся монитор ноутбука, дымящуюся сигарету в пепельнице и развернутое кресло. - Вы работаете, - сказал он. – Извините, что помешал, но Лика меня достала. - Лика? – переспросил я с недоумением и тут же вспомнил: - Ах, да! Входите, я сейчас подпишу. - Она мне с утра покоя не дает, - бормотал за спиной Вадим, неловко перемещаясь вслед за мной из прихожей в комнату. – Сходи, да сходи… Замучила, честное слово. Почитать ей хочется. Библиотека внизу, иди и читай. Нет, говорит, хочу Погодина. Он мне обещал книгу с автографом. Вы уж черкните пару строк. Она ждет – не дождется. Кивая головой, я перебрал стопку книг в изголовье. Выбрав роман, который, по моему мнению, должен был ей понравиться, я взял ручку и задумался. Ненавижу подписывать книги. Обычно стараешься быстро чиркнуть что-нибудь коротенькое, типа «Вашроманпогодин», надеясь, что у человека хватит совести не заглядывать под обложку. И буквально тут же сталкиваешься с обиженным взглядом и слышишь обиженное мычание: «И все-е-е?... Напишите что-нибудь умное!» Конечно, я не избалован автограф-сессиями наравне со знаменитостями, но им, поверьте, обязательная подпись книг тоже дается без восторга. Как говорил Чандлер, «когда ко мне подходит дама с моей книгой в руках, меня прошибает пот». Умница-Вудхаус специально для таких случаев сочинил коротенький стишок: «Вам нравится моя мура? Ура-ура-ура-ура!». Почитательницы были в восторге. Немного помявшись, я написал; «Женщине с чудесным именем «Гликерия» от автора. Надеюсь, ваша врожденная доброжелательность не позволит вам забросать меня камнями. Ваш Роман Погодин». Поставив год и число, я расписался длинной парадной подписью с виньетками и завитушками на заглавных буквах. - Вот, - сказал я, вручая книгу Вадиму. – Не судите строго. Хотя комплиментов я не жажду. - Спасибо, - расцвел он. – Кстати, Власта говорила, вы ей тоже обещали… - Я сам занесу, - перебил я. - Понял, - сказал он покладисто и развернулся к двери. - Вадим! – позвал я. Он обернулся. – Как там… внизу? Уголки его губ едва заметно дернулись. - Бой быков, - сказал он. – Заблудшие души вернулись с интервалом в десять минут: сначала Игорь, потом Лера. Старушки умирают от любопытства, но никак не могут выяснить, они бродили по окрестностям вместе, или по отдельности. - Думаете, шифруются? - Вполне вероятно. Игорь выглядит подозрительно смущенным и подозрительно довольным. Ну, а Лера, как обычно, - сплошная непроницаемость. - Давно вы ее знаете? - Леру? - переспросил он с удивлением. – Давно. Практически, всю жизнь. Мы дружим с детства. Она родная сестра Андрея. Сначала я не понял, о ком идет речь, а потом память внезапно врубила электрошокер, и в темноте, как при вспышке молнии, возникло кружевное жабо, пепельный парик и грустные голубые глаза под полоской темных бровей. Вот почему ее взгляд показался мне таким знакомым! - Ну, ничего себе! – сказал я. Всплыли слова старикашки-банкира: «Семейное предприятие? Круговая порука! Все они друг с другом повязаны!» - Я смотрю, здесь собралась тесная компания старых знакомых! Вадим пожал плечами. - Так получилось. Когда Власта открывала отель, то разослала приглашения людям, в чьей платежеспособности была уверена. - Вы хотите сказать, что сестра ее покойного мужа платит за номер? – не поверил я. - В два раза больше, чем мы с вами, - договорил Вадим. – Власта – женщина деловая, благотворительностью не занимается. Наверное, вы заметили, что Лера с Евгением Петровичем обитают в другом крыле. Там «семейные» номера из нескольких комнат. Кондратюк облюбовал трехкомнатный «люкс», Лера скромную «двушку». Симпатичная такая «двушечка» с трехметровой джакузи. Можете заглянуть, если она позволит. Отделка и обстановка дизайнерская, я сам специалиста сватал. - Значит, она состоятельная женщина? - По мужу, - сказал Вадим. Была у него такая привычка: договаривать фразы за собеседником. – То есть, по второму мужу. Наверное, поэтому старушки ее не любят. Независимой женщиной не очень-то поруководишь. Первый муж был, так, никчемушка… Любил выпить, иногда ее поколачивал под пьяную руку. Андрей его пару раз прибил, чтобы руки не распускал. Я присел на край кровати. Меня разбирало недостойное старушечье любопытство. - Я слышал, он погиб? - По собственной дурости, - договорил Вадим. - Напился и врезался на машине в дерево. Говорят, голову расщепило точно посередине. – Он стукнул ребром ладони по носу. Я передернулся. – Может, врут, - утешил Вадим. – Хоронили в закрытом гробу, так что никто ничего не видел. Вы извините, - спохватился он. - Разболтался, а вам работать нужно. Пойду. - Нет-нет! – вскричал я. – Умоляю, останьтесь! Все это ужасно интересно… то есть, не само по себе интересно… - Я оглянулся на светящийся монитор. – В общем, вы понимаете. Вадим повернул голову к окну и выразительно присвистнул. - Вот оно, что! Ну, мы попали... И кто из нас убийца? - Планирую вас с супругой, если не возражаете. - Ничего себе! Можно я скажу Лике? Она лопнет от восторга! - Только не забудьте уточнить, что это черновой вариант. Просто набросок. Может я передумаю. - Вот уж это вы ей сами скажите, - произнес он решительно. – Еще чего! Отнять у женщины такую радость! А Лерку куда хотите пристроить? - Не знаю. Жертвой или свидетелем… - Я спохватился. – Только не думайте, что персонажи будут списаны «дословно»! Это будут «вариации на свободную тему». Понимаете? - Понимаю, - Помявшись, Вадим присел на краешек кресла. – Какая тема вас интересует? - Скажем, тема второго мужа. Насколько я понимаю, второй раз Лере повезло. - В каком-то смысле, - снова договорил он. - Хороший был мужик, ему Лерка давно нравилась. Правда, не первой молодости, но разве в этом счастье? Поженились, прожили пару лет в городе, а потом он получил наследство от французской тетушки и увез Леру в Париж. Там выяснилось, что у мужа рак мозга, и он долго и мучительно умирал у нее на глазах. Лера за ним ухаживала. Одна. Ни друзей, ни знакомых, ни родных. Наверное, за это время она немного свихнулась, потому что дважды пыталась отравиться. Андрею пришлось съездить и вправить ей мозги. - Странно, что он не остался с сестрой в такое тяжелое время. - Ну, извините, - сказал Вадим. – У Андрея была своя жизнь. Театр, жена, обязательства. Он не мог вечно водить ее за ручку. Да и разница-то у них всего в три года. Мы немного помолчали. - Если честно, мне этот парень не нравится, - сказал вдруг Вадим. - Кто, Андрей? Он нетерпеливо отмахнулся и разразился непривычно длинной тирадой. - При чем тут Андрей? Я про Игоря! Не потому, что он плохой. Просто слабый. Задурит Лерке голову и бросит, а она этого не перенесет. После смерти мужа мы ее полтора года из транса выводили. Совсем оживать начала, пока три года назад ни встретила Игоря. Оба как будто с ума сошли. Целовались в открытую, пока не подоспели маменька с тетушкой. Тут Игорек и сломался. Противно было смотреть, как он от Лерки шарахался, стоило маменьке глазом сверкнуть. Другая давно бы все поняла, а Лерка все чего-то ждет, все надеется… Третий год сюда ездит, только воз и ныне там. Не на ту лошадку она поставила. Лучше уж одной куковать, чем с таким подкаблучником. Я рассказал об утреннем бунте, свидетелем которого стал. Вадим пренебрежительно отмахнулся. - Не верю, что его хватит надолго. Так, на короткую вспышку. Вернее, на короткое замыкание. Потом все вернется на круги своя,… а Лера вернется в свой кокон. Сможет ли кто-нибудь снова ее оттуда вытащить – большой вопрос. Он решительно поднялся с кресла. - Я вас совсем заболтал. - Это я вас заболтал. - Нет-нет, я понимаю….Еще раз спасибо за книгу. Я проводил его до двери. Он вышел в коридор, когда я вдруг вспомнил, что не дает мне покоя: - Вадим, ваша жена просила Лиду поменять постельное белье? Он с удивлением обернулся. - Понятия не имею! А что? Я рассказал ему, как застал в номере гориллу-Костика. Брови собеседника поползли вверх. - Костик меняет белье? – переспросил он изумленно. – Это что-то новенькое! Никогда такого не было! - Я тоже так подумал. Все эти басни про пионерскую взаимовыручку… Можно подумать, жена за него дрова колет! - Странно, - сказал он, что-то обдумывая. – Что могло ему понадобиться в нашем скромном королевстве? Золотых слитков мы собой не возим. - Не знаю, может, у него мания такая – копаться в чужих вещах. Во всяком случае, имейте ввиду. Он поблагодарил и ушел. Я захлопнул дверь, вернулся к столу. Нацепил наушники, врубил музыку и набросился на вторую главу. *********** Через три часа я ошалел от джаза и вырубил проигрыватель. Просмотрев написанное, я убедился, что перевыполнил свою обычную норму: десять страниц в день. Так уж получается: иногда пальцы несутся по клавиатуре безостановочно, выбивая строчки, абзацы и страницы, а иногда выдавливаешь из себя предложения, как остатки зубной пасты из тюбика. На часах было начало пятого, и я решил, что имею полное право немного погулять перед вечерним чаем. Но взглянув в окно, понял, что прогулка отменяется. Погода изменилась. Солнце, лохматым клубком висевшее над горизонтом, провалилось в пепельно-серую мглу. Ветер гонял белые вихри над замерзшим озером, бомбил пригоршнями снега прочные окна. На берегу копошилась знакомая фигура: Костик сматывал черный провод прожектора. Повесив провод на шею, он без усилий оторвал вмерзший в берег массивный прибор и зашагал к дому, нагнув голову навстречу ветру, как северный олень. Я с хрустом потянулся, не отрывая взгляд от окна. Наблюдать за бешеной снежной пляской из теплой комнаты было удивительно уютно. Темная фигурка с прижатым к груди черным кругом двигалась медленно и упорно, увязая в снегу, выдергивая и переставляя ноги, как робот-первопроходец на чужой планете. Ветер рвал с его плеч застегнутую меховую доху. Можно, конечно, выйти на улицу наперекор природе, так сказать, - а какой смысл? Подставить щеки ветру? Отморозить нос? Испытать ощущения полярника, меняющего сгоревшие батареи на солнечной станции? К тому же, после нескольких часов неподвижности, у меня дьявольски разболелась шея. Я покрутил головой. Позвонки ответили неприятным хрустом. Раздевшись, я улегся на ковер и начал разминать деревянный позвоночник. «У Игоря позвоночник», - сказала его маменька. Глупости. У всех позвоночник. Я со своим сидячим образом жизни рискую не меньше, чем этот ласковый теленок с двумя матками…то есть, мамками, а может и больше. Игорь – состоятельный человек. Он может послать работу к черту и заняться своим здоровьем, а я не могу. Мне на старость копить надо. Впрочем, об этом лучше не думать. Мысли о старости почему-то ассоциируются у меня с одиноким угасанием в доме престарелых. Хотя иногда я оптимистично взбрыкиваю, подумывая, не сделать ли предложение Мариванне, но природная трусость постоянно меня удерживает. Может, не только трусость. Может, осторожность. Не верю я женщинам. Ни с одной из моих знакомых я бы в разведку не пошел, а уж тем более, в ЗАГС. Внезапно я поймал себя на том, что за прошедшие сутки ни разу не вспомнил о веселой компании, в которой сейчас развлекаются мой друг и моя девушка. Если я не ревную Мариванну, значит, отношусь к ней несерьезно. Совесть кусанула мою чувствительную душу, но я отогнал ее, как вздорную собачонку. Take it easy, как говорят англичане. Мы живем в век девальвации высоких слов, чувств и отношений. Это в дикое средневековье за косой взгляд на дуэль вызывали, а теперь нужно жить по уму, не напрягая сердце. Если мой друг и моя девушка решат, что я – третий лишний, я уступлю без боя и обид. Даже отношений с ними не прекращу. Мы продолжим вместе колесить по свету, только теперь у Алика с Мариванной будет общий номер на двоих. Какие проблемы? Мы же цивилизованные люди! Может и грустно, но этот мир придуман не мной. Позанимавшись полчаса, я утомился и отправился в ванную. Не забыть, отнести Власте книгу, - подумал я, стоя под душем. Вряд ли она ей нужна, но раз обещал... Я вернулся в комнату и перебрал книги на тумбочке. С сомнением поджал губы, разглядывая роман, который собирался презентовать. Герои там разговаривают совсем не так, как полагается в присутствии дам, но сюжет закручен лихо. Ладно, рискнем. Надпись на титульном листе далась неожиданно легко: «Timeo Danaos et dona ferentes. Во всяком случае, это поможет вам заснуть». Я посмотрел на ровные ажурные строчки, выстроившиеся друг под другом. Кольнуло виноватое чувство: «Зачем же я так о собственном ребенке»… Проклятое ощущение неполноценности, которое я выдавливаю из себя по капле, как раба! Почему, ну почему я отношусь к себе с таким идиотским пренебрежением? Почему я всякий раз готов согласиться, что произвожу литературный мусор, трэш, чепуху, не стоящую внимания? Почему я терплю бесконечные назидания и поучения людей, которых в грош не ставлю? Почему соглашаюсь с их окончательным вердиктом, страдаю от их молчания, взмываю к небесам от снисходительных комплиментов? Почему я похож на балаганного шута, отчаянно потешающегося над собственным уродством до того, как это сделает почтеннейшая публика? Прежде чем покинуть номер, я выглянул в окно. Пурга разыгралась не на шутку. Сквозь сплошную снежную завесу смутно угадывались очертания озера. Быстро темнело. Я включил настольные лампы на компьютерном столе и тумбочке. Стены и потолок окрасились желтым светом. Сразу стало уютно и тепло. В коридоре я наткнулся на Лиду, выходившую из пустого номера напротив. Сегодня горничная была одета в белую блузку и черную юбку с кружевным передником. Из выреза горловины торчали кончики шейного платка, завязанного, как у стюардессы. «По-моему он ее лупит», - снова вспомнились слова неугомонного соседа. Лида пожаловалась на головную боль. Глядя на бледное лицо с синяками под глазами, я ей поверил. Других синяков на шее, под рукавами блузки и плотными колготками мне разглядеть не удалось. Я посоветовал коньяк в качестве испытанного расширителя сосудов. Лида ответила, что от спиртного она сразу засыпает, а ей еще ужин подавать. Как-нибудь сами справимся, - сказал я. Она возразила, что вечером все такие красивые, будет обидно, если кто-нибудь опрокинет на себя соус. Я согласился. Мы вместе спустились в холл, после чего она свернула к скрытой двери, ведущей в подвал, а я отправился по служебному коридору в комнату с табличкой «Контора». Дверь была открыта, но Власты там не оказалось. Громадный гроссбух раскинулся на столе по-хозяйски, оттеснив на край бювар с ручками, маленький настольный календарь, часы и отрывной блокнот. Я оглянулся. Никого. Подошел к столу и быстро перелистал гроссбух, заложив открытую страницу. Судя по нумерованным записям, за три года отель посетили около двухсот человек. Неплохо, учитывая здешние цены. Большинство приезжало летом, вдохнуть свежий горный воздух, полазать по скалам и порыбачить на озере. Я мысленно порадовался тому, что удачно попал: не люблю большие компании. Открыв гроссбух на заложенной странице, я положил свою книгу рядом с ним. В столовой позвякивали чашки. До чаепития оставалось минут десять, и я решил заглянуть в библиотеку. Здесь было тихо и пусто, пахло полиролью и освежителем воздуха. На полках выстроились ровные ряды книг в алфавитном порядке, в основном – беллетристика и детективы. Ни всемирной литературы, ни подписных изданий. Никакой классики. В общем, правильно, иногда люди нуждаются в отдыхе от любых проблем, в том числе, литературных. Я, к примеру, очень люблю Достоевского, но не способен читать «Братьев Карамазовых» после тяжелого трудового дня. Дойдя до буквы «П», я обнаружил зияющую пустоту. Перебрал несколько томиков, надеясь, что книжку случайно переставили, но ничего не нашел. Я был в этом уверен, и все равно огорчился. Странно устроен человек. - Я тоже искал, - сказал голос за спиной. – Ваших книг здесь нет. Я живо оглянулся. Блудный сын и племянник сидел в кресле, закинув ногу на ногу. В джинсах и свитере с круглой горловиной он выглядел удивительно молодо: я бы не дал ему больше тридцати пяти. Смущенным Игорь не выглядел, а вот довольным – пожалуй. Во всяком случае, агрессия, с которой он взирал на меня утром, куда-то исчезла. - Я знаю, что их нет, - сказал я. – Хотел посмотреть, что почитать на ночь. - Между прочим, у меня дома полное собрание ваших сочинений, - сказал Игорь. Я слегка покраснел от удовольствия. Авторский глаз всегда радуется при виде человека, отдавшего за его безумную фантазию свои кровные пять-шесть баксов. – Обидно получилось, - продолжал он. - Не знал, что вы приедете, и не захватил ни одного тома. Хотелось бы получить автограф. Записная книжка сойдет? - Зачем такие крайности? Я привез несколько старых романов. Если вам действительно хочется, я подпишу. - Спасибо, - сказал он. Кивнув, я повернулся к полкам и наугад вытащил книжный томик. Взгляд Игоря сверлил мне спину между лопатками. Я чувствовал себя напряженно, потому что не знал, о чем с ним говорить. - Вы меня осуждаете, да? Я обернулся с раскрытой книгой в руках. - За что? Он неопределенно повертел ладонью. - Ну, что я такой слабохарактерный маменькин сынок и все такое… - Кто я такой, чтобы вас осуждать? Я вас совершенно не знаю. - Когда мне было пятнадцать, мне делали пересадку костного мозга, - сказал он. – От мамы. Это опасно и больно. Мама потом долго болела. - А вы? – спросил я, наблюдая за ним краем глаза. Он нетерпеливо махнул рукой. - Я тоже, ну и что? В конце концов, я мужчина! - Мне кажется, сейчас ваша матушка чувствует себя прекрасно. - Есть вещи, за которые невозможно расплатиться, - сказал он с неуклюжим пафосом. - Самопожертвование не предполагает расплаты. Нельзя постоянно требовать проценты от сделанного вклада и при этом говорить о бескорыстии. Он ненадолго задумался. Его лицо стало серьезным и очень красивым. У меня в душе мелькнуло легкое чувство ревности, досады, сожаления, грусти – не знаю, как описать этот коктейль. В общем, такая сложная смесь, которую испытывает один мужчина, сознавая, что красивая женщина, на которую он не имеет никаких прав, влюбилась в другого, и он того стоит. Уф…Загнул. - Наверное, ваши близкие считают вас идеальным человеком, - сказал Игорь задумчиво. Я громко фыркнул. - Ну, конечно! Игорь, вы, прямо, как ребенок! Все люди любят красиво рассуждать, а вот когда дело доходит до поступков… М-да… Моя девушка говорит, что было бы неплохо, если бы я иногда свои прекрасные принципы на себя примерял. - У вас есть девушка? – спросил он с интересом. - Вам это удивляет? Игорь смутился. - Нет, что вы. Мне любопытно, кто она, почему она с вами. Вернее, почему вы с ней. - Мне с ней удобно, - сказал я. - И все? – изумился он. - В наше время это немало. - Ну вот… А мне казалось, что у творческих людей какие-то особенные отношения с близкими. - Извините, если разочаровал, но это не так. - Слушайте, можно спросить? – Он выдернул себя из кресла и подошел ближе, нависая надо мной своими баскетбольными двумя метрами. – Что бы вы сделали на моем месте? Как поступили? - Избави меня бог от советов! Мне проблем и на собственном месте хватает! - Ну, хорошо. Предположите, что вы пишете книгу. Что бы вы посоветовали своему герою в такой ситуации? - Положительному, или отрицательному? – уточнил я. Он растерялся. Было заметно, что взглянуть на себя под таким углом ему в голову не приходило ни разу. А кому из нас приходило? - Герою, которому вы сочувствуете, - сказал он, наконец, не определившись с собственным знаком. - Я бы посоветовал ему чем-нибудь отвлечь маменьку от своей персоны, - сказал я. – Например, написанием книги. Между прочим, отличная психотерапия, вроде резиновых японских начальников. Можно безнаказанно отлупить неприятную личность и даже убить, если сильно хочется. Если мой герой человек состоятельный, пускай издаст мамино творение и организует литературный кружок людей ее возраста. Со сплетнями и чаепитием. Пожилые женщины обожают быть в центре внимания. - Слушайте, это идея! - сказал Игорь. Я впервые увидел, как он улыбается. У него были широкие ровные зубы. Еще у него была гладкая кожа безо всяких следов раздражения. Я тихо вздохнул и потрогал суточную щетину. Приходится бриться раз в два дня, иначе с меня скальп слезет. - Странно, что сам я до этого не додумался, - начал Игорь, но тут послышался громкий голос Лики: - Игорь, Роман, идите в столовую, чай остынет! Игорь протянул мне руку. - Спасибо. - На здоровье. - Вы на меня не сердитесь? - Идите к черту! - сказал я смущенно и выдернул ладонь, зажатую в его руке. Он засмеялся. В столовую мы вошли последними. Действующие лица собрались в полном составе: образцовые супруги, маменька с тетушкой, отставной банкир и женщина чужой мечты в элегантном кашемировом свитере и классических прямых брюках. Темно-каштановые волосы небрежно схвачены на затылке заколкой со стразами, одна гладкая прядь выбилась наружу и красиво обрамляет овальное лицо. Когда мы вошли, Лера взглянула на нас обоих, - быстро на меня, пытливо на Игоря, - и принялась вертеть пустую чашку. Лида расставляла на столе пироги с яблоками, капустой и мясом, - теплые, с золотисто-коричневой корочкой, заплетенной косичкой по краям. Лида нагнулась ко мне. - Вадик мне все рассказал, - шепнула она. Ее глаза стали лукавыми. - Признавайтесь, кого мы с ним укокошим? Честное слово, я никому не скажу! - Я пока не решил. - Вадим говорил, вам Лера душу греет. Я покосился на соседку справа. - Она красивая. Ее жалко. - Хотите, пришьем нашего болтливого попугая? Она метнула заговорщический взгляд на старикашку-Эжена, задиравшего соседей по столу. Что-то с ним было не так. Обычно отставной банкир любит бывать в центре внимания, но сейчас его странная живость буквально мозолила глаза. - Я прав, или мне все это мерещится? – спросил я. - С обеда остановиться не может, - подтвердила Лика. – Надрался, как боцман на берегу. По-моему, он решил жениться. Верная примета. Вадим перед тем, как сделать мне предложение, два дня не просыхал от страха. - Неужели так сильно боялся отказа? - Нет. Боялся, что я соглашусь. - По-моему, ему крупно повезло. - Да, - согласилась она. – Женитьба - как выигрыш в лотерею. Никогда не знаешь, кому достанется счастливый билетик. Мы одновременно взглянули на Вадима. Он удивленно приподнял брови и кивком спросил: что? Лика покачала головой и погладила его по руке. Лида разлила чай по чашкам. Эжен взял в руки нож и принялся крошить пироги щедрыми толстыми ломтями. Над столом поплыл ошеломляющий дух домашней выпечки. Все оживились. Лика попросила отрезать кусочек поменьше и передала мужу тарелку с кусищем яблочного пирога. Вадим послушно взял, хотя просил пирог с мясом. Старикашка-Эжен, не слушая возражений, наваливал на тарелки чудовищные порции, как счастливый жених на свадьбе. Он был изрядно под шефе. Время от времени, он совался к уху своей богини и что-то возбужденно шептал, после чего подолгу откашливался, а богиня, алея щечками, нервно зыркала взглядом по сторонам. Осиротевшая сестра отрешено смотрела в точку перед собой, односложно отвечая на заботливые вопросы сына. - Держите, - сказала Лера, передавая мне тарелку с мясным пирогом, хотя я просил яблочный. Мы с Вадимом обменялись нетронутыми порциями. Лера отщипывала от своего куска какие-то микроскопические птичьи дозы. - Еще несколько дней такой жизни – и я не влезу ни в одни джинсы, - сказал я ей. - А вы не ешьте! - А вы язва! Лера засмеялась. При ярком электрическом свете она выглядела не хуже, чем вчера у камина. Красивая будет пара, подумал я. Вошла Власта. Пожелав доброго вечера, напомнила всем, что до Нового Года остается чуть больше недели и попросила сделать заявки на новогодний стол. Положила на буфет стопку прямоугольных карточек, шепнула мне одними губами: «спасибо», и вышла из комнаты. Я повернулся к Лере. - Я узнал, что вы…- я хотел сказать, «родственницы», но вместо этого неожиданно произнес: - …занимаете двухкомнатный номер? - Да, - сказала она. – А что? - Говорят, что номера в вашем крыле отделывал дизайнер. Можно мне посмотреть? – Она прикусила губу и метнула тревожный взгляд в сторону своего повелителя. Белокожий Отелло басисто ворковал над маменькой, уговаривая ее съесть ма-а-аленький кусочек пирожка. – Если неудобно, то и бог с ним, - торопливо сказал я. – Посмотрю в другой раз. Лера сделала над собой внутреннее усилие. - Если хотите, можете зайти после чая. - Я попрошу Игоря составить мне компанию. Она порозовела. - Не стоит. По-моему, его мама неважно себя чувствует. - Пускай привыкает, - сказал я. – Теперь ей часто придется развлекать себя самой. Она промолчала. Атмосфера за столом заметно оживилась. Тон задавал старикашка-Эжен, жонглируя ножом и вилкой. Богиня, сидевшая справа от него, вздрагивала и поджимала локти, когда приборы со стуком валились на белоснежную скатерть. Свои действия поклонник оперетты сопровождал красочными описаниями некоторых симптомов геморроя, неизвестных науке. Тетушка внимала с нервной улыбкой, Игорь со смущением, маменька с брезгливым удовлетворением. Наконец, Лика, поковыряв пирог, отставила тарелку в сторону, взывая к мужу отчаянным взглядом. Атмосферу сладкой жути нарушил торопливый голос Вадима: - Кстати, анекдот по поводу геморроя… Заказал один хмырь в ресторане мясное рагу. - Рагу. Так! - одобрительно сказал отставной банкир, пытаясь разрезать пирог одной рукой. Другой рукой он вцепился в чашку с чаем. - Официант принял заказ, - продолжал Вадим. – Хмырь сидит, разглядывает девиц на эстраде… - Смешно, - сказал старикашка-Эжен. — Очень смешно пока. Соли маловато. Галя, подай сюда соль. Ну-с? Лика под столом толкнула мужа ногой и с негодованием прошептала: «С ума сошел? Ты что рассказываешь?». Вадим вздрогнул. - Пардон, - сказал он нерешительно. - У меня тут появились сильнейшие сомнения… - Так. Сомнения, - удовлетворенно повторил старикашка. - А дальше? - Все, - уныло произнес Вадим и откинулся на спинку стула. Банкир воззрился на него. - Как - все? - спросил он с негодованием. - Ему принесли рагу? - М-м… Собственно… Нет, - сказал Вадим. - Это наглость, - сказал Эжен. - Надо было вызвать метрдотеля. - Он с отвращением отодвинул от себя тарелку. – Ну и гадость вы нам сейчас рассказали! - Так получилось, - ответил Вадим, бледно улыбаясь. - Это надо запить, - сказал старикашка-Эжен и встал со стула. Покачнулся, но успел ухватиться за спинку. – Галя, что тебе принести? - Ничего не нужно, - прошелестела потенциальная невеста. Было видно, что она искренне и глубоко страдает. - Вот так наслушаешься глупых историй про официантов, и совсем перестанешь есть, - строго сказал Эжен. - Жаль, что меня там не было. Я бы им показал. Он отлепился от стула и, накренившись, как бриг под парусами, понесся к буфету. Я торопливо поднялся со стула, чтобы перехватить его на лету. Однажды Мариванна уговорила меня заглянуть на пару минут к ее знакомым. Поцеловавшись с хозяйкой, она унеслась с подругой на кухню, оставив меня наедине с младенцем, который только-только начинал ходить. Я послал ей вслед парочку крепких мысленных проклятий. Я не люблю младенцев. В дом, где есть младенец, меня и дикими лошадьми не затащишь. Я их боюсь. Очень уж они маленькие и хрупкие. Кажется, дотронься до них, - и они сломаются. Какой-то примитивный механизм с двумя простейшими функциями на входе и выходе. Выхода я боялся больше, потому что на мне были новые джинсы и новая рубашка. Глядя на младенца, я радовался, что между нами не меньше пяти шагов. Строил пальцами рожки и приговаривал: «Ути, какие мы холосые, не тлогаем дяденьку»…. Младенец принимал мои заигрывания хладнокровно, – стоял себе, приклеившись к стене, и глядел на меня бескомпромиссным детским взглядом. Внезапно он отлепился от стены и совершил рывок в мою сторону, быстро-быстро перебирая игрушечными ножками, чтобы не свалиться. Почти падая, ухватился за мое колено и несколько минут отдыхал, обозревая мое лицо (предполагаю, что я со своим сюсюканьем выглядел в его глазах крайне глупо). После чего он резко развернулся и совершил обратный вояж. Этот маневр он повторил раза три под одобрительные возгласы беспечной матери. Глядя на старикашку-Эжена, я вспомнил ужас, который тогда испытал. Упадет и разобьется. По дороге домой Мариванна меня высмеяла. Она сказала, что младенцы и алкаши небьющиеся и привела историю алкоголика, который выпал с балкона седьмого этажа, зацепился ремнем за дерево и повис вниз головой, как летучая мышь, причем тут же заснул. Про младенцев она сказала, что они не тонут в бассейне (интересно посмотреть на человека, который поставил этот опыт), потому что их поддерживает голова. О младенцах я имею крайне смутное представление ( как и Мариванна), но этот кошмарный образ преследовал меня несколько дней. Перехватив старикашку у буфета, я отобрал у него бутылку и налил вино в бокал. Старикан, стоя, провозгласил тост «За искусство!» и одним махом осушил свою чашу. Лика многозначительно переглянулась с Вадимом. - Евгений Петрович, не хотите немножко вздремнуть перед ужином? – спросила Лика. - Это еще зачем? – подозрительно осведомился старикашка. - Говорят, полезно. - Кто говорит? - Медицина, - сказал я и отобрал у него бокал. – Врачи рекомендуют. - Ненавижу врачей, - сказал Эжен. – Моя третья…нет, вторая жена была врачом. Запилила. Не ешь, не пей, дыши, не дыши… что я ей, Электроник? - Я имею в виду народную медицину, - поправился я. Он погрозил мне пальцем. - Что-то вы совсем запутались… Заврались, а? - Профессия у меня такая, - сказал я. - Кто вы такой? – строго спросил Эжен Вмешалась тетушка. Объяснив потенциальному мужу, кто я, она пообещала почитать ему вслух мою книгу. Старикашка пригрозил сказать мне «всю правду» и отправился к себе. Богиня вела его под руку. Вадим предложил свою помощь, но был отвергнут. ************ После ухода развеселого тамады, Лика сообщила мне шепотом, что она уже на сто тридцать второй странице, и ей ужасно интересно, что будет дальше. Я предложил рассказать, она шутливо стукнула меня по руке и ушла дочитывать роман. Вадим предложил партию в бильярд, я согласился. Игорь признался, что играл довольно давно. Вадим посоветовал чаще упражняться, после чего мы одновременно посмотрели на маменьку. Маменька хранила отрешенное молчание. Лера с громким стуком отодвинула стул, ни на кого не глядя, сказала, «извините», и вышла. Через минуту до нас донеслись негромкие звуки: Лера играла мой любимый ми-мажорный этюд Шопена. - Ну, идемте, что ли, - сказал Вадим, поднимаясь из-за стола. Я отодвинул недоеденный пирог и встал. Следом за мной поднялся Игорь, торопливо бросив на ходу: «Мама, я ненадолго». Она не ответила. Выходя, я оглянулся. Одинокая фигурка за столом выглядела беззащитной и хрупкой. Если бы я не думал, что это новый способ психологического давления на отбившего от рук мальчика, то мог бы ей посочувствовать. Совсем немного. Капельку. В бильярдной царили синие зимние сумерки. Вадим включил три лампы в виде конусов, низко висевшие над столом. Они ярко осветили зеленое поле с разбросанными гладкими шарами, заиграли на деревянной полировке бортов, оставляя остальное пространство в полутьме. - Начнем? – спросил Вадим, натирая кончик кия мелом. – Что играем? Лондонскую? - Нет, что-нибудь попроще, - откликнулся Игорь, взвешивая на руке палку. – Давненько не брал я в руки шашек. - Знаем мы вас, как вы плохо играете, - сказал Вадим. – Давайте для начала просто разомнемся. Без счета. Каждый бьет до первого промаха. - Годится, - согласился Игорь. – Только, знаете, что? Давайте перейдем на «ты», а то я скоро запутаюсь. - Поддерживаю, - отозвался Вадим. – Если, конечно, Роман не против. - Кто я такой, чтобы вставлять палки в колеса? - Значит, договорились, - подвел итог Вадим. – Считай, что брудершафт состоялся. - Фу! – сказал Игорь, очевидно имея в виду поцелуй. Вадим подмигнул мне и засмеялся. Он сложил шары в треугольник, элегантно покатал кием биток и разбил пирамиду. Потом, почти не прицеливаясь, закатил сильными ударами три шара, не давая нам времени вытащить их из луз, и, наконец, скиксовал. - Ну, ты даешь! - восхитился Игорь. – Вот она, рука мастера! - Не преувеличивай, - скромно отозвался Вадим. - Мастер прибудет послезавтра. Власта сказала, что приезжают Олег и Ольга. - Правда? – удивился Игорь. – Я думал, что они отдыхают где-нибудь в Тимбукту. Он лег на стол, прицелился кием в одинокий шар и вдруг с таким треском залепил восьмерку в угол, что у меня в глазах потемнело. - Шутник вы…то есть ты, однако! – сказал я. Смутно виднеющаяся фигура на другом конце стола развела руками. - Просто повезло. Игорь медленно обошел стол, выискивая удобную позицию. Остановился и снова лег на стол, примериваясь кием. - Рискованно, - предупредил Вадим. - Где наша не пропадала. - Как собираешься бить? – спросил я. - От трех бортов в угол, - ответил Игорь невинно и ударил. Хлестко, с треском, с лязгом. Потом еще раз. И еще. - Беру свои слова обратно, - сказал Вадим. - Олег по сравнению с тобой – стажер. - Так уж и стажер, - снисходительно пробормотал Игорь и прицелился снова. - Где ты этому научился? - спросил Вадим, когда он загнал пятый шар, красиво закрутив его при ударе. - На работе, - ответил Игорь. – У меня хороший стол в комнате отдыха. Когда выдается свободная минутка, я обычно разминаюсь. Вообще-то я всегда мечтал полазить вместе с вами по горам, но мама волновалась за мой позвоночник. - Если спина проблемная, лучше не рисковать, - согласился Вадим. – Горы больных не любят. - Партия, - сказал Игорь и бросил кий на стол. Посмотрел на меня и виновато добавил: - Извини. - Не извиняйся, я получил удовольствие. Игорь снова сложил шары в треугольник и протянул мне кий. - Разбивай. Я старательно прицелился, высунув кончик языка. В бильярд я играю чуть лучше, чем в шахматы, в которые не играю вообще. Да ладно, не так все сложно. Нужно попасть деревяшкой по шару. Вот по этому, аппетитному, гладкому как яблоко и твердому, как кокос. Кий мазнул шар по боку. Он откатился в сторону, чуть задев пирамиду. Потревоженные шары закачались на месте. - Пардон, - сказал я пристыженно. – Виноват. - Так-так, - сказал Вадим. – Вот как начинают игру настоящие каталы. Усыпляют бдительность, а потом – раз! Он точным ударом разбил пирамиду. - И еще - раз! Два шара влетели в лузу. - И еще много-много – раз! Комнату наполнил торопливый перестук. Я застонал и поднял руки кверху. - Джентльмены, я пас. - В чем дело? - не понял Игорь, перехватывая кий. – Испугался, что ли? Глупости! Бей! - Он кончиком кия указал на идеально расположенные шары возле лузы. – Только тихонечко вот сюда, с самого краю… Локоть не прижимай. Давай! Я ударил и киксанул. Игорь огорченно крякнул. - Ничего не поделаешь - сказал я. – Таланта не хватает. - Элементарной практики, - поправил Вадим. – Ничего, я тобой займусь. Заиграешь, как миленький. Освоишь «Удар Лемана». - Кто это? – спросил я. Вадим поднял кий и обошел стол, выискивая удобную позицию. - Ну, здрасьти. Знаменитый бильярдист. Написал книгу о теории игры в бильярд. Можно сказать, классика жанра. Неужели не читал? - Какой с меня спрос, - сказал я. - Я в бильярде полный профан. - А в литературе? Тоже профан? - При чем тут литература? - Анатолий Иванович писал рассказы и очерки для журналов. Он был широко известен в литературных салонах Петербурга. - Искусство и спорт две вещи несовместные, - сказал я. – Бильярд и литература - тоже. Игорь пожал плечами. - Почему нет? Посидел за столом – размялся. Я сам так делаю. - Значит, ты - русский Леонардо, - сказал Вадим. - Издеваешься? – мрачно спросил Игорь. - Ну, вот еще! - Вадим прицелился в группу шаров у борта и точным ударом отправил два в разные лузы. – Так называют Лемана на Западе. Интересная была личность. Коренной москвич, родился в 1860 году. Окончил военное и инженерное училище, потом медицинский университет, изобрел новые стоматологические протезы, построил первый аэроплан, писал рассказы и очерки, сочинял оперы, блистательно играл в биллиард, написал теорию биллиардной игры. А в конце жизни увлекся изготовлением скрипок. Построил мастерскую на Стрельне и последние годы буквально в ней жил. Собрал все известные сведения о конструкциях инструмента на трех языках. Знал секреты ароматических смол для лаков. Изучал акустику и ее взаимодействие с инструментом. Говорят, что по качеству звука его скрипки не уступали древним итальянцам. Современники считали их заговоренными. Игорь, бей! Игорь вздрогнул, прицелился в шар и неожиданно промазал. - Интересно, - сказал он сдержанно. – Странно, что я о нем ничего не слышал. Даже упоминаний нигде не встречал. Вадим аккуратно загнал в лузу ближний шар. - Да нет, ничего странного. Анатолий Иванович был масон, а эти люди светиться не любили. Леман говорил, что он мессия, пришедший, чтобы вернуть людям утраченные скрипичные секреты. Очень жалел, что умер Страдивари: говорил, что с удовольствием взял бы его к себе в ученики. - В скромности ему не откажешь, - заметил я. - Что было, то было. Кто-то из императоров – то ли Александр, то ли Николай, - написал Леману, что услышав его скрипку, он простил его непомерное самомнение. - Никогда не слышал, чтобы на торгах выставлялся его инструмент, - сказал Игорь. – Они, наверное, безумно дорогие? Вадим пожал плечами. - Трудно сказать. После смерти Лемана в тринадцатом году, его инструменты начали таинственно исчезать. Как и упоминания о создателе. Из двухсот сделанных скрипок несколько находятся в Госфонде, еще две-три в частных руках. Остальные растворились в неизвестности. - Так не бывает! - возразил я. – Рукописи не горят, а гениальные инструменты не исчезают! Каждая скрипка великого мастера имеет имя и паспорт. Они – как живые люди! Мы можем проследить их историю с момента изготовления! Вадим кивнул. - Леман тоже давал имена своим скрипкам. Довольно странные, как считали окружающие. Он был заядлый мистик и читал в университете лекции об оккультизме. Говорил, что находится в постоянном контакте с духами и имеет много рукописей, написанных материализованными руками. А также картин, рисунков и множество технических и философских сообщений от невидимых друзей. - Ну, уж это, извините, чистой воды реклама, - сказал я. – Кто-нибудь видел эти дружеские послания? - Кажется, нет. Однако современники вполне серьезно считали, что Леман вступил во взаимовыгодную сделку с известной персоной. Вадим топнул ногой по полу. - Бред, - сказал я. - Бред, - согласился он. – Но люди в это верили. Анатолия Ивановича при жизни сильно сторонились. Может поэтому после смерти все упоминания о нем в справочниках и словарях исчезли. А одновременно с ними и скрипки. - Цену поднимают, - высказал я предположение. Вадим усмехнулся. - Не исключено. Только не говори этого Олегу, а то будет большой скандал. - Олег – это новенький из Тимбукту? - Обычно его концерты расписаны на год вперед. Сказать, из какого места он прибудет на этот раз, очень трудно. Он сам иногда путается. Слава богу, у Ольги две головы на плечах. - Ольга – это его жена? - Его муза, - поправил Игорь, бесшумно возникая из полутьмы с кием наизготовку. – Исключительная красавица. - С двумя головами – это да, это впечатляет, - признал я. – Как говорится, одна голова – хорошо, а две – уже уродство. - Смешно, - сказал Вадим совершенно серьезно. – Ольга – администратор своего мужа. Без нее он как без рук. - Зато с тремя головами на двоих, - неуклюже сострил я. - А почему ты думаешь, что он поднимет скандал из-за скрипки? - Потому что это его любимый инструмент, - ответил Вадим. – «Падишах» Лемана. Олег считает, что эта скрипка не имеет цены. - Откуда ты знаешь? – спросил я. - Мы выросли в одном дворе, - ответил Вадим. – Я, Андрей и Олег. Нас называли тремя мушкетерами. Он загнал в угол отличный шар. Я отошел к окну и присел на стул. Больше я в игре не участвовал, да они в этом и не нуждались. Со стуком гоняли мячи по столу, азартно чертыхаясь при каждом промахе. Время пролетело незаметно. Закончив игру, все отправились переодеваться к ужину. Облачаясь в вечерний костюм, я подумал, что это – единственное место, где мне довелось в нем покрасоваться. Даже в пятизвездном турецком отеле не требовались подобные церемонии – персонал вполне удовлетворяли обычные льняные брюки с майкой. Хотя отмороженных личностей, являвшихся в зал сразу после пляжа, в коротких шортах, под которыми проступали следы мокрых плавок, было немало. Одно такое создание, оглядевшись вокруг, внезапно вопросило по-русски, ткнув вилкой в сторону прилично одетого соседа: - А чё ему вино в бокале принесли, а мне в пластиковом стаканчике? - А ты приди завтра в брюках, тогда узнаешь! - ответил я, не сдержавшись. Мариванна дернула меня за штанину и сделала большие глаза: не ершись! Только драки нам не хватало! По счастью, создание в шортах было настолько поглощено перевариванием фразы, что на ответные действия ему сил не хватило. А все просто. Как ты к людям – так и они к тебе. Проявляешь неуважение – получай в ответ то же самое. Когда я сошел вниз, маменька с тетушкой прогуливались по холлу в сногсшибательных вечерних туалетах. Галина выбрала платье цвета «пепел розы», состоявшее из плотно облегающего корсажа с закрытым верхом, и легкой шифоновой юбки на чехле. Ее сестра щеголяла в умопомрачительном черном платье с ассиметричными серебряными ромбами и в серебряных серьгах, свисающих почти до плеч. Дамы выглядели броско и ярко. Я не удержался от искренних комплиментов. Они слегка оттаяли, но сохранили сдержанный официальный тон. Лика была одета как обычно: скромненько и со вкусом. Ее темно-серое платье со сверкающей алой вставкой не бросалось в глаза, но было отлично сшито и подчеркивало фигуру амазонки. Лера этим вечером появилась в широкой гофрированной черной юбке до пола, которая при ближайшем рассмотрении оказалась брюками, прозрачной кофточке горчичного цвета и каком-то немыслимом черном корсете, расшитом бисером и стразами. По тому, как восхищенно заохала Лика, я понял, что наряд – «самое оно», хотя лично мне вчерашнее платье понравилось гораздо больше. Не разбираюсь я в дамских нарядах. Смотришь на витрину и думаешь: обыкновенная тряпочка. Смотришь на ценник и понимаешь, что тряпочка необыкновенная. Старушки при виде соперницы нервно зашептались. Костюм им явно не понравился, что подтверждало его высокое качество. Впрочем, нужно признать, что этот экстравагантный наряд Лере шел. Стуча каблучками, она подошла ко мне и взяла меня под руку. - Вы позволите? – спросила она. Я заметил у нее под глазами легкие тени, замаскированные косметикой. Еще одна жертва бессонницы. - Почту за честь, - ответил я церемонно. Мы оба невольно фыркнули и направились в столовую. Вадим вел Лику, старушки остались в холле, ждать опаздывающее чадо. Лида накрывала на стол. Двигалась она как-то неуверенно и выглядела больной. Синяки под глазами стали совсем черными. Лера с беспокойством посмотрела на нее: - С тобой все в порядке? – спросила она шепотом, когда Лида из-за ее спины поставила на стол два бокала: один для вина, другой для воды. Лида кивнула. - Вы бы пошли к себе и немного поспали, - сказал я. – Мы как-нибудь сами управимся. У вас совсем больной вид. Она взглянула на меня с испугом. - Я не хочу спать. С чего вы взяли? И тут же отошла, не дожидаясь ответа. - У Лиды проблемы с давлением, - объяснила Лера. – Но она не любит об этом говорить. - Это заметно, - сказал я. Вошел Игорь под руку с маменькой и тетушкой, облепивших его с двух сторон. На вопрос, почему нет Эжена, тетушка, покраснев, ответила, что у него нет аппетита, и он просит его извинить. Над столом повисла веселая пауза. Ужин подали умеренно разгрузочный: салатики и нежное воздушное пюре с куриной отбивной в сухарях. Как обычно, все было очень вкусно, и я с трудом удержался от второй порции. Выпив чашку чая, я закончил ужин раньше всех. Встал, раскланялся, и попросил прощения за ранний уход. Вадим с Ликой хором пожелали мне хорошенько выспаться, Лера вопросительно подняла брови и спросила: «Как, уже уходите?», Игорь одарил ревнивым взглядом. Вечные антагонистки сказали «спокойной ночи» и выразили надежду, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего. В холле у окна стояла Лида и смотрела на пустынный снежный пейзаж. Я подошел к ней и поблагодарил за вкусный ужин. Она не ответила. Я подошел ближе и осторожно взял ее за плечи. - Лида! Вы меня слышите? Не отвечая, она вдруг ударила кулаками в подоконник. Ударила не мягкой частью, а костяшками. Со всего размаха. Я невольно охнул, перехватил ее за руки и хорошенько встряхнул. - Лида! Она уставилась на меня остановившимся, ничего не выражающим взглядом. - Что здесь происходит? – спросил за спиной знакомый голос. Я обернулся. Из темного служебного коридора стремительно вышла Власта. - По-моему, ей нехорошо, - сказал я. Лида вырвала руки и снова ударила подоконник. Власта быстро обняла ее за плечи, заговорила тихо и ласково: - Посмотри мне в глаза. Слышишь? Посмотри мне в глаза! – Заметив, что я стою рядом, она подняла голову и отрывисто бросила: - Вы можете идти. Я справлюсь. - Вы уверены? - Спокойной ночи, - сказал она вместо ответа. Наклонилась и зашептала горничной на ухо что-то неслышное, успокаивающее. Крепко сжатые кулаки разжались, напряженные плечи безвольно обмякли. Оглядываясь и спотыкаясь, я добрался до лестницы и поднялся к себе. Ну и дела! Такой застывший взгляд, такой внезапный всплеск немотивированной агрессии я видел однажды у ребенка, страдающего аутизмом. Полная отрешенность и погружение в страх, спрятанный глубоко внутри. Несчастные дети, запертые в кладовке со страшным Букой, о котором они не могут рассказать окружающим. Но Лида не такая. Она милая общительная девушка. Похоже, то, что произошло сегодня – приступ какой-то нервной болезни. Власта о ней знает, иначе, почему она совсем не удивилась, увидев это бледное лицо с черными тенями под глазами и застывший, устремленный внутрь себя взгляд? Будем надеться, что эта болезнь не опасна для окружающих. Не хочется, чтобы мои замечательные зимние каникулы обернулись сомнительным приключением, которого я совсем не жажду. Отругав себя за эгоизм, я переоделся в пижаму и юркнул в постель. Она была такой теплой, удобной и желанной, что все неприятные мысли мгновенно разлетелись. Подложив за спину две подушки, я немного почитал свой роман (причем, он начал мне нравиться), затем выключил лампу и повернулся лицом к окну. Ветер разошелся с новой силой, завалив его снегом почти до середины. Нужно будет почистить утром, - подумал я и мгновенно провалился в сон. На этот раз я заснул мгновенно и спал крепко, пока меня не разбудил стук в дверь. Открыв глаза, я недовольно пожевал губами и снова зажмурился. Идите к черту. Никого нет дома. Не буду вставать. Стук повторился – негромкий, но очень отчетливый, можно сказать, многозначительный. Я тихо застонал и закрыл уши подушкой. Но даже сквозь плотную микрофибру до меня снова донеслись условные позывные: три удара- один удар- два удара. Такой ритм любят задавать педагоги на экзаменах в музыкальной школе. - Чтоб тебя черти побрали! – сказал я негромко, но искренне. Откинул одеяло, зажег свет и сел на кровати. Часы на прикроватной тумбочке показывали половину первого. На ходу надевая тапки, я зашаркал к двери. Стук повторился. - Слышу, слышу, - заворчал я. – Кого там черти несут? Я взялся за ключ, ожидая ответа. Тишина. Я насторожился. - Кто там? – переспросил я громко и отчетливо. Никакого ответа. По коже поползли нехорошие ледяные мураши. Я прижался ухом к деревянной створке. Ничего не слышно. Может, не открывать? А если это розыгрыш? Может, милые соседи решили устроить новоприбывшему проверку на «вшивость» и сейчас давятся смехом в коридоре? Меня охватила злость. Ну, я вам покажу, что такое настоящие армейские шуточки! Я шмыгнул в ванную, вытряхнул из стакана зубную щетку и налил в него воды. Вернулся к двери, беззвучно повернул ключ и замер, взявшись за ручку. Держись, братва. Как говорится, хорошо смеется тот, кто смеется без последствий. Условный сигнал повторился. Я рванул на себя дверь, размахнулся стаканом и…въехал ладонью в косяк. Вода выплеснулась через край прямо мне на тапки, стаканчик упал на пол и откатился к стене. ************* Передо мной стояла мертвая панночка. Она выглядела в точности, как Наталья Варлей в знаменитом фильме: длинная белая рубаха до щиколоток, темные волосы, разметавшиеся по плечам. Не хватало только веночка на голове. Глаза с неподвижными зрачками смотрят куда-то сквозь меня. Я помахал перед ними рукой. Никакой реакции. - Лида, - позвал я шепотом. Не отвечая, она шагнула через порог. Маленькие ноги были синими от холода. Я увидел под нежным детским подбородком свежие темные пятна. Кто-то ее душил. Совсем недавно. Она надвигалась на меня медленно, жутко, как ожившая покойница. Широкая белая рубашка колоколом обвила стройное тело. Внезапно под колени уперлись твердые края матраса. Я свалился на спину и тут же приподнялся, опираясь на согнутые локти. Лида возвышалась надо мной. Обычно милое простоватое лицо превратилось в маску, неподвижные глаза смотрят в точку поверх моей головы. Внезапно ее губы злобно искривились. Белая рука в широком рукаве взметнулась вверх. Я не успел ничего сообразить, но благодетельный инстинкт толкнул меня в сторону. Едва я успел перекатиться на подушки, как рядом в одеяло врезалась железная лыжная палка. - Лида! – вскрикнул я хриплым шепотом. Она не отвечала, продолжая с ожесточением колотить палкой по кровати, будто пыль из ковра выбивала. Волосы прилипли к мокрому лицу, широкий рукав задрался, обнажая множество желто-багровых пятен на белой коже. Я даже не предполагал, что в этом худеньком теле скрывается такая дьявольская сила. «Поработав» минут пять, она утомилась. Перевела дух, медленно отвела волосы с невидящих глаз. Не выпуская из рук палку, горничная повернулась и направилась к двери. Я тихонько сполз с кровати, сбросил мокрые тапки и на цыпочках двинулся следом. Бесшумно ступая, мы шли по полутемному коридору мимо закрытых дверей. Не прикасаясь к перилам, фигура в белом саване проплыла по ступенькам вниз и свернула к маленькой полускрытой двери под лестницей. Я крался следом. Уличная лампа раскачивалась под порывами ветра, бросая сквозь окно тень на портрет кавалера в парике и кружевном жабо. В подвал вели семнадцать ступенек – надежных, широких, сделанных из прочного цельного дерева. Впереди на стене маячила изгибающаяся тень от свечи. В углу прижалась к стене знакомая фигура с подсвечником в одной руке и закупоренной винной бутылкой в другой. Я приложил палец к губам и погрозил кулаком. Старикашка-Эжен испуганно закивал. В полосатой пижаме со штанами-раструбами он был похож на узника Синг-Синга. Лида дошла до пирамиды из коробок у стены, свернула влево и приблизилась вплотную к обомлевшему банкиру. Эжен сделал попытку вжаться спиной в стену. Минуту она стояла, «вперив в него мертвые очи», как написал бы Гоголь, затем медленно разжала пальцы. Металлический прут со звоном упал на выложенный плиткой пол. Немного постояв, она повернулась и снова пошла к лестнице. Поразительно, что она ни разу не споткнулась и не натолкнулась на коробки, громоздившиеся вокруг. - Что с ней? – спросил хриплый шепот. Кондратюк подобрался ко мне и испуганно таращил глаза на фигуру в рубашке, бредущую вверх по лестнице. - Лунатизм, - ответил я шепотом. – Не нужно ее будить, она испугается. Он размашисто перекрестился. - Кошмар, не приведи господи! Вплыла, как привидение!- Тут он ощутил необходимость объяснить свое присутствие в подвале: - Недавно проснулся, голова раскалывается, а столовая закрыта. Ну, пришлось…это…- Эжен замялся и попытался сунуть бутылку за спину. Не дослушав, я схватился за перила и взлетел вверх по лестнице в мрачный необитаемый холл. Белая фигура медленно удалялась по служебному коридору. Внезапно на пол упал треугольник света. Открылась дверь и навстречу жене выскочил Костик в махровом халате. Не обращая на нас внимания, он подхватил белую фигуру на руки и внес в комнату. Хлопнула дверь, щелкнул замок, свет погас. Я повернулся к соседу. Эжен смотрел вслед исчезнувшей горничной со странным выражением – будто что-то вспомнил. - Вы знали, что она - сомнамбула? – резко спросил я. Он медленно глотнул, прижимая к груди бутылку. - Сом…Что? - Что она страдает лунатизмом? – перевел я. - Матерь божья, вот оно что, - пробормотал он про себя. – А я-то думал… - А вы думали, что она вас охмуряет. Он неприязненно нахмурился. - Интересно, что еще я должен подумать, когда девица посреди ночи кидается мне на шею? И глаза у нее, между прочим, были открытые! - Она что-нибудь говорила? Он переступил с ноги на ногу. - Говорила… - Что? - Что говорят в таких случаях? – окрысился Эжен. – Любимый, мол… Единственный… Никому не скажу, мол… - Что не скажет? - То, что у меня была, - перевел Эжен. – То есть, я так подумал. Я потер пяткой об ногу и почти ничего не почувствовал. Ноги заледенели. Пол был ужасно холодный. - Слушайте, пошли ко мне, - предложил старикашка. – Лично я после такого театра одного актера все равно не засну. Посидим, обсудим. Мы одновременно взглянули на бутылку, внутри которой заманчиво плескалась темная жидкость. Я подошел к двери столовой и подергал ручку. Заперто. - Можете не стараться, - сказал Эжен за спиной. – Власта на ночь запирает все комнаты. - Почему? - Была история. Однажды ей чуть дом не спалили. Спустилась пьяная компашка и давай посреди ночи костер в камине разводить. Чтобы лучше горело, полили щепки коньяком. Хорошо, что Костик проснулся. Вовремя затушил огонь и разогнал уродов. С тех пор Власта на ночь все запирает. - Кроме подвала, - сказал я. - А чего его запирать? – удивился Эжен. – Что там красть – консервы, что ли? В кормежке гостей не ограничивают: ешь-пей, сколько влезет! И правильно! За такие-то деньги! Стоять на холодном полу больше не было сил. Развернувшись, я устремился вверх по лестнице. Старикашка резвой рысью скакал следом. Не чуя под собой окоченевших ног, я взлетел на площадку и рванул направо. - Эй! - Я обернулся. Забулдыга-банкир застыл на лестничной площадке и вид у него был обиженный. – Я вас в гости пригласил? Вы что, не слышали? - Я сейчас приду, - ответил я негромко. – Только тапки надену и комнату закрою. Он оживился, взмахнул бутылкой как гранатой и дробной рысью поскакал в противоположную сторону. Запомнив нужную дверь, я тихонько пробежал по коридору и юркнул в свой номер. Все здесь выглядело спокойно и мирно – как на фотографии «до начала бомбежки». Желтым светом светился абажур ночной лампы. Я присел на корточки и провел рукой по гладкому ламинату. Небольшие лужицы и мокрые тапки - вот и все, что осталось от недавнего жуткого происшествия. Я пошел в ванную и поискал какую-нибудь тряпку. Не нашел ничего подходящего и воспользовался маленьким полотенцем. Затер лужицы, бросил полотенце в корзину для грязного белья. После чего положил тапки на сушилку и воспользовался гостиничными шлепанцами из шкафчика в прихожей. Обувшись, я туго завязал пояс халата, вышел в коридор и направился к левому крылу. Эжен ждал меня с нетерпением. Открыв дверь, он, не давая мне переступить через порог, горячо зашептал: - Вот тут она стояла. В белой ночной рубашке. Шея и грудь голые, вся в кружевах, а на руках и ногах – синячища в пять копеек. Не успел ничего спросить, как она сразу мне на шею – хлоп! И давай причитать про любимого и единственного! - Вы впустили ее в комнату? – спросил я. - Сначала хотел, - признался он хмуро. – А потом подумал: на фига мне проблемы с рогатой обезьяной? Я тут живу! Отодрал ручки с шеи и захлопнул дверь. Так она еще минут десять ломилась. Я еще подумал: вот ведь, молодежь пошла бесстыжая! Хотел утром пристыдить, а она мимо – шмыг, как будто ничего и не было! - Для нее на самом деле ничего не было, - сказал я. – Лунатики не помнят, что они делают во сне. - Я понял, - сказал Эжен уныло. Сдувшаяся версия испортила ему настроение. Что ни говори, даже пожилому банкиру приятно, когда на шею вешается молодая сексапильная девушка. Он распахнул дверь и сердито велел: – Ну, что вы застыли? Входите! Я вошел в небольшую квадратную гостиную. Обставлена она была кокетливыми розовыми диванчиками и креслами в стиле рококо. На стене – венецианское зеркало в ажурной золоченой раме и пара посредственных копий картин Ватто. Две двери вели из гостиной в спальню и кабинет. Здесь тоже витал дух виртуальной галантной эпохи. Кровать и гардероб украшены резьбой, изображавшей жирных купидонов, виноградные лозы и цветочные гирлянды, в кабинете стоял чудовищных размеров секретер, стилизованный под французскую старину, а также золоченые полукресла и письменное бюро с откидывающейся крышкой. На стенах - картины с черноглазыми итальянскими крестьянками, собирающими виноград, и изображения каких-то древних развалин, увитых плющом. Занавески кокетливо присобраны полукругом. В целом – мило. Я бы сказал, по-женски мило. Так и напрашивалось слово «гнездышко». - Нравится? – спросил Эжен хвастливо. - Симпатично, - сказал я, покривив душой. Может во мне говорит зависть, но лично я среди этого золочено-розового великолепия чувствовал себя неуютно. - Видели бы вы прежнюю обстановку, - сказал Эжен. – Эти кошмарные кожаные диваны, этот бар со стеклянными бокалами вверх ногами, эти пятнистые картины, которые можно вешать под любым углом… Жуткий китч! Пришлось вышвырнуть все на помойку и обставиться заново. - А! – сказал я. - Власта не возражала. А чего ей возражать? За старую мебель я заплатил! - А! - Может, эту бесплатно оставлю. Не тащить же мне ее снова через горные хребты! - А! - Бэ! - рассердился Эжен. – Вы, что, заснули? - Я думаю, не позвать ли нам остальных. Кроме стару…пожилых дам, конечно, - быстро поправился я. - Зачем? - Посовещаться. Думаю, все должны знать, с чем мы столкнулись. Лунатизм – опасная болезнь. Эжен посмотрел на маленький столик с одной сиротливой бутылкой и двумя бокалами. - Может, завтра посовещаемся? - Они много не выпьют, - сказал я. – Игорь, по-моему, стопроцентный трезвенник. Дамы тоже не сильны. - Ладно, зовите, - нехотя согласился хозяин. – Помните, где они живут? Лера рядом через стену. Остальные… - Я помню, - сказал я. Вышел в коридор и осторожно постучал в соседнюю дверь. Тишина. Я стукнул немного громче и позвал вполголоса: - Лера! Это я, Роман! Не бойтесь, нам нужно поговорить! Евгений Петрович рядом! Никакого ответа. Я прижался ухом к двери и прислушался. Кажется, в ванной капает вода. А может мне это показалось. Подергав ручку, я убедился, что дверь заперта. В коридор высунулась бритая голова Эжена. - Ну, что? – спросил он шепотом. - Не открывает. - Стучите громче! Я отмахнулся и прокрался через лестничную площадку. Сердце колотилось как после долгой пробежки. Конечно, это было чистой воды мальчишество. Подобное захватывающее чувство я испытывал в далеком детстве, когда мы с пацанами сбегали из пионерского лагеря к морю. Вадим откликнулся на стук почти сразу. Лохматый, взъерошенный, он моргал глазами и щурился, как сова на солнце. Я шепотом сказал: «Есть дело», велел ему разбудить Лику и идти к Эжену. Он покладисто ответил: «Понял» и закрыл дверь. К Игорю пришлось ломиться долго. Я уже отказался от надежды его разбудить, когда дверь, наконец, открылась. - Ты чего по ночам бродишь? – спросил Игорь, широко зевая. На нем был шикарный банный халат оливкового цвета, доходивший до икр. – Не спится, что ли? - Иди к Эжену, там поговорим. Он нахмурился. - Прямо сейчас? Зачем? У нас «Зарница»? - Так надо, - ответил я раздраженно, подумав, что общаться с Вадимом все-таки не в пример легче. Он сначала выслушивает, а потом вопросы задает. – И не вздумай будить маму с тетей. - Что я, по-твоему, дурак? – обиделся он. Я с трудом удержал ответ, висевший на кончике языка. Очень уж заманчивый был пас. Практически, голевой. Когда я вернулся, выяснилось, что неугомонный Эжен успел сбегать в подвал еще за одной бутылкой и запасся легкой закуской. Кроме того он изящно сервировал стол, расставив бокалы, вазочки с печеньем и сушеными фруктами, и разложив стопками бумажные салфетки. - Сейчас придут, - сказал я, входя в комнату. Он озабоченно осмотрел стол. - Все? - Кроме Леры и стару…пожилых дам. - Значит, соображаем на пятерых, - подвел он итог и убрал один бокал. Вадим стукнул в приоткрытую дверь. - Можно? - Давай, входи, - сказал я. – Лику разбудил? - Я здесь, - сказала Лика, появляясь следом за мужем. – Роман, что происходит? Мы теперь и по ночам закусываем? Мы усадили ее в кресло, накрыли ноги пледом и велели дождаться объяснений. Следом за супругами на конспиративную сходку явился Игорь. Он казался рассерженным, а взглянув на сервированный столик, рассердился еще больше. - Слушайте, вы уже до утра дожить не можете? Пароксизмы довольства на исходе? - Сядь и помолчи, - сказал я. – Мы с Евгением Петровичем хотим сказать вам что-то очень важное. *********** Расположились так: мы с резвым старикашкой на одном розовом диванчике, Вадим с Игорем – на другом. Между нами столик с закуской. Лика сидела во главе стола, забравшись в кресло с ногами. Все мы были в одинаковых гостиничных халатах, за исключением Игоря, явившимся на собрание в пижонском бархатном шлафроке а-ля недобитый русский помещик и таких же малиновых бархатных штанах. Я сразу подумал, что это подарок матушки. - А где Лера? – спросил Игорь. – Почему ее не позвали? - Не добудился, - ответил я. - Может, я попробую? – предложил он и тут же поднялся с дивана. Через минуту из коридора донесся осторожный стук и гудящий шепот: - Лера! Проснись! Это я, Игорь! Я попросил разрешения вымыть руки. Это был чистый предлог, чтобы осмотреть ванную комнату. Она мне понравилась: то ли на старикашку снизошло вдохновение, то ли он оставил дизайнерское творение нетронутым. Размером ванная была почти с мой номер, а в набитой автоматикой джакузи запросто могли уместиться три купальщика. Еще здесь была стеклянная душевая кабина со светящейся электронной панелью, способной находить любую радиостанцию и выходить в интернет. Я подивился чудесам современной науки, совершенно бесполезным в горах. - Ну, как? – спросил Вадим, когда я вернулся обратно в комнату. - Фантастика, - сказал я. – Странно, что маменька с тетушкой не потребовали аналогичный номер. Вроде бы им по статусу положено. - Люкс только один, - похвастался отставной банкир. – Они в прошлом году занимали двушку. - Галина с Алиной? - Алина с Игорем, - уточнил Эжен. – Галя жила в другом коридоре. - О, боже! – сказал я. - Да, уж, - подтвердил Вадим. – Бдили над чадом двадцать четыре часа в сутки. - А почему на этот раз не бдят? - Власта его пожалела, - ответила Лика. – Сказала, что все двухместные номера забронированы. - Ну, да, пожалела! – желчно фыркнул старикашка. – Просто решила помочь родственнице… Договорить он не успел. В номер вошли Игорь с Лерой. Лера куталась в кружевной пеньюар, наброшенный поверх шелковой ночной рубашки. Волосы растрепаны, но глаза ясные и осмысленные, а на правой щеке алеет пятно, словно от подложенной ладони. Старикашка кинул на нее проницательный взгляд и начал разливать вино по бокалам. - Привет! – сказала Лика и помахала ладонью. – С добрым утром! - Что случилось? – спросила Лера без особого интереса. – По какому поводу выпиваем? - Совет в Филях, - сказал Вадим. Он встал и приставил к столу еще одно кресло. – Садись, Лерка, у нас тут чрезвычайная ситуация. Нужно пошептаться. - Я вас не добудился, - сказал я. - Обычно я принимаю снотворное, - объяснила Лера. – Мне показалось, что я слышала стук, но вставать не хотелось. Потом началась беготня по коридору, и я проснулась окончательно. Она села в кресло. Эжен принес из спальни второй плед, который набросил ей на ноги. Получилось симметрично: четверо мужчин, сидящие друг против друга и две женщины, закутанные в клетчатую шерстяную ткань. - Ну? – сказал Эжен и отхлебнул из бокала. – Кто начнет? Двигаемся в порядке хронологии, или писатели - вперед? Как диктует закон детектива, «сначала любовь, потом убийство». То есть, по ходу действия напряжение должно нарастать. Однако чтобы сбить легкомысленный тон соседа, начал я. Сухо и сжато рассказал то, что произошло в номере, не забыв упомянуть синяки на руках и шее хрупкой горничной, а также ее неожиданную яростную силу. Слушали молча. Игорь с выражением недоверия, Лера с испугом, Вадим с интересом, Лика – с сочувствием. - Да, - сказал Вадим, когда я умолк. – Вот уж действительно, поворот. По-твоему, что все это значит? Среди нас бродит убийца? Ни за что не поверю! - Разве лунатики могут убить во сне? – тут же спросила Лика. Я кое-что знал об этом нервном заболевании, потому что однажды мне пришлось изрядно повозиться с персонажем, страдавшим лунатизмом. В какой-то момент я подумывал, не сделать ли его убийцей, но потом отказался, потому что так и не решил, оправдает его суд или нет. - Можно, - сказал я. – Таких случаев в истории масса. Если она кого-то убила во сне, то сама об этом не помнит. - Ну и местечко! - высказался Эжен. – Гробанула человека и пошла на стол накрывать, как ни в чем ни бывало! Эта ненормальная может укокошить любого! - Поэтому я и хотел, чтобы все об этом знали, - сказал я. – Если бы я вовремя не увернулся… - Я вспомнил яростные удары металлической палки, врезающиеся в кровать, и добавил севшим голосом: - Ребята, видели бы вы ее лицо! - Нет, подожди, - вмешался Игорь. – Что значит, «как ни в чем ни бывало»? Отель открылся три года назад, так? За все это время здесь не было ни одного несчастного случая – не говоря об убийстве! Не могла она никого укокошить! - Лунатики – это те, кто ходит в полнолуние? – спросила Лера, снова как-то не к месту меняя тему. – Они… сумасшедшие? - Нет, - ответил я. – Луна на них не влияет. Сомнамбулы ходят при любой фазе. Кстати, лунатизм вовсе не психическая болезнь. Чаще всего он возникает как реакция на сильное потрясение. Среди детей лунатиков больше, чем среди взрослых, потому что детская психика менее устойчива к стрессу. Соотношение примерно один к шести. - Лунатики совершают во сне то, что хотят, но боятся сделать наяву, да? – не отставала Лера. - Не всегда. Известны случаи, когда лунатики убивали людей, с которыми были в прекрасных отношениях. Старикашка-Эжен выразительно сплюнул и залпом допил вино. - Но судят их как нормальных людей? - заинтересовано спросил Игорь. - Я не нашел прецедентов в российских судах. Возможно, у нас лунатизм не считается смягчающим фактором. В Америке, когда случаи убийства во сне были доказаны, обвиняемых обычно оправдывали. - А что, удобно, - высказался Вадим. – Узнал, что человек ходит по ночам, и направил его энергию в нужное русло! - Каким образом? – тихо спросила Лика. – Она же ничего не слышала и не видела! - Если наускивать целый день, - начал Вадим, но его перебил голос Игоря. - Почему она пришла именно в твой номер? - Вот! – сказал я. – Об этом я и подумал. Ясно, что с этим местом у Лиды связаны какие-то нехорошие ассоциации. Вы бываете здесь регулярно, со дня открытия. Вспоминайте, кто жил в номере до меня? Они недоуменно переглянулись. - Дама с собачкой, - сказал Лика. - Ага, - подтвердил Вадим. – У пенсионерки состоятельный внук, который бабушку холит и лелеет. Симпатичная такая старушка с пекинесом. Кстати, исключительно воспитанный был пес. Не пачкал пол, не лаял на посторонних. Даже с Астрой не враждовал. Дружелюбный, такой. - А старушка – тем более, - подтвердил Игорь. – Вечно вязала в гостиной какой-то шарфик. Ее все любили. - Пропускаем старушку, - сказал я. Эжен крякнул и внес свою лепту: - Мужик с ноутбуком. - Я тоже с ноутбуком. - Нет, ты понял, - поправил Вадим. – Он везде был с ноутбуком, и в столовой, и в гостиной. Прямо приклеился к нему. Говорил, что у него работа такая. - Какая? Все снова переглянулись. - Давай, Лерка, колись, - потребовал Вадим. – Он к тебе клеился. Игорь нервно двинул ногой в тапке. Отелло в отпуске. Хотя, нет. Отелло в отпуске не бывает никогда. - Не выдумывай, - нервно ответила Лера. – Клеился, скажешь, тоже. Два раза попросил сыграть на рояле. Он Бетховена любил. «К Элизе». - А ты запомнила, - сказал Игорь, не глядя на нее. - Я не… - Так, давайте не отвлекаться, - сказал я. – Черт с ними, с занятиями! На Лиду не засматривался? - Вот уж чего не помню, того не помню, - сказала Лика. – По-моему, он ничего, кроме своего ноутбука не видел. Мы перебрали всех, живших в номере до меня, даже супружеские пары. Никто не смог вспомнить ничего компрометирующего. Люди, как люди, персонал не задирали, ничем особенным из общей массы не выделялись, кроме двух уродов, едва не спаливших дом. Правда, жили они в разных номерах. На следующее утро после происшествия, Власта вернула массовикам-затейникам деньги и отправила обратно в город. Если Костик не закопал их по дороге, логично предположить, что оба живы и здоровы. - Кстати о Костике, - сказал Игорь. – Ты говорил, Лида была вся в синяках? Я подтвердил, что синяки были оставлены в разное время: на руках они успели пожелтеть, а на горле только-только проступили. - Не могу поверить! – решительно сказала Лика. – Костик – садист? Глупости! Какая нормальная женщина такое стерпит? Если бы он ее истязал, она бы давно от него ушла! - Ты даже не представляешь, что способна вытерпеть нормальная женщина, - сказал Игорь. – И не дай бог тебе это представить. - Если он истязает ее во сне, Лида может этого не помнить, - возразила Лера очень тихо. - Зачем ему истязать собственную жену? - Извращенец, - сказал Эжен. – Специально построили гостиницу подальше от города, чтобы скрыть свои делишки. Он садист – она мазохистка. Родственный бандитский притон. Попомните мое слово, в этом месте должно произойти убийство! - Типун вам на язык! – бросила Лика в сердцах. – Ну, хорошо, предположим, во сне она ничего не помнит. А наяву? Не могла же она, проснувшись, не заметить кучу синяков! - Он мог сказать, что она свалилась во сне, - предположил Игорь. – Лунатики падают? Роман, что говорит по этому поводу наука? Все обернулись ко мне. Пришлось признать, что наука по этому поводу высказывается двояко. Свидетели отмечали, что иногда лунатики двигаются удивительно ловко, отбрасывая привычные страхи. Одна девушка из Германии, к примеру, гуляла как кошка по карнизу собственной крыши, другая канадская жительница карабкалась по деревьям как обезьяна, ни разу не оцарапавшись. Известны случаи, когда сомнамбулы вели машину и доезжали до соседних городов безо всяких происшествий. С другой стороны, считается, что лунатики часто наносят себе нечаянные удары и увечья. Члены одной немецкой семьи постоянно находили на себе синяки и царапины, происхождение которых не могли объяснить. Однажды ночью они проснулись от стука упавшего стула и обнаружили себя в полном составе за семейным столом: бабушка, дедушка, отец, мать и двое детей. Оказалось, что младший сын во сне развлекался тем, что катался на игрушечной машине, задевая остальных. Как выяснили врачи, все члены семьи были лунатиками. Игорь смачно произнес «бр-р-р!» и передернул плечами. Эжен брезгливо скривился. - Господи, какой ужас! – сказала Лика. – Прямо семейка Адамсов! Может, это враки? Уж больно жутко! - Ничего не враки, - ответил я. – Лунатизм – заболевание наследственное, как и многие другие болезни. - Сначала в монстров превратились бабка с дедом, потом родители, а потом и детишки, - глухим голосом сказал Вадим. – Просыпаются они в полночь, а в центре стола на парадном блюде обескровленный труп младенца! - Вадим задрал голову и тоненько взвыл на луну: - У-у-у! Лика сердито треснула мужа по плечу. Он хмыкнул и взялся за нетронутый бокал. - Ладно, допустим, что синяки на руках Лида нанесла себя сама, - сказал я. – Откуда они взялись на шее? Неудачно упала? Об дверь ударилась? За столом наступило молчание. - Да, кроме Костика больше некому, - признала Лика. - Не вижу кандидата. Муж – единственный человек, который может придушить жену так, чтобы она об этом не узнала. - Это верно, - задумчиво признал Игорь. – Неужели он и вправду скрытый садист? Внешность у него…того…несимпатичная и руки длинные. С такой физической силой ему бы в боях без правил выступать, а не дрова колоть! Интересно, кто его пристроил на работу? Вадим со стуком поставил бокал на столик. Вино плеснуло через край. Эжен схватил салфетку и быстро приложил к мокрому пятну. На тонкой рифленой поверхности начала расползаться густая кровавая клякса. - Ну, вы даете, ребята! Прямо слушать противно! Никакой он не садист, просто неудачное творение природы, которому не так повезло с гладким личиком как тебе, Игорек, – вот и вся его вина! В отель его пристроил я! А попросил меня об этом один старый приятель! Костик работал охранником в его клубе исключительно из-за устрашающей внешности! Однажды его подстрелили в разборке, и Костик полгода провалялся в больнице. Еле выжил, между прочим. Обратной дороги в охранный бизнес не было, а больше он делать ничего не умеет. Тут Власте потребовался мужчина для черной работы, я их свел и, насколько я знаю, она претензий к нему не имеет! Так что оставьте вы Костика в покое, ни в чем он не виноват! - Не кипятись, - сказал Игорь. – Я же не знал. - Может, ее придушил кто-то из постояльцев? – предположил Эжен. – Когда она по номерам шлялась? Я понял намек и предоставил слово бывшему банкиру. Естественно, он не удержался от желания покрасоваться, вложив в уста ночной визитерши прочувствованный любовный монолог. Но главная фраза осталась на месте. - «Никому не скажу»! – повторил Вадим и задрал вверх указательный палец. – Дамы и господа, намек понят? - Интересно, о чем это она никому не скажет? - задумчиво спросил Игорь. - «Она в отсутствии любви и смерти», - пробормотала Лера. - Что? - не понял Игорь. - Пьеса такая, - ответил я. – Про то, как одна молодая дамочка влюбила в себя мужика среднего возраста и довела его сердечного приступа. - И каким боком она тут? Лера пожала плечами. - Никаким. Просто вспомнилась. - Во всяком случае, нам не нужно гадать, к кому она приходила, - вдруг сказала Лика, врезаясь в разговор. Все одновременно повернулись к ней. – Неужели не поняли? – удивилась она. – В «Люксе» кроме Евгения Петровича никто никогда не жил! Так что приходила она к вам, больше не к кому! Наступило молчание. По воспрянувшему лицу старикашки-Эжена было видно, что мысль ему понравилась. - Это страсть, - пробормотал Вадим. Игорь нервно прикусил губу. – Днем она ее подавляет, а ночью сил не остается. Эжен мрачно взглянул на него. - Развлекаетесь, да? Вадим заерзал на диване, стреляя по сторонам плутовским взглядом. - Извините, Евгений Петрович, - сказала Лика. – Обычно юмор у моего ненаглядного включается в самое неподходящее время. Однажды я чуть не свалилась в пропасть, а он держал меня за пояс и хохотал, лежа на краю скалы. Еле выбралась. - Это было нервное потрясение, - сказал Вадим, неизвестно что имея в виду: дела минувшие, или сегодняшние события. – Я так переживаю. - Надеюсь, ты по ночам не ходишь? – спросил Игорь и подмигнул. – А, Лика? - Откуда я знаю? Может у нас это семейное! – откликнулась она. Собрание на глазах перерастало в фарс. Я посмотрел на часы, висевшие напротив. Три часа утра. За окном было темно, снежные комья наполовину залепили стекла. Внезапно мне в голову пришла свежая мысль. - Пурга! – воскликнул я. Игорь утомленно прищурился: - Ты о чем? - Лунатики остро реагируют на изменение погоды! Ну, как синоптики, - объяснил я. – У Цвейга есть новелла, где герой сталкивается с сомнамбулой накануне грозы и не сразу понимает, что дамочка спит. - Она его убила? – спросил Эжен с надеждой. - Она призналась ему в любви. - Гм, - сказал Эжен. - Старая знакомая? - Нет, случайная попутчица. Они жили в одном отеле, но даже не здоровались. - Интересно, - кисло сказал старикашка. - Вспомните, какая погода была, когда Лида…ну в общем, когда она пришла к вам в первый раз? Эжен ненадолго задумался и вдруг рассердился. - Нечего задавать наводящие вопросы! Между прочим, это случилось год назад! Что я вам, компьютер? Теперь мне кажется, что это было зимой и как раз в пургу! - Да, вполне вероятно, - сказал Вадим, обдумав мое предположение. – Лунатики должны чувствовать приближение приступа. – Он еще немного помолчал, а потом сказал то, что я обдумывал с самого начала. - Странно, что для посещения Лида выбрала только два номера. - Ты в этом уверен? – многозначительно спросил я. - То есть? – озадачился он. – Ни к кому, кроме вас с Евгением Петровичем, она по ночам в неглиже не являлась! - Во-первых, все вы приезжаете зимой, а лунатики гуляют по ночам и весной и летом, - сказал я. – Вполне возможно, что она являлась к кому-то помимо нас. Во-вторых, заинтересованное лицо может скрыть, что Лида к нему приходила. А в-третьих… - я обвел взглядом сидящих вокруг стола и выдержал паузу. – В-третьих, все вы забыли про подвал. Никому не приходит в голову, зачем ее туда понесло? **************** Грот казался особенно сумрачным из-за далекого светового пятна впереди. Вокруг плескалась беспросветно-темная вода, из которой выступали округлые верхушки подводных камней. Я лежал на половинке развалившегося катера. Только что я допил остатки пресной воды, так что смерть от жажды не за горами. Похоже, я сглупил. Двое моих попутчиков выплыли из грота на широкий морской простор, под солнце, и их подобрала проходившая мимо лодка. Я слышал их голоса, но так и не заставил себя шагнуть в темную воду. Я боюсь акул. Осторожно, чтобы не соскользнуть с сиденья, я повернулся назад. В глубине грота виднелся темный туннель. Чтобы до него добраться, нужно проплыть метров двадцать, лавируя между гладкими сырыми камнями, похожими на высунувшиеся головы гигантских морских котиков. Страшно и противно. Но сидеть на разваливающейся половинке катера еще страшнее. Хочу почувствовать под ногами твердую землю. Я взял ноутбук в левую руку и с отвращением шагнул в воду. Все вокруг заколыхалось. Подняв ноутбук над водой, я поплыл к смутно видневшемуся берегу. Рядом ушла под воду зеленая подушка, которая обычно лежит на диване моей московской гостиной. Почему-то я совершенно не удивился, увидев ее здесь. Доплыв, я выбрался на берег. Сердце сильно колотилось. Взяв ноутбук подмышку, я двинулся по длинному темному проходу. Пол был сырым и влажным, под ногами бежал ручеек. Внезапно из-за угла блеснул свет. Свернув направо, я увидел лампы, висевшие на потолке через равные промежутки. Картинка напоминала компьютерную стрелялку, действие которой происходит в затопленных шахтах и подземельях. Освещенный тоннель расширился. Свод нависал над головой, воды под ногами становилось все меньше, стены все суше. Наконец я услышал голоса и вышел в огромную пещеру, заставленную какими-то приборами, за которыми работали люди в серых комбинезонах. Я обрадовался, тому, что здесь есть люди. Значит, меня доставят домой вместе с ними. Никто не обратил на меня внимания. Чтобы не мешать, я обошел пещеру и наткнулся на белый рояль, странно смотревшийся на фоне темной неровной стены. Положив ноутбук на крышку, я дотронулся до клавиш. Послышался ясный тягучий звук. - Он расстроен, - сказала мне женщина в белой кофточке с короткими рукавами, появившаяся ниоткуда. – На нем никто не играет. - А, по-моему, звучит отлично, - возразил я и тут же испуганно подумал: «Что ты несешь? Ты же умеешь играть!» Вокруг образовалась небольшая толпа, состоявшая исключительно из женщин. Не дожидаясь приглашения, я уселся за рояль, откинул крышку и ударил руками по клавишам. Уши горели от стыда. Если не получится даже «собачий вальс», свалю все на акустику. Она тут странная – почему-то звук становится резким и разносится очень далеко. К моему удивлению, руки заходили по клавиатуре сами. Еще больше удивившись, я неожиданно запел: - Это бывает зимою и в мае, самой нежданно порой. Утром проснешься, - глядишь и не знаешь, что же случилось с тобой! Голос, который я слышал, принадлежал не мне. Это был чистый, хорошо поставленный голос профессионального певца. Снова шутки акустики, подумал я, продолжая петь. Мне нравилась сила и чистота звука. Когда я закончил, женщины захлопали в ладоши. Я подумал, что теперь могу обратиться к ним с вопросом, как и когда мы отсюда выберемся. - Раньше ходила электричка, а теперь не знаю, - сказала одна. – Почему вы не выбрались в море? Там проплывают лодки! - Им было в другую сторону, - объяснил я. – Мужики уехали, а я остался. - А-а-а, - с пониманием откликнулась другая женщина. У нее было такое же круглое лицо, как у предыдущей и такие же темные кучеряшки, закрученные на голове. – Ну, тогда вам придется долго ждать. Может, про нас вспомнят. - Нельзя разведать, что там, дальше? – спросил я. – Может, есть ход? Дойдем пешком. - Пешком нельзя, - сказала первая женщина. – Там пробивают скалу, мы утонем. - Кто-нибудь знает, что мы здесь? – спросил я. – Вдруг придет электричка, и все уедут без нас? Все согласились, что нужно предупредить остальных, и мы толпой направились к светящимся аппаратам в глубине пещеры. Стук становился громче. Кто-то долбил железом по железу, и от этого грохота закладывало уши. - Хватит! - рявкнул я…и проснулся. В комнате было светло. Разыгравшееся солнце било в окошко с молодой весенней силой. Я снял с тумбочки часы. Половина двенадцатого. Надо же. В дверь постучали снова – громко и настойчиво. - Роман, у вас все в прядке? – спросила Власта. Накинув халат, я зигзагами направился к двери. Приоткрыл и застыл, жмурясь на свет. Власта встревожено смотрела на меня из коридора. - Извините, что разбудила. Я не хотела вас пугать. Кроме Гали и Алины никто до сих пор не спустился к завтраку. Они подняли тревогу. Да и я немного испугалась. - Это вы меня извините, - сказал я. – Остальные дрыхнут. Хорошо, если к обеду восстанут. - Вы как-то странно выражаетесь, - сказала она. - Не обращайте внимания. Я сейчас спущусь. - Завтрак холодный, - предупредила она. - Ничего, обойдусь. - Когда позавтракаете, зайдите ко мне в контору, - попросила она. Я кивнул и закрыл дверь. Зевая во весь рот, подошел к окну и потянулся. За ночь метель утихла. Озеро и берег слились воедино, засыпанные пушистым сахарным снегом. Под нежной шапкой смутно темнела лунка проруби, и виднелись выступающие верхушки валунов, с которых ветер успел смести снежную пыль. Мелькнула мысль, не выскочить ли на улицу в плавках, не обтереться ли нетронутым белейшим снегом. Я представил, как ледяные песчинки впиваются в теплую кожу и поежился. Не-е-ет, уж лучше приму контрастный душ. Не в армии, чай. Горячие струйки обрушились на мою макушку, и я проснулся окончательно. Значит, так: разошлись мы уже под утро, часа в четыре, предварительно выработав рабочее коммюнике. Старушкам решили ничего не сообщать во избежание разговоров и паники, но над обеими незаметно бдить. Пункт второй: после завтрака поговорить с Властой о некоторых странностях поведения рабочего персонала. Под странностями решили понимать не только хождение во сне, но и синяки, которыми было покрыто тело девушки. Пункт третий: по ночам дверь никому не открывать. В случае экстренной надобности сначала созвониться, а потом стучаться. Созваниваться было легко: внутренний телефонный номер совпадал с номером комнаты и состоял всего из двух цифр. Пункт четвертый: Лиде о происшедшем ничего не рассказывать, вести себя, как обычно. Но в случае изменения погоды держать ухо востро « и по ночам в подвалах не шастать», - как грозно выразился Игорь, глядя на притихшего Эжена. Пункт пятый, на котором настоял я. Выяснить, кто жил в моем номере, и попытаться связаться с этими людьми по телефону. Все дружно запротестовали. В общем, я и сам понимал, что это глупости, просто не мог забыть выражение ярости, исковеркавшее милое симпатичное лицо спящей горничной. Пункт шестой: попытаться разобраться, что притягательного могло быть в подвале. В этом месте Вадим с Ликой одновременно переглянулись и пожали плечами. На мой вопрос, Вадим ответил: «Подвал, как подвал, никаких потайных ходов, мы с Ликой вместе проектировали». Лика, как обычно, кивнула, соглашаясь с мужем. Может и так, но в лунатическом сне человек туда без цели не забредет, да еще с лыжной палкой в руках. Вопрос о парламентере решили быстро: «Кто, если не ты?» - удивленно сказал Вадим, а Лика с Лерой одновременно таинственно заулыбались. Я удивился. Мне казалось, что от собравшихся я отличаюсь только тем, что приехал сюда в первый раз, а они – в третий. Да и знакомы они с Властой значительно лучше, чем я. «Ладно-ладно, не скромничай, - сказал Игорь. – За три года не было случая, чтобы Хозяйка с постояльцем в гостиной вискарь распивала! Да еще ворковала над ним, как над подбитым голубем!» Я снова удивился, каким образом сей факт всплыл на поверхность, на что мне было замечено, что в этом доме и у стен есть глаза и уши. После контрастного душа сонливость исчезла. Я хорошенько растерся полотенцем, оделся и спустился в холл. В открытой входной двери виднелась угловатая фигура Костика с лопатой в руках. Он расчищал площадку и ступени. Я подошел ближе и поздоровался. Он ответил, не оборачиваясь. - Как себя чувствует Лида? – спросил я, выждав пару секунд – не заговорит ли он об этом сам. Не заговорил. Ответил так же, не оборачиваясь. - Она заболела. Власта велела отлежаться. - И правильно, - сказал я. – Здоровье - прежде всего. Как-нибудь сами на стол накроем. Он повернулся и одарил меня хмурым взглядом. - Зачем же «сами»? Власта накрыла. Вы платите за комфорт. Отвечать я не стал. Пошел в столовую, поднял крышки с остывших блюд, налил в кружку остывший кофе. Слепил себе пару бутербродов из ветчины и сыра и принялся жевать. Аппетита не было. Во рту осталась противная сухость после четырех бокалов вина, выпитых ночью. Как-то не клеится у меня с отдыхом. Все есть; и впечатления, и приключения, и разговоры, а вот выспаться не удается второй день подряд. С другой стороны, выспаться я могу и дома, а приключений дома не дождешься. Под приключением я понимаю внезапно заглохший мотор автомобиля, пропавшую из бардачка пару новых кожаных перчаток, безнадежно испачканные брюки, которые окатил грязной водой проезжающий мимо лихач… В общем, обычные городские неприятности. То ли дело здесь. Тут чудеса, тут леший бродит, русалка на ветвях сидит. Тут на невиданных дорожках следы невиданных зверей… - Доброе утро, - сказал знакомый голос. Я торопливо вскочил, дожевывая ветчину. Лера стояла в дверях – подтянутая, свежая, аккуратно причесанная, в джинсах и свитере с высоким горлом. Я проглотил остатки бутерброда и отодвинул соседний стул. - Доброе. Как спалось? Лера присела на краешек и повела плечами. - Сама не пойму. Вроде, спала достаточно, а все равно какая-то помятая. - Только не снаружи, - сказал я. – Выглядишь просто отлично. Забыл добавить, что ночью мы все перешли на «ты». - Странно все это, - тихо сказала она. – Нереально. Будто кошмарный сон. Ты виделся с Властой? - Да. Договорились встретиться после завтрака. - Желаю удачи. - Спасибо. – Я встал и спросил: - Что будешь есть? Каша, сосиски, яичница с помидорами. Все холодное. - Блеск, - сказала она. – Что-то это меню меня не вдохновляет. - Тогда бутерброды. - Годится, - согласилась Лера. – И кофе налей, пахнет аппетитно. Минут пятнадцать мы тихо переговаривались, вспоминая вчерашнее. Разыгравшийся аппетит заставил меня умять пару сосисок, а за ними – холодную яичницу. На вкус – вполне съедобно. - Я тут и вправду растолстею, - сказал я. - Ничего, пройдешься на лыжах, все как рукой снимет, - пообещала Лера. - Успокоила. Кстати, чем ты собираешься заниматься? Озеро занесло снегом, кататься опасно. Можно провалиться в прорубь. - Костик все расчистит, - сказала она. – У Власты есть маленький снегоуборочный трактор – ты не видел? - Нет, - сказал я. - В сарае стоит. Очень удобный. Обычно Костик на нем дорогу в горах расчищает. Ему завтра новых гостей везти. Я вспомнил обрывы и ущелья, покрытые белой пеленой, и спросил: - Слушай, как они не боятся сюда ехать? Если бы я знал, какая тут дорога – честное слово, ни за что бы не поехал! - Они тоже не знают, - сказала Лера. – Олег и Ольга приезжают в первый раз. - Не боитесь, что мир лишится яркого таланта? - Не боимся. Костик – отличный водитель, и машина вполне надежная. Как раз для таких дорог. Доедут. - Лучше бы долетели, - сказал я, вспомнив вертолет. Мы поговорили еще немного и распрощались. На лестнице я заметил высокую фигуру Игоря. Мы обменялись приветствиями. Хрустальный голосок из коридора окликнул: «Гарик! Не спеши! Мы уже идем!» - Я жду, мама, - терпеливо ответил Игорь, как обычно поражая меня безошибочным нюхом. Оказывается, он маму выделяет не только визуально, но и на слух. Снаружи раздалось негромкое тарахтение. Я распахнул дверь. Красный трактор с большим плоским щитом впереди сгребал снег и ровнял площадку перед отелем. Минуту я любовался нарядной машинкой на высоких колесах, потом ледяной воздух пробрался сквозь джемпер и неприятно охолодил кожу. Я закрыл дверь, повернулся, и буквально столкнулся взглядом с пастушкой в розовом свитере, спускавшейся по лестнице. Судя по цвету, это была Галина. Игорь шел следом за ней, шествие замыкала пастушка в голубом джемпере. Я поздоровался первым. Мне ответили холодным кивком и надменным взглядом. Очевидно, сестры решили, что ребенок отбился от рук не случайно, и все последние события как-то связаны с моим появлением. Проходя мимо, Игорь мне подмигнул, как последний шалопай, и я с трудом сохранил постную мину перед лицом надвигающейся маменьки. Власты в конторе не было. Я прошелся по коридору, нерешительно подергал ручки запертых комнат. Интересно, где ее искать? Может, на кухне? Интуиция не обманула. Подходя, я услышал за дверями приглушенные голоса и всхлипывания. Подслушивать некрасиво, но я не удержался: припал ухом к деревянной створке и напрягся. Говорили очень тихо. Власта что-то втолковывала, Симочка отвечала плачем. Снова какая-то трагедия. Не отель, а заколдованный замок с ловушками на каждом ходу. Не разобрав ни слова, я открыл дверь и одним взглядом охватил картину: Симочка быстро повернулась к плите и принялась помешивать гигантским половником суп. Судя по запаху – куриная лапша. Обожаю. Власта загородила повара своей спиной и повернулась ко мне. - Да? - Я позавтракал, - отчитался я. – Спасибо, было очень вкусно. Симочка, извините, что мы снова проспали. Она кивнула и вдруг, не удержавшись, громко всхлипнула. Власта сжала ее плечо. Не оборачиваясь, Симочка похлопала ее по руке, – все нормально. - Вы просили меня зайти, - напомнил я неловко. - Ах, да, - сказала Власта и пошла к двери. Я посторонился и пропустил ее в коридор. - Она так сильно переживает, что мы не завтракали? – спросил я, когда мы отошли от двери на несколько шагов. - Нет, - ответила Власта. – Она переживает совсем по другому поводу. И так сухо она это сказала, что больше вопросов я не задавал. Она привела меня в контору и усадила в знакомое кресло. Села напротив и с силой растерла лицо ладонями. Мне показалось, что она сильно расстроена. - Сильно перепугались? – спросила вдруг Власта безо всякой преамбулы. Я не стал делать вид, что не понял. - Сильно. - Рассказывайте, - велела она. И я рассказал. Она слушала внимательно, не отрывая взгляда от пуговицы на воротничке моей рубашки. В самых патетических местах – например, когда я рассказывал, как Лида колотила лыжной палкой по моей кровати, - она зябко куталась в свободную кофту с длинными рукавами, накинутую поверх облегающей майки. Видимо, брюки были ее обычной рабочей униформой. - Значит, вы решили, что Лида кого-то убила, - сказал Власта, когда я закончил рассказ о нашем ночном собрании. - Не знаю, - сказал я уклончиво. – В любом случае, кроме меня никто в это не верит. - А вы верите? - Вы видели ее лицо во время приступа? – в свою очередь спросил я. - Представьте, да. - Ну, и как? Власта снова зябко завернулась в кофту. - Да, впечатление не из приятных, - призналась она. – Только неясно, где покойник. У нас тут никто не умирал и не исчезал. - Вы позволите мне в этом убедиться? Она молча выложила на стол тяжелый гроссбух, отряхнула пальцы от пыли и раскрыла тяжеленную книгу на первой странице. - Вот. Столбец слева – номер комнаты. Рядом фамилия и имя гостя, а также его контактный телефон. Выписывайте и звоните. - Я оплачу звонки, - сказал я неловко. - Не нужно. Мне жаль, что вам пришлось такое пережить. Поверьте, Лида совершенно безобидная девочка. - Когда просыпается – да. А вот, когда спит… Я не договорил. Мы немного помолчали. - Давно у нее это началось? – спросил я. - Четыре года назад, - ответила Власта. – После гибели Андрея. Мы подумали, что на нее это сильно подействовало. Врачи обещали, что потрясение пройдет через год-другой. Действительно, год прошел спокойно, а потом… - Власта вздохнула. – Видимо, придется снова отправлять ее в больницу. - У нее на шее и на руках здоровенные синяки, - сказал я. – Ее кто-то душит. Вы не спрашивали, кто? - Спрашивала, - ответила Власта устало. – Она сама себя душит, чтобы не заснуть. И по рукам бьет. Врачи говорят, что таким образом Лида наказывает себя, когда чувствует приближение приступа. Она ужасно боится причинить кому-нибудь вред. Костик ее стережет, но у него работа тяжелая, он выматывается. Когда Лида начинает себя колотить, он понимает, что скоро начнется приступ и дает ей снотворное. Вчера тоже дал, но, видите, не помогло. Мать увезет ее в город, как только я найду замену. – Власта вздохнула и стукнула стиснутыми кулачками по деревянным подлокотникам. – Черт побери, теряю сразу двух отличных работников! - То есть? – не понял я. - Симочка, - объяснила Власта. – Лида ее дочь. Моя двоюродная племянница. «Думаете, это родственное предприятие? – снова всплыл в памяти голос старикашки-Эжена. – Круговая порука! Бандитский семейный притон!» Я сморщился и отогнал занудливый голос. - Что думают остальные? – прямо спросила Власта. – Тоже собираются уезжать? - Нет-нет! – быстро ответил я. – Ничего такого! Мы решили не открывать по ночам двери. Или открывать после телефонного звонка. - А Галя с Алей? - Они вообще ничего не знают. Мы подумали, что так будет спокойнее. Власта откинулась на спинку кресла и запрокинула голову. Ее взгляд уперся в потолок. - Устала, - сказала она, ни к кому не обращаясь. – Сколько же сил я в этот отель вбухала, сколько денег. Вспомнить страшно. Неужели все пойдет прахом? - Глупости! - сказал я решительно. – Здесь отличное место. Никому даже в голову не придет уехать из-за такого пустяка. Увезите девочку в город и подлечите. А дальше видно будет. – Власта оторвала голову от спинки и посмотрела на меня. Ее губы тронула слабая улыбка. – Правда-правда! – сказал я. – Нам всем здесь очень нравится! Никто и не думал дезертировать! Минуту она смотрела на меня, тепло мерцая кошачьими серо-голубыми глазами. Потом сказала: - Спасибо, успокоили. Один-один. - Да ладно, - сконфуженно сказал я. Власта встала с кресла, развернула ко мне гроссбух и подвинула телефонный аппарат. - Начинайте. Обзвоните всех, кто жил в вашем номере. Только не пугайте людей. Передайте привет от меня, или что-нибудь в этом роде… Я с сомнением посмотрел на телефон. Сейчас, в солнечном свете мои ночные страхи выглядели почти паранойей. - Может, не стоит? Уверен, что все ваши гости живы и здоровы. - НЕчего, нЕчего! – сказала Власта уверенно. - Работайте! А то я сама начну в этом сомневаться, - добавила она очень тихо, но я услышал. ********* Следующие два часа я провел, приклеившись к креслу. Для начала, я выписал имена и телефоны всех постояльцев, живших в моем номере, (их оказалось двадцать семь человек), после чего поговорил с каждым, хотя это было не просто. Кто-то дал рабочий номер, и мне пришлось перезванивать несколько раз, дожидаясь, когда человек вернется после обеда. Кто-то «только что вышел», кого-то «только что отозвали». Пару раз меня раздраженно спросили «что передать». Не вступая в объяснения и не обижаясь на раздраженный тон, я перезванивал снова, пока нужный человек не подходил к телефону. Все оказались в наличии – все двадцать семь. Все были живы и здоровы. Кто-то в приподнятом настроении, кто-то в угнетенном, но все бывшие постояльцы пребывали в целости и сохранности. Иногда в комнату заглядывала Власта и кивком спрашивала: как дела? Все отлично, - отвечал я, делая успокоительный жест ладонью. Когда через два часа она вернулась, я подвинул ей несколько исписанных листов бумаги. - Что это? - спросила она удивленно. - Телефонный маркетинг, - ответил я и закинул ладони за шею. Похрустел позвонками. – Извините, ничего лучшего в голову не пришло. Сказал, что я - новый менеджер отеля и собираю предложения по улучшению сервиса. По-моему, никто не усомнился. Просмотрите полеты фантазии, может, что-нибудь сгодится. Власта быстро перебрала листы. - Лодочный причал…угу, я и сама думал купить пару лодок…так, детская площадка… акваланги, барбекю, лошади, дельтоплан…только этого мне не хватало… - Она положила листы на стол и протянула мне руку. – Слушай, а ты дельный парень! Не хочешь у меня поработать? Менеджером по улучшению сервиса? - Мы перешли на «ты»? - уточнил я. - Ой! – Она тряхнула головой и смутилась, как девчонка. – Прошу прощения, я нечаянно! Просто забылась! - Мне нравится, - сказала я честно. – Мы с ребятами вчера тоже перестали «выкать». Так что если ты не против… - Я подумаю, - сказала она уклончиво. - Профессиональная дистанция. - Что-то вроде того. - Я понимаю. - Про менеджера я тоже пошутила. - Ну, вот, а я уже обрадовался. - Не такая у меня зарплата, чтобы гонорарами бросаться. - Не такие у меня гонорары, чтобы я за них цеплялся. - А я думала, что писатели хорошо зарабатывают. - Только первый эшелон. Второй подбирает крошки со стола. Мы неловко замолчали. - Как я понимаю, в наличии полный комплект? – спросила Власта. - Именно так. Все живы, здоровы и полны оптимизма. Она с облегчением перевела дух. - Значит, история закрыта. - Ну, нет! - сказал я. Власта резко согнала с лица улыбку и одарила меня взглядом снежной королевы. – Разве тебе…вам не хочется узнать, что произошло с племянницей? Почему она заболела? - Я же сказала – смерть Андрея была для нее сильным стрессом, - в ее голосе звучали холодные свинцовые нотки. Мне показалось, что она снова напряглась. – Никаких других причин я не вижу. - Лида хорошо знала вашего мужа? - Они вместе ходили в горы, - ответила Власта холодно. – Не очень часто. Лида училась в девятом классе, когда Андрею пришла в голову дурацкая идея организовать в школе альпинистский кружок. - Почему же дурацкая? - Потому что нормальные родители своих детей лазать по скалам не отпустят! - отрезала она. – Кроме того, хорошее снаряжение стоит кучу денег. Не всем оно по карману. - Значит, Лида была единственной школьницей, которая увлеклась альпинизмом? - Нет, - неохотно ответила Власта. – Сначала собралось человек десять, но почти все в процессе отсеялись. Не только из-за денег. Современные детишки напрягаться не любят. Им удобства подавай. - Ну, хорошо, а что она обещала никому не расска… - Извините, мне пора накрывать стол к обеду, - оборвала меня Власта. – Утром все остались без горячего. Если позволите… «Вы» звучало решительно, без права на амнистию. Я понял намек и вышел из комнаты. Прежде чем закрыть дверь, я оглянулся. Власта стояла, опустив голову, и перебирала тщательно исписанные мною листы. Мне показалось, что она не хочет смотреть мне в глаза. В застывших плечах и опущенной шее чувствовалось скрытое напряжение. В столовой было многолюдно. Восставшие после сбитого ночного сна сидели за столом – так сказать, лунатики в полном составе. Все выглядели немного утомленными и помятыми – даже маменька и тетушка, не принимавшие участия в бдениях. Эжен, бледный до зелени, безропотно глотал таблетки, которые подсовывала ему богиня. Было видно, что ему действительно не по себе. Заметив меня, он вяло махнул ладонью и снова уткнулся в чашку с холодным чаем. Вошла Власта с большой дымящейся супницей в руках. Из-под крышки шел упоительный дух крепкого куриного бульона. - Прошу прощения, но пару дней вам придется обойтись без привычного комфорта, - сказала она, ставя супницу в центр стола. – Лида заболела. - Что с ней? – встревожилась тетушка, отрываясь от Эжена, которому поправляла воротник рубашки. - Простуда, - коротко ответила Власта. - Надеюсь, ничего серьезного? – подала голос маменька. - Пустяки. Отлежится пару дней – и все. За ужином вам придется обслуживать себя самим. - Мы справимся, - милостиво пообещала тетушка. – Передайте Лидочке, чтобы скорее выздоравливала. - Передам, - сказала Власта и больше в разговоры не вступала. Хотя я недавно позавтракал, запах домашней лапши пробудил зверский аппетит. Я уселся рядом с Ликой и деловито потер руки. - Приступаем ко второй части мерлезонского балета! - Как ты? – спросила она шепотом. – Выспался? - Нет. А вы? Она переглянулась с мужем. - Не особенно. Вадик после обеда опять спать пойдет. - А ты? - Я книжку дочитаю. Я уже на двести семидесятой странице. Все стремительно несется к развязке. Почему хорошее так быстро кончается? - Не задавай такие вопросы, а то я возгоржусь. Вошла Власта, внесла хлебницу и соленья. Бросив на нее быстрый взгляд, Лика шепотом спросила: - Есть какие-нибудь новости? - И даже очень хорошие, - ответил я, безошибочно поняв, что она имеет в виду. – Обзвонил всех постояльцев. Все живы и здоровы. Вадим наклонился в нашу сторону и вопросительно задрал бровь. Лика шепотом пересказала ему мои слова. - Я же говорил, - сказал он. – Не было тут никаких убийств. И несчастных случаев не было. - А Андрей? Вадим нахмурился. - Это совсем другое. Он сорвался в пропасть. Никто его лыжной палкой не бил. Просто не проверил снаряжение. - «Просто!» - сказал я с ударением. - Да, простая глупая небрежность, - подтвердил Вадим с каким-то ожесточением. – До сих пор поверить не могу: как он мог об этом забыть? Вообще-то, в съемочной группе снаряжением занимался альпинист со стажем, но Андрей такие вещи обычно никому не доверял. Я покосился на Леру. Она, опустив глаза, медленно подносила ко рту ложку с янтарным бульоном. По-моему, она нас не слышала. По ее лицу трудно было догадаться, о чем она думает. - Бывают такие дни, - сказала Лика. – Черные дни, если ты меня понимаешь. Когда обязательно должно случиться что-нибудь страшное. Чаще всего, они начинаются с мелочи. Видимо, тогда был именно такой день. - Держи, - сказал Вадим и передал мне глубокую тарелку, полную до краев. Я задумчиво перемешал ложкой прозрачный бульон с домашней лапшой и плавающими коралловыми кусочками моркови. Да, такие дни бывают. Это я знаю точно не только, как автор двадцати детективов, но и как человек – Роман Погодин. Черные дни вначале кажутся самыми обычными. Что-то внезапно не ладится с самого утра: заедает мотор, пропадают ключи, вылетает стекло из картины над диваном… В общем, некая сила упорно предупреждает: не выходи на улицу! Закрой двери, захлопни окна, включи телевизор и сделай звук погромче, даже если ты не смотришь и не слушаешь! Закутайся в плед, забейся в угол дивана и не шевелись, не привлекай к себе внимания! Тогда, возможно, грозовое облако пройдет стороной, а молния ударит мимо. - С какой мелочи начался тот день? – спросил я. - Что? – Лика опустила полную ложку и с недоумением взглянула на меня. - Ты сказала, что такие дни начинаются с мелочи. В день смерти Андрея что-то произошло? Она снова переглянулась с мужем. Потом оба, не сговариваясь, взглянули на Леру. Она упорно не поднимала глаз от тарелки. - После поговорим, - сказал Вадим. Я молча подхватил ложку и набросился на суп. Обед прошел в вялом молчании. Обычная расплата за ночное приключение. Приподнятая бодрость растворяется в раздражающе ослепительных солнечных лучах, и все, что ночью казалось таинственным и жутким, оборачивается своей противоположностью. Ну, ходит девушка во сне – что такого? Лунатизмом болеет больше двух процентов жителей планеты, не так уж мало, если говорить начистоту. Ну, колотила палкой по кровати, - подумаешь! Может, привиделось во сне что-то нехорошее. А к Эжену явилась, начитавшись дамских романов. Все можно объяснить самым прозаическим образом. Днем. При свете солнца. Но не ночью. Доев суп, Вадим отказался от второго, извинился и вышел из-за стола. Лера объяснила, что от недосыпания у него начинаются головные боли. Старикашка-Эжен сказал, что у него тоже головные боли от недосыпания. При этом Игорь низко опустил голову, тетушка с беспокойством взглянула на сестру, а та вздернула голову и улыбнулась горько-презрительной улыбкой. Лера исчезла так же незаметно, как обычно. Остатки супа остывали в ее тарелке. Отяжелев после завтрака, совмещенного с обедом, я поднялся к себе в номер. Неубранная кровать развратно распахнула объятия, маня к себе как опытная куртизанка. Хотелось свалиться на удобный матрас, накрыться легким теплым одеялом, сунуть под голову подушку и отключиться, хотя бы на час. Но тогда можно сказать «гудбай» ночному сну. Отвергнув ласки комфорта, я с кряхтением облачился в лыжный костюм, зашнуровал лыжные ботинки, нацепил на голову лыжную шапку и отправился вниз. Чехол с лыжами остался в углу прихожей. Спустившись с крыльца, я зачерпнул обеими ладонями пригоршню нетронутого снега на подоконнике и хорошенько растер лицо, чтобы нейтрализовать остаточное действие ночного кутежа и плотного обеда. По лицу побежали мокрые дорожки. Я вытер щеки рукавом. Солнце вышло из-за хребта на востоке, и длинная синяя тень отеля протянулась через долину. - Эй, берегись! Я поднял голову и едва успел увернуться от летящих сверху комьев снега. Сначала я не понял, в чем дело и рассердился, а потом сообразил: Костики чистит крышу. Его громадная черная фигура с лопатой в руках отчетливо рисовалась на ослепительно синем фоне. - Не стойте там! – крикнул он. - Почему? - Я сосульки сбиваю! Я прищурился. Свет и тени в горах играют со зрением злые шутки, и поначалу я не заметил толстые гофрированные сосульки, свисающие с крыши. - Я хочу прокатиться на снегоходе! – крикнул я. Фигура на крыше пожала плечами. - Ради бога! Ключи висят на стене гаража! Справа от входа! Я кивнул и, похрустывая ботинками по снегу, направился к длинному одноэтажному строению. Тут же вспомнил, что хотел спросить, и остановился: - Здесь поблизости кто-нибудь живет? Костик опустил лопату и оперся на черенок. Я не видел его лица: только черное пятно поверх короткого мехового тулупа. - Там, - рука вскинулась и указала направо, - дорога в город, по которой я вас привез! Ехать на снегоходе не советую! Там, – рука указала налево, - небольшая деревня. Домов шестнадцать. Если хотите, можете прокатиться. Скажете, что вы из отеля. Они вам обрадуются. - С какой стати? – спросил я. - Мы у них продукты покупаем! Я закрыл глаза очками и отправился в гараж. Выбрал снегоход, на котором в первый день катал маменьку Игоря. Ключи висели там, где было сказано: на специальной деревянной вешалке справа от дверей. Я вывел машину наружу, сел в седло и на малой скорости направился в сторону гор. Несмотря на утрамбованный трактором снег, снегоход слегка вибрировал на ходу. Ощущение вибрации неприятно отзывалось в переполненном желудке, солнце сквозь очки покалывало уставшие глаза. Похоже, рабочий день накрылся. Не могу работать, когда что-то мешает: физический дискомфорт, или отсутствие сигарет. Ну, ничего. Сегодня я уж точно хорошенько высплюсь, а завтра наверстаю количество страниц. Постепенно тело притерпелось к легкой тряске, желудок перестал недовольно бурчать. Передо мной сверкал мириадами снежных песчинок ледяной простор, и возвышались угрюмые скалы, сменившие лиловый окрас на черно-серо-белый. Доехав до гор почти вплотную, я свернул влево и отправился на поиск деревушки, жители которой мне страшно обрадуются. Деревушка- это хорошо. Деревушка – это коровки, свежее молочко из погреба, домашний творог, сметанка… - Остановись! – громко сказал я вслух. – Еще немного, и ты превратишься в кадавра! Чтобы отогнать мысли о еде, вьющиеся в голове, как назойливые мухи, я принялся размышлять, кто-кто в деревеньке живет. Скорее всего, мелкие фермеры, торгующие в городе своим товаром. Молодежи здесь делать нечего: ни работы, ни развлечений. Наверняка средний возраст жителей от пятидесяти и выше. В городе бывают редко и только по необходимости. Живут натуральным хозяйством, а чтобы добыть немного наличных – везут на продажу птицу, молоко и мясо. Хорошо, что отель под боком: летом народу много, можно неплохо заработать на домашних продуктах. Я обернулся и не увидел знакомой двухэтажной коробки с островерхой башенкой. Кольнула тревога, - как бы не заблудиться, но я тут же обругал себя за мнительность. Колея снегохода отчетливо пролегала в нетронутом снегу, горы обозначали дорогу с суровой каменной непреклонностью. Наверное, я проехал километра три, когда мне на глаза начали попадаться ветхие деревянные строения, говорящие о близости жилья. В подобных сарайчиках летом живут пастухи. Весной здесь должно быть красиво – альпийские луга, разноцветные пахучие цветы и травы, бескрайняя даль, нетронутая цивилизацией… Зато зимой – смертная тоска. Кроме хозяйства занятий никаких, интернета нет, неизвестно, есть ли телевизор. Хотя отсутствие телевизора в наше время, скорее благо, чем неудобство. Вскоре вдали показался дымок, а чуть позже - крыши, черепичные и деревянные. Подъехав ближе, я остановился и оглядел деревеньку со стороны. Она и вправду была небольшой, как сказал Костик. Несколько домов из красного и белого кирпича на фоне деревянных избушек выглядели вальяжно: было видно, что построены они недавно. Крепкие изгороди, каменные гаражи и сараи, расчищенные от снега дворы. Заметно, что хозяева работают, не покладая рук, чтобы содержать свое жилище в порядке. Каминные трубы выдыхали столбики дыма, на окнах и крышах я заметил новенькие спутниковые тарелки. Несколько детей лет десяти-двенадцати, с визгом носившиеся на санках по узкой дороге перед домами, завидев меня, остановились и начали шептаться. Потом всей стайкой приблизились ко мне. Я натянул шапку на лоб и нерешительно улыбнулся. - Дяденька, а вы откудова? – спросила меня девчонка лет восьми в шапке с большим помпоном. На месте переднего зуба зияла дырка, из-за чего ее улыбка выглядела смешной и трогательной. - Нужно говорить, «откуда», - поправил я, незаметно впадая в менторский тон. – Я отдыхаю в отеле «Кошачий глаз». Знаешь, где он находится? - Я знаю, - сказал мальчишка лет двенадцати. – Папа говорит, там буржуи с жиру бесятся. Я не нашелся, что ему ответить. На фоне старых покосившихся домов мой яркий лыжный костюм выглядел неуместно пижонским. - Мой папа говорит, чем больше буржуев, тем лучше, - вклинился в диспут мальчик лет десяти. – Мы им творог и сметану продаем, а денежки в банк откладываем. А когда накопим денежек, купим специальный аппарат и будем сыр делать. Мы с папой в журнале картинку видели. Он небольшой, его можно в сарае поставить. И стоит недорого, всего четыре тысячи евро. - А мой папа говорит, что твой папа зажрался, - высказался предыдущий оратор. – Он у него денежку в долг попросил, а твой папа не дал. - Потому что твой папа все равно ничего не вернет! - отбрил оппонент. – Он в банке денежку взял, а долг не вернул! Мама говорит, что недавно десятый конверт из банка вам отнесла! - Врешь! Папа заболел! - Мой папа говорит, что это птичья болезнь. Перепил, называется. - А твой папа… - Дети, дети! – вклинился я, ошеломленный уровнем диспута. - Хотите, я вас на снегоходе покатаю? Предложение восторга не вызвало. - Не хотим, - ответил десятилетний пацан, подозрительно всматриваясь в меня. – Мне папа не разрешает никуда ездить с незнакомыми дяденьками. Они плохие. - И мне мама не разрешает, - высказалась девочка. – Плохие дяденьки сначала дают детям конфетку, а потом за нее убивают. Я снова не нашелся, что ответить. Говорят, каждое последующее поколение разумом превосходит предыдущее. Может и так, но, честное слово, мне почему-то было жаль этих детей, отличавшихся от нас суровой взрослой рассудительностью. ************** Между тем появление нового человека вызвало в деревне всплеск интереса. В окнах замелькали поднятые занавески, а минуты через три из ворот большого кирпичного дома вышел высокий худой мужчина. Джинсы заправлены в войлочные валенки, поверх вязаного свитера - куртка «дутик» без рукавов. Мужчина направился к нам. Снег похрустывал под его ногами. - Вы к кому? – крикнул он издали. Я дождался его приближения и ответил: - Вообще-то ни к кому. Просто катаюсь. Я из отеля «Кошачий глаз». Мужчина внимательно оглядел мой снегоход. Хмурая складка между его бровями слегка разгладилась. - А-а-а, - сказал он гораздо приветливей. – Знаю, знаю этот мустанг. Хорошая машина, выносливая. Значит, у Власты отдыхаете. - Именно так. - Я ей продукты продаю. Пробовали мою сметанку? - В первый же день, - сказал я, вспомнив сырники. - Ну, и как она вам? - Нет слов, - сказал я искренне. – В городе такой продукт не купишь ни за какие деньги! - Власта ругается, говорит, «дорого!» - Естественно! - сказал я. – Вам хочется продать подороже, а ей купить подешевле. - А вы как считаете? Стоит моя сметанка и мой творог потраченных денег? - Сначала мне казалось, что путевка очень дорогая, - ответил я честно. – Сейчас уже не кажется. По-моему, оптимальное соотношение цены и качества. Я не только про еду. Комфорт, сервис – все на высоте. Так что, о деньгах я не жалею. - Да, у Власты отель не пустует, - подтвердил собеседник. – Людям там нравится. - Мужчина протянул мне руку. – Семен. Я ответил на рукопожатие и в свою очередь представился. Мужчина оглядел детскую стайку, обступившую нас со всех сторон, и шутливо топнул ногой: - А ну, брысь, малышня! Ишь, вылупились! Малолетние зрители с визгом кинулись врассыпную. - Развлечений у нас маловато, - объяснил мужчина извиняющимся тоном. – Да и чужаков почти не бывает. Детям интересно. - Вы их здорово воспитываете, - откликнулся я. – Ни один не согласился на снегоходе покататься. Смотрели, как на врага народа. Я прямо испугался, что предложил. - Что делать? Приходится объяснять! Живем в такое время… Я согласился, что время трудное. Мы обменялись сокрушенными вздохами. Потом собеседник спросил, не замерз ли я, не хочется ли мне чаю. Я сказал, «с большим удовольствием». Замерзнуть в моей лыжной униформе практически невозможно, просто хотелось посмотреть, как живут люди на краю Ойкумены. Семен уселся позади меня, и мы малой скоростью доехали до ворот красного кирпичного дома. Новый знакомый помог мне загнать машину в просторный двор с массой хозяйственных пристроек. В одной – длинной, сложенной из пиленого камня, - хрустели сеном двенадцать коров и восемь телят. Крепко попахивало навозом. Заметив, что я стараюсь дышать ртом, хозяин вывел меня из коровника и подвел к небольшому сарайчику, запертому на засов. Распахнул дверь, - и меня буквально сшибло с ног крепчайшим ароматом перегноя и коровьих лепешек. Я быстро закрыл нижнюю часть лица кожаной перчаткой, прищемив двумя пальцами нос. - Навозик, - объяснил хозяин. – Собираю для огородика. - Это я понял, - ответил я гнусаво. – Судя по всему, огородик не маленький. - Так, полгектара, - скромно подтвердил новый знакомый. – Помидорки, огурчики, картошка, свекла… Думаю весной посадить яблони со сливой. Должны прижиться, они неприхотливые. Он закрыл дверь и заложил ее засовом. Я опустил руку и осторожно вздохнул. Запах навозика накрепко вмерз в холодный воздух. - Что, пахнет? - спросил Семен. - Пахнет, - признался я. - Вам какие помидоры нравятся: с белой ядовитой водой вместо сока, или красные и сладкие, как яблоки? - Смешной вопрос. - А вы подумайте и еще раз понюхайте, - предложил он. Я задумался. Представил обычный магазинный помидор, салат из которого через пять минут превращается в половую тряпку, как на вид, так и на вкус. А потом вспомнил старый полузабытый вкус настоящего деревенского помидора, сочного, сладкого, слегка присыпанного крупной солью, с горбушкой серого хлеба, и застонал. - О-о-о!.... - То-то! – сказал Семен. – Ну, как пахнет? - Потрясающе! - ответил я. – Франция отдыхает! Он засмеялся и повел меня в дом. Мы поднялись на высокое крыльцо, обмели обувь веником, стоявшим возле двери, и вошли в просторный квадратный холл с декоративной аркой. В воздухе витал тонкий запах ванильной выпечки. - Мать! – громко крикнул Семен. – Накрывай на стол, у нас гости! Из-под арки в прихожую выскочила веселая молодая женщина в платье с коротким рукавом и босиком. Спутанные волнистые волосы доходили ей до плеч. Сначала я подумал, что ей не больше тридцати, но потом она засмеялась, и возрастные морщинки вокруг глаз и рта обозначились отчетливо и резко. - Рая! – сказала она, протягивая мне крепкую смуглую руку. Я пожал пальцы с коротко постриженными ногтями без маникюра и представился. - Роман отдыхает у Власты, - объяснил хозяин. – Приехал потолкаться среди простого народа. - Ну, здрасьти, - сказал я. – А сам я, надо понимать, китайский мандарин! Хозяйка расхохоталась снова, продемонстрировав набор тонких мимических лучинок на круглом лице. - Мандарин? Почему, мандарин? - Так называлась китайская знать. - Серьезно? А я думала, мандарин – просто фрукт. Семен слегка шлепнул жену по аппетитной круглой попке. - Займись делом, двоечница! Если устроить тебе ликбез, мы никогда за стол не сядем! - Я тебя когда-нибудь отравлю! – крикнула она, убегая. Семен повернулся ко мне. - Ну, что, осмотрим мои хоромы? Предлагаю экскурсию! «Пещерный человек и его владения»! - С удовольствием, - сказал я. И мы пошли осматривать дом. Владения пещерного человека состояли из пяти комнат, кухни, небольшой сауны, подвала и чердака. Комнаты светлые, просторные, обставленные самой необходимой мебелью. Все очень просто, удобно, основательно и надежно. В зале – большой камин, выложенный из грубого нетесаного камня, широкий угловой диван с встроенным столиком и двумя мягкими пуфами, комплект домашнего кинотеатра и ковер с затейливым орнаментом на светящемся сосновом полу. Потолок перекрыт деревянными балками с встроенной подсветкой. Хозяйская спальня и комната для гостей обставлены обычной стандартной мебелью, обе комнаты очень уютные и теплые. Детская завалена книгами и обучающими компакт-дисками с разговорным английским. Посреди комнаты свисает боксерская груша, справа от двери – перекладины шведской стенки. Кабинет заставлен офисными стеллажами, в которых громоздятся папки со счетами, факсами, стопками свалены журналы и специальные справочники. На столе – современный компьютер с большим плоским монитором, подключенный к факсу. Подвал, превращенный в цокольный этаж, оборудован тренажерами. - Ну, как? – спросил Семен, с гордостью продемонстрировав мне крохотную финскую парную с двумя деревянными лежанками. - И после этого меня называют буржуем! – сказал я. - Да мне такие квадратные метры во сне не снились! Санта-Барбара! Только бассейна не хватает для полного счастья! - Почему не хватает? – удивился Семен. – Есть бассейн! Правда, летний. Сейчас он временно не работает. Он подвел меня к окну и показал зацементированный куб на заднем дворе, заваленный снегом. - Три на три, - сказал Семен. – Сам копал, сам цементировал, сам плитку клал. Летом тут здорово. Жена чайные розы вокруг посадила, пахнет – как в раю. - Мужчины! За стол! – позвал отдаленный женский голос. - Нюхом чует, когда ее поминают, - сказал Семен. Я засмеялся. – Правда-правда! Ничего, что обедать будем на кухне? Мне там больше нравится, чем в зале. - Кухня – мое любимое место. Кстати, кухню пещерного человека я еще не видел. - Ну, так вперед! И мы пошли на кухню. Было заметно, что в эту комнату хозяева вложили всю душу. Просторная – метров в двадцать, - она была разделена на две части: собственно, кухню, и небольшую уютную столовую. Вдоль двух высоких окон – овальный стол, накрытый скатертью. В стене напротив двери весело трещит поленьями небольшой камин. Перед ним на полу разбросаны мягкие искусственные шкуры. Столовая отделена от кухни высокой барной стойкой. За ней – современная кухонная мебель из массива акации. Пол в кухне покрыт оливково-кофейной плиткой, в столовой – выложен гладким ламинатом. - Нет слов! - сказал я, отвечая на молчаливый вопрос в глазах хозяев. – Это самая уютная кухня на свете! - Мы старались, - скромно сказал Семен. А Рая, лучась законной гордостью, усадила нас за стол. Потек неторопливый разговор под соленые домашние огурчики и свиную колбаску с водочкой и домашним хлебом. После третьей стопки незаметно перешли на «ты». Я смотрел на оранжевые язычки пламени, танцующие в камине, и чувствовал легкую белую зависть к этим людям, вкалывающим с утра до ночи, чтобы честно наслаждаться скромным домашним уютом. От водки и тепла меня слегка развезло. Иногда голова проваливалась в белое пуховое облако, а когда я выныривал, - терял нить разговора. - Государство нам не помощник, - говорил Семен, постукивая пальцем по столу. Рая сидела рядом с ним, обняв себя за плечи. – Это мы давно поняли. Поэтому просим: не надо нам помогать, просто не мешайте! Не мешайте, - и все! Мы сами справимся! И себя, и вас накормим! - Сеня, ты не прав, - вяло возражал я. – Государство должно помогать людям, вроде тебя. Иначе, зачем оно к черту нужно? - Да какой прок от его помощи?! – взорвался Семен. Рая погладила его по руке. Он нетерпеливо отстранился. – Подожди! Вот, смотри. Придумали программу: семьдесят тысяч начинающим предпринимателям на открытие своего бизнеса. Хорошо? - Здорово! – откликнулся я. Семен грохнул кулаком по столу. Рая встала и убрала графинчик с водкой. - Здорово? У нас в деревне шесть человек получили эти долбанные молодежные гранты! - Ну, и чем плохо? - Во-первых, половину отдаешь на «откат», а во-вторых, ни один из них никакого собственного дела открывать не собирался! Кто диван купил, кто телевизор, кто в Турцию на море смотался! А теперь умножь эти семьдесят тысяч на пятьсот человек в области! Сколько денег на ветер выкинули, а? Умножил? – Он поджал губы и строго взглянул на меня. – Не-е-ет, Рома, деньги санкюлотам не выдают! Деньгами нужно помогать тем, кто хотя бы год проработал! Что-то построил, что-то купил, что-то вложил в свое дело…кроме души, конечно. Потому что настоящее дело с семидесяти тысяч не начинается. И с семи миллионов – тоже. Дело начинается с медного пятака. Вот когда придумаешь, как его обернуть сто сорок восемь раз, когда наплачешься из-за каждой копейки, когда поймешь, сколько пота в нее вложено – тогда хозяином станешь. И то, не гарантия. Сосед мой, Димка, кредит в банке взял. Как думаешь, что он на него купил в первую очередь? – Семен прищурился. – Диван, спутниковую тарелку и домашний кинотеатр! И еще хорошо, что купил, потому что вторая половина кредита между пальцев разошлась! Деньги, - они такие! Обладают, понимаешь, сверхтекучестью, как гелий! А теперь скажи: будет такой человек в земле от зари до заката копаться? Я поджал губы, тщательно обдумывая ответ, и твердо сказал: - Не будет. - Вот и я говорю: деньги – на ветер! Попробуй, объясни это чиновнику, который свой процент с каждого кредита имеет! Ему – плевать! Поэтому никак из болота выбраться не можем, по самую холку увязли! - Сеня! – сказала Рая, не повышая голоса. Семен быстро взглянул на нее и шмыгнул носом. - Душа болит, - сказал он тоном ниже. - А сам ты с чего начинал? – спросил я. - С ветоши да тряпки, лучинки да облатки. Я, Рома, по образованию радиотехник. Работал на заводе, который выпускал цветомузыку. Помнишь, такие здоровенные колонки с бегающими огоньками? - Помню, конечно. - Ну, вот. Когда нам в девяносто первом начали зарплату этими колонками выдавать, понял: все. Пора валить. Иначе – голодуха. А куда валить? Некуда! Предприятия одно за другим лопаются, как мыльные пузыри! Взял у отца взаймы пять тысяч рублей – все, что на книжке было, - и купил немецкий станок. Жалюзи на нем делал. Не поверишь, дома их собирал, чуть ли не на коленках. Ничего, пошло. Сдавал в магазинчик, они продавали. Цена, правда, у нас была дикая: сорок долларов за квадратный метр. - А почему так дорого? – строго спросил я. Минуту он смотрел на меня, не моргая, а потом рассердился. - Фиг его знает! Тогда все было такое! Вернул долг отцу в твердой валюте, сделал ремонт, прикупил иномарку – правда, подержанную. Одним словом – сам черт мне не брат! А через год меня хлопнула налоговая. Налоги-то я не платил. – Я с укоризной цокнул языком. – Тогда никто не платил, - сказал Семен. – Тогда вообще никто не знал, что это такое. Короче, отобрали все: и машинку, и деньги в банке… Только станок успел спрятать. На нем второй раз и поднялся. Ну и, пошло-поехало. Через три года у меня была своя фирма с тремя магазинами и хорошей производственной линией. Потом подумал: конкуренция будет жесткой. Импортные жалюзи на порядок дешевле – у капиталистов производительность труда выше в четыре раза. Продал фирму и переехал к отцу, в деревню. Арендовал полгектара земли, посадил помидоры с огурцами. Построил птичник, а через год - коровник. Клянусь, он был лучше нашего дома, хоть сам жить перебирайся! Сначала работали сами – я и жена, а сейчас у меня четверо наемных работников. Летом хочу поставить маленькую сыроварню: в городе большой спрос на нормальный сыр. Я тут в журнале вычитал: немецкий аппарат за четыре тысячи евро производит двенадцать видов сыров. Процесс полностью автоматизирован: заложил продукт, задал программу – и занимайся другими делами. Если все пойдет нормально, аппарат себя окупит через полгода. Хорошо бы заводик поставить, чтобы птицу перерабатывать, но это я один не потяну, а в кредиты лезть не хочется. – Семен вздохнул. – Вот так, Рома. Двадцать лет непрерывной каторги – вот что такое «сам себе хозяин». Только-только обороты сбрасываю, выходные себе позволяю. Думаешь, все это время государство мне помогало? Ни одного раза! Оно мне мешало на каждом повороте налогами своими скачущими, чиновниками вороватыми и кредитами с откатами. Знаешь, сколько стоит подключиться к канализации и электроэнергии? Билл Гейтс отдыхает! А как вся эта сытая чиновничья братия с нами разговаривает! Клянусь, иногда хочется взять автоматик и пострелять всех этих «помощничков»! Смотри на Райку! Она в сорок лет жить начинает! До этого – ни праздников, ни выходных. В прошлом году первый раз в круиз выбрались! - Сеня, уймись, - сказала Рая вполголоса и сунула ему огурец. – На, закуси! Разошелся… Семен с обожанием чмокнул жену в щеку. - Помощница моя, - пробормотал он и захрустел огурцом. - Ничего особенного я не делала, - сказала Рая. – Подумаешь, обед ходила готовить! - За три километра каждый день! – вставил Семен. - Ну, и что? Моцион! Полезно! Строители платили хорошо, грех жаловаться. Я насторожился. Легкое теплое опьянение постепенно отпускало голову, мысли выстраивались в стройное защитное каре. - Какие строители? - Те, которые отель построили, - объяснила Рая. – Чтобы не мотаться из города, люди жили рядом со стройкой. Весной и летом - в палатках и в вагончиках. А когда стены поставили – в дом перебрались. - Вот это да! - сказал я деревянным голосом. – Значит, народу было много? - Много, - подтвердила Рая. – Человек двенадцать. Иногда альпинисты там останавливались. Человек пять-шесть. Постоянный кружок. - Вы их знали? – спросил я. - А как же? – удивилась Рая. – Андрей, Вадим, Олег, Ольга, Лика, Лида. Иногда еще кто-нибудь присоединялся, но эти в горы ходили постоянно. – Она помедлила и спросила: - Про Андрея знаете? Я кивнул. - Да, - сказал Семен. – Запутанная была история. - Какая история? Супруги переглянулись. - Да, ладно! - неловко сказала Рая. – Что было, то прошло. - Я не верю, что Власта имеет отношение к смерти мужа, - сказал я. - Вот и я не верю, - откликнулась Рая. – Она его любила. Женщины такие вещи чувствуют. Семен нахмурился. Выпитая водка на него совершенно не подействовала. Врачи говорят, что быстрота опьянения зависит от состояния нервной системы. Невротики пьянеют сразу, флегматики – почти никогда. - Вспомни, сколько она получила после его смерти! В один момент строительство закончила, мебель привезла и постояльцев расселила! - Сеня, не завидуй! Семен шлепнул жену пониже спины. - Я ей не завидую! Просто не люблю «черных вдов»! Какого черта она девчонку при себе держит? - Ребята, вы о чем? – спросил я, судорожно пытаясь поймать нить разговора. - Лида, - объяснил Семен. – Горничной в отеле работает. Знаешь ее? - А как же! Племянница Власты! Почему бы ей не взять родственницу на работу? По-моему она прекрасно справляется со своим делом! - Да ненавидит она свою племянницу по-тихому! – взорвался Семен. – Благодетельница выискалась! - Сеня! – вклинилась Рая. - Помолчи! – огрызнулся Семен. – Сама же рассказывала, как в день гибели Андрея, Власта приезжала на стройку со скандалом! И нечего делать невинное лицо! Если бы она могла безнаказанно убить обоих, - убила бы, не сомневайся! Но она слишком умная, чтобы в тюрьме сидеть! - Ребята, вы можете объяснить, о чем речь? – спросил я. ************ Когда я вернулся в отель, вечернее чаепитие было в полном разгаре. Эжен полностью оправился от бурной ночи и развлекал публику анекдотами. Над столом парил его фальцет, сопровождающийся долгим кашлем. Лика и Вадим сдержанно улыбались, богиня восторженно хлопала в ладоши. Игорь с маменькой отсутствовали. Из гостиной доносились звуки рояля. Быстро переодевшись, я спустился вниз и вошел в полутемный зал. Лера прервала игру и прищурилась, пытаясь разглядеть, кто вошел. - Можно послушать? – спросил я. - А, это ты, - она не смогла скрыть разочарования. - Да, конечно. Присаживайся. Я уселся в кресло, стоявшее в глубине комнаты. Гирлянды и серебристый «дождь» на елке слабо мерцали отблеском каминного огня. Лера начала знакомую ми-минорную прелюдию, но тут же остановилась и спросила: - Хочешь, сыграю что-нибудь другое? Евгений Петрович считает Шопена нытиком. - Евгений Петрович тот еще критик, - ответил я. – Играй, что тебе нравится. - А что нравится тебе? – настаивала она с непривычным упорством. - Я не очень хорошо разбираюсь в классической музыке. - Ну, все-таки? Говорят, что по музыкальным пристрастиям можно составить психологический портрет человека. Я ненадолго задумался. - Мне легче сказать, какая музыка мне не нравится. Терпеть не могу Прокофьева, Шостаковича, Кабалевского и всех этих новаторов двадцатого века. – Я задрал палец и сказал, старательно имитируя знакомый грузинский акцент: - Я, конэшна, нэ люблю давить на других, но, по-моему, это не музыка, а сумбур и какофония. - Ясно, товарищ Сталин. Тебя раздражает отсутствие тоники, - сказала Лера. - Это что такое? - Тоника – фундамент, на котором строится музыкальное произведение. Если в нем слишком много модуляций и отклонений в другие тональности, у слушателя возникает болезненное ощущение, будто под ногами нет твердой земли. Основы. Здание идет трещинами и разрушается. - Ну, и зачем они это делали? – спросил я. – Зачем разрушали здания? - Музыка хаоса и разрушения выражала дух революционного времени. Ты, судя по всему, тяготеешь к устойчивости, как все консерваторы. То есть, к тонике. - Ой, тяготею! – сказал я. – Сыграй мне что-нибудь такое…. С фундаментом. Она положила руки на колени и ненадолго задумалась. Хитро взглянула на меня и спросила: - Ты стариков любишь? - Не понял, - сказал я. Она опустила руки на клавиши и заиграла прелестную английскую сюиту Баха ос множеством замысловатых украшений и мелизмов. Вот, значит, кто у нас «старики». Бах и Гендель. Я вспомнил портреты массивных старцев в кудрявых пудреных париках и расшитых камзолах. Что-что, а фундамент у этого чудного неторопливого времени был крепкий. - Нравится? – спросила Лера, доиграв «Алеманду». - Очень, - ответил я. – Чувствую себя спокойным и уравновешенным, спасибо тонике. - Ты опоздал родиться на три века, - сказал Лера. – Ты из тех людей, которые любым страстям предпочитают невозмутимость, спокойствие и стабильность. - Очень точный психологический портрет. Сыграй еще. Она заиграла «Куранту». Под неторопливый старинный танец в зал вошли Лика с Вадимом и замерли на пороге. Я приложил палец к губам и сердито махнул рукой. Они застыли в дверях, переминаясь с ноги на ногу. Когда Лера сделала паузу, оба перебрались на диван возле камина и замахали мне руками, подзывая к себе. Пригибаясь и стараясь двигаться бесшумно, как в театре, я уселся рядом с ними. - Куда пропал? – шепотом спросила Лика. - В деревню ездил. - Ну, и как тебе там понравилось? – спросил Вадим. - Понравилось. Вам привет от Семена и Раи. - А-а-а, - сказал Вадим. – Сеня… Хороший мужик, деловой. Как он поживает? - По-моему, вполне доволен жизнью. - Еще бы! - сказала Лика. – С такой-то женой! Веселая, работящая, умница, красавица. И готовит вкусно. - Сплетница, - сказал Вадим, глядя в сторону. – Вечно крутилась вокруг нас и подслушивала. А потом разносила вести на всю округу. - Можно подумать, мы торговали военной тайной, - сказала Лика. - Вот я и говорю: сплетница, - подтвердил Вадим и повернулся ко мне. – А ты как считаешь? - Не знаю, - сказал я. – Мне они оба понравились.- Несколько минут мы молчали, слушая Баха. Потом я сказал: - Ребята, почему вы не сказали, что в отеле жили строители и альпинисты? Вадим искренне удивился. - Во-первых, ты об этом не спрашивал, а во-вторых, - какая разница? - Не делай вид, что не понимаешь. Кто-то из них занимал мой номер и будущий «люкс». Когда вы ходили в горы, Лида приезжала сюда вместе с вами. Лика нахмурилась. - Постой, постой… Ты хочешь сказать, что убийство… - Или попытка убийства, - вклинился Вадим. -…Или попытка убийства произошла еще до открытия отеля? - Вот именно, - ответил я. – В этом случае под подозрение попадают люди, жившие в незаконченных номерах. Кто жил в моей комнате? Супруги переглянулись. - Ты что-нибудь помнишь? – спросил Вадим жену. Та отрицательно покачала головой. Он повернулся ко мне, озабоченно заломив бровь.– Роман, это и вправду было давно. Кто-то приезжал, кто-то уезжал…, все постоянно менялись местами. Если, к примеру, в каком-нибудь номере стеклили окна, все тащили в него свои раскладушки. Иногда спали по шесть человек в комнате. Сейчас уже не вспомнишь, кто, где, когда и с кем ночевал. Я задумался. В принципе, звучало разумно. - Вадим, у тебя сохранились списки строителей, которые здесь работали? - А то! – отозвался он флегматично. – У меня текучка почти нулевая. Вся информация в отделе кадров. - Надеюсь, она не засекречена? - Конечно, нет! Если хочешь, съездим хоть завтра! Только ты снова попадешь пальцем в небо. Все ребята живы и здоровы. Мне показалось, что в его голосе прозвучали злорадные нотки. Я невольно вздрогнул, вспомнив дорогу, и поспешно сказал: - Только не завтра! Вы не забыли, что завтра Костик везет из аэропорта новых гостей? - Ах, да! – спохватилась Лика. – Завтра приезжают Олег с Ольгой! Совсем из головы вон! - Кажется, они тоже ходили с вами в горы? – небрежно спросил я. - Олег - редко, - ответил Вадим. – Он тогда уже много гастролировал. Приходилось беречь руки. Но иногда выбирался, если между концертами было больше двух месяцев. За это время с ладоней сходили мозоли. - Они тогда были женаты? - Да, - ответил Вадим. – Из нас троих Олег женился раньше всех. Большая любовь. - Я бы не назвала это любовью, - отозвалась Лика с неожиданным холодком в голосе. - Скорее, страсть. Лера доиграла английскую сюиту Баха и начала третью балладу Шопена. Минуту мы слушали, потом Вадим наклонился ко мне и сказал: - Не обращай внимания. Лика Ольгу не любит. - Почему? – удивился я. Вадим пожал плечами и загадочно подмигнул. - Увидишь, - поймешь. Я откинулся на спинку кресла. Плавное покачивание аккордов нарисовало картинку: гладкое ночное озеро, из которого поднимается мерцающая женская фигура, облитая лунным светом. Длинные волосы струятся по плечам, глаза тихо горят, в руке цветок кувшинки. Где-то я это уже видел. Распахнутая дверь, - а за ней фигура в белом балахоне с мертвыми неподвижными глазами. Виллиса из баллады Мицкевича, заманивающая ночных путников в озера и непроходимые болота. - Рома, зачем тебе это? – спросила Лика. Я удивился. - О чем ты? - Я имею в виду дела давно минувших дней и преданья старины глубокой. Почему они тебя интересуют? - Закон жанра, - ответил Вадим. – Автор детективов всегда попадает в гущу криминальных событий и должен в них разобраться. - Если честно, то в гущу событий я попал впервые в жизни, - сказал я. – А разобраться пытаюсь, потому что ко мне все время приходит интересная информация. Вот и пытаюсь ее осмыслить. Особенно, если чувствую, что мне что-то не договаривают. Супруги одинаково подняли брови. - Например? – спросила Лика. - Например, за обедом ты сказала, что черные дни начинаются с какой-нибудь неприятной мелочи. Помнишь? Она не ответила и отвернулась, слегка поджав губы. - Почему вы оба умолчали о том, что в день гибели Андрея, Власта приехала из города и устроила здесь скандал? Вадим неловко заерзал на месте. - Ну, уж и скандал! – сказал он. – Не преувеличивай. Ничего подобного не было. Власта приехала из города, чтобы увезти Лиду. Только и всего. - Зачем? – спросил я. - Симочка просила. - Почему она об это просила? Супруги переглянулись и с каменными лицами уставились в огонь. - Можете молчать, сколько угодно, - сказал я. – Я и так знаю. - Раиса на проводе, - сказал Вадим, не глядя на меня. - Да, мне об этом рассказала Раиса, - согласился я. – Между прочим, никаких далеко идущих выводов она из этого не сделала. Просто сказала, что Власта была очень огорчена из-за того, что Лида отказалась уехать. Она пыталась ей объяснить, что связь с женатым человеком не принесет ничего хорошего. Между Лидой и Андреем что-то было, так? Лика еще крепче сжала губы, глядя в камин, Вадим неохотно ответил: - Мы ничего такого не замечали. Может, она и была в него влюблена, но это нормально. В Андрея были влюблены все женщины, которых он знал. Для него Лида была ребенком. - Значит, близких отношений между ними не было? - Говорю же, мы ничего такого не замечали, - раздраженно повторил Вадим. - Тогда почему Власта решила, что происходит что-то ненормальное? - Спроси у Симы. Это она ее отправила. Кажется, нашла дома какую-то записку, или прочитала дневник… В общем, я уже не помню. Рома, хватит копаться в грязном белье, - велел Вадим. - Андрей погиб, Лида каждый год ложится на лечение. Незачем ворошить прошлое, от этого всем станет только хуже. - По-моему все наоборот, - сказал я. – По-моему, эта история до сих пор никому покоя не дает. Как заноза, которую загнали очень глубоко. Ранка небольшая, но все время гноится. Может быть, если мы разберемся, что произошло тогда, четыре года назад, Лида сможет, наконец, спать спокойно. И не только она. - Ну, как знаешь, - сказал Вадим. – Лично я умываю руки. - Ты хочешь сказать, чтобы я не рассчитывал на твою помощь? - Память Андрея пачкать не дам! – отрезал он. Лика резко поднялась с дивана и без объяснений отправилась к дверям. Музыка бушевала, гоняя по комнате разошедшиеся волны. - Ты о ней подумай, - шепнул Вадим в самое ухо, кивая на смутно видный торс, раскачивающийся за роялем. – Каково Лерке ворошить прошлое? Брат, ведь. - Значит, между ним и Лидой что-то было? – уточнил я. - Было, не было – какая разница? Назад не вернешь! Он поднялся и вышел из комнаты вслед за женой под кульминацию баллады. Утопленница утащила неверного возлюбленного под воду, волны озера сомкнулись над ними обоими. Страшноватая вещь – народные предания. Почему люди так любят рассказы о смертях и убийствах? В чем секрет могущества мифов и фольклора, их жизненного долголетия? Мы отправляемся в кино, чтобы ужаснуться современным мифам, которые, по нашему убеждению, являются зеркальным отражением жизни и общества. Однако опасность существовала всегда. Убийцы, насильники и маньяки были присущи любому обществу. Являлись константой человеческого существования, если так можно выразиться. Разница состоит лишь в том, что если раньше мы пугали себя Серым Волком, ведьмой, ожившей утопленницей или притаившимся во тьме леса неизвестным злом, то теперь мы нагоняем на себя страх мифами о гениальном серийном убийце, маниакальном преследователе, пришельце из иных миров или созданном наукой монстре… По большому счету мы сподобились лишь на то, чтобы вернуть к жизни злого Серого Волка и создать новые аллегории вечного древнего зла. Баллада закончилась фанфарными аккордами. Я громко захлопал, встал с дивана и подошел к роялю. Облокотился на крышку и сказал: - Ты – настоящий виртуоз. - Я играла балладу на выпуске из училища, - сказала Лера. – С тех пор стараюсь держать руки в форме. О чем вы там шептались? - Да ни о чем. Обменивались воспоминаниями. - Мне показалось, что вы поссорились. - Ну, нет, - сказал я. – Такой роскоши мы в нашем положении себе позволить не можем. - Да, - согласилась Лера. – Не стоит создавать напряжение в замкнутом пространстве. Она бессознательно брала мягкие негромкие аккорды. У нее были красивые руки и изящная гибкая кисть. - Ты не забыла, что завтра приезжают твои старые знакомые? – спросил я. - Ну, это громко сказано, - ответила она рассеяно. – Олег дружил не со мной, а с Андреем. Мы почти не общались. А Ольгу я видела всего несколько раз. - Она тебе нравится? Лера задумчиво скривила губы. - Нравится? – повторила она. – Какое-то неподходящее слово. Разве может нравиться человек, которого почти не знаешь? - Может. Иначе бы мы не пользовались словами «симпатия» и «антипатия». Она закрыла крышку, оперлась на нее локтями и нахмурилась. - Ольга…необычная женщина. Она – как бурное явление природы. Дождь, гроза, ураган… Явлениями природы можно восхищаться, их можно бояться, но нравиться они не могут. Ольгу нельзя назвать симпатичной или антипатичной. Она слишком яркая личность, чтобы уместиться в такие рамки. - Лика ее не любит, - сказал я. Лера быстро взглянула на меня: - Это она тебе сказала? - Не совсем. Она дала это понять. - Лика – человек консервативный, - сказала Лера. – Ей тяжело воспринимать отклонения от условностей. - То есть, роковая женщина плюёт на приличия и правила поведения и делает все, что хочет? Лера поморщилась: - Ну, это сильно сказано. Она делает то, что считает нужным, и ей все равно, кто и что об этом думает. - Да, - сказал я. – Чувствую, отдых будет увлекательным. Она засмеялась. - Не спеши с выводами. Мужчины смотрят на Ольгу совсем не так, как женщины. - А как? - Она королева, - объяснила Лера. – Победительница. Мужчины волочатся за ее триумфальной повозкой как жалкие пленники в цепях. - Помнится, в греческих мифах был такой персонаж, - сказал я. – Красивая дама, которая превращала мужчин в свиней. - Вот-вот! – обрадовалась Лера. – Цирцея! Очень точное сравнение! - Могу сказать, что эта дама мне заранее не симпатична, - сообщил я. - Поживем – увидим, - загадочно произнесла Лера. В холле послышались громкие голоса. Оживший Эжен громко предлагал объявить какой-то конкурс, высокий тремолирующий женский голос то соглашался с предложением банкира, то, противореча себе, отклонял его, ссылаясь на авторское право. С лестницы донесся басистый добродушный голос Игоря: «У нас тут, кстати, имеется профессиональный консультант, почему бы не посоветоваться?» Хрустальный кукольный голосок отверг это предложение и тут же с ним согласился. Наконец, они вошли в зал – семейство в полном составе: две хрупкие пожилые дамы в вечерних платьях, потенциальный жених в строгом костюме и рубашке с расстегнутым воротником и Гарик в смокинге и галстуке-бабочке. Окинув нас с Лерой внимательным взглядом, ласковый теленок кисло прогудел: « А, вы оба здесь»… Звучало как в обвинительный приговор. Лера съежилась и закрыла рояль. Я подумал, что вирус тирании, очевидно, передается воздушно - капельным путем. И еще подумал, что молчание и покорность только провоцируют это нехорошее заболевание. Но, в конце концов, это была не моя проблема, не моя женщина и не моя личная жизнь. Как говорится, нравится – получите. Эжен приветствовал меня с энтузиазмом. Было заметно, что послеобеденный сон пошел ему на пользу. Энергия била из бывшего банкира ключом. Развернув диванчик к огню, он усадил на него даму в вечернем платье цвета мареновой розы (как я понял, это была Галина), и уселся рядом с ней. Маменька с Гариком заняли свое прежнее место. К моему изумлению, Алина пребывала в отличном настроении и даже перешла с банкиром на «ты». Лучась улыбкой, она сообщила в нашу сторону, что ей пришла в голову идея написать книгу. Возникли проблемы с жанром. Алина склонялась к мемуарам, на что Галина резонно возражала: «Да что тебе вспоминать, если ты только в пятьдесят лет первый раз за границу поехала!» Сестра возражала, что не в заграницах счастье, напирая на ценный жизненный опыт, полученный в лоне семьи, и собиралась осчастливить общество рецептом, как воспитать правильного сына. В беседу вклинился старикашка-Эжен, спросивший, правда ли, что Алина встречалась с Николя Саркози? Покраснев от приятного смущения, маменька подтвердила: да, правда. Они с Гариком гуляли по Люксембургскому саду, когда увидели французского президента, шедшего навстречу почти без охраны. Он очень любезный и прекрасно воспитан: со всеми раскланивался и отвечал на приветствия. Она сказала: «Бонжур, мсье президент», и он, поклонившись, ответил: «Бонжур, мадам!». Это была очень запоминающаяся встреча. Галина предложила написать мемуары под названием «Мои беседы с Николя Саркози». Алина вспыхнула и напомнила, что она также могла получить долю французской галантности, если бы не валялась в отеле с желудочными коликами после тройного десерта в ресторане накануне вечером. Быстро вмешался Игорь, спросивший, какие жанры сейчас « в тренде»? Все обернулись ко мне. Чувствуя себя неловко в роли профессионального консультанта, я ответил, что тренд все тот же: детективы, боевики и любовные романы, но маркетинговый успех они не гарантируют. Книгу нельзя нацелить как крылатую ракету. Первый издатель, которому Джоан Роулинг принесла сказку о мальчике по имени Гарри Поттер, даже не стал ее читать, сказав: «Милочка, на детской литературе нынче не заработаешь!». Попытка «пробиться в люди», имитируя чужой стиль (то есть, попросту копаясь в чужом золотоносном руднике), как правило, не приносит ничего, кроме головной боли. Люди, пытающиеся работать под успешных авторов, чтобы загрести побольше денег, выдают всего лишь бледные имитации, потому что словарь не чувство, а сюжет на световые годы отстоит от правды, ощущаемой умом и сердцем. Когда вам попадается роман с надписью на обложке «В традициях Дарьи Донцовой", сразу понятно, что вы глядите на подобную расчетливую (и наверняка скучную) имитацию. Покупателей книг в массе не привлекают литературные достоинства романа. «Бестселлер» в переводе не означает «шедевр», а всего лишь хорошо продаваемый товар. Людям нужна книга, которая сначала захватит, потом затянет и заставит переворачивать страницы до конца. Это, по-моему, случается тогда, когда читатель узнает людей из книги, их манеру поведения, их окружение и их речь. Когда читатель слышит сильное эхо собственной жизни и собственных убеждений, он готов погрузиться в повествование. Я думаю, что невозможно установить такую связь обдуманно, оценивая рынок, как букмекер на ипподроме. Постарайтесь написать хорошую вещь, исходя из того, что вы знаете о жизни сами. Если при этом вам удастся не жертвовать внутренней правдой ради цветистого сюжета, может быть, читатель отнесется к вам благосклонно. Я спохватился, что говорю слишком долго и умолк. Алина постукивала пальцем по подлокотнику дивана, сверкая бриллиантом. - И как же его отыскать - свой собственный жанр? – спросила она, наконец, снисходя до взгляда на меня. – Существует какой-то способ, или это вопрос простого везения? - Мне известен только один: начните писать. Книга сама поведет за собой. - Вы хотите сказать… - Да, - ответил я. – Я не ставил целью написать детектив. Наоборот. Мне казалось, что я собираюсь сотворить глубокую художественную прозу. Но вышло то, что вышло. - Почему бы нет? – вклинился Эжен, бросив на меня одобрительный взгляд. – Люди любят детективы. Они рассказывают о реальной жизни и щекочут нервы. Это пирог, в котором можно смешать что угодно: и любовь, и смерть, и предательство, и благородство, и самопожертвование… - В жизни так не бывает, - сказала Алина. - Дорогуша, в жизни бывает и не такое! – снисходительно отпарировал Эжен. – Если хочешь, могу подарить сюжет отличного триллера. - Сомневаюсь, что твой сюжет мне подойдет, - отчеканила маменька с эхом былой неприязни в голосе. - А ты заранее не сомневайся, - так же добродушно предложил бывший банкир. – Сначала послушай. - Аля, пускай расскажет, - сказала Галина, просительно глядя на сестру. Алина, чуть помедлив, милостиво кивнула. – Начинай, Эжен, - распорядилась богиня. – Мы слушаем. Я сел на диван, Лера осталась за роялем. Бывший банкир откинулся на спинку, вытянул ноги и неторопливо приступил к рассказу: ********** - Для начала, мои дорогие, скажу, что все это чистая правда, и ничего, кроме правды. Началась эта история в девяносто втором году, когда я сидел в уральской колонии. Эжен остановился и по очереди оглядел слушателей. Галина потупилась, Алина язвительно шмыгнула носом. - Я, кстати, никогда этого и не скрывал! – воинственно заявил старикашка, выпятив челюсть. Я заерзал на диване, а Игорь быстро сказал: - Евгений Петрович, мы уважаем ваше боевое прошлое! Эжен недоверчиво покосился на него. - Правильно делаете! Тем более, что сидел я из-за таких вот модных дамочек, как твоя мамаша. Был у меня канал поставки финского барахла: джинсы, блузки, белье – особенно белье! Красивый лифчик в те времена дамочки с руками рвали. Оброс клиентурой, расширил связи, начал делать хорошие деньги. А шило, сами понимаете, в мешке не утаишь. Хоть и раздавал «подарочки» нужным людям, все-таки взяли меня в восемьдесят седьмом за фарцовку. Судили, дали восемь лет. Первое время сидел в Подмосковье, потом перевели за Урал. Место – гиблое. Глухомань. Вокруг лес да болота, начальники колонии меняются каждый год. А все потому, что творились в колонии безобразия даже по тем временам неслыханные. Сначала случился массовый побег: поговаривали, что после него бывший начальник вышел в отставку и купил симпатичный домик в Крыму. Потом начался бунт: три недели охрана кости всем подряд ломала. А когда бунт задавили, прислали из Москвы нового начальника по фамилии Шмелев. Имени – отчества не помню, все его «Шмель» называли. Этот был страшнее всех, даром что на шее распятие в килограмм весом. Рожа красная, опухшая, загривок как у буйвола, челюсти как у аллигатора. Собрал нас, построил во дворе, толкнул речь. В стране, говорит, сейчас кризис. Денег на тюрьмы нет, да и страны скоро не будет. Все вы, говорит, подо мной, как под Богом ходите: захочу – живьем закопаю, захочу – с кашей съем. И никто ничего не узнает, потому что каждый теперь на своем месте генсек. Для начала урезал питание вдвое. Отощали мы так, что животы к спине прилипли, случалось, в голодные обмороки падали. Ну, это ничего. Ведро воды на голову – и порядок. Воды-то он не жалел. Чего ее жалеть – речка рядом. И лес. Вот с этого леса все и началось. Эжен перевел дыхание. Алина придвинулась ближе к рассказчику. Негромко трещали поленья в камине, пламя колебалось, расчерчивая лица слушателей изменчивой тенью. - Говорили, что в том лесу раньше хитники бродяжили. Знаете, кто такие «хитники»? Свободные кладоискатели. Когда в тех местах ветра задувают, иной раз деревья с корнями выворачивает. Вот в тех корнях хитники и копали. Говорят, богатейшие изумрудные жилы на поверхность выходили. А изумруд – камень особенный. Если чистой окраски и без трещинок, ценится дороже алмаза. И вот запала новому начальничку в душу мысль: найти свою жилу. Снова собрал нас во дворе, огласил манифест: кто камень найдет, тому – условно-досрочное. Кто камень найдет и спрячет… - Эжен сухо кашлянул, обводя нас взглядом исподлобья. – В общем, не жить тому на свете. Ну, это мы и без него знали. У нас к тому времени от «внезапных инфекций» больше пятидесяти человек в доски ушло. Говорю же, зверь был, каких до него не видывали. Отобрал он человек двадцать, велел хорошенько откормить. Меня тоже взял: ты, говорит, в камнях разбираешься, будешь смотреть, чего найдут. А мне и вправду кроме барахла иногда камешки на продажу передавали. Не шибко дорогие, так, ширпотреб. Но берилл от изумруда я отличить мог. Шмель со мной в пару мужика поставил, хозяйственника. Его в колонии Фунтиком прозвали, а почему – уже не помню. Посадили в восемьдесят пятом на пятнадцать лет. Спокойный мужик, безобидный. Работал главбухом в крупном тресте, помогал начальству средства на сторону уводить. Знал, что посадят, для ребенка старался. Будущее, говорит, хочу обеспечить. Надеялся на условно-досрочное за хорошую работу. Говорил, что у него в надежном месте сто тысяч рубликов припрятано. Только той надеждой и жил.– Эжен горько засмеялся. Я в первый раз услышал его настоящий смех: ржавый, скрипучий, будто несмазанная телега. – Когда в «проклятые девяностые» от этих ста тысяч даже дыма не осталось, совсем у мужика руки опустились. Ходил как во сне, на стены натыкался, о смерти начал мечтать. А тут словно бы духом воспрянул. Какой-никакой, а все-таки шанс. Ну, и надежда на чудо, на великое русское «авось»… Идем вдвоем по лесу, спотыкаемся, от мошки отбиваемся, а он все нарадоваться не может, представляет, как домой вернется. Жена ему за семь лет ни одного письма не прислала, сука…- Эжен с вызовом посмотрел на Алину, ожидая гневного окрика, но ничего подобного не дождался. Лицо фарфоровой пастушки выражало смесь ужаса и любопытства. – Сука она и есть, - повторил он с мрачным удовольствием. Никто не возразил. – Полюбил я эти прогулки, - продолжал Эжен. - И Фунтика полюбил. Он был мужик образованный, не чета мне, вахлаку. Книги читал, «Уральские сказы», Бажова. И все мне по дороге пересказывал: и про Хозяйку медной горы, и про шахты-забои, и про «гнезда» с самоцветами, и про штольни с изумрудами… Иду, раскрыв рот, слушаю, пару раз чуть в болото не провалился. Жрать хочется, все щеки в волдырях от укусов, а настроение – как птичка по ветвям порхает. Словно на волю вырвался, иногда даже забывал, что назад возвращаться нужно… - Почему вы не сбежали? – спросил Игорь, нарушая тишину. Все одновременно повернулись к нему. Эжен нахмурился. - А куда бежать? Вокруг лес, сколько глаз хватает. Топи, болота, волки, мошка, дикие собаки. Нашелся, правда, один умник, попытался на волю выйти. Вышел… Принесли его обратно через три дня и всех заставили мимо трупа пройти – чтобы лучше запомнили. Галина быстро и мелко перекрестилась. Губы у нее были белые до синевы и немного дрожали. - Так мы лес и обшаривали день за днем. Вывороченных деревьев – тьма. Возле каждого траншеи рыли. Только не везло нам. Ни одного камешка не вытащили. Даже самого завалящего. Начали мы с Фунтиком глубоко в лес уходить. Сначала надеялись жилу найти, потом надежду потеряли. Садились на поваленный ствол и до вечера байки травили. Он рассказывает – я слушаю, иногда вопросы задаю. Сначала он мне книжки пересказывал, потом о жизни толковать начали. Он о себе рассказал, я – о себе. Подружились, значит. Вечером охранники в небо залп давали из ракетницы. Четыре раза. Кто не пришел после четвертого – считай, сбежал. Тогда уже назад лучше и вправду не возвращаться. Забьют. Через две недели собрал нас Шмель в своем кабинете. Злой, опухший. Вы, говорит, дармоеды, на моей шее сидите. Я, говорит, вас за свой счет кормлю. Если через неделю на столе камень не увижу – колбас из вас понаделаю и на рынке продам. Думаете, это он шутил? Как бы ни так! Время было такое, что любую еду с руками отрывали! Спрашивать бы не стали, из чего ее сделали! Мы с Фунтиком на всякий случай попрощались. Он мне сказал, где его жена жила, и про деньги, которые спрятал, хотя толку-то от них…. Мне приветы передавать было некому: с первой женой развелся, на второй не женился. А друзей в нашем бизнесе не бывает. Словом, бродим по лесу, с волей прощаемся. Про камни и думать забыли: глупая затея. И вдруг, слышим – вроде собака гавкнула. Это в лесу последнее дело. Далеко от дома ни одна собака не забредет. Значит, одичала. А одичавшие псы живут только стаями. Собачья стая страшнее волчьей будет. Волки-то охотятся ради добычи, а дикие псы – ради удовольствия. Если волк сытый, он мимо человека тенью пройдет, а дикий пес – в горло вцепится. За все отомстит: и за медицинские эксперименты, и за Белку-Стрелку, и за цепи с конурой. У диких собак ненависть к людям на генетическом уровне заложена, вроде как опомнились они, восстали из рабской доли. Главное – дикие псы очень умные. Знают, как от капканов с ружьями уходить. Боятся только огня. Все остальное оружие для них дело привычное. На этот случай был у нас коробок спичек. Охрана выдавала из расчета одна коробка на двоих. Наломали мы с Фунтиком сухих веток, разожгли костер. Идем к поляне, - а сами ног под собой не чуем. Кажется, что вот сейчас из-за кустов собаки всей стаей выпрыгнут – и за горло! Он задохнулся и замолчал, глядя поверх голов на изломанные стволы деревьев в далеком глухом лесу, между которыми брели два отощавших измученных человека с горящими ветками в руках. - Зачем вас туда понесло? – спросила Галина дрожащим голосом. – Почему не убежали обратно? - На помощь надеялись, - объяснил Эжен. – Дикие собаки в лесу не живут, им крыша нужна. Старая привычка. Обычно они в сторожки лесников забираются. Нашел сторожку – значит, люди близко. Может, кто-нибудь и поможет. Хоть дорогу укажет. Идем мы с Фунтиком, озираемся. Темнеть начинает. Жутко, до дрожи в подколенниках. Сумерки в лесу не такие, как в городе – они тихие-тихие, и кажется, будто за каждым кустом чьи-то глаза посверкивают. Вдруг лес разом кончился. Это так бывает: вроде, деревья сплошной стеной стоят, а сделал шаг – и перед тобой полянка. Небольшая, такая, покрытая засохшей травой. В середине – то ли шалаш из потемневших бревен, то ли все, что от флигеля деревянного осталось. Смотрю, Фунтик побледнел и дрожать начал. «Забой», говорит. Я не понял, он объяснил: в девятнадцатом веке, когда на Урале камни добывали, над входом в забой ставили «крышу», чтобы дождь внутрь не затекал. Иначе до оползней недалеко, а там, где оползень – работать страшно. Земля осесть может, и тогда – все. Одна братская могила на всех. Подобрались мы к этому шалашу с горящими ветками. Заглянули внутрь – а там яма темная. А из ямы глаза горят. И тявкает кто-то. Ну, Фунтик швырнул в яму свою ветку, схватил меня за руку – и к ближнему дереву. Вскарабкались кое-как, смотрим, что дальше будет. Из шалаша дымом повалило. А потом тявканье громче стало, и все разноголосое. Начали из ямы собаки выскакивать: шерсть свалялась, сами грязные, тощие…ну прямо как мы с Фунтиком. И врассыпную. Смотрю, из ямы уже не дым, а пламя столбом валит. Бревна затрещали и обрушились. Огонь сразу сбился, только пепел взметнулся. Выждали мы еще полчаса. Вроде, ни звука, ни тени. Слезли с дерева, пошли к рухнувшему «домику». Пятимся, а сами по кустам глазами шныряем, не затаились ли псы, не поставили ли на нас капкан? Обошлось. Разгребли бревна, заглянули внутрь. Дым едкий, глаза разъедает. Темно, как в проруби. И ступенечки земляные вниз ведут. Улегся я на краешек ямы и крикнул. Громко крикнул, сам не знаю, откуда силу набрал. Внизу – тишина. Значит, собак нет, не то обязательно бы откликнулись. Дикие псы брехливые, от голоса стервенеют. Коли молчат – значит пусто внизу. Решили мы разведать, что и как – любопытство одолело. Для начала костер рядом с рухнувшими бревнами развели. Соорудили факелы из веток, и пошли по ступенечкам: я впереди, Фунтик тылы охраняет. Забой оказался глубокий. Похож на четыре подземных этажа с коридорами. Видно, богатая была жила, если люди так долго уходить не хотели. Вгрызались в землю, как кроты, искали самоцветные гнезда. Поковырялись мы немного в земляных стенах, только кроме корней и собачьих фекалий ничего не нашли. Чем ниже спускались, тем сырости больше. Внизу вода уже под ногами хлюпала, до щиколоток доходила. Даже псы сюда не заходили, потому что «подарков» своих не оставили. Видно из-за сырости забой углублять больше не стали. Хотя свод подпирают бревна – огромные, темные, сырые, - все равно в одну минуту земля осесть может. Прошлись мы по правому коридору, поковыряли стену – ничего. Свернули в левый проход. Ветки потрескивают, шипят от сырости. Говорю Фунтику – пора выбираться. А он ни в какую, упрямец. Дойдем, говорит, до конца. Будто какая сила его вперед толкает. Свод невысокий, он чуть не вдвое сложился, чтобы пройти. Я за ним иду и думаю: не вернулись ли собаки на поляну? Если вернулись, - нам отсюда век не выбраться. Либо стая растерзает, либо охранники за «побег». Принесла нас нелегкая в сырую землю, как в могилу. Вдруг Фунтик встал, как вкопанный, а я с разбегу ему в спину и уперся. Затормошил, спрашиваю: «Что увидел?» А он в ответ ни «бэ», ни «мэ». Стоит и трясется. Тут я его кое-как отодвинул, пролез вперед…да как заору от страха! Прямо передо мной на полу сидит скелет! Спиной в стену уперся, голову к плечу свесил. Из одежды на нем ничего не осталось, только бурое тряпье вокруг разбросано. Возле правой пятерни, в луже, сгнивший кожаный кошель, похожий на маленький бурдючок - я таких никогда не видел. А из кошеля что-то посверкивает, когда туда свет попадает. Кинулся я, было, бежать, а Фунтик на корточки присел, осветил череп факелом. Тот беззубый совсем оказался. Видно пожилой был человек, не меньше пятидесяти. Росту невысокого – примерно с меня, на черепе какие-то бурые клочья вместо волос. Фунтик сказал, что, скорее всего, он был хитником. Когда человек в забое работать не мог из-за старости или по болезни, хозяева его отпускали на вольные хлеба – авось, прокормится. Они, как старатели, леса разведывали, золотишко в реке мыли, бывало, что крупные жилы на поверхности находили. Пока Фунтик кости разглядывал, я кошель к себе потянул. Скользкий он был, холодный, как змеиная кожа. Вытряс себе на ладонь горстку камушков, посветил горящей веткой. И снова заорал – теперь уже от радости! Все, кричу, мы с тобой богачи! Камешки оказались не простые – медный изумруд зеленого окраса! Видно, что их из одной жилы выгребали: окрас равномерный, густой, травянисто-зеленый. Изумруд камень хрупкий, а тут - ни черточки, ни трещинки! Самый маленький камешек – в половину мизинца, самый большой – с указательный палец. «Одним ударом» богатство в руки привалило, как хитники говорили! Пересчитали мы камни. Оказалось их сорок штук. Когда начал соображать, сколько они стоят, меня даже в пот бросило. За один карат изумруда на мировых рынках тогда давали около десяти тысяч долларов, а если камень большой, чистой воды и без дефектов – и того больше. В восемьдесят девятом году мне в колонии случайно газета в руки попала: будто бы нашли на Урале колоссальный изумруд в 217 каратов и назвали его «Шахтерская слава». Гохран предложил за камень 117 тысяч рублей, (а рубль тогда уже деревенеть потихоньку начал), а какой-то частный коллекционер из-за границы – пять миллионов долларов. По примерным подсчетам выходило, что самый маленький камушек из кошеля мертвого хитника стоил около миллиона долларов, а самый большой – миллиона три, не меньше. Если удастся продать, конечно. Ну, в тот момент мы об этом не думали. Фунтик от счастья макушкой чуть потолок не прошиб. Завел пластинку про условно-досрочное, хоть сейчас готов был с кошелем к Шмелю бежать. Я его немного остудил. Напомнил про начальство, которое его подставило, а само сухим из воды вышло. Спросил, не нахлебался ли он благодарности? Фунтик немного приуныл. Что же нам делать, говорит? Я помозговал и предложил план: подбросить один камешек в корень рухнувшего дерева и посмотреть, как тот, кто его найдет, на свободу выйдет. А пока что перепрятать клад поближе к опушке леса, чтобы в чаще не рыскать. Так мы и поступили. Разделили клад на четыре части, закопали их на опушке под разными кустами. Фунтик ворчал, что мы тело без погребения оставили, но копать могилу было некогда: в лесу темнеет быстро, а тут охрана первый залп дала. Еле уговорил оставить мертвеца, как есть. Сказал, когда снова придем, тогда и похороним. Фунтик еще немного поворчал, но согласился. И всю обратную дорогу гадал, что это был за человек, да как он жил, да как в забое оказался, да отчего умер… А у самого в руках – сокровище несметное! Говорю же, странный он был, не от мира сего. Получили мы от охраны по зубам за испорченную одежду. На следующий день нас от работы отстранили – на стирку поставили. Через день снова в бригаду вернули. Тогда я подбросил самый мелкий камешек в корень вывороченного дерева. На видном месте положил, только немного землей присыпал. Отошли мы с Фунтиком от этого места подальше, нашли поваленный ствол, сели и гадаем – найдут, не найдут? Тут залп услышали. Рано охрана стрелять начала – до сумерек еще часа три было, не меньше. Тогда поняли: нашли. Так и оказалось. Когда мы из леса вышли, все будто с ума сошли от радости: из рук в руки камень передают, любуются, на свет рассматривают. Охранник меня спросил, изумруд ли это. Я посмотрел, взвесил на руке. Говорю: вроде, похож. Чтобы точно узнать, нужно определить удельный вес камня. Нужно в город ехать, к ювелиру. Ну, тот работа закипела. Бросили нас на тот участок, куда я камень подложил. Все копошатся в корнях, друг на друга поглядывают – не нашел ли чего? Счастливчика, который камень отыскал, сразу в колонию увезли. Сиял весь. Наверное, прикидывал, какую благодарность от начальства получит, да как на волю выйдет. Копали мы до глубоких сумерек, но ничего больше не отыскали. Нас-то с Фунтиком это не удивило, а остальные сильно огорчились. Думали, камней, как свободы, на всех хватит. Когда вернулись в колонию, там только и разговоров было о счастливчике, который себе свободу заработал. Только самого счастливчика что-то не видно. Я подумал, что его в особый барак перевели; было у нас специальное место для свиданий с родственниками, почище да посуше. Даже удивился: неужели, думаю, Шмель слово держит? На следующий день нас снова на то же место привезли. Лопаты выдали, чтобы копали глубже. Мы с Фунтиком незаметно в лесок углубились. Поплутали немного, но заветную полянку отыскали. Вырыли могилу возле забоя, вынесли скелет на солнце. Тут он рассыпаться и начал: еле успели до ямы донести. Только череп не рассыпался, просто откатился под кустик. А когда его подняли, стало понятно, отчего тот хитник умер. Весь затылок чем-то тяжелым разворочен, словно дубиной по нему лупили. Положили мы в яму все, что от скелета осталось, а один палец зацепился за Фунтика, и ни в какую оторваться не хочет. Даже скрючился. Пришлось обломать. Я тогда ничего не сказал, а про себя подумал: нехорошо! Вроде как мертвец его за собой в могилу потянул. Наверное, Фунтик тоже про это подумал, потому что побледнел сильно и зубами постукивал. Засыпали мы яму, положили сверху камень. Нацарапали на нем крест, опустили головы, постояли немного. Молиться мы не умели. Потом вернулись к своим. Все хмурые, поникшие – день к концу близится, а улова нет. Одним словом, работали мы на этом месте еще неделю. После этого, Шмель из колонии исчез, а поиски камней прекратились. Вот такая история. Эжен умолк и прищурился, глядя в огонь. Все зашевелились, словно выходя из транса. - Да-а-а, - протянул Игорь. – Вот это баллада! Спасибо, Евгений Петрович, уважили… Только что же вы концовку утаили? - Утаил? – удивился Эжен. – Ничего я не утаивал! Вот он я, перед тобой сижу! Стало быть, хэппи-энд! - Вы-то, да! – согласился Игорь. – А другие? Что случилось с тем мужиком, который нашел подброшенный камень? - Забили насмерть, - сказал Эжен без прелюдий. – Охрана забила. Все пытали, куда он остальные камни спрятал, да где он, в самом деле, их нашел. - О, Боже! – сказал чей-то сдавленный голос. Я оглянулся. Лика стояла в дверях, приложив руку к горлу. Вадим взял ее под локоть и повел к дивану. - Какая кошмарная история, - сказал Галина, нервно тиская пальцами платок. – Эжен, ты нас смертельно перепугал! Все эти тюремные ужасы, эти скелеты… Я сегодня не засну! - Это жизнь, девочка, - хмуро сказал Эжен. – Привыкай. - А мне кажется, что вся эта история про клад - просто сказка, - внезапно подала голос Лера. Все обернулись к ней. – Евгений Петрович, признавайтесь, на ходу придумали, или заранее сочинили? - Сказка, значит, - проскрипел Эжен себе под нос. – Ну-ну… Он двум пальцами залез в нагрудный карман пиджака и извлек оттуда нечто зеленовато-бесформенное, играющее тусклыми гранями в свете камина. - Вот, - сказал он неприязненно. - Оставил на память, хотя зачем они нужны, такие воспоминания – сам не пойму. Алина быстро подставила ладонь. Эжен опустил камень в ее руку. Он был крупный, размером примерно с фалангу среднего пальца, и светился тусклым припорошенным внутренним огнем. Алина поднесла его к камину и осмотрела на свет. - Не может быть, - сказала она хрипло. – Тут не меньше восьмидесяти карат! Сколько же стоит такой камень? Эжен пожал плечами. - Дорого, голубушка. Очень дорого. Не всякому богачу по карману. Несколько минут стояла напряженная тишина. Потом Игорь спросил каким-то полузадушенным голосом: - Евгений Петрович, помнится, вы обещали триллер! Значит, у истории есть продолжение? Эжен ломаться не стал. - Есть. Если хотите - расскажу. - Оно такое же страшное? – опасливо спросил Алина. Камень перешел к Галине, Лика нетерпеливо ждала своей очереди. – Если да, то лучше не надо. А то мы и вправду не заснем. - Расскажите, Евгений Петрович, - попросил Вадим. – Кто боится, тот может немного погулять. Что было дальше? Вы вышли на свободу? - О, да! – сказал Эжен, оживляясь. – В том же году! - И как вам это удалось? - спросил Игорь. - Видишь ли, юноша, у меня на воле остались знакомства и связи. «Подарочки» я нужным людям не зря подбрасывал. Навел справки, выяснил, где они сейчас находятся. И удалось мне выйти на очень влиятельного человека – я всегда удачливый был. Пообещал я ему хороший куш, но только после того, как мы с Фунтиком на волю выйдем. Тогда это было легче легкого, если деньги водились. Через месяц нас перевели на поселение, а еще через месяц – освободили по УДО. - Странно, что он вам поверил, - сказал Игорь. - Ничего странного, юноша! – откликнулся Эжен. - Репутация, она и в колонии репутация! Мы с этим человеком давно дело имели, он хорошо знал, что мое слово – верное. А если бы захотел надуть – закопали бы меня под первым кустиком, или в болото бросили. Какие проблемы? - Как же изумруды? – спросила Алина севшим голосом. Ее щеки пошли пятнами, губы скривились, придавая кукольному лицу странное хищное выражение. – Неужели под кустами оставили? - Выкопал одну часть, - ответил Эжен. – Восемь камней. Самые крупные. Передал их посреднику, как договорились. Вроде как в расплату за освобождение. - И никто не догадался, что это только часть?! – недоверчиво спросил Вадим. Лика получила камень и толкнула мужа локтем. Он бросил короткий взгляд на изумруд и снова взглянул на Эжена. – Не могу поверить, что посредник отпустил вас просто так, без вопросов! - Ну, во-первых, я знал, к кому обратился, - внушительно ответил Эжен. – Этот человек свое слово держал и репутацией дорожил. Но сомнения у меня были. Поэтому, чтобы не светиться, я попросил у него немного наличных. Вроде как на обзаведение. - Неужели дал? – удивился Игорь. - Дал, - просто ответил Эжен. – Я ему в свое время тоже немало давал. Отвалил нам на радостях пару тысяч гринов. Мы с Фунтиком домой вернулись, в Подмосковье. Тут и выяснилось, что благоверная его давным-давно сбежала и ребенка увезла. - Мальчика или девочку? - Вот этого он мне никогда не говорил, - ответил Эжен. – Он даже имя ребенка в тайне держал. Не хотел, чтобы его дразнили папочкой – уголовником. - Он их искал? – спросил Игорь. - А как же! – откликнулся Эжен. – Пять лет на поиски потратил. Пока следы не привели в наш чудесный городок. Здесь они и жили. Тогда Фунтик сюда перебрался, а я следом за ним. Привязался я к нему, близких-то у меня на свободе не осталось. - Что с изумрудами? – нетерпеливо спросила Алина. – Вы их забрали? - Только через три года, - ответил Эжен. - Неужели не страшно было так долго ждать? – спросила Лика. – Вдруг кто-нибудь бы их отыскал? - Очень страшно, - признался Эжен. – А что делать? Конспирацию соблюдал. Ночью кошмары снились, будто копаю я яму без дна, а оттуда пятерня скелета – цап! – Он схватил Галину за обнаженную кисть. Она негромко вскрикнула и подскочила на диване. Эжен выпустил ее руку. – Не знаю, как дожил до светлого часа, когда, наконец, до камешков добрался. - Тридцать две штуки! – восторженно пробормотал Вадим. - Тридцать один, - поправил Эжен. – Один изумруд Шмель с собой увез. - Больше вы его не видели? – спросила Лика. - Изумруд? - Нет, этого…Шмелева… - Живого - нет, - ответил Эжен. – Как-то попалась заметка в газете, будто вице-мэру одного подмосковного городка проломили череп монтировкой. И портрет крупным планом. Это он и был. Шмель. - Представляю, как вы обрадовались, - сказал Игорь. - Собаке – собачья смерть, - равнодушно откликнулся Эжен. – А я, если честно, не обрадовался, а испугался. Подумал о том, что мертвец нас потихоньку к себе прибирает. Говорят, что на кладах, которые охраняют мертвые – страшное проклятие. Кто их найдет – счастлив не будет. - Что-то вы несчастным не кажетесь, - усомнился Вадим. – По-моему, все при вас: и удача, и капиталы. - Это потому, что я от своей доли быстро избавился, - ответил Эжен. - Продал оптом за треть цены и напился от радости. А Фунтик решил свои камешки сохранить. Надежное вложение, как он говорил. Ребенок вырастет, тут ему и подарок. Золото дешевеет, деньги обесцениваются, а цена на хорошие камни с каждым годом вверх ползет. - Ну, и что? – спросила Алина.- Сделал он ребенку подарок на совершеннолетие? Эжен задумчиво покачал головой. - Не думаю. Он бывшей жене не доверял: боялся, что она камни за бесценок спустит, и ребенку ничего не достанется. Дождусь, говорит, когда ребенок в разум войдет, тогда все и передам из рук в руки. Мне, говорит, ничего не надо. Он ведь так бобылем и остался. Когда жена разрешала с ребенком повидаться, наряжался, как на парад, весь сиял от удовольствия. Только редко она ему разрешала. За свидания каждый раз приходилось платить. Или подарочек какой-нибудь дорогой ей сделать, или наличными отдать. Говорю же, не баба, а ведьма. - Откуда же у вашего Фунтика такие деньги, если изумруды он, как вы говорите, не продал? – недоверчиво спросил Игорь. - Продал, - ответил Эжен. – Два камешка. Первого хватило, чтобы открыть спортивный клуб. Меня Фунтик компаньоном взял. Дело не очень доходное, но на хлеб с маслом хватало. А второй камень он «взяточным» называл. Этими деньгами он свидания с ребенком оплачивал. - По крайней мере, ребенок его любил? – спросила Галина дрожащим голосом. Эжен развел руками: - Чего не знаю, того не знаю. Фунтик об этом не рассказывал. Иногда возвращался веселый, будто с именин, иногда – убитый, будто с похорон. По-разному, видно, его встречали. А потом Фунтик пропал. - Как, «пропал»? – ахнула Алина. - Очень просто. Четыре года назад. Ушел из дома и не вернулся. - Его объявили в розыск? – спросила Лика, протягивая камень владельцу. - А как же! – вскинул брови Эжен. – Я и награду посулил тому, кто его отыщет. Или хотя бы его следы. Искали упорно, только ничего не обнаружили. В прошлом году официально объявили Фунтика пропавшим без вести. Это значит, что доля в клубе автоматически переходит к его наследникам. Только никто из них пока не объявился. - А как же изумруды? – нервно спросила Алина. – Что стало с камнями? Где твой друг их хранил? - Вот этого я у него никогда не спрашивал, - ответил Эжен. – Знаю, что одно время он камни прятал в клубе, потому что однажды на клуб «наехали» бандюки с автоматами. Охрану постреляли, все в кабинете перевернули. Но камни не нашли. Большой был шум. Куда он перепрятал изумруды после этого, я не знаю. – Подумал и добавил: - Никто не знает. *********** Вернувшись в свой номер, я уселся возле окна и закурил. Снаружи царила непроглядная темень, одинокая фигура на коньках не выписывала на льду круги, зигзаги и овалы. Я выпустил дым и откинул голову на спинку офисного кресла, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Страшноватую сказку рассказал нам отставной банкир. Впрочем, сказки – жанр отнюдь не детский. Папочки и мамочки даже не подозревают, что скрыто в оригинале тех милых историй, которые они читают деткам на ночь. Возьмем, к примеру, Бабу-Ягу. Интересно, что сказали бы взрослые, узнав, что в избушке этой смешной водевильной бабки, которую мы привыкли видеть в детских фильмах, на самом деле стояли столы и лавки, сделанные из человеческих костей? Оригиналы русских сказок, собранные Петровским и Еремеевым, поражают архаичной жестокостью и какой-то наивной неприкрытой сексуальностью. Впрочем, как и оригиналы любых народных сказок. Якоб и Вильгельм Гримм, собирая народные немецкие предания, не собирались развлекать своих малолетних племянников и племянниц. Братья Гримм были учеными. Их, как профессиональных филологов интересовала мутация немецкого языка, его связь с языками соседей – прежде всего, с франками. Первая книга, которую они выпустили, имела столь шумный успех, что братья не удержались от соблазна подзаработать. И выпустили второе издание, для детей, «изъяв» из сказок множество неудобных моментов. Милая добрая Белоснежка, вернувшись во дворец, не заставляла мачеху танцевать до смерти, обув ее в раскаленные докрасна железные сапоги. Рапунцель, которую тайком посещал принц, не спрашивала, отчего у нее растет живот, а спящая красавица пробуждалась от чистого поцелуя прекрасного юноши. В оригинале сказки, женатый король, который нашел спящую девушку, несколько раз «плотски познал ее», отчего у той родились близнецы. Однажды один из близнецов по ошибке начал сосать палец спящей матери, вместо ее груди. Осколок веретена, которым укололась девушка, вышел наружу, и она проснулась. Это история не предназначалась для вечернего чтения детям. Это было повествование об изнасиловании, инцесте и каннибализме. Такое же жестокое, как тюремный фольклор. Эжен не так прост, - думал я, глядя в потолок с двумя желтыми мазками - пятнами света настольных ламп. Вот тебе и подтверждение старого доброго правила: не суди по внешности. Кто бы подумал, что под высохшей мумифицированной оболочкой скрываются такие тайны? Почему он рассказал эту жутковатую историю именно сейчас? Почему именно здесь? Почему он так пристально вглядывался в лица слушателей? Что хотел поймать в глазах, освещенных отблесками каминного огня? Я загасил сигарету, стащил через голову рубашку вместе со свитером и отправился в ванную, на ходу расстегивая джинсы. Будем рассуждать логично, - думал я, намыливая голову пенистым ароматным шампунем. Бывший зэк исчез четыре года назад – тогда же, когда на съемках погиб актер местного театра. Или наоборот, сначала погиб актер, а потом исчез бывший зэк. Возможно, эти события взаимосвязаны. Возможно, это важно. Похоже, что Эжен считает также. История, рассказанная им у камина, не что иное, как попытка вычислить скрытое заинтересованное лицо среди милых людей, собравшихся, чтобы весело встретить Новой год. И делает это по-своему, через хитрые ходы с наследованием клубной доли. Почему наследник до сих пор не заявил о своих правах? Стесняется папы-зэка? Глупости, кого сейчас смущают подобные мелочи? Практически все крупные состояния России сколочены на воровстве и криминале. Это потом их владельцы успешно легализовались и превратились в уважаемых членов общества. А тут и криминала никакого нет – сплошная приключенческая повесть про внезапно найденный клад. Не-е-ет, если таинственный наследник до сих пор не объявился, причина тут может быть только одна: он каким-то образом связан с исчезновением папочки. А значит и с пропавшими камнями. Думаю, Эжен не сомневается, что друг его мертв. Как и в том, что наследник и убийца – одно и то же лицо. Перед глазами возникла железная лыжная палка, неистово гуляющая по кровати и перекошенное от ярости лицо. Я с сомнением покачал головой. Нестыковочка получается. Из всех обитателей отеля – и гостей, и прислуги, - по возрасту именно Лида не вписывается в роль обожаемой дочери. На вид ей не больше двадцати лет. Пускай даже двадцать пять. Самые несложные вычисления подтвердят, что Лида родилась либо тогда, когда будущий миллионер отбывал срок за тридевять земель от города, либо после того, как он вышел на свободу. Никакой кровной связи между ними нет и быть не может. Но палка, палка… Почему она не дает мне покоя? И тот древний череп с разбитым затылком… Какое отношение имеют они к страшной сказке, рассказанной нам сегодня, у огня? Я плеснул в ванну ароматную пену и заткнул пробкой водосток. Улегся, вытянув ноги, и прикрыл веки тампонами, смоченными в растворе ромашки. Как у всякого человека, часами сидящими за компьютером, у меня синдром «сухого глаза». Неприятно, но никуда не денешься – издержки профессии. Кстати о профессии. Когда самостоятельно зарабатываешь деньги, приходится с чего-то начинать. Что бы там не говорил мой новый знакомый Семен, без минимального начального капитала не обойтись; занял же он у отца последние пять тысяч, лежавшие на сберкнижке! Лично мне для самореализации потребовался всего лишь подержанный ноутбук, который я купил, перелистав газетные объявления. Но я – «индивидуальный предприниматель», мелкая рыбешка в океане бизнеса. Это вам не вагоны ремонтировать. Тут веревочкой и скотчем не обойдешься. Тут потребуются запасные детали, мастерская, со специальными станками, квалифицированный персонал, которому нужно платить зарплату… В общем, нужны нешуточные средства, даже если начинаешь дело с нуля в компании единомышленников. Единомышленникам тоже зарабатывать нужно. У них семьи есть. Как ни крути, а Игорь на роль наследника подходит идеально. Когда Фунтика…дурацкое имя, черт побери… так вот, когда Фунтика посадили, ему было примерно семь-восемь лет. Помнится, Алина однажды напомнила ему, что «он обещал отцу не курить в школе». Но если допустить, что Алина снова вышла замуж, отец автоматически превращается в отчима. А когда дело касается Алины, я готов допустить, что угодно. В том числе все нелестные эпитеты, которыми Эжен наградил бывшую жену своего пропавшего друга. В памяти возникло бледное лицо с закушенной губой и лихорадочно посверкивающие голубые глазки. Морщинистая лапка с двумя кольцами на безымянном пальце нервно теребит тонкую платиновую цепочку на шее. Ей было не просто интересно – рассказ поверг Алину в шок. Иногда мне казалось, что она откровенно трусит. Так же как и ее сестрица. Между собой пастушки не переглянулись ни разу, что вообще-то было для них нехарактерно. Будто избегали друг друга. Я вынул пробку из водостока и снова встал под душ, смывая с себя пенные струйки. Скверно, что подозреваемых в данном деле просто масса. То есть, в детективах это хорошо, а вот в реальной жизни – плохо. Не разберешь, как к кому относиться. Чем плох, к примеру, Вадим? Для того, чтобы сколотить строительную фирму, тоже требуется стартовый капитал! И, наверняка, немаленький! Или его флегматичная супруга. Кстати, сегодня она не выглядела такой же спокойной и уравновешенной, как обычно. Даже не сдержала эмоций в какой-то момент… Я вышел из ванной, взбил подушки, встряхнул легкое пуховое одеяло и упал на матрас. Мгновенно потянуло в сон. Закрыв глаза, я отдался ленивому течению мыслей. Бывший зэк пропал четыре года назад, тогда же, когда погиб муж Власты. Отель и строители…. Отель и альпинисты… Одни и те же люди… Одни и те же… Какая-то мысль мелькнула в глубине – смутная, громадная, как рыбина, но не успел я ее ухватить, как она, вильнув хвостом, ушла в глубину. Веки сомкнулись плотнее, и я провалился в уютную теплую берлогу. Вокруг было темно и тепло, а снаружи, там, откуда пробивался кружочек света, медленно падали и оседали на землю крупные, будто вырезанные из салфетки снежинки. Они падали так долго, что я устал их считать. А потом кружок света заслонило чье-то лицо. Сначала я не понял, почему оно показалось мне опасным, а потом вдруг вспомнил все, и резко уселся, вытаращив глаза. - Извините, ради бога, - виновато сказала Лида. – Я не хотела вас будить. Она стояла у изножья кровати – абсолютно реальная в своем неизменном кружевном передничке и наколке. Из-под ворота блузки по-прежнему торчали уголки завязанного шейного платка. В руках у нее на этот раз была не лыжная палка, а моя пепельница с одним сиротливым скрюченным окурком. В окно прямой наводкой било радостное утреннее солнце. - Который час? – спросил я тупо, пытаясь собраться с мыслями. Она подошла к постели, взяла мои часы и посмотрела. Когда она положила их обратно, на тумбочку, часы тихо звякнули, а я почему-то вздрогнул. - Половина одиннадцатого. - Ничего себе! – сказал я. – Вот это поспал! - Власта велела вас не будить. Сказала, вам нужно хорошенько отоспаться. – Лида уставилась на меня, будто ждала ответа. Я молчал. Она добавила: – Я только хотела забрать мусор. – И повторила: - Извините. Ее голос звучал неуверенно. Выглядела горничная не хуже того дня, когда мы увиделись впервые. Ровный цвет лица, никаких теней под глазами. Мне показалось, что щеки ее немножечко ввалились, а впрочем, это могла быть игра света и тени. Солнце в горах обманчиво. - Ничего страшного, - сказал я. – Это вы меня извините, что ни разу не зашел вас проведать. Как вы себя чувствуете? Лида переступила с ноги на ногу. - Хорошо, - сказала она, глядя в сторону. – Власта говорит, что я немного переутомилась. - Это бывает, - согласился я. – Но теперь вы отдохнули и выглядите прекрасно. Она кивнула, по-прежнему не глядя на меня, и пошла к двери. Переступив порог прихожей, горничная вдруг обернулась. - Скажите, я не сделала вам…ничего плохого? У нее задрожали губы и она изо всей силы их стиснула. Глаза сверкнули переливающейся влагой. Господи, только второго припадка мне сейчас не хватало! - Слава богу, вспомнила! – сказал я раздраженно-скрипучим тоном вип-персоны, недовольной обслуживанием. Как и полагается хамоватой особе, я перешел на «ты». – Кто обещал забрать в стирку мои рубашки? Она медленно захлопала ресницами. Одна слезинка вытекла из уголка правого глаза и скатилась к подбородку. Вторая повисла на ресницах. - Я обещала?... - Ну, да! Они в ванной, в корзине для грязного белья! - Я заберу, - сказала Лида очень тихо. – Вы извините, у меня память слабая. Я укоризненно зацокал языком. - Ай-яй-яй, такая молодая, и уже сосуды ни к черту! Промыть нужно сосудики! Под капельницей полежать! Тогда и забывать ничего не будешь! Горничная успокоилась окончательно. - У меня это редко бывает. Только когда давление падает. Мы поговорили немножко о гипотонии и гипертонии, после чего Лида ушла, забрав из плетеной корзины в ванной одну-единственную рубашку, которую я бросил в нее накануне и испачканное полотенце. Слава богу, вопросов задавать не стала. Когда щелкнула дверь, я испытал ни с чем несравнимое облегчение. Откинул одеяло, встал с постели и, потягиваясь, побрел к окну. Чувствовал я себя свежим и отдохнувшим, голова была легкой и ясной. В оконной раме рисовалась идиллическая картинка: Эжен сидел у проруби с удочкой, наклонившись вперед, будто всматриваясь в темную воду. Напротив него с другой стороны проруби сидел Игорь. Его вечных спутниц-эриний я поблизости не заметил, как и фигурки на коньках в обтягивающем темном трико. Картинка прямо для журнала «Рыболовство и спорт». Сидят два мужика, ловят рыбу. Немногословные, уравновешенные. Все путем. Странная девица, - думал я в ванной, ловя открытым ртом стекающие сверху струйки воды. Никаких комплексов. Просто открыла дверь своим ключом и вошла. Судя по всему, ей даже в голову не приходит, что она может поставить человека в неловкое положение. А если бы, к примеру, я был с дамой? Что тогда? Воображение немедленно нарисовало картинку: рядом со мной в постели темноволосая красотка, отдаленно смахивающая на Леру. Щелчок, легкий сквозняк, - и в комнату входит Лида. На мгновение застывает, а потом произносит, широко раскрыв свои невыносимо наивные голубые глаза: - Ой, извините, я не хотела вам мешать! Я не знала, что у вас гости! - Она направляется к двери. По дороге оборачивается и заботливо уточняет: - Вам ничего не нужно? Не выдержав, я расхохотался и тут же нахлебался воды. Когда я вышел из ванной, постель была старательно убрана, а форточка распахнута. Я чувствовал себя изголодавшимся, как медведь после спячки – ужин-то я пропустил. Быстро одевшись, я выскочил в коридор и мгновенно попал в струю мощнейшего сквозняка. Окно в номере напротив было распахнуто, Лида негромко напевала и стелила чистую простыню на широкую двуспальную кровать. - У нас пополнение? – спросил я. Она резко выпрямилась и приложила руку к груди. - Ух, напугали… - Горничная отдышалась, провела рукой по идеально разглаженной простыне и буднично напомнила: - Сегодня приедут еще два гостя. - Ах, да. Олег и Ольга. Имена прямо как из старинной летописи.- Я немного помолчал и небрежно спросил: - Кажется, вы давно знакомы? - Знакомы, - подтвердила Лида. - Дружите? Она смутилась. - Нет, что вы… Кто они, и кто я… - Это ты так считаешь, или они так считают? – Она сдвинула брови, пытаясь сообразить, в чем разница. Я махнул рукой. – Ладно, не важно. Лида, я бы хотел поменять постельное белье в своей комнате. Это возможно? При упоминании о белье по ее лицу тенью прошло какое-то мучительное усилие вспомнить. Нет, только не это. Только не сейчас. - Я поменяю, - сказала Лида через несколько секунд. – Вообще-то мы его меняем раз в пять дней, но когда гостей мало, Власта велит не отказывать. - Только, пожалуйста, сделай это сама. Она удивилась. - Конечно! Это моя обязанность! - А почему Вадиму и Лике белье менял твой муж? Ее глаза стали круглыми. - Костя? Когда? - Позавчера. Он сказал, что ты попросила его помочь. - Да? – она смутилась: - Я не помню. - И не нужно. В любом случае, сделай это сама. Я вышел из номера и, насвистывая, отправился в столовую. Но по пути передумал и свернул на кухню. Постучал, распахнул дверь и громко спросил: - Можно? Симочка водила половником в огромной дымящейся кастрюле. Ее брови были озабоченно сдвинуты. На меня она взглянула мельком и сразу уточнила: - Чай, кофе? - Просто кипяток и пакетик, - ответил я. – Извините, что отрываю вас от дела. Снова завтрак проспал. - Да ладно, не вы один. – Она опустила половник в кастрюлю, поставила на плиту маленький чайник и включила газ. Голубые язычки весело побежали по кругу. – У нас каждый день кто-нибудь опаздывает. Вы не уходите, вода быстро закипит, тут только на одну чашку. Она встала ко мне спиной и застучала ножом по доске, шинкуя капусту. Я медленно обвел взглядом кухню. Она выглядела как картинка: большая, светлая, с сияющими сковородками и подносами, развешанными на стенах. Негромко тарахтели два огромных холодильника-рефрижератора. Аппетитно пахло говяжьим бульоном и зажаркой. - У нас сегодня борщ? – спросил я. Не оборачиваясь, она кивнула. Я обошел стол, чтобы видеть ее лицо, и путано начал: – Симочка, извините, это, конечно, не мое дело… Если я могу быть вам чем-то полезен… Понимаете, у меня в Москве много знакомых-врачей. Я имею в виду Лиду. Я сбился окончательно и умолк. Симочка метнула на меня короткий взгляд исподлобья и крепко сжала губы. - Спасибо, я передам Власте. - Почему Власте? – удивился я. - Потому что она занимается всеми медицинскими вопросами. Лицо поварихи будто замкнулось на ключ. Я понял, что ничего другого не услышу. - Кипит, - сказала Симочка, не оборачиваясь. Сначала я не понял, а потом сообразил, что маленький чайник пускает в потолок напористую струйку пара. Я подошел к плите и выключил огонь. - Как вы узнали, что он закипел? - Поработайте на кухне с мое, тогда поймете, - ответила Симочка. – У меня внутренний счетчик сам собой включается. Она бросила нож на стол, вытерла передником руки и достала из подвесного шкафчика упаковку с чайными пакетиками «Липтона». - Вот, - сказала она, подавая мне картонную пачку и чистую кружку с надписью «Happy New Year!». – Извините, что не завариваю. Времени нет. Сахар и лимон в столовой. - Это вы меня извините, - неловко ответил я. Бросил в кружку пакетик, залил его кипятком и направился к выходу. Дверь распахнулась, и я едва успел вильнуть в сторону, чтобы избежать удара. Несколько капель плеснули через край. - Ой! Вы не ошпарились? Я взял кружку в другую руку и тщательно отряхнул обожженную ладонь. Власта испуганно смотрела на меня серо-голубыми глазами персидской кошки. - Пустяки, - сказал я. Симочка молча сунула мне сухую салфетку. Я промокнул руку. - Не смотрите на меня, как на контуженного. Все в порядке. - Нужно смазать зубной пастой, - сказала Симочка. - Какой? – торопливо спросила Власта, разворачиваясь к двери. - Любой. Лишь бы мятная была. Тогда болеть не будет и пузырь не вырастет. - Сейчас принесу… - начала Власта. Я удержал ее свободной рукой. - Ничего не нужно! Подумаешь, пара капель. Не делайте драму из пустяка. Говоря по правде, кожа ощущала точечные ожоги, но я решил не обращать на это внимания. Кивнул всем на прощание и вышел в коридор. - Давно я вас не видела, - сказала Власта мне в спину. Я обернулся. - Да и я вас. - Было много дел, - объяснила она и полувопросительно добавила: - Как-нибудь поговорим? - В любой момент, когда у вас будет время. Она вежливо улыбнулась и закрыла дверь. Я пошел в пустую столовую. ********** После одинокого завтрака я вернулся к себе, переоделся в лыжный костюм, взял в руки чехол с лыжами и сбежал вниз по лестнице. Ничьих голосов, ни в коридоре, ни за закрытыми дверями, я не услышал, из чего заключил, что все развлекаются в меру своих сил и возможностей. Только бы никого не встретить, думал я. Такое утро слишком хорошо для двоих. Представляя это ясное небо, золотое солнце и пушистую снежную долину, я чувствовал себя таким же скрягой как Скрудж Мак-Дак. Я не хотел ни с кем делиться. И я никого не встретил, кроме дымчатой пушистой Астры, которая умывалась в холле. Утро, небо, солнце и долина до самых гор – все это досталось мне одному. Я вышел на крыльцо, надвинул на глаза очки и осмотрелся. Следы снегохода расчертили лежащее передо мной непогрешимо белое пространство. Сын катает маменьку, подумал я. А может тетеньку. А может их обеих – черт их знает. Хотя, - позвольте, - с утра Игорь сидел возле проруби, старательно задрав плечи и подражая бывалому рыбаку Эжена. Лика с Вадимом обычно уходят на снегоходе в горы и перед отелем виражи не выписывают. Тетушка с маменькой машину водить не умеют. Методом исключения остается только один человек из восьми. - Йо-хо-хо! – завопил восторженный голос, и из-за гаража вынырнул «человек» собственной персоной. На глазах очки-консервы, вязаная шапка низко надвинута на лоб. Штраф за езду без шлема и месячное лишение прав, - подумал я автоматически. «А сам-то!» - упрекнула совесть. Ну, да. Грешен. Снегоход летел прямо на меня, но в последнюю минуту Лера сделала неуловимое движение, и машина вильнула в сторону, окатив меня снежными брызгами. - Ты с ума сошла! – сердито крикнул я, отряхивая комбинезон. – Что за шуточки? Она рассмеялась – отрывисто, хрипловато, азартно. На гладких холодных щечках пламенел яркий румянец. - Не бойся, не задену! Я махнул рукой, показывая, куда ей отъехать. - Дальше, дальше! Нечего лихачить рядом со мной! - Какие мы пугливые! – крикнула она и красиво вписалась в большой сугроб, распоров его на две части. Через минуту жизнь забила ключом. Маменька с тетушкой в разноцветных куртках вывалились погреться на солнышке. За ними выглянула Власта. Поправила короткую дубленку, сползающую с плеча, нацепила на нос большие черные очки и принялась подбадривать родственницу аплодисментами и азартными возгласами. Лера на своем иноходце вспарывала и потрошила свежие сугробы — от обоих валил пар. Через десять минут я понял, что вижу перед собой водителя высокого класса. Машина совершала стремительные виражи, то тараня сугробы, то выписывая вокруг них сложные восьмерки, не удаляясь, впрочем, далеко от отеля. Сестры, неодобрительно поджав губы, наблюдали за представлением. Власта крикнула, сложив ладони рупором: - Роман, а что же вы? Слабо? Это меня кольнуло, и я не замедлил свалять дурака. Когда Лера, которая сегодня, несомненно, была гвоздем сезона, этаким диким ангелом без манер и без морали, предложила гонки на лыжах за снегоходом, я бросил вызов судьбе и подхватил конец троса. Десяток лет назад я занимался этим видом спорта, однако скорости тогда были ниже, а я был покрепче. Короче, говоря, через три минуты я снова оказался перед крыльцом, и вид у меня, вероятно, был неважный, потому что Галина спросила, не надо ли меня растереть, Алина посоветовала растереть меня в порошок, а Власта мигом очутившаяся внизу, заботливо подхватила меня под мышки и стала уговаривать немедленно глотнуть чудодейственной фирменной настойки — «ароматной, крепкой, утоляющей боль и восстанавливающей душевное равновесие». Лера, извиняясь, прижимала к сердцу растопыренную ладонь в кожаной перчатке. Словом, очень неудобно получилось. Не так мне хотелось очутиться в центре внимания. Оттолкнув Власту, я отряхнулся, подхватил палки и двинулся прочь от отеля, не выпуская из виду фигурку на сумасшедшем снегоходе. Сейчас заберу влево, и будет мне счастье. Пустота, свобода, одиночество. Можно, к примеру, прокатиться на лыжах до деревни, повидаться с новыми знакомыми. Нет, это, наверное, неудобно – каждый день падать людям на голову без предупреждения. В конце концов, Семен с Раей деловые люди, у них свои заботы. Активным размашистым шагом я отошел от отеля метров на пятьдесят. Впереди лежало пустое пространство, свободное от ненормальных водителей и взбесившихся машин, когда в спину вдруг ударил дикий истошный крик. - Га-а-арик! Ткнувшись в невидимый барьер, я чуть не свалился и быстро глянул назад. Два фигуры – высокая и низенькая, достававшая первой до плеча, - вышли из-за поворота и направились к отелю. Они двигались осторожно и медленно, отставив в сторону руки с тяжелыми ведрами. Они весело переговаривались между собой. Они еще не понимали, что им грозит. В первый момент я тоже не понял. И только когда увидел, что расстояние между снегоходом и рыбаками стремительно сокращается, а водитель даже не пытается увести машину в сторону, понял: что-то не так. - Эже-е-ен! – раздался второй дикий вопль. Я изо всех сил оттолкнулся палками и рванул к месту событий. Рыбаки заметались, не зная, куда бежать. Было видно, что им тяжело и скользко. Снегоход несся прямо на них, отрезая дорогу к отелю. - Сворачивай, дура! – орала Власта таким голосом, какого я у нее еще не слышал. Я мельком увидел побледневшее лицо Леры с накрепко закушенной губой. Она грубо терзала руль. Снегоход не слушался. Тяжелая машина неслась на двух мужчин какими-то судорожными дикими скачками, словно изголодавшийся хищник на жертву. Эжен побежал в сторону гор, мелко перебирая ногами и оглядываясь. Споткнулся и свалился на снег, смешно взбрыкнув. Ведро отлетело в сторону. Сверкнуло серебро чешуи, несколько крупных карпов судорожно зашлепали хвостами, изворачиваясь и подпрыгивая на льду. Игорь уронил ведро и оцепенел, уставившись на приближающуюся опасность. - Гарик, беги! – надрывалась маменька. Сбежала с крыльца и понеслась к сыну, скользя и падая. Сестра птицей летела в другую сторону, - к распростертой на земле фигуре. Когда снегоход оказался в шаге от меня, я бросил палки и вцепился в руль, изо всех сил тормозя ногами. С громким треском сломалась левая лыжа. Обрубок полоснул меня по ноге и полетел назад, крутясь и подскакивая. - Га-а-а-арик!! Вопль разнесся над долиной, где-то вдалеке отчаянно откликнулось эхо. Маменька повалила Игоря на землю и упала на него сверху, как медсестра на поле боя. Мы с Лерой неслись вперед на обезумевшей машине: она - в седле, я – уцепившись за руль. - ВЫКЛЮЧИ МОТОР! – заорал я. Лера даже голову не повернула. По-моему, она меня даже не услышала. Ее остекленевший взгляд напоминал сомнамбулу. Я повис на руле всей своей тяжестью и вырвал ключ зажигания. Снегоход потерял скорость, прокатил несколько метров по инерции, ткнулся в сугроб, и – о чудо! - замер в одном шаге от распростертого банкира. Минуту стояла мертвая тишина. Потом Лера сорвала очки и уронила голову на скрещенные руки. Участники событий как-то разом зашевелились, начали приходить в себя и отряхиваться. Подбежавшая Галина упала на колени рядом с Эженом. Она громко причитала, то стряхивая снег с отлетевшей шапки, то пытаясь поднять поверженного поклонника на ноги. Эжен яростно отбивался. Карпы шлепали хвостами по снегу с угасающей энергией. Лера подняла голову и посмотрела на меня. - Я не нарочно, - сказала Лера слабым голосом. Выглядела она как привидение из фильма ужасов. Лицо белое, растрепанные темные волосы выбились из-под шапки и прилипли к потному лбу. Из прокушенной нижней губы, сползает тоненький кровавый ручеек. - Что случилось с управлением? – спросил я. Лера повторила, глядя мне в глаза: - Я не нарочно. Я схватил ее за плечи и резко встряхнул. Она захлопала запорошенными снегом ресницами. Взгляд медленно сфокусировался и стал осмысленным. - Руль…отказал, - сказала Лера приглушенным заторможенным голосом. Медленно сползла с сиденья и тут же свалилась. Я протянул ей руку, но она не обратила на нее никакого внимания. Цепляясь за умершую машину, поднялась и зашагала на подламывающихся ногах. Остановилась возле Игоря и повторила угасающим голосом те же три слова: - Я не нарочно. - Прочь, прочь! – Маменька, ощупывавшая свое чадушко в поисках переломов, яростно замахала на соперницу руками. – Убирайся, мерзавка! Не смей к нему приближаться! - Мама! – сказал Игорь предупреждающим тоном и протянул Лере руку. Она снова не обратила на нее внимания. Вдруг запрокинула голову и неловко, некрасиво повалилась на снег. - Лера! Игорь рванулся из цепких рук, но маменька повисла на нем всем телом, не давая сдвинуться с места. - Гарик, не обращай внимания! Она притворяется! - Комедиантка! – громко произнесла тетушка. Эжен уже был на ногах и яростно фыркал, отряхивая рукава. Власта с разбегу упала на колени рядом с неподвижным телом. Похлопала Леру по щекам, приподняла веко, встряхнула за плечи. Никакой реакции. Власта взглянула на меня. - Вы мне поможете? Ее нужно отнести в отель. - Конечно! Я быстро отстегнул крепления поломанных лыж, но тут выяснилось, что моя помощь уже не требуется. Игорь стряхнул с себя маменьку, отбросил ногой перевернутое ведро, подхватил на руки фигурку с запрокинутой головой, и зашагал по истерзанному снежному полю. После минутного замешательства маменька мелко засеменила следом, заходя то справа, то слева, путаясь под ногами, причитая, укоряя, предупреждая, и вообще создавая трудности в меру сил. Я протянул Власте руку. - Евгений Петрович, с вами все в порядке? – спросила Власта, поднимаясь. - Спасибо, что вспомнили! – язвительно отбрил старикашка. – Трещина в кости обеспечена, а что будет дальше – не знаю. - Если эта ненормальная останется в отеле, то мы отсюда уедем! - пригрозила тетушка. Присела на корточки, подняла шевелящегося карпа и бросила его в ведро. После чего брезгливо понюхала свои руки и вытерла их об снег. Хлопнула дверь. Из отеля выскочил Костик, на ходу натягивая куртку. Подбежал к нам, тяжело дыша, остановился, и спросил, переводя испуганный взгляд с меня на Власту: - Что случилось? - Резонный вопрос! – вклинился старикашка. – Интересно, кто здесь отвечает за технику? - Ну, я отвечаю… - Тогда будьте добры объяснить, что произошло с этой проклятой машиной? Костик подошел к снегоходу. Подергал руль, наклонился и осмотрел сиденье снизу, постучал по приборной панели. - Где ключи? Я поднял и отряхнул припорошенный снегом брелок с ключом. - Вот, прошу. Только не заводите, по-моему, там сломан руль. Костик уселся в седло и поводил двурогую мотоциклетную башку вправо и влево. Устроен снегоход до безобразия просто: впереди две широкие лыжни, за ними – облегченная тракторная гусеница. Лыжня соединена с рулем и управляется вручную. Куда лыжи поедут, туда и гусеницы поползут. Сейчас они никуда не ехали, даже не шевелились в полной дисгармонии с усилиями Костика повернуть руль. - Не поворачиваются? – спросил он у меня, словно сам не видел. Я покачал головой. Костик слез с сиденья и почесал голову. - Когда ты осматривал технику в последний раз? – спросила Власта. - Кажется, позавчера, - ответил Костик, с недоумением глядя на неподвижную конструкцию из пластика, металла и кожи. – Ничего не понимаю. Машина еще на гарантии! - «Кажется!» - язвительно передразнил Эжен. – «Ничего не понимаю!» Ну и порядки у вас, моя милая! Вы хоть понимаете, что я могу подать на вас в суд? - Поступайте, как считаете нужным, - сухо ответила Власта. Тетушка подошла к нам и уперлась руками в бедра. - Можно было бы и прощения попросить! Так постоянными клиентами не разбрасываются! Власта слегка покраснела, но ответила по-прежнему спокойно: - Я никого насильно не держу. Если кому-то кажется, что в другом месте отдыхать безопасней, - могу вернуть деньги в любой момент. Пока мы не разберемся, что произошло, извиняться преждевременно. – Обернулась к Костику и приказала: - Отведи машину в гараж и выясни, в чем дело. Она поправила сползающую дубленку, сухо кивнула и пошла к отелю. Солнце ослепительно золотило растрепанный каштановый узел на затылке - Снежная королева, - сказала тетушка с осуждением. – Извиняться она не желает… - По-моему она абсолютно права, - ответил я. – Если снегоход на гарантии, то мы имеем дело с заводским браком, за который Власта, согласитесь, не отвечает. А если нет… - Я замешкался, потому что второй вариант выглядел куда более устрашающим и гораздо более вероятным. – Тогда… нужно разобраться, кому понадобилось ломать машину и что это за шутки такие. Тетушка немедленно затарахтела, что лично она против шуток ничего не имеет, но это уже из рук вон, ей давно опостылело просыпаться из-за того, что кто-то шлепает босиком по коридору или шушукается за дверью, и вообще, шутки-шутками, но нужно и меру знать, особенно если люди приехали привести в порядок расшатанные нервы, а как их приведешь в порядок, если кто-то не понимает разницу между шуткой и хулиганством, а свои прямые обязанности пресекать такие шутки хозяйка отеля игнорирует и не дорожит хорошими отношениями с клиентами, что при таких ценах как минимум недальновидно и вообще… Она перевела дыхание, чтобы начать третий абзац. Я столкнулся взглядом с Эженом. Иногда телепатия доступна даже толстокожим малым вроде меня. Мы смотрели друг на друга, и каждый отчетливо понимал, о чем думает другой. А думали мы о том, что, чем-чем, а шутками в этой истории даже не пахнет. ******* Когда Эжен с богиней покинули поле боя, мы с Костиком покидали в ведро замерзшую рыбу. Это были крупные карпы, среди которых я нашел несколько зеркальных. Не знаю, отличаются они по вкусу от обычных, или нет, но догадываюсь, что на ужин у нас, скорее всего, будет уха. Костик отнес оба ведра на кухню, после чего мы кое-как дотащили снегоход до гаража. Я впервые почувствовал убийственную тяжесть этой машины. - Костя, кто обычно катается на этом снегоходе? – спросил я, когда мы благополучно затащили машину в гараж. Он с недоумением глянул на меня маленькими запавшими глазками. - Кто угодно! Сегодня Лера, вчера Игорь с мамой. Машины ни за кем не закреплены, бери любую. А, что? - Трудно сломать рулевое управление? – спросил я, не отвечая на вопрос. - Зачем же его ломать? – удивился Костик - Ну, предположим, кто-то неудачно пошутил, - сказал я. – Можно вывести руль из строя таким образом, чтобы он сломался не сразу, а через какое-то время? - Вообще-то, можно. Снегоходы устроены просто. - Так просто, что это могла бы сделать даже женщина? Я хочу сказать, физическая сила тут не требуется? Что-то юркнуло в его глазах и снова спряталось в темной впадине под нависшим низким лбом. - Женщина? – переспросил он, словно размышляя. – Да, женщина тоже может. Только зачем ей это? - Вот в чем вопрос, - пробормотал я себе под нос, вышел из гаража и побрел к отелю. Лично у меня не было ни малейших сомнений, что вчерашний рассказ Эжена и сегодняшний несчастный случай тесно взаимосвязаны. Получается, что загадочный «некто» решил устранить зловредного старикашку руками Леры? Но кто мог знать, что сегодня утром она решит покататься на снегоходе? Причем, именно на этом снегоходе? Кто мог знать, что Эжен в это время пойдет на рыбалку? Кто вообще мог рассчитать все случайности и свести их воедино с таким блеском, чтобы рулевое управление отказало именно в тот момент, когда опасный рассказчик возвращался с рыбалки в отель? - Это невозможно, - сказал я вслух. - Что? Я оглянулся. Следом за мной по лестнице, ведущей на второй этаж, поднималась Лида со стаканом чая в серебряном подстаканнике. Сверху плавала долька лимона. - Вы что-то сказали? – переспросила она, улыбаясь. Милая обходительная девушка. Разве что чересчур непосредственная. - Так, пустяки. Для кого чай? Для Леры? Лида кивнула. - Власта сказала, чтобы я отнесла обед в ее комнату, а Лера сказала, что не хочет есть. Я подумала, пускай хотя бы чаю выпьет. Она и так все время голодает. - Это ты правильно подумала, - сказал я. – Кстати, ничего, что я на «ты»? - Ничего, я не обижаюсь, - успокоила она. – Вы же мне в отцы годитесь. Я чуть не поперхнулся. Милая непосредственность, ничего не скажешь. Мы поднялись на площадку и остановились. - Она в порядке? – спросил я. – Можно зайти на минутку? - Не знаю, - неуверенно сказала Лида. – Наверное, можно. У нее сейчас Игорь с мамой. Успокаивают. Ну, если Лера способна вынести успокоения потенциальной свекрови, то мой визит ее и подавно не сокрушит, - решил я, сворачивая вслед за Лидой. Она постучала в дверь номера и сразу открыла, не дожидаясь приглашения. - Можно? – спросила Лида. – Лерочка, я тебе чаю принесла. С лимоном и медом. Выпей, пока горячий. Мама говорит, мед нервы успокаивает. Я шагнул в номер следом за горничной и быстро огляделся. Конечно, ярый поклонник классицизма вроде Эжена просто не мог прижиться в комнате, оформленной в стиле «хай-тек». Я и сам его не люблю. На мой взгляд, стиль этот жесткий, холодный, и подходит только для офисных учреждений. Хотя в практичности ему не откажешь хотя бы из-за минимума мебели и прочных отделочных материалов. Стены в небольшой гостиной были окрашены в серый цвет. Ничего такой колер, неброский, успокаивающий. У левой стены - кожаный белый диван, изогнутый в форме буквы «зю». На нем лежала сегодняшняя героиня дня, потенциальная преступница и подозреваемая номер один. Несмотря на преобладающие серые тона, мрачной комната не казалась. Впечатление уравновешивали ярко-оранжевые шторы на окнах и оранжевые металлические конструкции вдоль стен. В одну был встроен большой плазменный телевизор и несколько полочек с безделушками, а также бар со специальной сушкой для бокалов. Вторая оранжевая конструкция отделяла гостиную от спальни. Несколько модернистских полотен с яркими цветовыми пятнами удачно вписались в дизайн. Справа от входа стоял прозрачный обеденный стол, над которым с потолка свисали матовые белые шары на длинном шесте – то ли украшение интерьера, то ли светильники. Вокруг расставлены белые стулья с ажурной спинкой. В белом кожаном кресле у окна сидела Алина, выпрямив спину как выпускница Смольного, и пристально наблюдала за сыном. Непослушное чадо придвинуло стул к дивану и держало потенциальную преступницу за руку. Когда мы вошли, Игорь оглянулся и снова принялся терпеливо уговаривать: - Лера, перестань плакать. Техника есть техника. Она иногда ломается. Никто тебя ни в чем не обвиняет. - Как сказать, - внедрилась маменька. – Подумаешь, - чуть не распилила пополам двух беззащитных людей! Сущие пустяки! - Мама! – укоризненно воззвал Игорь. С дивана послышались тихие всхлипы. Лида поставила подстаканник на прозрачную столешницу, в которой отражались перевернутые подвесные шары, и подошла к дивану. Взяла Игоря под локоть, уверенно подняла со стула, и приказала: - Идите обедать, пока все не остыло. Пускай Лера немного отдохнет. Алина поспешно вскочила с кресла. - Гарик, Лида права. Идем, нам еще переодеться нужно. Пускай подежурят другие. - У меня аппетита нет! - заявило чадо. - Начнешь есть, - появится, - уговаривала маменька. – Помнишь, когда он приходит? Во время еды! - Мама, иди сама. - Я не могу набивать желудок, когда мой ребенок голодает! – гордо заявила маменька. – Лучше умереть! Игорь беспомощно оглянулся на меня. - Игорь, уходи, - сказала Лера. - Я не хочу оставлять тебя одну. - А я хочу! – выкрикнула она и тут же закрыла лицо руками. Проглотила комок, застрявший в горле, и тихо добавила: - Извини. Ты иди, а я немного отдохну. Все будет в порядке. Игорь нехотя двинулся к двери. Торжествующая маменька ожидала его в коридоре. Стоило чаду переступить порог, как Алина быстро подхватила его под локоть и потащила по коридору прочь от проклятой двери, - активно, напористо, как муравей дохлую гусеницу. - Слава богу, ушли, - сказала Лида, дождавшись, когда затихнут удаляющиеся шаги. – Хотя бы чаю спокойно выпьешь. Лера подтянулась повыше и заправила под спину диванную подушку. Опухшая нижняя губа выделялись на меловом лице ярким пятном. Лида подала ей подстаканник и сочувственно погладила по голове. - Я ненадолго, - сказал я. – Просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Она обхватила подстаканник ладонями, согревая руки, и хмуро сказала, не глядя на меня: - Лучше не бывает. Еще вопросы есть? - Лида, ты не могла бы нас оставить? – спросил я. Горничная посмотрела на Леру. Та едва заметно кивнула. - Только не мучайте ее, - предупредила Лида. – Хватит с нее на сегодня. - Не буду, - пообещал я. Закрыл за горничной дверь и вернулся к дивану. Сел на краешек и спросил: - Лера, ты кому-нибудь говорила, что собираешься кататься на снегоходе? Она сделала глоток. Глаза опущены, лицо непроницаемо. Ответила неохотно: - Кажется, да. Вадим с Ликой звали меня с собой в горы, а я ответила, что лучше покатаюсь на снегоходе. С детства боюсь высоты. - Когда это было? - За ужином. - Значит, это слышали все? - Конечно. А что тут такого? Я с ожесточением поскреб суточную щетину на подбородке. - Пока не знаю. Кто-нибудь еще делился планами? Она пожала плечами. - Кажется, нет. Хотя, постой,…Эжен опять сцепился с Лидой из-за ухи. Вопил, что ему нужен фосфор и все такое... Лида предложила ему сходить на зимнюю рыбалку. Эжен сгоряча согласился, а Игорь попросил взять его с собой. - Это тоже слышали все?- уточнил я. - Все, - ответила Лера, хлопая глазами. – Роман, ты же не думаешь… - Я ничего не думаю, - перебил я. – Просто спрашиваю. - Обычно эту фразу произносят сыщики в разговоре с подозреваемым. Типа, ничего особенного, просто выясняем, есть ли у тебя алиби. – Она посмотрела мне прямо в глаза. – У меня его нет. - Тебе нужно умыться – сказал я. Она провела ладонью по подбородку. С недоумением осмотрела размазавшуюся кровь и потрогала нижнюю губу, словно накачанную воздухом. - Болит? – спросил я. Она отрицательно покачала головой: - Не чувствую. Подержи. Лера передала мне подстаканник с остывшим чаем и попыталась встать. Я подхватил ее под мышку. Довел до ванной, окинул просторное великолепие завистливым взглядом. От «люкса» Эжена ванная отличалась только наличием небольшого плазменного телевизора, встроенного в стену напротив джакузи. - А у Эжена телевизора нет, - сказал я. - Он потребовал его убрать, потому что рядом с водой электроприборам не место. - Очень предусмотрительно с его стороны, - пробормотал я. И спросил, повысив голос: - Во сколько ты сегодня завтракала? Лера набрала полные ладони воды, погрузила в нее лицо, а затем критически оглядела свое отражение в зеркале над раковиной. - Думаю, где-то в половине десятого, - сказала она. Сняла с сушки теплое чистое полотенце и аккуратно промокнула мокрое лицо. – Выпила чашку кофе и сразу же вышла на улицу. - Ты кого-нибудь видела в столовой? Она покачала головой, вытирая руки. - Вадим с Ликой рано ушли в горы, Евгений Петрович с Игорем ловили рыбу. Где были Алина и Галя – я не знаю. Может, еще не проснулись. - Лера повесила полотенце на место и тихо попросила: - Роман, уйди, ладно? Мне нужно немного поспать. Вечером я буду в форме. - Отдыхай. Увидимся позже. Она проводила меня в прихожую и захлопнула дверь. Я услышал, как дважды повернулся ключ в замке. В коридоре было тихо и пусто, где-то в отдалении пощелкивали бильярдные шары. Я взглянул на запястье. Половина первого. Смешно, но я снова чувствовал себя голодным. Ничего, - пригрозил я сам себе, направляясь с номер, - когда вернешься в Москву, будет тебе не до смеха! Полная смена гардероба и, как следствие, личной жизни. Мариванна терпеть не может толстяков. По ее шкале я нахожусь в критическом весовом промежутке между «массивным» и «упитанным», и как только стрелка дрогнет в сторону плюса, наши отношения можно считать законченными. Терзаясь от сознания собственного несовершенства, я переоделся и спустился в холл. Может схимник, привыкший за годы святой жизни к кореньям и ягодам, смог бы проигнорировать фантастический запах чесночных пампушек, лично я – нет. В холле было пусто. Из бильярдной слышались голоса и негромкий смех. Лида методично раскладывала на столе приборы и расставляла тарелки. Я немного поколебался, разворачиваясь то вправо, то влево. Куда свернуть? В зал, или в библиотеку? Присоединяться к мастерам бильярда, чтобы в очередной раз выставить себя дураком нет ни малейшего желания, а садиться за стол в одиночку как-то неудобно. Из столовой вышла Лида с большим металлическим подносом в руках. Увидев меня, она улыбнулась: - Проголодались? - Очень. От таких запахов и мертвый воскреснет. Поднос с громким звоном упал на пол. Мы одновременно наклонились, но Лида оказалась проворней. - Я тебя чем-то напугал? – спросил я озадаченно. Она быстро затрясла головой, глядя себе под ноги. - Просто не люблю, когда так говорят. Костик поехал в аэропорт, а в горах дорога плохая. Я всегда волнуюсь, когда он уезжает. Она криво улыбнулась и удалилась на кухню. Чьи-то пальцы крепко обхватили мою руку выше локтя. - Только не говори, что она сделала это нарочно! – горячо шепнула Лика и потащила меня в теплый сумрак гостиной. Усадила на диванчик возле темного холодного камина и сама уселась рядом. – Все равно не поверю! - Конечно, не нарочно, - ответил я. – Сам не пойму, почему она его уронила? - Кого?! - Поднос. - Кто?! Я посмотрел в изумленные глаза собеседницы. - Лида. Ты же спрашивала о ней? Она нетерпеливо взмахнула левой рукой, правой продолжая держать меня за локоть. - При чем тут Лида? Лида – это вчерашний день! Я говорю про Лерку! Распространение новостей в этом месте поставлено с размахом, ничего не скажешь, - подумал я и осторожно освободил руку. Синяк обеспечен. Пальцы у милой дамы поистине железные. - От кого ты узнала? Эжен рассказал? - Галя, - поправила Лика. - Она зашла ко мне полчаса назад за таблеткой от головной боли. Пока я искала аптечку и наливала воду, она все и выложила. Ну и сенсация! Галя говорит, что началась охота на свидетелей. - Таблетку-то Галя не забыла принять? – спросил я. Лика вскинула брови. - Таблетку? Не помню…Кажется, приняла. Какая разница? - И правда, - сказал я. – Тем более, что голова у нее совершенно не болит. Не могла же она так прямо постучаться в вашу дверь и брякнуть с порога, вытаращив глаза: «Сенсация! Эта паршивая овца чуть не угробила моего жениха и моего племянника!» Нужна прелюдия, повод, постепенность. Галина – артистка со стажем, она мизансцену чувствует. - По-моему она ужасно перепугалась за Эжена. - Как я ее понимаю! – сказал я сладко. Лика фыркнула и больно стукнула меня по предплечью. Не только пальцы, но и ручка у дамы была металлической. - Циник! Возможно, это любовь! - Есть такая буква в этой песне, - согласился я. – Мне она тоже нравится. Песня, не Галя. - Нет, серьезно. Что ты об этом думаешь? - Пока рано делать выводы. Я видел то же, что и все: снегоход сломался и чуть не покалечил Евгения Петровича. Или Игоря. - Вообще-то и Лера могла пострадать, - задумчиво сказала Лика. - Пострадать мог кто угодно. - Это и странно, правда? - Я с изумлением воззрился на собеседницу. Лика ответила мне прямым безмятежным взглядом: - Если бы хотели убить или покалечить Леру, ломать нужно было не один снегоход, а все четыре! А если Эжена – то это какой-то странный способ. Ненадежный. Ты не находишь? Складывается впечатление, что тому, кто это сделал, было все равно, кто пострадает. Потому что тогда подозревать можно кого угодно. Он как лис. Петляет по лесу и путает следы. - Ты детективы не пишешь? – спросил я. Лика смутилась. - Прости, полезла не свое дело. Наверное, все это звучит ужасно глупо… - Наоборот! – перебил я. – Твоя версия звучит очень логично! Она быстро взглянула на меня. - Тебе она тоже пришла в голову, да? - Так, крутилось несколько мыслишек, - сказал я уклончиво. - Извини, совсем забыла, что мы с Вадиком кандидаты в убийцы, - спохватилась Лика. – С нами откровенничать не положено. - Не говори глупости. Просто я пока не готов делать выводы. Кто-то стукнул в дверной косяк. Мы одновременно обернулись. Власта стояла на пороге и смотрела на нас. В полумраке ее глаза казались темными. - Обед на столе. Надеюсь, утреннее происшествие не отбило у вас аппетит. Роман, я хотела попросить вас зайти ко мне после обеда. Только не в контору, а в мою комнату. - Зайду, - сказал я и встал. – Но я не знаю, где ваша комната. - Я покажу, - вызвалась Лика и тоже поднялась с диванчика. - Буду ждать. С этими словами Власта вышла из гостиной, а следом за ней вышли и мы. ********** Общество за столом было в сборе. Увидев нас, Вадим энергично замахал рукой, а когда мы уселись, спросил жену озабоченным шепотом: «Где ты была? Я тебя обыскался!» Об утреннем происшествии не было сказано ни слова, за что я был ему бесконечно благодарен. Налил себе полную тарелку наваристого ярко-красного борща, стряхнул с ложки жирное облако густой домашней сметаны и начал помешивать аппетитное варево. - Роман, как себя чувствует Лера? – громко спросил Игорь, нарушив тягостную тишину. - Она отдыхает, - ответил я. – Спустится к ужину. - Сделал дело - гуляй смело, - произнесла маменька с каменным лицом, разрезая свиную отбивную. Она была единственной, кто отказался от первого, очевидно считая чесночный запах вызовом хорошему тону. - Кое-кто думает, что она просто пошутила, - сказала тетушка, не удостоив меня взглядом. – Милая шуточка, ничего не скажешь. То топот под дверью, то какие-то голоса… Сегодня, вот, чуть человека не задавили… Веселое место. Еще пара таких шуток, - и я тоже начну шутить! Воцарилось молчание. Наверное, все пытались представить, чем все кончится, если тетушка тоже начнет шутить. Не знаю, как у других, а у меня картина получилась безотрадная. На лице Игоря появилось озадаченное выражение, Эжен опустил ложку и с любопытством осмотрел свою богиню с головы до ног. - Лично мне кажется, что эта девица ненормальная, - бесстрастно объявила маменька, орудуя ножом и вилкой. – В прямом смысле. По ней психушка плачет. - Мама! - Два раза была замужем, причем оба мужа погибли при невыясненных обстоятельствах! - Первый муж разбился на машине, а у второго был рак мозга, - сказал Вадим. – Что же тут неясного? - Совпадение, - ответила маменька, не задумываясь. Кусочки мяса остывали в ее тарелке. Родители долго вбивали в меня, что отбивные едят, отрезая по одному кусочку, а не все сразу. – Такие совпадения случайными не бывают. Два мужа, две смерти… Я уже не говорю о том, что последний супруг оставил ей приличное наследство. - А первый? – Воинственно поинтересовался Игорь. – Что она выиграла от смерти первого мужа? - По крайней мере, перестала ходить в синяках! – отрезала маменька. Игорь запальчиво открыл рот, не нашелся, что возразить и по привычке стушевался, ссутулив плечи. Маменька отложила нож и победоносно обвела глазами стол: – Чем, собственно не мотив? Женщина, которую постоянно бьют и унижают, становится невменяемой! Может, у Леры комплекс «черной вдовы»? Сначала влюбляется в мужчину…или делает вид, что влюбляется… - Вполне вероятно! – вклинилась тетушка. - …а потом его убивает. Может быть, наследство тут не при чем. «Черные вдовы» всегда пожирают своих партнеров. Игорь бросил ложку, расплескав борщ по скатерти. - Гарик, веди себя прилично, - хладнокровно приказала Алина. – Ты не дома. Галя, передай мне горчицу. - Мне ваша версия кажется неубедительной, - вежливо заметила Лика. – Если бы Лера сломала снегоход, то в первую очередь могла пострадать сама. «Черные вдовы», так не поступают, вы не считаете? - Не считаю, - невозмутимо отозвалась маменька. Вообще было заметно, что к дискуссии она подготовилась основательно. Рассмотрела вопрос, так сказать, всесторонне. – В роли страдалицы она привлекла бы к себе внимание одного неразумного мальчика, который упорно отказывается видеть очевидное. Игорь с грохотом отодвинул стул и вышел из столовой. Тетушка приподнялась, собираясь бежать за непослушным чадом, но маменька неожиданно остановила сестру, положив руку на ее ладонь. - Не надо, пускай побудет один и все хорошенько обдумает. Может, поумнеет. - Костик еще не вернулся? – спросил я, торопливо меняя тему. Вадим покачал головой. - Если не опоздает московский рейс, они приедут к пяти часам. Если опоздает – придется заночевать в городе. В темноте добираться опасно. - Костя встречает московский рейс? – переспросила тетушка. – Мы кого-то ждем? - Олега и Ольгу, - ответил Вадим. – Они прилетают в три часа. Тетушка наморщила лоб и обвела стол вопросительным взглядом. Сестра с раздражением напомнила: - Это скрипач, который помогал Игорю устраивать благотворительные концерты! Два года назад, помнишь? - Ах, он… - тетушка вяло поковырялась в тарелке. – Ольга – это его жена? - Совершенно невозможная женщина, - сказала маменька. – Я, конечно, понимаю, богема… Но есть же правила приличия, манеры, в конце концов! Галя, ты помнишь тот позорный поцелуй прямо на сцене? Тетушка перестала жевать и снова изобразила бровями знак вопроса. Тут же тихо ахнула, скривила губы, наморщила лоб, – в общем, всячески продемонстрировала, что этот позорный поцелуй она успела забыть, а сейчас снова вспомнила, и воспоминание ей удовольствия не доставило. - Забудешь, такое! Так и впились друг в друга на виду у всего зала! Публика была в шоке. – Она обернулась к непривычно тихому соседу. – Эжен, ты помнишь тот рождественский концерт? - Помню, - сказал банкир, отрываясь от собственных раздумий. – Я не знал, что это его жена. Красивая женщина. - Некоторые так думают, - признала тетушка. - Некоторые думают, что этот молодой человек – талантливый скрипач, - ядовито заметила ее сестра. - Но вы так не считаете, - не менее ядовито заметил Вадим. - Видите ли, Вадим, я понимаю, что он ваш друг. Но тому, кто слышал дуэт Ойстраха и Штерна, трудно воспринимать всерьез современных исполнителей, - высокомерно сказала Алина. Вадим покраснел и уткнулся в тарелку. Обед прошел невесело. Сестры вполголоса общались между собой, игнорируя остальных. Эжен молча катал по скатерти хлебные шарики. Без привычных взрывов его сатанинского кашля, столовая казалась опустевшей и вымершей. Оказывается, он руководил не только трапезами, но и всеми нами. Очень неоднозначный персонаж – скрытый лидер. Доев отбивную, я промокнул губы салфеткой и наклонился к Лике. - Ты помнишь свое обещание? Проводишь меня? - Конечно! – ответила она и отодвинула тарелку. – Я готова. Вадим с недоумением взглянул на жену. - Могу я поинтересоваться, к чему ты готова? Или меня, как мужа, этот вопрос не касается? - Не говори пошлости, - сказал Лика. – Я вернусь через две минуты. Налей мне чай. Я объяснил, что Лика обещала показать мне комнату Власты. На вопрос, зачем ей это понадобилось, пришлось рассказать предысторию. Услышав, что меня пригласили в гости, Вадим хитро прищурился и подмигнул. Я сделал вид, что ничего не заметил. Отчего-то мне были неприятны эти знаки мужской солидарности. Мы вышли из столовой и свернули в служебный коридор. По дороге Лика снабжала меня сведениями об устройстве служебного крыла: - Здесь кухня, здесь гладилка, здесь кладовка для постельного белья. Власта просила, чтобы все было расположено компактно и персоналу не приходилось бегать взад-вперед. В этой комнате, - она стукнула запертую дверь, - обычно живут горничные, когда в отеле наплыв гостей. Это – комната повара и его помощника. Сейчас в ней живет одна Симочка. Здесь обитает Костик с Лидой. Эта комната пока пустая, Власта еще не решила, что с ней делать. А здесь, - Лика остановилась перед последней дверью служебного коридора, - здесь обитает наша хозяйка. У нее прелестные двухкомнатные апартаменты в башенке. - Откуда ты все это знаешь? – спросил я. Она иронически поклонилась. - Ну, привет! Мы с Вадимом авторы проекта, забыл? Дом – наше творение от начала до конца! На бумаге изначально было расписано, кто, где будет жить! Я покаялся, сказав, что забыл. Лика ответила, что в этом нет ничего страшного, и пожелала мне удачи. Я поблагодарил не столько за пожелание, сколько за отсутствие многозначительной улыбки. Дождался, когда она скроется в конце коридора, зачем-то пригладил волосы, вытянул манжеты из-под рукавов кардигана и постучался. - Войдите, - откликнулся знакомый голос. Я открыл дверь и оказался в прелестной полукруглой комнате, где грубо оштукатуренные стены выкрашены в цвет топленого молока, а над головой нависают потемневшие от времени деревянные балки. Кажется, этот стиль называется «прованс» и имитирует деревенскую простоту. Именно «имитирует», потому что требует дорогой старинной мебели и, по сути, является аналогом скрытой роскоши. После холодных алюминиевых конструкций на втором этаже, все здесь радовало глаз и согревало душу. Обилие натуральных тканей и дерева. Плотный бежевый репс, которым был обит диван и из которого были сшиты шторы на высоких стрельчатых окнах. Кресло-качалка, уютно покачивающаяся возле камина. Широкий низенький столик на выгнутых ножках с инкрустацией из перламутра. Удивительный антикварный комод с замысловатой художественной резьбой. Гладкий пол из цельной древесины. Горшочки с цветами, странно и трогательно смотревшиеся на фоне стекла, залепленного снегом. - Роман, располагайтесь, - снова донесся до меня знакомый голос. – Я выйду через минуту. В соседней комнате стукнули створки шкафа. Что-то упало на пол, зашлепали босые ноги. - Не торопитесь! – громко сказал я, продолжая осматриваться. Не знаю, что я хотел обнаружить – забытую книгу на столике, развернутый журнал, - в общем, что-нибудь, что рассказало бы мне о хозяйке, о ее вкусах, интересах и пристрастиях. Однако ничего подобного я не обнаружил. Поверхность маленького письменного стола в углу комнаты была пустой, если не считать двух фотографий в рамочке за стеклом. Я подошел поближе и взял снимок в руки. Виконт де Вальмон в полном альпинистском снаряжении сидел на крупном валуне, положив локоть на согнутое колено. Красивый парень. Судя по всему, высокий и статный. Выражение лица соответствовало роли, в которой он был изображен на портрете – одновременно насмешливое и немного грустное. Волосы у французского аристократа оказались светлыми и коротко постриженными, а скулы – идеально очерченными. Впечатление немного портил срезанный безвольный подбородок человека, который вырос, но упорно отказывается становиться взрослым. В маленьком округлом подбородке его сестры скрыто намного больше воли. Вообще сходство между ними было минимальным. Кроме удивительных голубых глаз под темными бровями я не обнаружил между братом и сестрой ничего общего. На второй фотографии Власта обнимала за шею немолодую женщину с такими же густыми золотисто-каштановыми волосами. Еще у женщины было такое же широкое скуластое лицо и подбородок с ямочкой. Лицо милое, но какое-то усталое. Про таких женщин обычно говорят: «В молодости она была красавицей». - Мама всю жизнь мечтала жить за городом, - сказал голос за моей спиной. – Собственно, из-за нее я и начала строить этот дом. Я обернулся. Власта вышла из спальни, вытирая полотенцем мокрые волосы. На ней были джинсы и широкий свитер, надетый на трикотажную майку. Высокая грудь, не стянутая бюстам, мягко колыхалась. Она выглядела эротично и знала об этом. - Значит, сначала вы строили просто дом? - Просто дом, - подтвердила она. – Для мамы. - А я не мог понять, откуда взялась такая странная архитектура. Она засмеялась. - Вы правы. Проект постоянно менялся. Сначала Лика с Вадимом спроектировали классический загородный коттедж из пяти комнат. Потом Андрей начал зарабатывать бешеные деньги на съемках, и коттедж превратился в дом на две семьи. Потом…- Она незаметно проглотила что-то застрявшее в горле. – Потом у меня появились большие деньги (я догадался, что она говорит о страховке), и я решила превратить это место в отель, а заодно построить косметологическую лечебницу. - Вот, значит, для чего эта каланча позади дома! – догадался я. Власта укоризненно скривила губы. - Каланча! Проект создан по последнему слову врачебной техники! Со специальными балкончиками-террасами для загара! Знали бы вы, во сколько он мне обошелся! «Каланча» - передразнила она беззлобно. Мне стало неудобно. - Извините, я выбрал дурацкое слово. А почему ваша мама здесь не живет? Она передумала? - Мама умерла два года назад. - Извините. - Ничего, вы же не знали. – Она отобрала у меня фотографию, поцеловала стекло и осторожно поставила рамку на стол. – Я за ней скучаю. - Наверное, вы были очень близки, - предположил я. - Очень, - подтвердила Власта доброжелательным и одновременно непроницаемым тоном. - Мама тащила меня одна. Кормила, воспитывала, обувала, одевала, образование дала… Тяжело ей пришлось. - А как же ваш отец? - Никак, - сухо сказала она. – Наверное, занят был. Я его ни разу в глаза не видела. Я промолчал, хотя провокационный вопрос буквально свисал с кончика языка. Вместо этого я показал на вторую фотографию. - Это ваш муж? Власта повернула снимок к себе, но в руки не взяла. - Да, это Андрей. Снимок сделан незадолго до его смерти. - Странно, что они с Лерой так мало похожи. Кроме глаз – ничего общего. - Андрей ее сводный брат, - пояснила Власта. – Отцы у них разные. А глаза обоим достались от матери. Она невероятно эффектная женщина. Даже сейчас. - Она жива? - Жива и здорова. Так же, как ее второй муж. - Понятно, - сдержанно сказал я, снова не рискнув развить тему отцов и детей. Власта огляделась. Мне показалось, что она хочет сменить тему: - Как вам нравится моя комната? - Чудесная! - с энтузиазмом отозвался я. - Особенно на фоне вашего гостиничного «хай-тека». - Не люблю «хай-тек», но дизайнер меня убедил, что это самый практичный вариант, - призналась Власта. – Как говорится, ничего бьющегося, ломающегося, царапающегося. Если делать косметический ремонт после каждого гостя я быстренько вылечу в трубу. Поэтому я дала дизайнеру полный карт-бланш с условием, что к моей комнате он даже близко не подойдет. - У вас прекрасный вкус. Мебель, насколько я понимаю, антикварная? - Да, в основном девятнадцатый век. - Где вы отыскали такие раритеты? Наверное, это страшно дорого? Она пожала плечами. - Вы будете смеяться, если узнаете, сколько я за нее заплатила. Дело в том, что у меня странное хобби: люблю работать руками. Сами понимаете, если в доме нет мужчины, женщинам приходится делать все самим. До того, как я устроилась в театр, у меня была небольшая мебельная мастерская, куда люди тащили всякий хлам. В основном, это была ничего не стоящая рухлядь, но иногда попадались действительно ценные вещи. Например, этот стол. – Она провела рукой по гладкой столешнице с янтарными разводами. – Настоящий чиппендейл. А видели бы вы, в каком виде мне его привезли! Ножки источены жучком, столешница в жутких пятнах… Хозяин держал его в гараже и разводил на нем масляные краски. Три дня шкуркой полировала, прежде чем до дерева добралась! – Она осеклась и взглянула на меня. - Наверное, мое хобби кажется вам неженственным? - Как ни странно, не кажется, - сказал я. – Не могу представить вас с вязаньем в руках. А со шкуркой…ничего, могу. Она засмеялась, но тут же снова посерьезнела. Указала мне на диван, сама уселась в кресло напротив и немного покачалась, разглядывая мое лицо. У нее это получалось удивительно просто и не обидно. - Роман, вы мне нравитесь, - сказал вдруг Власта. От неожиданности я чуть не поперхнулся и издал какой-то глупейший кудахтающий звук. Мочки ушей горячо заполыхали. – Нет, я неправильно выразилась, - поправилась Власта. – Мне кажется, что вам можно доверять. Понимаете, мне приходится держать дистанцию и с персоналом, и с гостями. А иногда очень нужно посоветоваться с надежным человеком. Вот я и спрашиваю: Роман, вы надежный человек? Я кашлянул в кулак, чтобы скрыть смущение и разочарование. Ишь, размечтался, кинется такая женщина тебе на шею! Дожидайся! - Что вы понимаете под надежностью? - Могу я рассчитывать, что этот разговор останется между нами? - Можете, - сказал я сухо. Она наклонилась и заглянула мне в глаза. - А на вашу помощь я тоже могу рассчитывать? - Вы бы сначала объяснили, в чем дело, - сказал я, избегая ее проницательного взгляда. – Какой помощи вы от меня ждете? Она твердо сказала: - Мне не нравится то, что происходит в отеле. Будто зреет какой-то нарыв. И когда он прорвется, всем нам не поздоровится. Вам так не кажется? - Странно, что в доверенные лица вы выбрали именно меня, - сказал я. - Почему? – удивилась Власта. - Потому что все эти странные события начали разворачиваться после моего приезда. Лично я обязательно связал бы их с появлением нового человека. - Я об этом думала, - честно ответила Власта. – И решила, что вы единственный, кто не имеет к этим странностям никакого отношения. Вы приехали сюда первый раз и ни с кем из гостей раньше не встречались. Никаких интересов, тем более, с глубокими корнями, у вас здесь нет и быть не может. - А у остальных – может? – спросил я. Власта немного помолчала, а потом сказала, глядя мне прямо в глаза: - У меня пропал пистолет. *************** Наступило молчание, и окрашено оно было отнюдь не в радужные тона. А вот это уже серьезно. Пистолет - это вам не бутылку вина из подвала утащить. Пистолет – последний убедительный аргумент в каком-то споре. А может, последний способ отделаться от нежелательного свидетеля. Свидетеля чего?... Черт его знает. Возможно, пропажа оружия как-то связана с рассказом Эжена. Возможно, с небольшой, но жутковатой сценкой, которую разыграла передо мной спящая Лида… все возможно! Я знаю так мало, что паззл упорно не складывается, вырисовывая по углам лишь нечто абстрактное, не имеющее формы. - Это меняет дело, - сказал я. – Причем, не в лучшую сторону. - Вот и я говорю: мне не нравится то, что здесь происходит. - Вы написали заявление о пропаже? Власта отвела глаза в сторону. - Нет. - Вы с ума сошли! Почему?! - Хорошо, как вы себе это представляете? – раздраженно спросила она. – Предположим, я заявлю о пропаже. Кто в первую очередь попадет под подозрение? Люди, которые здесь живут! Их начинают таскать на допросы и всячески отравляют им жизнь. В итоге, либо отель получит такую рекламу, что больше сюда никто не приедет, либо мне придется отвалить бешеную сумму, чтобы постояльцев оставили в покое. И то, и другое меня почему-то не вдохновляет! - А вы подумали о том, что с вами будет, если вдруг что-нибудь случится? – спросил я. - Не каркайте! – потребовала Власта. – Пока ничего не произошло. А если мы предпримем какие-то защитные меры, возможно, ничего и не произойдет. Звучало сомнительно, но я промолчал. - Давно он пропал? – спросил я после короткой паузы. - Кстати, что это был за пистолет? Макаров, Стечкин? - Макаров. Только не боевой, а травматический. - Зачем он вам понадобился? Вы чего-то боялись? - Я решила, что место пустынное, расположено далеко от города, мало ли что может произойти… - Где вы его держали? Она встала, подошла к комоду и выдвинула ящик. - Здесь. Под бельем. Я подошел к ней и осмотрел груду аккуратно сложенных скатертей и полотенец. - Тайник, можно сказать, на честном слове. Она задвинула ящик. - А вы чего ждали, что я его в сейф засуну? А потом попрошу злоумышленника: «Погодите минутку, сейчас пистолетик достану»… Уж если решаешь завести оружие, оно должно быть под рукой. - Когда вы его видели в последний раз? - Неделю назад, когда перебирала белье в комоде. - Кто знал о том, что у вас есть пистолет? - Все, - ответила Власта, не раздумывая. – То есть, персонал. Лида, Костик и Сима. Кто-нибудь из них вполне мог сказать об этом гостям. - Кто из них чаще всего заходит в вашу комнату? - Все заходят. Рано утром мы устраиваем у меня что-то типа производственного совещания. - Вы говорили кому-нибудь, что оружие пропало? - Только Костику. - Когда? - Как только обнаружила, что пистолет исчез. - Почему именно ему? - Потому что оружие – неженская игрушка. Сима и Лида вряд ли мне чем-то помогут, только разволнуются. Успокаивай их, валерьянку подавай…Лишняя нервотрепка мне сейчас совершенно ни к чему. - Значит, Костик в курсе дела, - задумчиво сказал я. – И как он отреагировал, когда вы ему рассказали? - Он предложил… - она немного поколебалась, - осмотреть комнаты гостей. - Господи-боже! Вы имеете в виду, он предложил устроить обыск?! Власта сердито цыкнула и оглянулась на дверь. Снова указала мне на диван и уселась в кресло-качалку – единственное кресло у камина, как я отметил с некоторым эгоистичным удовлетворением. - Незаметный, - сказала она уклончиво. – Под благовидным предлогом. У Эжена, к примеру, начала барахлить розетка в спальне. У Игоря – капал кран. Маменька с тетушкой хотели повесить на стену семейную фотографию, а Лера жаловалась на тугой замок. - А Вадиму с Ликой потребовалось срочно сменить постельное белье, - договорил я. - Правильно понимаете. - Мой номер тоже обыскали? Власта покачала головой. - Не вижу необходимости. Пистолет пропал за несколько дней до вашего приезда. Теперь вы понимаете, почему я ни в чем вас не подозреваю? Я закинул ногу на ногу и задумался. Так-так-так… Давайте-ка быстренько сформулируем. Пистолет пропал задолго до того, как Эжен поведал нам свою изумрудную историю. Отсюда отнюдь не вытекает, что два этих события никак не связаны. Третий год подряд в отеле под новый год собирается одна и та же компания, и отставной банкир считает, что это не случайность. Один из милейших людей приезжает сюда вовсе не для того, чтобы отдохнуть. У него своя цель. Какая? Скрыть торчащие наружу концы? Избавиться от нежелательного свидетеля? Отомстить кому-то за смерть близкого человека? Черт, никак не соображу... Тоже мне, Эркюль Пуаро… Ладно, вернемся к пропавшему оружию. Где, к примеру, я бы спрятал украденный пистолет? Ясно, что не в собственном номере: глупее места и придумать невозможно, даже горилла вроде Костика должна это сообразить. Пропавший пистолет для него повод, чтобы пошарить в чужих номерах. Зачем? Что он ищет? Каким боком Костик замешан в эту историю? - Да, - сочувственно сказала Власта, наблюдавшая за мной. – Вижу, вы в некоторой растерянности. Я потер рукой лоб. - Власта, могу я задать вам несколько вопросов? - Для этого я вас и пригласила. Чтобы мы все обдумали вдвоем. - Это будут личные вопросы, - уточнил я. – Можно сказать, интимные. Возможно, вам они не понравятся. Возможно, вы сочтете меня нахалом. Я первый раз увидел, как она волнуется. Кончик немного сплюснутого азиатского носа стал белым и окаменел, в глазах появились колючки. Но голос звучал по-прежнему твердо. - Задавайте. - Только давайте договоримся: если захотите соврать, лучше не отвечайте вообще. Иначе все наши разговоры бессмысленны. Она едва заметно кивнула и взялась за ручки кресла – собранная, напряженная, как кошка, готовая к прыжку. - Итак, вопрос первый: откуда взялся Костик? Власта шумно выдохнула воздух. - Господи, а я-то думала… Костик? – она рассеянно потрогала влажные волосы. - Пришел по рекомендации, откуда же еще ему взяться… Когда строительство подходило к концу, мне потребовался человек для тяжелой физической работы. Сами понимаете, женщинам в одиночку здесь не справиться. Вадим порекомендовал мне Костика. Я взяла его с испытательным сроком и с тех пор ни разу об этом не пожалела. Костя отличный водитель, прилично разбирается в технике, чинит любые трубы и краны.... в общем, что называется, толковый парень. Я без него как без рук. - За три года работы – ни единого нарекания? - За четыре, - поправила она. – Он начал работать еще до открытия отеля. Закупил снегоходы, снегоуборочный трактор, стиральные машины, рефрижераторы… В общем, взял на себя всю техническую сторону вопроса. - Вы уверены, что он вас не «нагрел», извините за прямоту? Знаете, фирмы иногда платят комиссионные людям, которые уговаривают своих хозяев приобрести дорогую технику. Тем более, оптом. - Я проверила каждый счет по интернету, - сказала Власта твердо. - Костик нашел самое оптимальное соотношение цены и качества. Кроме того, я консультировалась с другими владельцами небольших отелей. Прайсы чистые, без обмана. Можете мне поверить. - Ясно, - сказал я. – Что же, будем надеяться, что вам повезло, и Костик работает за одну зарплату. Кстати, она у него приличная? - Вполне, - сказала Власта. – Особенно, если учесть, что тратиться им с Лидой не приходится. Они живут на всем готовом. - А как вы относитесь к тому, что ваша племянница выбрала себя такого…гм…странного супруга? Власта ответила не сразу. Вздохнула и разгладила джинсы на колене. - Роман, вы знаете, что такое «ранний эротизм»? - Что-то слышал. Это подсознательное проявление инстинктов еще до полового созревания. - Красиво формулируете, - безрадостно подтвердила Власта. – А в реальной жизни это постоянная головная боль за девчонку, которая неверно оценивает свои рефлексы и совершает идиотские поступки. Лида всегда нравилась мальчишкам. Однажды Симочка поймала ее в тот момент, когда очередной ухажер тискал ее за грудь. Ей было больно, но она терпела, потому что думала, что должна терпеть. Понимаете? - Понимаю, - сказал я неловко. - В тот момент ей было всего двенадцать лет. Представляете, что мы чувствовали, когда она выросла? Симочка специально отправила ее сюда, подальше от города! Так что в каком-то смысле, ее брак с Костиком для нас большое облегчение. - У Лиды был мужчина до Костика? Власта медленно подняла опущенную голову. Колючки в ее глазах превратились в непроходимые густые заросли. - Почему вы об этом спрашиваете? - Потому что в день смерти вашего мужа вы приехали сюда, чтобы забрать Лиду домой. И внушали, что связь с женатым мужчиной ничего хорошего ей не принесет. Кто этот женатый мужчина? Ваш муж? Она отвернулась и стала смотреть в сторону. - Вы не хотите отвечать? - Не хочу. - Категорически? - Да. Кончик ее носа снова побледнел и заострился. Я немного подождал, но она упорно молчала. - Что ж, ладно. Тогда другой вопрос: что вы знаете о пропавшем компаньоне Евгения Петровича? Она нехотя повернулась. - Вы имеете в виду эту алмазную историю? - Изумрудную, - поправил я. - Кстати, откуда вы о ней узнали? Когда Эжен пустился в откровения, вас в зале не было! - Лера рассказала, - сказала она. – На нее все эти тюремные байки произвели глубокое впечатление. Она вообще девушка впечатлительная. Даже чересчур. Компаньона Евгения Петровича я знала заочно. Владелец лучшего в городе спортивного клуба – фигура заметная. Все состоятельные мужики считали своим долгом записаться в «Эрмитаж». Это название клуба, - пояснила она. - Почему только мужики? Женщины в вашем городе спортом не занимаются? - «Эрмитаж» - закрытый мужской клуб. Что-то вроде элитной тусовки, где можно не только размяться и поплавать, но и «вопросы порешать», как выражаются деловые люди. Респектабельное место, куда женщинам вход воспрещен. По-моему, мужикам этот пункт особенно льстит. О том, что его владелец пропал, я узнала из газетного объявления. Знаете, фотография в рамочке, стандартный текст: «Ушел и не вернулся»… «Всем, кто знает его нынешнее местонахождение просьба сообщить по телефону»… - Она пожала плечами. - Поскольку это было давно, подробностей я уже не помню. Если хотите, можете заглянуть в интернет. - Интернет? – изумился я. – Разве в отеле есть интернет? - Роман, если в отеле есть телефон, то вполне логично предположить, что есть и интернет, - сказала Власта терпеливо. – По-моему, несложная дедукция. - Значит, я могу воспользоваться вашим компьютером? - Можете, - сказала она. – Если пообещаете это не афишировать. Иначе остальным тоже захочется погуглить, а я не смогу отказать. - Я никому не скажу, - пообещал я. – Только посмотрю газетное объявление. Кстати, как фамилия пропавшего? Эжен упорно называл компаньона Фунтиком. Власта сморщила высокий лоб. - Белецкий, Пелецкий…. Нет, честное слово, не помню. Мы с ним ни разу не пересекались. Собственно, почему вас так сильно интересует этот человек? Какое отношение он имеет к тому, что у меня пропал пистолет? Прежде чем ответить я хорошо подумал, – а стоит ли? Обычно люди не склонны соглашаться с вещами, которые вносят раздор и хаос в их упорядоченную жизнь. Но взглянув в женское лицо с ясными, четко очерченными линиями, твердым открытым взглядом и небольшим волевым подбородком, я понял, что такая женщина не боится жизни и не боится правды. Ее можно сломать только предательством, но для этого нужно подобраться к ее сердцу очень близко, а этого она давно никому не позволяет. - Власта, я думаю, что эта история имеет к происходящему самое прямое отношение. Я думаю, что человек, пропавший четыре года назад, убит. Я думаю, что он был убит в вашем отеле. Я думаю, что его тело зарыто здесь. Я думаю, что тот, кто его убил, находится в числе ваших гостей. И еще я думаю, что убийца приезжает сюда третий год подряд не для того, чтобы походить на лыжах и покататься на снегоходе. Вот, что я думаю. У меня нет доказательств, но я не сомневаюсь, что все это правда. Она молча смотрела на меня, огорошенная, но не потрясенная и не испуганная. Я видел, что она взвешивает каждое мое предложение. - Странная версия, - сдержанно сказала Власта. – Лично мне такое в голову не приходило. Могу я спросить, что натолкнуло вас на такие странные мысли? - Позвольте мне ответить позже, - попросил я. – Скажите, когда погиб ваш муж? – Она удивленно вскинула брови. – Я помню, что это произошло четыре года назад, - торопливо сказал я. – В каком месяце это случилось? Минуту она смотрела на меня, не моргая, потом густые заросли колючек в ее глазах немного раздвинулись, и на меня глянул испуганно мерцающий зрачок. - Вот, значит, о чем вы думаете! Вы считаете, что смерть Андрея и пропажа этого человека как-то свя… - Она нахмурилась и сухо отчеканила: - Андрей погиб двадцатого августа. А Белецкий пропал…- Власта немного помедлила и кивнула: - Все правильно! Объявление в газете я читала в начале лета! Кажется в июне! Мы только-только начали отделывать подвал керамической плиткой! Я снова задумался. Четыре года назад, прекрасным августовским днем, восходящая звезда экрана повисла на оборвавшейся страховочной петле и, кувыркнувшись через голову, на глазах у всей съемочной группы полетела в пропасть под истерические женские вопли. А за несколько месяцев до этого, тихо, без криков и слез, исчез владелец преуспевающего спортивного клуба, таинственный миллионер-одиночка, которому принадлежала «честная доля» найденного уральского клада. Камни, камни, снова камни… Драгоценности мертвеца… Зацепившаяся за рукав фаланга мертвого пальца… Не любят мертвые отдавать то, чем владеют. И снова этот подвал… Плиткой его отделывали… Плиткой… - Власта, какой в подвале пол? – спросил я. – Земляной? - Да, - ответила она. – Только слой земли очень тонкий. Под ним щебень и гравий. Горная местность. - Значит, копать легко? - Легко, - согласилась она. – Такой грунт считается наилучшим для фундамента: ни размываний подземными водами, ни оползней. А почему вас интересует наш подвал? - Потому что Лида привела меня туда с лыжной палкой в руках. - Но…- Власта запнулась, выискивая что-то в моих глазах. Вдруг ее зрачки расширились, и она с тихим ужасом сказала: - Нет… - Почему? – спросил я. – По-моему, подвал - идеальное место, чтобы спрятать тело! Выкопать в земле метровую яму, а потом завалить ее землей и щебнем и заделать керамическими плитами! Кто будет искать его здесь? - Но…но…- она мучительно и лихорадочно искала убедительный контрдовод. – Но если его действительно убили, зачем кому-то понадобилось увозить тело так далеко от города? Почему вы считаете, что его закопали именно здесь? - Я уже говорил. Возможно потому, что именно здесь его и убили. - На глазах у целой строительной бригады? – недоверчиво спросила она. - Не забывайте, что здесь работали и жили, по меньшей мере, человек пятнадцать! - Да, - согласился я. – Я помню. Люди наверняка сильно выматывались и спали как убитые. – Я подчеркнул два последних слова. Власта вздрогнула. - Если убийство произошло ночью, никто ничего не слышал и не видел. Кроме одной шестнадцатилетней девочки. - Я многозначительно взглянул на Власту. Она не ответила. – Убийца ей что-то наговорил, она ему поверила, потому что желание оправдать любимого человека возникает рефлекторно, оно с мозгами никак не связано. Девочка дала себя убедить и помогла убийце похоронить тело. Но совесть не обманешь. Пережитый стресс вызвал приступы лунатизма, и она упорно возвращается в то самое место, с которым связаны ее кошмары. В подвал. По-моему, пока все звучит логично, как вы считаете? - Но я все равно не понимаю, – прошептала Власта. – Допустим, вы правы, пропавший человек убит. Но зачем ему понадобилось приезжать сюда? Ни я, ни Андрей не были с ним знакомы! К кому он приехал? И за что его убили? Я развел руками. - Об этом можно только догадываться. Если вспомнить стоимость камней, вопрос с мотивом отпадает. А вот зачем он сюда приезжал… - Я сделал паузу. – Думаю, он приезжал к близкому человеку. К наследнику. Возможно для того, чтобы передать ему камни. - Но зачем убивать собственного отца, который и так готов отдать своему ребенку все, что имеет? Я пожал плечами. - Не знаю. Возможно, отец передумал передавать ему камни. Возможно, он обставил передачу невыполнимыми условиями. Возможно, они поссорились. Возможно, убийство было не спланированным, а спонтанным. Все возможно, когда речь идет о таких деньгах. Сумма-то какая… Весь мир у ног. - Тогда зачем ему понадобилось возвращаться? Ехал бы в свое Монте-Карло и шиковал в казино! Или купил яхту и бороздил моря и океаны! Здесь-то он что забыл? - Вот! – сказал я. - Я тоже все время об этом думаю. Почему убийца вернулся? Что он делает в этом месте, с которым у него связаны кошмарные воспоминания? Что заставляет его приезжать третий год подряд? Эжен рассказал нам свою историю не случайно. Он знает, что человек, которого он ищет, здесь, и пытается его вычислить. Убийца это понимает, и все равно рискует. Почему? Мы посмотрели друг другу в глаза. - Потому что он не забрал камни, - сказала Власта. Я кивнул. - Это единственное разумное объяснение. Не успел, не сумел, не нашел…я не знаю, что произошло тогда, четыре года назад, но уверен, что изумруды спрятаны где-то неподалеку. - В подвале? – одними губами спросила Власта. Я покачал головой. - Не думаю. Это идеальное место, чтобы спрятать тело, а вот в качестве сейфа оно совершенно не годится. Камни должны лежать там, где их удобно взять. Незаметно. В любое время. В подвале это сделать невозможно. Не станет же он по ночам долбить плитку! - Но почему он приезжает третий год подряд? – спросила Власта с каким-то лихорадочным любопытством. – Почему не забрал камни сразу? - Возможно потому, что камни спрятал не он. Возможно, у убийцы был сообщник, или случайный свидетель, который перепрятал добычу. Я ничего не знаю наверняка. Но если мы допустим, что убийство владельца клуба как-то связано с этим местом, многое становится понятным. Пропажа пистолета, сегодняшнее происшествие, рассказ Эжена, странный лунатизм вашей племянницы… Все это звенья одной цепи. И ведет она к уральским изумрудам. Они где-то неподалеку. Они рядом. И пока убийца их не найдет, все мы страшно рискуем. – Я посмотрел Власте в глаза и сказал: - Увезите Лиду. Она многое знает, и поэтому представляет угрозу. Если убийца решит, что она ненадежный сообщник… - Я не договорил. Немного помолчал и повторил: - Отправьте ее отсюда как можно скорее. И никому не говорите об этом. ************ Когда я вышел из комнаты Власты, обед давно закончился. Лида успела убрать со стола, в каминном зале и бильярдной было тихо. Заглянув в библиотеку, я убедился, что желающих насладиться интересной книгой после обеда не оказалось. Вокруг стояла непривычная тишина: не слышался перестук шаров, не звенели хрустальные кукольные голоса, не доносились негромкие звуки рояля. Войдя в зал, я уселся в кресло возле темного камина, достал сигареты и закурил. В голове что-то стремительно щелкало и стрекотало, словно разогнавшееся воображение никак не хотело успокоиться, продолжая двигаться по инерции с выключенным мотором. Похожее чувство я испытал на экзамене, когда преподаватель взял меня на «слабо», предложив отвечать без подготовки. По-моему, он не ожидал, что я соглашусь. Я тоже не ожидал, поэтому одновременно удивился и испугался, обнаружив, что шагаю к преподавательскому столу с билетом и чистым листом бумаги, на котором не успел написать ни слова. Пятерку-то я получил, но потом долго не мог сбросить напряжение после мгновенной мобилизации всех внутренних ресурсов – физических и умственных. Я развалился в кресле, вытянул ноги и пустил струйку дыма в низкий потолок. В каком-то смысле, состоявший разговор стал для меня экспромтом. До разговора с Властой мысли и догадки существовали внутри меня в виде такого вот дымного облака с неясными очертаниями. Обычно так выглядит начало романа, когда только-только приступаешь к работе и еще не знаешь, куда повернет сюжет и что произойдет с героями на следующей странице. Наверное, я относился к своим догадкам, как к литературной фантазии – ни больше, ни меньше. Но сейчас, когда я облек их в слова, они вдруг стали до ужаса реальными – словно смутное воспоминание, спрятанное очень глубоко, и внезапно прорвавшееся наружу. Ладно. Разберемся, что мы имеем, господин Погодин, автор детективных романов, приехавший в уединенное место на краю ойкумены, чтобы отдохнуть от любых убийств, реальных и вымышленных. Вместо того, чтобы отлично высыпаться на открахмаленных белых простынях. Вместо того, чтобы встать пораньше, обтереться снегом и обежать на лыжах всю долину по периметру. Вместо того, чтобы потом весело пообедать, сгонять партию в бильярд, пофлиртовать с симпатичной фигуристкой-пианисткой, а вечером уютно устроиться у камина с чашкой горячего чая. Вместо того, чтобы наслаждаться каждым днем уходящего старого года… Что мы имеем вместо всего этого? Мы имеем совершенно возмутительное утреннее происшествие с взбесившимся снегоходом, девушку-лунатичку с лыжной палкой в руках, пропавший пистолет, стародавнее убийство, пропавший клад и, возможно, спрятанный в подвале труп. И что вы собираетесь со всем этим делать? Докурив сигарету, я нехотя поднялся и вышел в холл. В номере меня ждал включенный ноутбук с пятнадцатью страницами текста вместо положенных сорока. Я так и увидел, как мой интеллигентный редактор укоризненно качает головой. В издательстве любят «пишущих» авторов. Никому нет дела до твоего здоровья, настроения, до патовой ситуации, в которую ты вляпался по недоразумению, или по глупости. Будь любезен выдать три книги в год, и они должны быть приемлемого качества. Иначе, как говорится, «ариведерчи». На «нет» – и гонораров нет. А что я буду делать без гонораров? Преподавать русский язык и литературу тридцати отвязным парням и девчонкам в школе? Подрабатывать частными уроками? Нет, уж, спасибо. Не чувствую я влечения к современной молодежи. Если честно, она меня немного пугает своей непредсказуемостью, как белые пятна на старинных картах с надписью «терра инкогнито». Я взялся за перила и немного постоял на нижней ступеньке. А потом решительно развернулся и направился к полускрытой двери под лестницей. Всего полчаса, - оправдывался я в ответ на грозные окрики совести. Только взгляну – и вернусь в свою монашескую келью. Должен же я, наконец, хорошенько рассмотреть потенциальное место преступления, которое видел лишь раз, поздно ночью, мельком, при слабом колеблющемся свете свечи! Я толкнул дверь, и она беззвучно поехала внутрь. Длинная изломанная тень легла на деревянные ступеньки. Подвал ярко освещала россыпь небольших круглых лампочек – словно электрические созвездия в подвесном потолке. Слышался ровный гул работающих холодильников и еще какой-то странный щелкающий звук, проникающий через соседнюю стену. Придерживаясь рукой за гладкие отполированные перила, я медленно спустился вниз и осмотрелся. Комната, где мы со спящей горничной застукали старикашку-Эжена, была почти до потолка заставлена коробками с мясными и рыбными консервами, сгущенным молоком, упаковками подсолнечного масла, винными бутылками и прочей непортящейся снедью. Пирамиды из коробок закрывали стену почти до потолка, так, что сначала я даже не заметил две двери, ведущие в другие помещения, справа и слева от лестницы. Как сказала Власта, подвал был огромным и тянулся подо всем домом. Я присел на корточки и постучал костяшками пальцев по гладкой темно-серой плитке, которой был выложен пол. Крепкий прессованный материал отозвался глухим звуком. Знаю я этот состав, способный выдержать вес груженого «Камаза». Тут кувалдой не обойдешься – нужна специальная дрель или электромолот. Шумная работа. Вряд ли кому-то придет в голову прятать здесь то, что нужно достать быстро и незаметно. - А труп? – спросил тихий внутренний голосок. – Неужели ты действительно считаешь, что здесь, под полом, лежит труп четырехлетней давности? Пощелкивание за стеной смолкло. Послышался перестук женских каблучков. Затем приятный женский голос негромко запел: « Каким ты был, таким и остался, орел степной, казак лихой»… Я подобрался к открытой двери и заглянул в соседнюю комнату. Это была небольшая, отлично оборудованная прачечная. Вдоль противоположной стены вытянулись в ряд приземистые стиральные машины. Справа от них стояла гладильная паровая установка и сушилка. Лида, напевая, доставала из круглого барабана свежевыстиранные простыни. Включив гладилку, она хорошенько встряхнула белье, сложила простыню вдвое и аккуратно заправила ткань между гладкими валиками. Автомат жадно зачавкал, всасывая в себя добычу. Проследив, как идет глажка, Лида вернулась обратно, присела на корточки и открыла дверцу второй машины. Меня она не замечала. Не знаю, что заставило меня совершить этот поступок. Впоследствии я всегда вспоминал о нем со стыдом и раскаянием. Ступая на цыпочках, я вошел в прачечную, неслышно подобрался к горничной и тихонько, двумя пальцами, тронул ее за плечо. Не знаю, как описать то, что произошло. Она не вскочила – нет, это слишком слабое слово, - она взвилась на ноги с диким истошным воплем, ударившим в потолок и стены. От неожиданности я зажал уши ладонями. Лида отлетела к стене и застыла, задыхаясь и глядя на меня двумя громадными глазами-блюдцами. Брошенное белье осталось лежать на керамическом полу скомканной влажной горкой. Я опустил руки и мягко сказал: - Чего ты испугалась? Это же я! - Вы…вы…- Она положила руку на бешено вздымающуюся грудь. – Что вы себе позволяете?! Вы, что, псих?! Я шагнул к ней. Лида вжалась в стену. - Не подходите! – сказала она торопливым хриплым шепотом. – Я…я закричу! Скользнула вдоль стены и бросилась вон. Сначала каблучки торопливо и звонко простучали по плитке, затем, - тревожно и глухо, - по деревянным ступеням. Хлопнула дверь, по комнате пролетел легкий сквозняк. Финита. Я опустился на корточки и собрал брошенные полотенца и простыни. Гладилка плотоядно чавкала, требуя новой пищи. Я подошел к ней и отключил автомат. Я получил ответ на один незаданный вопрос, но не чувствовал себя победителем. Уж слишком жестоким вышел эксперимент. Снова открылась дверь, повеяло ветерком, и гулкий баритон пророкотал: - Здесь есть кто-нибудь? - А как же! – громко ответил я. Ступеньки заскрипели под тяжестью шагов. Игорь заглянул в прачечную. Руки в карманах джинсов, на лице - недоумение. - Картина Репина: «Не ждали»! Что ты здесь делаешь? - Не видишь? Белье стираю! – Я продемонстрировал ему собранные с пола вещи. - А ты как тут оказался? - Кричали, - ответил он лаконично, переиначив знаменитую цитату из знаменитого фильма. – Кстати, кто кричал? - Это вышло нечаянно, - объяснил я, не глядя ему в глаза. – Лида стирала и не слышала, как я вошел. Ну, и испугалась… - Интересно, зачем, - сказал он задумчиво. - Что, «зачем»? – не понял я. - Я спрашиваю, зачем вас постоянно сюда заносит? – объяснил Игорь. – То тебя, то Эжена. Ладно, к старику вопросов нет, его сушняк замучил. Ты-то что здесь потерял? - Просто хотелось посмотреть, - сказал я уклончиво. – Интересно, как тут все устроено. Игорь кивнул. - Резонно. Место и впрямь музейное. Если хочешь, могу поработать гидом. Я за три года этот подвал изучил, как свои пять пальцев. - Зачем тебе это понадобилось? - Выпить захотелось! – ответил он сердито. – В укромном уголке, подальше от посторонних глаз! – Он сменил тон и объяснил уже серьезно: - Я собирался строиться, а подвал, как ты догадываешься, место немаловажное. Было интересно посмотреть, как у других все устроено. Ну и полазил немножко. - Понятно, - сказал я. – Ну что же, веди, показывай. - Значит, так, - начал он оживившись…. Экскурсия заняла полчаса. Подвал действительно оказался огромным и походил на комфортные, хорошо освещенные катакомбы. Функционально он был разделен на две части: техническую и продовольственную. Помимо помещения с картонными коробками, для продуктов была отведена еще одна комната. Здесь стояли огромные холодильные рефрижераторы, в которых хранилось замороженное мясо и полуфабрикаты. Поперек маленькой клетушки, где поддерживалась постоянная температура воздуха, тянулись ромбовидные стеллажи с дорогими винами. Вторая половина подвала была битком набита современной техникой, позволявшей отелю, как океанскому лайнеру, существовать в режиме полнейшей автономии. Горячую воду и отопление обеспечивали несколько мощных котлов с автоматическим регулятором температуры. «Захочешь – не взорвешь», - как выразился Игорь. В следующей комнате находились электрические генераторы, способные работать помимо прочего на солнечных батареях, которые Костик заряжал на крыше. Экономично и удобно, особенно, если учесть, что двести шестьдесят дней в году здесь светит солнце. Огромные пластиковые и алюминиевые трубы, кабели и проводки как сосуды и артерии, опутывали огромный организм дома, снабжая его водой, теплом и светом. Комната с большими кондиционерами и системой «микроклимат» выглядела декорацией к научно-фантастическому фильму. Вся техника была новой и дорогой, помещения содержались в образцовом порядке, на полу не было ни одной соринки, в углах – ни одной паутинки, и даже самый нахальный зверек не рискнул прогрызть дырку в надежно зацементированных стенах. - Да, - сказал я, когда мы поднялись в холл. – Впечатляющее зрелище. - Это точно, - согласился Игорь. – Власта – умница, понимает, что на технике экономить нельзя. Потратилась, конечно, зато теперь дом простоит как минимум двадцать лет без особых проблем. - Больше, - сказал я. – Детинцы стоят крепко. Его лицо стало озадаченным. - Детинцы? Это еще что такое? - А ты не знаешь? – спросил я, наблюдая за его лицом. Игорь рассердился. - Слушай, не знаю, о чем вы там щебетали с нашей хозяйкой, но, по-моему, ты еще не опомнился! Я тебе не дама, на меня туман нагонять не нужно! Если я спрашиваю, значит, действительно, не знаю! Можешь – ответь, не можешь – катись! Что за манера превращать любой вопрос в детективную историю? Я не твой персонаж! - Кстати, о персонажах, - отозвался я. – Почему никого не видно? Народ решил вздремнуть после обеда? Его лицо все еще было сердитым, но ответил он тоном ниже: - Галя с Эженом ушли на прогулку. Лика с Вадимом осваивают лыжи. Мама спит. Лера…наверное, тоже спит. Один я шатаюсь без дела. На лыжи становиться неохота, а снегоходы Костик запер до полного выяснения утренних обстоятельств. Тоска зеленая. – Он оглянулся на бильярдную и с надеждой предложил: – Может, партию, а? Без счета, просто так? А? - Нет уж, спасибо, - отозвался я. – Предлагаешь мне снова скромно посидеть на скамейке запасных? Видели мы, как вы играете! - Я и тебя научу, - предложил Игорь с готовностью. – Это совсем нетрудно. Немного практики, и будешь катать шары не хуже Вадима! - Некогда мне шары катать, - сказал я. – Мне работать нужно. Отстаю от графика. - Счастливый человек, - уныло пробормотал он. – Работа, график… Тебе перья очистить не нужно? Предлагаю услуги совершенно бесплатно! - Маме помоги, - предложил я. – Она не передумала браться за перо? - За компьютерную клавиатуру, - поправил Игорь. – Костик привезет из города комп. Тогда и возьмется. - Ну, бог в помощь вам обоим, - сказал я и начал подниматься по лестнице. - Ты не ответил, что такое детинец? – крикнул Игорь вслед. Перегнувшись через перила, я сказал: - Расскажу вечером, после чая! - Интересная будет история? - Очень! – пообещал я громко. И добавил себе под нос: - Ты даже не представляешь, насколько интересная. Но все получилось совсем не так, как я предполагал. **************** Следующие три часа я вымучивал положенное количество страниц, щедро забивая белое поле диалогами. Это такая форма самообмана, когда работа по каким-то причинам стопорится, и мысли, как распуганные канарейки, разлетаются в разные стороны. Я делаю положенное количество страниц и захлопываю крышку ноутбука, стараясь не думать о том, что все придется переписать и один черт знает, сколько времени это займет. Иногда неудачные страницы превращаются в костяк скелета, на который в хорошие дни можно нарастить вполне работоспособные мышцы и гладкую плоть, иногда их приходится сжигать в виртуальном крематории… Всегда происходит по-разному. Я не завидую чужой плодовитости. Есть писатели плодовитые и талантливые, как Диккенс, вечно получавший интеллектуальные пощечины от критиков за сенсационность тем и успех у читающей публики, хотя ни то, ни другое, никак не влияло на качество его письма. Есть писатели вроде Энтони Троллопа, который сочинял довольно унылые любовные романы и выдавал их на-гора с удивительной регулярностью. Днем он работал клерком в Британском почтовом департаменте (появлением красных почтовых ящиков Англия обязана именно ему), а утром писал по два с половиной часа перед уходом на работу. Этот график был нерушим. Если конец двух с половиной часов заставал Троллопа на середине фразы, она оставалась неоконченной до следующего утра. А если ему случалось закончить свое творение за пятнадцать минут до конца сеанса, он писал «Конец», откладывал рукопись и брался за следующую книгу. Если я и завидую таким людям, то вовсе не из-за крепости их седалищных мышц. Я думаю, их особая плодовитость покоилась на несокрушимом фундаменте веры в себя. Веры, которая не зависит от степени одаренности и уж, конечно, не имеет никакого отношения к финансовому успеху (хотя это сильно стимулирующий фактор). Веры в то, что исписав огромное количество бумаги, ты осчастливил человечество. Веры в себя, которой мне так сильно не хватает. Закрыв крышку ноутбука, я взглянул на часы. Начало шестого. Есть мне не хотелось, пить тоже, но чтобы узнать местные новости придется спуститься вниз. Например, вернулся ли Костик из города с двумя новыми постояльцами. Или, к примеру, чем была вызвана поломка снегохода сегодня утром. Или как выглядит Лера после освежающего дневного сна. Сделал ли Эжен, наконец, предложение своей богине. Осмелится ли Игорь пригласить на танец девушку своей мечты. В общем, я поймал себя на мысли, что происходящее вокруг мне гораздо интереснее того, что происходит на белых страничках, усеянных черными строчками. Такое случается редко. Как все интроверты я живу во внутреннем мире, и соприкосновение с миром реальным обычно несет с собой мучения и проблемы. Когда я вышел в коридор, дверь пустующего соседнего номера распахнулась. Из него вышла Лида, поправляя наколку и отряхивая передник. Увидев меня, она на секунду замешкалась, прикусила губу, а затем с силой захлопнула дверь. Ключ прыгал в ее руке и никак не мог попасть в замочную скважину. Я подошел к ней, отобрал связку и дважды повернул ключ в замке. Она не поблагодарила, даже не взглянула в мою сторону. - Извини, что напугал тебя, там, в подвале, - сказал я. - Вы сделали это нарочно, - отрывисто произнесла она, глядя в сторону. - Нарочно, - согласился я. Любой человек на ее месте обязательно спросил бы, по какой причине я отколол такую идиотскую шутку. Она не спросила. - Лида! – позвал я. – Посмотри на меня! Она стрельнула в меня коротким недоверчивым взглядом. - Что вам нужно? - Уезжай отсюда, - сказал я. – Чем скорее, тем лучше. Ты очень рискуешь. На этот раз она взглянула мне прямо в глаза и жестко процедила сквозь зубы: - Не ваше дело! Вырвала у меня связку ключей и торопливо пошла прочь, ускоряя шаг. Казалось, она с трудом сдерживается, чтобы не бежать. Спустившись в столовую, я застал дамское общество в полном составе. Даже Лера решила присоединиться к вечернему чаепитию. Несмотря на опухшую нижнюю губку, она выглядела отдохнувшей и свежей. Маменька с тетушкой о чем-то шептались, не обращая внимания на окружающих. Лика, увидев меня, сообщила, что дочитала книгу и сказала мне несколько вполне объективных комплиментов. Я поблагодарил и спросил, где Вадим. Лика махнула рукой в сторону бильярдной. - Шары гоняет, где же ему еще быть! - Понятно, - ответил я и повернулся к Лере. – Ты прекрасно выглядишь. - Спасибо, - ответила она с набитым ртом. Проглотила пирожное и виновато улыбнулась. – Извини, у меня такое ощущение, будто я неделю не ела. - Ты и не ела, - с осуждением сказал Лика. – Что это за диета, прости господи, утром чашка кофе, в обед три ложки супа? Хочешь ноги протянуть? - Не хочу, - ответила она лаконично и потянулась за новым пирожным. Хлопнула дверь бильярдной, послышались голоса, и в столовую шумно ввалились джентльмены. Вадим, давясь от смеха, шепотом досказывал анекдот про вдову с тремя дочками. Игорь с недоумением слушал, приподняв брови, а потом вдруг расхохотался так гулко, что маменька подскочила на стуле и негодующе воскликнула: «Гарик!». Эжен, воспрянувший после утренних тягот, слепил себе гигантский бутерброд из черного хлеба, ветчины, сыра и горчицы, плюхнулся на стул и потребовал у богини чаю. Галина с недостойной поспешностью бросилась к столику с чайником. - Какие новости? – осведомился Эжен, откусывая громадный кусище. – Нашего полку прибыло? - Власта сказала, что Костик с гостями приедет завтра утром, - ответила Лика. Эжен перестал жевать и уставился на нее. - Это еще почему? – сердито осведомился он. - Самолет опаздывает. Добираться ночью по такой дороге опасно. - А днем не опасно? – сердито спросил Эжен. – Это же не дорога, это волчий капкан! За те деньги, что мы платим, тут автобан построить можно! Он отхватил еще один большой кусок и усиленно заработал челюстями. - Как бок? – спросил я. – Не болит? - Оит! – ответил он с набитым ртом. – А ому эо иео? Тетушка сочла своим долгом выступить переводчиком. - Конечно, болит! Только это никому не интересно! - Может, проехаться в город? – невинно предложил я. – Сделать рентген. Мало ли что. В таком возрасте трещины и переломы – штука опасная. От возмущения Эжен проглотил все, что было во рту, и раскашлялся уже по-настоящему, без смеха. Богиня сунула ему салфетку и хорошенько похлопала по спине крепкой земной ручкой. Побагровевший Эжен повернулся ко мне и искренне пожелал: - Типун тебе на язык и еще на одно место! - Вы же сами сказали про трещину, - смиренно напомнил я. - А ты и рад! Не дождешься! В ответ я глупо прыснул, потому что Лика брыкнула меня ногой под столом. - Вот-вот, очень смешно! – сердито сказал Эжен. – Давай, прикалывайся! Подумаешь, чуть человека не угробили! - Евгений Петрович, простите меня! – сказала Лера дрожащим голосом. – Я не знаю, что произошло с этой проклятой машиной! Как подумаю, что чуть-чуть случайно на вас не наехала… - забывшись, она прикусила нижнюю губу, и тут же ойкнула. На глаза у нее навернулись слезы – уж не знаю, от раскаяния, или от боли. - Характерно, милочка, что роковые случайности всегда происходят рядом с вами, - ледяным тоном высказалась маменька, накладывая на тарелку пару миниатюрных пирожных с дрожащей верхушкой из ягодного желе. – Есть в этом что-то непостижимое. Вы не находите? - Алина Андреевна, а что произошло с вашим мужем? – вдруг спросила Лера. – Я имею в виду, с первым мужем? – уточнила она. – Отцом Игоря? За столом, как по команде воцарилось оглушительное молчание. Лика застыла с чайной ложкой на полпути ко рту, Вадим уронил кружок лимона, подцепленный щипчиками. Даже Эжен перестал жевать и внимательно уставился на Леру, словно не верил своим глазам. Алина положила ложечку на край тарелки. Ее шея начала медленно наливаться свекольным цветом. - Лера! – с отчаянием сказал Игорь. – Я же тебя просил! Как тебе не стыдно! Она швырнула чайную ложку на скатерть и развернулась к нему всем телом. - Мне стыдно! Стыдно, что ты постоянно позволяешь меня оскорблять! Сколько еще я должна вытерпеть, чтобы у тебя прорезался голос?! - Замолчи! – бросил Игорь, вставая. Взял мать за руку, наклонился к ней и заботливо спросил: - Как ты? Проводить тебя в комнату? - Не надо! - ответила маменька железным голосом, меряя соперницу уничтожающим взглядом. – Милочка, не знаю, кто вас снабдил этими сплетнями, - отчеканила она, - но вы черпаете из грязного источника, что и следовало ожидать! Подобное тянется к подобному! Лера приподняла брови. - Вот как? Это вы о собственном сыне? – вежливо осведомилась она. - Вранье! - Алина поперхнулась от неожиданности. Ей на помощь пришла ее сестра. - Вы хотите сказать, что Игорь наговорил вам гадостей о своем отце? Никогда в это не поверю! - Почему же «гадостей»? – удивилась Лера. – Игорь поделился со мной воспоминаниями своего детства! - Это дела семейные! - Именно поэтому он решил ничего от меня не скрывать. Как от будущего члена семьи, - пояснила Лера. – Дело в том, что мы с Игорем решили пожениться. Игорь тяжело рухнул на стул. Столовую накрыла вторая волна оглушительного молчания. - Аля, Аля! - заговорила тетушка, тревожно всматриваясь в лицо сестры. – Держи себя в руках, слышишь? Она положила руку на ладонь сестры, но та стряхнула ее как насекомое. - Вы с Игорем…что? – тихо переспросила маменька. - Аля, не волнуйся! – повторила сестра, поливая семейное бедствие очередями сердитых взглядов. – Она врет! Ей просто хочется тебя помучить! Игорек никогда так не поступит! Гарик! – в сердцах бросила она. Игорь вздрогнул и уставился на тетушку бессмысленным телячьим взглядом. – Что ты молчишь? Скажи маме, что все это вранье! Лера повернула к нему бледное напряженное лицо. - Ну! – негромко сказал Эжен. – Давай, Игорь! Будь мужиком! Темно-карие глаза рокового мужчины забегали из стороны в сторону. - Я думаю, мы обсудим этот вопрос…э-э-э…без посторонних, - уклончиво проблеял он. Грохнул опрокинутый стул. Лера выскочила из столовой и понеслась по ступенькам вверх. Где-то вдалеке хлопнула дверь. Все одновременно вздрогнули. Третья гигантская волна тишины накрыла столовую. Было слышно, как в каминном зале стучит маятник напольных часов. - Да, уж, - сказал Эжен, нарушая тягостное молчание. – Как все, оказывается, запущено…. Не сдержавшись, я вытащил из кармана пачку сигарет и закурил прямо за столом, чего не позволял себя ни разу. Вадим что-то негромко пробормотал себе под нос, Лика швырнула ложку и встала. - Пойду, проветрюсь, - сообщила она, глядя перед собой. – Что-то здесь попахивает гнильцой! Вслед за ней поднялся Эжен. - Пойду, пожалуй, и я, - сказал он. И повернувшись к Игорю, добавил: - А ты попроси у Лиды передник и убери со стола. Все равно ты, мальчик, ни на что больше не годишься. ****************** Мы сидели в креслах, друг против друга, как Шерлок Холмс и его верный доктор Ватсон, вернее, Уотсон. Эжен, вытянув ноги, щурился на огонь в камине. Я мрачно молчал, прихлебывая коньяк из бокала. - Знаешь, - сказал Эжен, нарушая молчание, – иногда я радуюсь тому, что у меня нет детей. - Скверно получилось, - согласился я. – Как-то недостойно. Не по мужски. Эжен нахмурился, - Бабье воспитание, иначе не скажешь. А может, наследственность плохая. Древние греки, к примеру, только глянули бы такому младенцу в глаза – и сразу в пропасть! Они своих сыновей бабам не доверяли. Чуть вырос из штанишек – прочь из дома. В казарму. На общих правах. Безо всякого баловства. Воинов растили, а не слюнявых нытиков. - Это были спартанцы, - поправил я. - Что? – не понял Эжен. - Такая система воспитания была принята в Спарте. - А-а-а… Вечно я их путаю. В зал вошла Лика. Села на диван возле моего кресла, достала из кармана носовой платок и сердито высморкалась. Мне показалось, что глаза у нее красные. - Ты, что, плакала? – спросил я. - Немного, - ответила она. – Я только что от Леры. - Как она? - Угадай! – огрызнулась она. - Неужели и так непонятно? - Лика! – позвал я. – Это же я, Роман! Не нужно на меня кидаться! - Извини, - сказала она так же сердито. – Это же надо быть таким трусом! Сначала сделал предложение, а потом испугался и пошел на попятную! Мерзавец! Все вы, мужики, сволочи! Мы с Эженом переглянулись. Старикашка хмыкнул, а я неловко предложил: - Хочешь, я с ним поговорю? - Ага. А потом проводишь в ЗАГС под вооруженным конвоем, - согласилась Лера. – Но сначала придется нейтрализовать маменьку и тетеньку, а то Игорек обделается от испуга и не сумеет выдавить положенное «да». Вот счастье –то Лерке привалило! – Она развернулась к Эжену и потребовала. - Евгений Петрович, почему вы молчите? Скажите что-нибудь! Кто у нас старший по званию? Эжен шевельнулся в кресле. - Девочка, чего ты от меня ждешь? - Совета! – сердито сказал Лика. - Поделитесь богатым жизненным опытом! Как вести себя в такой ситуации? - Кому? – спросил ЭЖен. – Ей, или ему? - До «него» мне дела нет, - отчеканила Лика, брезгливо подчеркнув второе слово, слово даже необходимость называть Игоря по имени внушала ей отвращение. – Я имею в виду Леру. Ей что делать? Эжен пожал плечами. - Ничего. Оставить все, как есть. Дело уже испорчено. - То есть? – не поняла Лика. - Она слишком долго облегчала ему жизнь, - объяснил Эжен. – Не нужно развращать мужчин жертвами. Они этого не ценят. - Она его любила! - В ущерб себе, - договорил Вадим, появляясь на пороге. – Я согласен с Евгением Петровичем. Лера вела себя как последняя дура. - То есть, она же во всем и виновата?! – вспылила Лика. Муж уселся на диван рядом с ней и потрепал по руке. - Виновата, хотя и не во всем, - сказал он миролюбиво. – Лика, не злись. Я на ее стороне. Но от этого факт не перестает быть фактом: Лерка потеряла чувство собственного достоинства. Никто не будет уважать человека, если он сам себя не уважает. Игорь привык к тому, что она в любой момент к его услугам. - Она думала, что он - любовь всей ее жизни! Поэтому отдавала ему все, что могла! Вадим поморщился. - Слушай, выбирай выражения, у меня такое ощущение, будто ты читаешь вслух дамский роман! В чем, собственно, ты обвиняешь Игоря? - Она ему поверила, - тихо сказала Лика. – А он ее предал. Вадим пожал плечами: - Дорогая, ну кто же верит словам, которые мужчина произносит в момент…э-э-э… физического подъема? Сама говорила: у мужиков работает либо верхний мозг, либо нижний. А вместе – никогда. Лера взрослая девочка. Должна была это понимать. Лика пристально взглянула на него. - Спасибо за урок, - сказала она тихо. Вадим смутился. - Не принимай дословно. О присутствующих не говорят. - Все равно. Я запомню. - Ребята, ребята, осадите назад! – вмешался я. – Не хватало, чтобы еще и вы поссорились! - После двенадцати лет брака? – удивился Вадим. – Вот, еще! Как выражается Евгений Петрович, «не дождешься»! Эжен нахмурился и захлопал ладонью по подлокотнику кресла. - Невеселый Новый год у нас получается, - заявил он. - Не то, что в прошлый раз, - согласился Вадим. – Помните, какой шикарный карнавал мы тогда устроили? - Может, все еще образуется, - предположил я. – До Нового года четыре дня. Глядишь, они и помирятся. - Я вот что думаю, - начал Вадим, но договорить не успел. Лика толкнула его в бок и кивнула на дверь. Игорь топтался на пороге, словно нашкодивший щенок. Заметив, что на него смотрят, он беспокойно переступил с ноги на ногу и мелким шагом вошел в зал. Он старался держаться независимо, но черт знает почему, мне все время мерещился поджатый собачий хвост между ногами. Жалкое зрелище. Лика встала с дивана. - Вадим, ты идешь? – спросила она с каменным лицом. - Куда? – удивился муж. - Куда-нибудь, - сказал Игорь. – Куда угодно. Туда, где нет мерзавца, вроде меня. Лика, я правильно понимаю? - Правильно! – выплюнула она с ненавистью. - Большое спасибо. - Подавись! Вадим, ты со мной, или с ним? - Лика, не надо, - сказал Вадим. – Не обостряй. И так тошно. Нам еще две недели здесь жить. - Ну, это мы еще посмотрим! - сказала Лика и выскочила из зала. Игорь пристроился на краешек дивана и уставился в огонь. Все молчали. Не знаю, как остальные, лично я чувствовал себя ужасно неловко. - Она не открывает мне дверь, - сообщил вдруг Игорь. - Правильно делает, - отозвался Эжен. Игорь глубоко вздохнул. - Давайте, давайте. Скажите, что вы обо мне думаете. Роман, как поживает твой принцип невмешательства? Случайно не дал трещину? Можешь меня хорошенько заклеймить писательским словом! – Он ссутулился и добавил тише: - Я сам себя презираю. - Ну, так пойди и повесься, - спокойно посоветовал Эжен. – Какого дьявола ты морочишь людям голову? Разнылся, как баба: «Открывает, не открывает»… ты свой выбор сделал! - Нельзя выбирать между матерью и любимой девушкой, - возразил Игорь. – Это противоестественно! - Вот-вот! – одобрил Эжен. – Встань перед зеркалом и произнеси это тысячу пятьсот раз! Может, осмелишься повторить мамаше. Игорь нервно дернулся, но ничего не сказал. Молчание начало меня угнетать. Я встал. - Пойду, поработаю. Никто не ответил. Я вышел из гостиной и с тяжелым сердцем побрел наверх. Бальзак сказал, что если построить дом человеческого счастья, то самым большим в нем будет зал ожидания. Лично мне кажется, что все наши беды и несчастья происходят оттого, что мы приходим в нужные места не вовремя и встречаемся не с теми людьми, с которыми следует встретиться. Жаждущие любви женщины встречаются с трусливыми маменькиными сыночками, бескорыстные одинокие мужчины с расчетливыми холодными стервами, умные с дурами, деловые с захребетниками…все в этой жизни построено по странному принципу сохранения равновесия. Может, таков закон мироздания? Спрашивается, зачем оно нужно, такое мироздание, если люди в нем не чувствуют себя счастливыми? Остановившись на лестничной площадке, я посмотрел налево. Коридор был пуст. Утешители не ломились в запертую дверь, не стал ломиться и я. Не гожусь я на роль исповедника. Я могу вызвать «Скорую», подать стакан воды, сделать искусственное дыхание, измерить давление…даже подраться, если нет другого выхода, но только не сидеть, подставив плечо под чужой подбородок, залитый слезами. В такие моменты мне остро хочется оттолкнуть человека и нырнуть в распахнутую дверь. Чтобы убить время до ужина, я оделся в лыжный костюм и отправился на прогулку. Сломанные лыжи пришлось выбросить, поэтому я решил позаимствовать пару напрокат. Открыв дверь сарая, я вошел внутрь и осмотрелся. Это было просторное помещение, освещавшееся голой лампой на длинном шнуре. В глубине стоял красный трактор с высокой стеклянной кабиной на огромных колесах. Машина выглядела нарядной как новая игрушка. Не удержавшись, я забрался на подножку и подергал дверцу водителя. Она оказалась не заперта. Усевшись за руль, я обследовал панель управления (простую и функциональную), разобрался с педалями тормоза и газа, поводил руль в разные стороны, и напоследок пошарил в бардачке. Я не искал ничего определенного, мне просто было любопытно. Поэтому, когда пальцы наткнулись на холодную металлическую рукоятку, я сначала испугался, а потом удивился. Взвесил в руке небольшой тяжелый пистолет и тихо сказал: - Вот это да... Это был «Макаров», но не травматический, а боевой. Новенький. В оружейной смазке. С полной обоймой. И как прикажете это понимать? Выпрыгнув из кабины, я прошелся по сараю в поисках какой-нибудь тряпки. Завернул найденный пистолет в старое промасленное полотенце и отправился обратно в отель, стараясь двигаться неторопливым прогулочным шагом. Миновав пустой холл, я вошел в служебный коридор и постучал в дверь с надписью «Контора». Подергал ручку и убедился, что дверь заперта на замок. Такая же тишина царила за дверями хозяйских апартаментов. Я поинтересовался у Симочки, не видела ли она Власту. Симочка сказала, что видела ее утром и посоветовала поискать у Леры. Как я понял, последние события, развернувшиеся в столовой, тайной для персонала не являются. По дороге я заглянул в каминный зал. Трое мужчин по-прежнему сидели возле камина, только теперь на маленьком сервировочном столике между ними торчала высокая бутылка коньяка, и стояло блюдечко с нарезанным лимоном. Пили молча, без тостов, как на поминках, и атмосфера, похоже, царила соответствующая За дверями номера Леры слышались приглушенные женские голоса. Черт бы побрал этих дизайнеров, специально, что ли, они выбирают такие двери, чтобы звуки мешались в манную кашу, и невозможно было разобрать ни одного слова? Я постучал в дверной косяк. Голоса смолкли, потом голос Власты сурово спросил: - Кто там? - Власта, это я, Роман! Голоса зашептались, потом Власта громко сказала: - Лера не хочет никого видеть! - Я, собственно, к вам, - отозвался я. – На одну минуту. Пожалуйста, выйдите в коридор. Послышались негромкие шаги, щелкнул замок. Дверь приоткрылась всего на несколько секунд, но я успел заметить саквояж на колесиках и разбросанные по полу вещи. Власта вышла в коридор и прикрыла за собой дверь. - Что случилось? – спросила она сухо. Вместо ответа я развернул полотенце. Минуту она смотрела на пистолет так, словно ничего не понимала, затем ее глаза расширились. - Господи! – выдохнула Власта. – Это еще что такое? - Это не ваш пистолет? – спросил я. - Конечно, нет! Мой был травматический, а этот…– Она потянулась к пистолету, но я отвел руку. - Не трогайте, возможно, на нем отпечатки. Она опустила руку. - Где вы его нашли? Я рассказал. Мы озадаченно уставились друг на друга. - Вы что-нибудь понимаете? – спросила Власта. - Смутно, - признался я. – Есть только два варианта: либо оружие купил Костик, либо ему его подбросили. Но зачем кому-то понадобилось подбрасывать ему пистолет? Да еще в такое странное место? – Я пожал плечами. – Концы не сходятся. Думаю, что оружие купил он сам. В номере держать не рискнул, наверное, из-за жены, поэтому сунул в бардачок. - Но зачем оно ему понадобилось? – недоумевая, спросила Власта. - А вам зачем? Сами же сказали: чтобы чувствовать себя в безопасности! - Власта! – позвал слабый голос из-за двери. Мы одновременно вздрогнули и оглянулись. - Роман, мне сейчас неудобно говорить, - начала Власта. Я перебил: - Да, я понимаю. Спрячьте его от греха подальше. В отеле есть сейф? Она глянула на меня непроницаемыми темно-голубыми глазами. - Разумеется. Некоторые женщины привозят с собой драгоценности. - Сейф надежный? Вы уверены, что там до него никто не доберется? Вместо ответа она протянула руку. Я завернул пистолет в полотенце и передал ей. - Будьте осторожны, - сказал я. - Вы тоже, - ответила она. – Поговорим позже. Она открыла дверь и скрылась в номере. ******************* Ужин оказался сплошным кошмаром. Во-первых, мужики перепились. Все трое. Естественно, никто из них и не подумал переодеться, поэтому я в своем строгом черном костюме выглядел представителем бюро ритуальных услуг среди потенциальных клиентов. Не стали переодеваться и дамы – маменька с тетушкой явились в дневных платьях, Лика в свитере и джинсах. Изысканно накрытый стол с зажженными свечами превратился в унылый провинциальный табльдот. Чувствуя себя не в своей тарелке, я попробовал оживить угасший внутренний дух порцией виски, но Лика мгновенно отобрала у меня стакан, прошептав: «Умоляю, только не ты!» Я подчинился с неохотой. Если честно, для паники не было никаких оснований. Упившиеся мужики вели себя тихо и неприятностей не создавали. Эжен погрузился в семейные воспоминания, причем, бывшие жены внезапно превратились в ангелов, а себя он усиленно бичевал за плохой характер, ревность, подозрительность и излишнюю скупость. Игорь уговаривал его простить и все забыть. Вадим громко икал, уставившись в тарелку с котлетой, которую Лида поставила перед ним. Кстати, обслуживая гостей, горничная напрочь проигнорировала маменьку и блудного сына – просто обошла их стороной, накладывая на тарелки порцию за порцией. Я ожидал взрыва негодования, но Алина лишь поджала губы и молча потянулась за креветочным коктейлем. Ее сестра неуверенно заглядывала в глаза присутствующим, пытаясь понять, как себя вести после всего случившегося. Лика остановила проходящую горничную. - Нужно отнести Лере что-нибудь поесть, - сказала она вполголоса. – Мне не нравится, что она снова голодает. И заодно спроси… - Лика покосилась на Вадима. Тот подпирал рукой щеку. Время от времени локоть соскальзывал с края стола, и Вадим валился набок. - Спроси, можно ли мне у нее переночевать. Лида бросила понимающий взгляд сначала на Вадима, потом на его жену, и сделала короткий реверанс. - Бросаешь мужа на произвол судьбы? – спросил я, когда горничная вышла из комнаты. - Думаешь, приятно ложиться в постель с пьяным мужиком? – огрызнулась она. - Тебе его совсем не жалко? - Тут и без меня жалельщиков навалом, - с неприязнью ответила она. – Нальют, выпьют за компанию, утешат, слезами обольются… Все такие понимающие… - Вадим рухнул ей на плечо, она с отвращением его оттолкнула и прикрикнула. – Сиди прямо! Вадим икнул, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Мне стало неловко. Впервые я увидел Лику без милых ямочек на щечках. Я бы сказал, что увидел совсем другую женщину. - Хочешь, я его уложу? – предложил я. - Хочу. Убери его с глаз моих долой. Я встал, подхватил Вадима под мышку и помог ему подняться. Он вел себя тихо, не буянил, не задавал вопросов – в общем, мало отличался от самого себя в трезвом виде. По дороге он все время молчал. Я привел его в номер, помог ему раздеться и уложил на кровать. Когда я подошел к двери он громко сказал мне вслед: - Передай, что она об этом пожалеет! - Передам, - пообещал я и закрыл за собой дверь. Запирать комнату на ключ я не стал. Спустился по лестнице и вернулся в столовую. - Уложил, - отчитался я перед Ликой, возвращая ей ключ. – Я не стал его запирать. - Почему? - Ну, знаешь! – возмутился я. – Это тебе не зверинец! - Я так не думаю. Посмотри на них! Она ткнула вилкой в сторону Игоря, которого маменька уговаривая пойти прилечь. Послушный сынок пыхтел, с отвращением отстраняясь всякий раз, когда маменька пыталась взять его за руку. Эжен, подперев голову ладонью, что-то тихо напевал, не обращая внимания на богиню, которая подсовывала ему тарелку с закуской. - Странно, - сказал я. - Что тебя удивляет? – вскинулась Лика. - Странно, что ты ведешь себя, как обделенная жизнью женщина. Мне казалось, вы с Вадимом счастливая пара. Она открыла рот, чтобы возразить, но промолчала. Быстро управившись с котлетами и печеным картофелем, я вышел из-за стола и направился к выходу. Предлагать свои услуги по транспортировке оставшихся пьяниц не стал: во-первых, они вели себя вполне прилично, а во-вторых, у каждого из них была своя мощная группа поддержки. Как-нибудь справятся, решил я. Вернувшись в номер, я уселся за компьютерный стол, врубил ноутбук и перебрал каталог фильмов и мультфильмов, которые предусмотрительно скачал перед отъездом. Решил, что для поднятия настроения вполне подойдет диснеевская «Синдерелла». Загрузил мультик и удобно уселся в кресле. Замелькали титры, запел хор, монитор расцвел сказочно яркими красками. Да уж, положеньице, думал я, поглядывая в окно на пустынное озеро. Почему я всегда попадаю в гущу неприятных событий? Или мне это кажется? Возможно, другие люди сталкиваются с неприятностями не реже меня, но чужие проблемы выглядят такими незначительными, на фоне своих собственных. Был один пистолет, а сейчас их стало два. И никаких гарантий, что оружия в отеле больше нет. Шутки шутками, но скоро здесь могут начаться серьезные неприятности. Хватит с меня неприятностей. Может, уехать? Какое мне до всего этого дело? Я в отпуске. У меня здесь нет ни друзей, ни интересов. И вообще я не полицейский. И оказался тут совершенно случайно, по рекомендации школьного приятеля. Интересно, что на моем месте сделал бы Алик? Скорее всего, напоил бы мужскую часть коллектива в первый день приезда. Не только потому, что Алик – человек компанейский и мгновенно переходит на «ты» с новыми знакомыми, невзирая на возраст, пол и социальный статус. Есть у него глобальная идея, что если хочешь узнать, какое у мужика нутро – доведи его до нужной кондиции. Может, он прав. Мне случалось видеть поразительные перевоплощения, когда милейшие люди вдруг превращались в агрессивных и злобных хамов, а нелюдимые и угрюмые мужики, хорошенько выпив, впадали в сентиментальность и признавались в любви к человечеству. Лично я напиваюсь редко: ну не доставляет процесс мне удовольствия, и все тут! Даже если пойло качественное и наутро не болит голова. Я не люблю терять самоконтроль и как все закомплексованные люди боюсь показаться смешным. В дверь негромко постучали. Помедлив, я неохотно выбрался из кресла и пошел открывать. Мне не хотелось ни с кем общаться. Распахнув дверь, я вздохнул и тихо сказал: - Ты… Ну, заходи. Лика вошла и остановилась, теребя в пальцах платок. Ее глаза быстро пробежали по комнате и остановились на включенном мониторе. - Смотришь мульт? Извини, что помешала. - Ничего. Можешь присесть, если хочешь. - Нет, - сказала она. – Я ненадолго. - Потеребила платок еще несколько секунд и посмотрела на меня. – Роман, я хочу извиниться. - Ради бога…- начал я. Лика решительно перебила: - Дай мне сказать! Ты был совершенно прав, я вела себя как последняя стерва. Мне очень стыдно и перед тобой, и перед Вадиком. Ничего не могу с собой поделать: я ненавижу пьяных. Я пожал плечами: - А кто их любит? Только при чем тут Вадим? Он не похож на хронического алкоголика. - Он редко себе позволяет, - согласилась Лика. - Дело не в нем. Понимаешь, у меня это вроде рефлекса…. Воспоминания детства… - Она замялась, а потом решилась: - Мой отец…он…в общем он не был алкоголиком, но крепко выпивал. - Понятно, - сказал я. – Не продолжай. Она потупилась: - Да, мне неприятно об этом вспоминать. Но я не хочу, чтобы ты считал меня скотиной. - Забыли, - сказал я. – Как Вадим? - Дрыхнет, - ответила она с облечением, меняя тему. – Я решила ночевать у Леры. Не из-за него. Просто не хочу оставлять ее одну. - Очень благородно с твоей стороны. Лика недоверчиво стрельнула взглядом исподлобья. - Издеваешься? - Даже не думал. По-моему, она собирается уезжать. - Да, - сказал она задумчиво. – Это правильно. Я бы на ее месте тоже уехала. - Думаешь, Игорю это знать не нужно? Она надменно фыркнула: - Что от этого изменится? - Да, - сказал я. – Проснется поутру, и похмелье будет горьким. - Ничего, он быстро утешится. Дурочек на свете много! - ядовито сказала Лика. Развернулась и вышла из комнаты. Я запер дверь, вернулся в кресло и взгромоздил ноги на столик. Глаза смотрели в монитор, но мысли блуждали далеко – рассеянные, поверхностные, туманные. Есть дни, которые хочется поскорее проскочить, как неудобный поворот на дороге. Разъехаться с караулящими неприятностями, сбросить с себя груз ожидания неприятного «завтра», и зашагать дальше – весело, не оглядываясь. В конце концов, история банальная: он любит ее, она любит его,…но не сложилось. Грустная ситуация, в которой оба персонажа вызывают жалость. Именно жалость, а не осуждение. Чем я, например, лучше Игоря? Так же, как и он, я больше всего на свете ценю собственные удобства и не очень-то задумываюсь над тем, нравится это Мариванне, или нет. Правда, Мариванна не из тех девиц, которые приносят себя в жертву. Если она все еще со мной, значит, наши отношения ее устраивают. Конечно, как и всякой нормальной женщине, ей хочется упрочить свое положение. Несколько раз за прошедший год она осторожно зондировала почву, но я мгновенно смывался в кусты – жалкий махровый эгоист, отчаянно боящийся перемен. Нет, я ничем не лучше Игоря. Не мне бросать в него камень. Ладно, оставим дела семейные. С этим как-нибудь разберутся. Пистолет, найденный в бардачке, - вот что беспокоит меня по-настоящему. Оружие – вещь предельно функциональная. Это вам не вазочка, которую можно поставить на тумбочку, а можно подарить подруге в день рождения. Человек покупает пистолет либо для защиты, либо для нападения. Третьего не дано. Спрашивается, зачем оно потребовалось Костику? Кто он – убийца, или потенциальная жертва? Костик ведет себя странно. Он что-то ищет в чужих номерах, причем, понимает, что эти поиски не безопасны. Он кого-то отчаянно боится. Он покупает боевой пистолет и ничего не сообщает о нем хозяйке, потому что возникнут вопросы, на которые он не хочет или не может ответить. Если моя теория верна, то все события, происходящие в отеле, связаны с давним исчезновением владельца уральского клада. Костик должен был играть в этой истории свою роль. Какую? Роль убийцы? Теоретически это возможно. Четыре года назад Костик здесь не жил, но мог приехать по делу. К примеру, чтобы обмерить будущую прачечную. А мог приехать на свидание к девушке своей мечты. Остался ночевать, подслушал чей-то разговор, увидел камни… и не совладал с дьявольским искушением. Лида стала случайным свидетелем, но, как большинство влюбленных женщин, потеряла голову и пообещала никому ничего не говорить. Даже помогла Костику спрятать труп. А потом он на ней женился, чтобы держать потенциальную угрозу под контролем. В принципе, звучит логично. Но есть два вопроса, которые размывают эту стройную версию. Вопрос первый: кто тот «женатый мужчина», от которого Власта пыталась увезти свою племянницу? Если Костик не был женат, Лида покрывает не его. Вопрос второй: кому и зачем понадобилось красть пистолет хозяйки? Можно предположить, что Костик умыкнул его, чтобы это не сделал кто-то другой. Но это снова приводит нас к существованию таинственного «некто», о котором мы пока ничего не знаем. Таинственного участника событий, которого Костик боится так сильно, что запасся убойным оружием, превосходящим украденное! Нет, что-то тут не срастается. Не втискивается гориллообразная фигура водителя в шкуру убийцы – местами она ему мала, а местами, великовата. Возьмем хотя бы утреннее происшествие. С одной стороны, вывести из строя снегоход Костику гораздо проще, чем любому из нас. Он отлично разбирается в технике, у него к ней круглосуточный доступ. Но зачем ему это понадобилось? Нет сомнений, что к действию убийцу подтолкнул рассказ, услышанный в гостиной. Но когда Эжен поведал нам свою тюремную сагу, Костика в зале не было. Не было его и за ужином, когда Лера сообщила, что утром собирается кататься на снегоходе, а Игорь попросил Эжена взять его с собой на рыбалку. Лида могла сообщить мужу о планах гостей, но снегоход вывел из строя человек, который присутствовал не только в столовой, но и в каминном зале. Он запаниковал и начал петлять и путать следы. Один и тот же человек. Один и тот же… Снова мелькнуло видение чего-то смутного и значительного – словно рыба, ушедшая в глубину, которую я не успел ухватить за скользкий хвост. Один и тот же…Один и тот же… Нет, не понимаю, почему мне кажется это важным. Ладно, вернемся к Костику. На роль главного действующего лица он явно не годится. Не тот калибр. Примерим роль поскромнее. Предположим, что Костик не убийца, а его сообщник. Соучастник. Случайный свидетель. Не многовато ли у нас случайных свидетелей? Особенно, если учесть, что Костик тоже не знает, где спрятаны изумруды. Не сомневаюсь, что именно их он пытается отыскать, незаметно обыскивая комнаты гостей. Выходит, камни прятал не он, и не убийца, а кто-то другой. Еще один свидетель? Чепуха какая-то… Еще немного, и я поверю, что все гости замешаны в этом деле! Прямо «Восточный экспресс» Агаты Кристи! В сущности, почему бы и нет? Все они из одного города, все хорошо знают друг друга. Могут и договориться за такие-то деньги. Мужчины убивали, женщины по могали прятать труп… Господи, ну и ужасы мерещатся на ночь! окончание следует