СОБАЧЬЯ ЛЮБОВЬ Эту историю мне рассказал пациент частной клиники, в которой я работал ординатором. Несмотря на тяжелую болезнь почек, он твердо переносил боль, чтобы избежать привыкания к уколам. Я часто заходил к нему по ночам, когда боль становилась особенно сильной. Рассказывал про фильмы и книги, которые недавно посмотрел и прочитал, он внимательно слушал. Мне нравилась его выдержка. В хорошие дни мы играли в шахматы и нарды, причем он постоянно выигрывал. На фоне трудного контингента, требующего повышенных надоев птичьего молока за триста баксов в день, общение с ним казалось оазисом в пустыне. Он был умен, образован и харизматичен. Он побывал в самых затерянных уголках планеты, и обладал даром рассказчика. Его обожали врачи и медсестры. Меня удивляло, что кроме родителей и сестры его никто не навещает. Однажды я не утерпел и спросил его об этом. - Вы имеете в виду женщин? – уточнил он. - И женщин, и друзей. У таких людей, как вы, их должно быть много. Он задумался. Потом посмотрел на меня с нерешительной улыбкой и спросил, женат ли я. Я ответил, что женат. Он задал еще несколько вопросов о моих отношениях с женщинами, - очень деликатных. Я ответил. Постепенно мы разговорились. У него была удивительно обаятельная манера общения – сдержанная и располагающая к откровенности. Я рассказал о девочке, с которой дружил в детстве. Она караулила меня у подъезда, когда мы шли в школу, и носила для меня завтраки. Она следила за моей успеваемостью и заставляла отрабатывать тройки. Следом за мной она поступила в мединститут. Она знала мое расписание и строго контролировала мое свободное время. Она приносила с собой термос с бульоном и заставляла меня пить из алюминиевой крышки, потому что у меня был больной желудок. Над этой собачьей любовью смеялся весь институт. - Как вы сказали? – перебил меня пациент. - Собачья любовь? Вы ее поругали, или похвалили? Я пожал плечами. - Обычно так говорят про рабское, унизительное чувство. - Вот как, - сказал он и снова задумался. А потом вдруг рассказал мне свою историю. **************** Этот вечер ничем не выделялся из вереницы будних дней. Сначала – колледж с углубленным английским, потом занятия в библиотеке, а вечером – работа курьером в небольшой, но бойкой столичной газетке частных объявлений. Во Фрязино Марк возвращался последним автобусом, уходившим от «Щелковской» в половине двенадцатого. Сначала он как обычно подремал в метро, а потом, в автобусе, заснул уже основательно, прижавшись к заледеневшему оконному стеклу. Он сильно уставал, но знал, что ему повезло. Соседство с Москвой дает множество шансов не потеряться в этой жизни. Чтобы выйти в люди, нужно как можно раньше поставить перед собой четкую цель и неуклонное ее добиваться. Большинство его сверстников с пяти лет знают свою судьбу. Кто-то по четыре часа в день барабанит на пианино, кто-то тянет жилы в спортзале, кто-то, как Марк, прилежно изучает иностранные языки. Родители видели его либо переводчиком, либо дипломатом. Марк с ними не спорил, хотя прекрасно знал, что станет путешественником. Именно знал, а не мечтал – Марк просто не умел этого делать. Природа наградила его твердым характером и рациональным умом – даже слишком рациональным, по мнению родителей. В мире их сына воздушные замки назывались «макетами», а дороги, ведущие к нему через заколдованные леса и овраги, – «стратегическим вектором движения». Он много читал, но извлекал из прочитанного лишь практическую часть, пропуская страницы и абзацы с описанием переживаний и чувств. Он уважал Мартина Идена за беспрецедентное умение подчинять себе время. Так же как он, Марк расклеивал по квартире листочки с иностранными словами и заучивал их, занимаясь на тренажере, умываясь, завтракая и одеваясь в прихожей. Он был собран и деловит. Родители не знали, пугаться или радоваться суховатой целеустремленности сына. С одной стороны отпадали страхи по поводу «дурной компании», с другой…Марк был чересчур уж холоден и безупречен для мальчишки своего возраста. Старшая сестра называла его Электроником. Сначала он не понял, а потом, посмотрев старый детский фильм, пожал плечами и обронил: «Сказала бы сразу – робот!» Он был зол, что впустую потратил столько времени. Марк родился взрослым человеком. Он быстро освоил правила гигиены, сэкономив родителям кучу денег на памперсы. Он рано встал на ноги и научился ходить. В его детской комнате всегда царил идеальный порядок – игрушки собраны, книги расставлены по местам. В школу его взяли шестилетним, потому что он умел читать, писать и выучил таблицу умножения вплоть до цифры «семь». Учился Марк добросовестно. Он не был круглым отличником, но никогда не опускался ниже твердой четверки. Он был настолько беспроблемным ребенком, что родителей это пугало. Его стремление к самостоятельности всегда опиралось на твердый расчет. К примеру, на собственные карманные деньги. Родителям не нравилось, что Марк подрабатывает после уроков, но он по-прежнему хорошо учился, не давая повода для запретов. Он был здоровым крепким подростком и легко переносил любые физические нагрузки. Сработал внутренний будильник, и Марк проснулся. Он проспал сорок минут – ровно столько требовалось, чтобы добраться из Москвы во Фрязино. Автобус стоял на ярко освещенной стоянке. Шофер, заняв позицию возле открытых дверей, проверял у выходящих пассажиров билеты. Марк покрутил головой, разминая деревянную шею, и поднялся с насиженного места. Финальный бросок через дворы – и он дома. Поздний ужин на кухне, десяток заученных слов перед сном – и провал в темноту, в которой люди глупо и бессмысленно оставляют треть своей жизни. Он вышел в проход между сиденьями и достал из кармана билет. Лица людей казались синими в свете тусклой автобусной лампочки. Двигались молча, как автоматы, не извиняясь, если наступали на ногу. Никто не огрызался – сердиться не было сил. Шофер устало кивнул, когда Марк показал ему билет. Он спрыгнул на твердый, хорошо утоптанный снег и… Что-то метнулось из-под ног. Крупная европейская овчарка, которой он чуть не отдавил лапы, отбежала в сторону и снова уселась на промерзшую землю. Кончик ее левого уха был то ли отрезан, то ли потерян в драке. В остальном пес выглядел прекрасно: ухоженный, мощный, широкогрудый. Поставив уши торчком, овчарка нетерпеливо осматривала людей, выходящих из автобуса. Дождавшись последнего пассажира, пес приуныл и улегся, положив голову на вытянутые передние лапы. Темные собачьи глаза настороженно стреляли по сторонам. Марк подошел к нему и присел на корточки. - Ты, что, потерялся? – спросил он. Пес быстро глянул на него и отвел глаза. Хвост слабо шевельнулся. Уборщица в оранжевой спецовке остановилась рядом, опираясь на лопату. - Что, бедолага, бросили тебя? – спросила она. Не поднимая головы, пес снова вежливо шевельнул хвостом. Женщина вздохнула. – Вот ведь ироды, - сказала она. – Небось, квартиру купили, а от собаки пахнет. Привезли пса в другой город, и оставили. Специально, чтобы обратной дороги не нашел. А он не понимает, глупый. Целый день тут торчит, каждый автобус встречает. Прямо сердце надрывается на него смотреть. Марк поднялся. Они постояли рядом, глядя на пса сверху вниз. - Может, он голодный? – спросил Марк. – Я принесу еду. Я тут рядом живу. Уборщица махнула рукой. - Не ест он ничего. Девочки из кассы купили пакет корма, вон, гляди, - она кивнула в сторону. Возле стены стояла новенькая оранжевая миска с горкой темно-коричневых сухариков. – Даже не притронулся. Думали, может он к домашнему приучен. Принесли котлету – тоже не взял. – Она сняла с головы теплый шерстяной платок, встряхнула и снова завязала крепкий узел под подбородком и на затылке. – Видно, помрет, бедолага. - От чего? – не понял Марк. - От любви. - Разве так бывает? – спросил он. Немолодая женщина посмотрела на него блеклыми голубыми глазами. - Бывает. У собак. Они глупые. Они снова посмотрели на пса. Тот лежал, не шевелясь. - Он не заболеет на снегу? – спросил Марк. – Может, принести подстилку? - Не нужно, - сказала уборщица. – Девочки его на ночь в кассе запрут. Начальство разрешило. И Федя, милиционер, не против. Хороший пес, спокойный, воспитанный. Нигде не пачкает…. Сволочи! – выплюнула она вдруг, круто развернулась и начала с ожесточением долбить лед на краю тротуара. Когда Марк добрался до дома, мать не спала. - Почему так поздно? - испуганно спросила она, затягивая пояс халата. – Я уже начала волноваться! - Автобус опоздал, - ответил Марк. Ему не хотелось рассказывать о собаке на автостанции. К чему? Мать начнет переживать, охать, ахать, может, даже расплачется. Марк считал слезы самым глупым изобретением после сна. Бесполезная и унизительная вещь. Сам он перестал плакать так давно, что даже не помнил, когда это было. - Ты голодный? – спросила мать. Он кивнул и отправился в ванную мыть руки. Они сидели за столом на кухне и молчали. Трафаретный список вопросов ( как дела в колледже, как дела на работе, как дела в Москве) был исчерпан. Марк разламывал вилкой теплую котлету и жевал, не ощущая вкуса. - Что, все-таки, произошло? – вдруг спросила мать. Вопрос был настолько неожиданным, что он опустил вилку и с изумлением посмотрел на нее. - С чего ты взяла? - Ты ни разу не глянул туда! - Мать кивнула на стенку с отрывными листиками блокнота. Его норма перед сном – десять новых слов. Марк без стука положил вилку на стол. - Наверное, просто устал, - сказал он. – Спасибо за ужин. Обычно он засыпал сразу – просто проваливался в темноту, стоило только положить голову на подушку. Сегодня сон не шел. Внутри словно потерли наждачкой – так все болело и ныло. Его рациональное эго отключилось, уступив место чему-то смутному, тревожному, не имеющему названия. Уснул Марк под утро и проснулся почти больным. Мать, напуганная бледным лицом сына, хотела, чтобы он остался дома. Отец собрался вызвать врача. Марк измерил температуру и показал родителям градусник: тридцать шесть и шесть. Они отстали, переглянувшись. Марк тайком завернул в газету остатки вчерашнего ужина, оделся и побежал через сумрачные зимние дворы к автостанции. Он боялся, что собаки там уже нет, и одновременно надеялся на это. Овчарка сидела на прежнем месте. Казалось, она никуда не уходила с ночи. Водители разогревали автобусы. Возле касс собралась небольшая ранняя очередь. Марк подошел к собаке и присел на корточки. - Привет, - сказал он. – Помнишь меня? Пес посмотрел на него. «Ты не тот, кого я жду», - говорил равнодушный собачий взгляд. Марк развернул газету и разложил перед овчаркой остатки котлет. - Поешь, - сказал он настойчиво. Пес отвернулся. Марк поднес к собачьему носу кусочек фарша. Овчарка дернула головой, словно запах отличного домашнего продукта был ей противен. Марк опустил руку. – Ну, что с тобой делать? – спросил он беспомощно. – Нельзя же так! Оставив газету перед псом, он занял очередь в кассу и купил билет. Когда автобус отъезжал, он увидел нескольких дворняг, подметавших остатки его ужина. Овчарки среди них не было. Прошла неделя. Про собаку, встречающую московские автобусы, узнал весь городок. Люди приходили специально, чтобы на нее посмотреть. Приносили корм, собачьи игрушки, множество совершенно ненужных, иногда дорогих вещей. Люди гладили собаку, говорили какие-то хорошие правильные слова, качали головами, вздыхали и уходили. Местный телеканал снял душераздирающий ролик с призывом забрать животное. Добрые души нашлись, но никто не смог увести собаку с автостанции. Пес уже не выглядел красивым и ухоженным: блестящая шерсть испачкалась и свалялась, впали бока, изуродованное левое ухо печально повисло. Он терпел прикосновения чужих рук, но оживлялся только при виде автобуса из Москвы. Постепенно овчарка стала такой же частью пейзажа, как сваленные в кучу грязные сугробы или несколько чахлых деревьев рядом с кассами. Люди привыкли к напряженному собачьему взгляду. Это было похоже на бесконечное повторение одного и того же дубля. Когда собака начала есть, все вздохнули с облегчением. Романтический флер вокруг собачьей головы потускнел и развеялся. Если пес не помер от голода, значит и от тоски не помрет. Люди проходили мимо, не обращая внимания на черно-серую тень, терпеливо караулящую автобусы. Шоферы сердились и отгоняли овчарку подальше от дороги. - Попадет под колеса, а ты потом отдувайся! – говорили они. Но, в общем, к псу относились хорошо. По-прежнему подкармливали, приносили смешные собачьи игрушки и гладили между ушами. Прошла зима. Растаяли грязные сугробы, побежала в дождевые стоки мутная весенняя водичка. Теплым воскресным днем вся семья собралась в Москву. Когда они подошли к автостанции, Марку показалось, что чего-то не хватает. Он с удивлением огляделся и понял: пропала собака! Знакомая уборщица в оранжевой спецовке обрадовалась, увидев его. Охотно рассказала, что пса пристроили в хорошие руки. Крутилась здесь одна девчонка – славная такая, добрая. Часами с собакой возилась. Из-за нее пес и есть начал. Смешно – от котлет отказывался, а магазинный пирожок с капустой умял, как миленький. Сегодня утром девчонка пришла с бабушкой, показывала на пса, о чем-то просила, просто умоляла. В конце концов, бабушка согласилась. Надели ошейник и увели. Думали, пес не пойдет – ничего, пошел. Вот она, собачья любовь. Сильная, да недолгая. «Хэппи-энд» - сказали родители. Марк трясся в автобусе, с ненавистью глядя в окно. Ему казалось, что его предали. Брошенный пес почти заставил его поверить, что можно умереть от любви, а потом взял и спокойно сменил хозяев. Марк сердился то ли на него, то ли на себя за пробитую брешь в душе. Прошло еще несколько месяцев. Начались экзамены, и история с собакой стерлась и выветрилась из памяти, как неприятный лежалый запах. Однажды прекрасным июньским днем он возвращался из колледжа. Настроение было приподнятым. Последний экзамен сдан «на отлично», родители пообещали купить ему новый комп, сестра подарила мобильник. Он стеснялся получать подарки, но процесс доставлял родным больше удовольствия, чем ему. Ноги несли Марка по проторенным дорожкам между типовыми блочными многоэтажками. Впереди шла интеллигентная супружеская пара: он – в темном костюме с рубашкой, она – в нарядном платье. У нее в руках цветы, у него - коробка с тортом. Супруги оживленно переговаривались. Было видно, что они приехали в гости с прекрасным настроением. Откуда-то сверху грянул собачий лай. Супруги вздрогнули одновременно с Марком и задрали головы. По длинной лоджии пятого этажа металась темно-серая европейская овчарка. Иногда она вскидывала лапы на ограждение и отчаянно, надрывно лаяла, глядя вниз. Хрустящий целлофановый кулек с оранжерейными розами упал на асфальт. - Не может быть! - сказала женщина. - Говорил же, нужно увезти подальше! – сказал мужчина. Они оглянулись на Марка и замолчали. Женщина подняла букет. - Пошли, - сказал мужчина и потянул жену за руку. Она снова опасливо глянула на балкон. Девчонка с растрепанным хвостом на макушке схватила пса за ошейник, пытаясь оттащить овчарку от балконных перил. Та упиралась, выворачивалась из рук, злобно огрызалась. - Пошли! – сказал мужчина, повысив голос. Женщина сделала шаг вперед. - Нет! – вскрикнул отчаянный девичий голос. Что-то темное пронеслось сверху вниз и тяжело ударилось об асфальт. Заголосила женщина, проходившая мимо. Начали распахиваться окошки. Люди высовывались наружу, тревожно переговаривались, пытаясь понять, что случилось. Овчарка с искалеченным левым ухом лежала на земле, положив голову на вытянутые лапы. Крови не было. Не чувствуя ног, Марк присел и положил трясущуюся ладонь на влажный собачий нос. Овчарка открыла глаза и посмотрела на него. Голову не подняла – наверное, не смогла. Вокруг начали собираться люди. Девчонка с растрепанным хвостом плакала навзрыд, перегнувшись через балконные перила. - Я видела, я видела! – надрывалась толстая тетка в цветастом фланелевом халате и тапках. – Она ее выбросила с балкона! Это она! Она! Толстый палец с дутым золотым кольцом уперся в девчонку. Пот стекал с нарисованной ниточки бровей и расползался по отечному нездоровому лицу. - Живодерка! – выплюнул кто-то. Разгорелись страсти. Кто-то кричал, что нужно позвать милиционера. Подошел участковый, неуверенно затоптался на месте, оглядываясь и не зная, что предпринять. Из подъезда вышла пожилая женщина в пиджаке с орденской планкой, неизвестно зачем накинутом на халат. Она старалась держаться с достоинством. - Я персональный пенсионер, - повторяла она. Ее губы кривились и дрожали. – Я персональный пенсионер. Марк поднял голову. Супруги стояли в стороне. На их лицах были написаны страх и любопытство. Мужчина подошел ближе, но до пса не дотронулся. Наверное, боялся, что к темной ткани пристанет серая собачья шерсть. - Как зовут вашу собаку? – спросил Марк. Шум мгновенно стих. Кто-то спросил: - Разве это их собака? Супруги беспокойно переглянулись. - Это не наша собака, - ответила женщина. А мужчина неуверенно сказал. - Арчибальд. Арчи. В тишине послышалось поскуливание. Дернулся собачий хвост. - Погладьте его, - сказал чей-то голос. Мужчина аккуратно поставил коробку с тортом и присел на корточки в шаге от пса. - Арчи, - позвал он, не дотрагиваясь до собачьей головы. Овчарка судорожно выбросила вперед лапы, подтянулась и положила голову на колени хозяина. - Погладь его, скотина! – крикнул кто-то. Мужчина положил руку овчарке на голову. Темные собачьи глаза закрылись. Подошла женщина с миской воды и поставила ее на землю. Все молчали. Марк поднялся, попятился, и бросился бежать. Добежав до дома, он нырнул в подъезд, проскочив мимо изумленной консьержки, взлетел на второй этаж, упал на ступеньку и зарыдал. Он запихивал в рот кулаки, чтобы заглушить звук, но не мог остановить океан невыплаканных слез, стекающий по рукам. Через минуту рукава рубашки стали мокрыми. Потом слезы кончились. Облегчения они не принесли. Марк сидел на ступеньке, глядя в стену, и ощущал себя выпотрошенным. Он спустился вниз, зашел в парикмахерскую и попросил разрешения умыться. Ему позволили. Марк привел в порядок одежду и пошел домой. Родители встретили его в блестящих колпаках из фольги, сестра выдула пищалкой длинный розовый язык. На ковре стояли две большие картонные упаковки с системным блоком и монитором. Он сам их выбрал. - ПОЗ-ДРАВ-ЛЯ-ЕМ! – радостно проскандировали родители. Марк засмеялся. Он так хорошо притворялся, что никто ни о чем не догадался. Потом они пошли на кухню и сели пить чай с тортом. ***************** Прошло несколько лет. Марк давно выписался из клиники и уехал в Ашрам, чтобы серьезно заняться йогой. Иногда мы перезваниваемся и поздравляем друг друга с Новым годом. Он прошел сельву Амазонки, побывал на сафари, где его чуть не загрызла пума, а сейчас собирается повторить путь Нансена на Северный полюс. Марк по-прежнему красив, удачлив, и страшно одинок. Когда-то он заглянул в себя, ужаснулся уязвимости человеческой души и выкопал вокруг нее непроходимые окопы и рвы. Кто-то скажет, что это признак силы, кто-то сочтет слабостью. Многие вещи, казавшиеся мне однозначными, вдруг обрели знак вопроса. Когда кто-нибудь небрежно бросает: «Собачья любовь!», - я вспоминаю полумрак одноместной палаты, синюю вьюгу за окном, и слышу приглушенный голос: - Это вы ее поругали, или похвалили? Я не знаю, Марк. Я, правда, не знаю.