Прозвище - Почему-то вот кроме родного, данного человеку родителями при рождении, у большинства людей есть ещё и прозвище, - начал разговор Василий Семёнович и взглянул на Евлогия Дмитриевича. - Да, и зачастую бывает, что иногда его по паспортному имени и не знают, если спросишь, только глазами удивлённо моргают да плечами пожимают, мол, понятия не имеем, кто это такой? Вот, скажем, у вас в Кушашоре практически у каждого есть другое, народное имя. - Между прочим, ты прав, да ещё какие имена! Вот Борис Самарин, в самом соку мужик был, когда остался вдовцом. Жена его в молодом возрасте от рака скончалась. Борис тогда бросил корову держать, лень, видно, стало доить её два раза в день, но оставил на мясо бычка. А чтобы он не матросил всё лето за коровами, а нагуливал жир, пригласил ветеринара и кастрировал его. Тем, кто держит корову, летом приходится по очереди работать пастухом, надо же кому-то следить, чтобы они свои рога и копыта держали на специально отведённом для этого пастбище, а не на колхозных полях, или на чьих-нибудь частных огородах. Хозяева быков освобождены от этой обязанности, но только тех быков, которые не кастрированы, то есть производителей. А Борисов бык практически лишён мужского достоинства, так что Борис должен нести пастушью повинность наравне с остальными. Чтобы соблюдался порядок и не нарушалась очередь, бригадир ведёт специальную тетрадь, куда записаны имя и отчество хозяина, какой у него в хозяйстве скот, и дата, когда наступает его очередь пастушить. Эта тетрадь накануне, ещё с вечера передаётся очереднику, чтобы он не забыл, что завтра у него торжественная встреча с коровьим стадом. Каждый, понятное дело, из чистого любопытства знакомится с содержанием тетради. Добралась эта тетрадь до Бориса и он читает: «Самарин Борис – кастрированный бык, не производитель». До глубины души данная запись, конечное дело, возмутила Бориса, он её густо зачеркал, но ведь до него уже половина села успела ознакомиться с содержанием списка. Так к нему и пристало прозвище – Кастрированный Бык. И после того как только выпьет, бывало, Борис, сразу хватает кол и бегает по селу, ищет успевшего спрятаться в укромном месте бригадира, наградившего мужика позорным прозвищем, хотя и не специально. Так до самой смерти пришлось прожить Борису в одиночестве, какая же женщина согласится стать женой Кастрированного Быка? - Да, ну и прозвищем же наградили человека! – рассмеялся Евлогий Дмитриевич. – А вот у меня во время учёбы в училище был похожий случай. Расскажу, если, конечно, будешь слушать? - Ты разве тоже умеешь рассказывать? – широко ухмыльнулся Василий Семёнович. – Обычно всегда молчишь и я уж думал, что всю дежурную смену одному мне придётся язык мозолить. - С тобой, конечно, сравниться я не могу, ты ведь мастер где-то на уровне Райкина. - Ну, расскажи тогда, послушаем от нечего делать. - Когда-то давным-давно, ещё в молодости я учился в городе Егорьевске Московской области в авиационном училище. На первом курсе командиром роты у нас был Андрианов Павел Фёдорович. Но он заболел ангиной последней стадии, - тут Евлогий Дмитриевич выразительно щёлкнул пальцем по гортани. – По этой причине ещё до нас у него роту отобрали и передали другому офицеру. При нас же сначала с погон сняли звёздочку, был лейтенантом, стал младшим, а позже и вовсе уволили с работы. Дали нам нового командира, по фамилии Смирнов, имени и отчества уже не помню. Сам он родом с Егорьевска, закончил наше же училище, после чего отслужил в армии два года, обслуживал истребители. Но ничего там не выслужил, вернулся в училище, как и выпустился, в том же звании - младшим лейтенантом. Это был какой-то скользкий тип, и походка, и разговор нам, курсантам не нравились. Не хотелось даже близко возле Смирнова находиться, постоянно старались держаться на почтительном расстоянии. Так вот, возле подъезда нашей роты стояли две скамейки, между ними – урна. При хорошей погоде курсанты любили посидеть там, покурить. Но окурки, как традиционно принято везде на Руси, щёлкали куда попало, но только не в урну. И вот как-то сидим мы там с Шустовым, парень тоже с нашего взвода, дышим свежим воздухом, наслаждаемся свободной минутой. Оба некурящие. И тут из-за угла казармы выплывает Смирнов. Мы, конечно, как полагается, встали, отдали честь. А он взглянул на окурки, во множестве валяющиеся под нашими ногами и изрёк: - Шустов и Лыюров, идите в роту, возьмите метёлки, совки и аккуратно подметите возле скамеек, чтобы ни одного бычка я тут не видел. Мы глаза выпучили: - Товарищ командир, мы ведь некурящие! - Неважно! Выполняйте приказание! – повернулся и ушёл. Что делать? Пришлось убрать. А после этого началось… Как только мы с Шустовым ему на глаза попадёмся, так и гонит убирать бычки. Иногда сидим в ленкомнате, смотрим по телевизору интересный фильм, заходит Смирнов и выгоняет нас подметать возле подъезда. Это меня вообще бесило прямо. А однажды выдал: - Я освобождаю вас от утренней зарядки, вместо этого каждое утро будете убирать возле подъезда окурки. Ничего не поделаешь, приказ командира – закон для подчинённого, его надо выполнить беспрекословно, точно и в срок. Утром после подъёма все курсанты выбегают на зарядку, а мы с Шустовым неторопливо, позёвывая и почёсываясь, одеваемся. Командир взвода Шота Микеладзе в первый раз аж глаза вылупил: - Вы почему не на зарядке? - Мне лень, - отвечаю равнодушно. - Будете наказаны! - Руки коротки, - бросаю в ответ, разворачиваюсь и, не оборачиваясь, направляюсь за метёлками. Самого же нестерпимо тянуло взглянуть на его вытянувшееся от такой наглости с моей стороны лицо Шоты, но удержался. Уже когда обратно с инструментами шёл мимо расположения взвода по коридору, услышал, как Шустов объясняет Микеладзе, что по приказу командира роты мы обязаны вместо зарядки убирать бычки возле подъезда. Так продолжалось до конца второго курса. Первокурсники мимо нас ходят, глядят на нашу работу и посмеиваются. У меня от возмущения уже кровь кипит. Что делать? Как отомстить Смирнову? Я уже говорил, что никому он не нравился, все его сразу возненавидели. Однажды даже в бензобак его мотоцикла сахару подсыпали, целый день возле мастерских потом карбюратор промывал. Тогда ведь машин ещё ни у кого не было, и Смирнов на мотоцикле с коляской шиковал. В нашем же взводе учился Коля Борисов, земляк Шустова. Он про себя всегда говорил: «Я – человек интеллектуальный». А после этого добавлял длинный перечень отборного мата, показывая, какой обширный и глубокий у него интеллект. Вот и я задумал отомстить Смирнову интеллектуально. Многие тогда ломали голову над тем, какое же прозвище дать «любимому» командиру. Помню, был вариант «Баклан», ещё какие-то другие, но они не прижились. А я думал-думал и нашёл такое ёмкое прозвище, которое чётко показывало всю его сущность. - Ну и какое же? - Не торопись, всё ещё впереди. После окончания училища прошло шесть лет. Как-то сижу в аэропорту села Ижма, где недавно совершил вынужденную посадку Ту-154, в ожидании своего рейса. Гляжу, родные провожают курсанта авиационного училища. Как же так? Надо подойти. Подхожу и спрашиваю: - С какого училища, курсант? - С Егорьевского, - отвечает. - Да-а! Я тоже Егорьевское закончил. А с какой роты? - С двенадцатой. - Ну и ну! Я тоже в двенадцатой был. А кто командир? Он лицо скривил, будто его внутри жжёт и выдавил: - «Изжога». Ты даже представить себе не можешь, какую радостную весть принёс мне этот неизвестный курсант! Стало так хорошо на душе, прямо соловьи запели суровой морозной зимой! Вот ведь, сумел я всё-таки интеллектуально отомстить Смирнову за его издевательства надо мной. И как отомстить! Ведь если знают его прозвище курсанты, то знают и командиры других рот, училищное начальство, знает сам, жена, соседи. И никак от этого прозвища ему не избавиться до самой смерти. А курсанту тому я только и сказал: - Да-а!? Он и нашим командиром был, и прозвище это ему в своё время мы дали. Только жаль, что Смирнов никогда так и не узнает, кто же наградил его таким именем. Иван Ногиев 2010 год