Кино, судья и коммунизм - Евлог! Беги в клуб быстрее! – услышал Евлог донёсшийся из-за ручья голос Тараса. – Кино привезли! - Хорошо! Мальчик уже много раз бывал в кино и теперь не такой дурак, каким был прежде. Знает, что тарахтящую на улице железяку называют мотором, а блестящая штука, стоящая в кинобудке, это никакой не самовар, а киноаппарат. У него сбоку имеется надпись: «Украина». Что означает эта надпись, пока ещё для мальчика большая загадка. От мотора к аппарату тянется чёрная резиновая верёвка, называемая кабелем, по которому, как говорят взрослые, бежит ток. Никто его не видел, этот ток, поэтому объяснить, что он собой представляет, взрослые не могут, даже сам киномеханик Василий Иванович. Непонятно, почему этот ток всегда бежит, не может, что ли, как все нормальные люди, спокойно ходить? Но детей постоянно строго-настрого предупреждают, что к кабелю ни в коем случае нельзя прикасаться, потому что ток может ударить. Евлог из-за этого очень осторожно проходит мимо кабеля, а вдруг да выскочит из кабеля этот шустрый ток да как даст кулаком по лицу! Лучше уж быть настороже. Загадочный ток включает электрическую лампочку, подвешенную к потолку в зале, она светит намного ярче, чем керосиновая лампа, но с солнцем сравниться всё же не может. Когда начинают показывать кино, лампочка под потолком гаснет, а из широкого глаза киноаппарата через проделанное в стене отверстие вырывается яркий сноп света, освещающий белый экран, подвешенный на противоположной стене. На этом экране тогда показываются самые невероятные картины, и даже люди двигаются и говорят между собой. Можно подумать, что тени на экране сами разговаривают, но если подойти поближе и послушать, оказывается, звуки доносятся из висящих по обе стороны экрана чёрных ящиков. На каждом ящике написано: «КА», вместе получается: «КАКА». Прежде Евлог думал, что так написали специально для детей, чтобы не трогали эти ящики. Но Шурик объяснил, что «КА» обозначает: «Киноаппарат». Вообще Шурик уже большой, умный и много знает. Кинофильмы бывают двух видов: военные и любовные. Военные интересные, там много солдат с оружием, они постоянно стреляют, взрывают, такие фильмы Евлог смотрит с раскрытым ртом, а любовные – те скучные, там только целуются и разговаривают по-русски, но о чём там речь идёт, непонятно. Скоро пойдёт Евлог в школу, научится говорить по-русски, тогда будет понимать этот трудный язык, который неизвестно зачем выдумали, нет бы, всем разговаривать по-коми! Услышав крик Тараса, Евлог забежал в избу, захлёбываясь от восторга, выпалил, что привезли кино, и снова готов был тут же мчаться к клубу, но родители почему-то не торопились. Странные люди эти взрослые. Вместо того, чтобы всё бросить и рвануть в клуб, они неторопливо продолжали доделывать свои дела. А главное – Евлога тоже не отпустили. - Погоди, вот поужинаем, тогда и пойдём, - строго произнёс отец на немой взор сына, направленный на него. Мать вышла в хлев доить корову. Бабушка не спеша готовила на стол. Мальчик же сидел как на иголках. А вдруг кино уже началось? Пока тут папа с мамой чешутся, фильм кончится и Евлог так ничего и не увидит. Только на другой день Тарас с Гришей хвастаться станут, что такое интересное кино смотрели, и дразнить его. Сестра Катя с какой-то книжкой на острых коленях сидит и делает вид, будто ей в кино идти совсем не хочется. Ладно, Евлог тоже сейчас сделает равнодушное лицо. Но почему-то ничего из этого не выходит, наоборот, горькие слёзы обиды внезапно закапали из глаз. Тянули-тянули родители и, наконец, поужинали всей семьёй. Только после этого Катю с Евлогом отпустили на улицу. Клуб в Демьяновке совсем ещё новый, в нём три комнаты. Самую маленькую, куда попадаешь сразу, как только заходишь, называют коридором. Из неё дальше ведут две двери. Если войти в правую, попадаешь в комнату, которую никак не называют. Там стоит шкаф с книгами, два стола, два деревянных дивана, несколько стульев и печка. На одном столе радиоприёмник, на котором написано: «Родина». Спереди на приёмнике две круглые пробки, которые можно вращать. Если повернуть вправо левую пробку, на приёмнике загорается красный глазок и слышится треск и писк, сквозь которые с трудом можно различить человеческую речь на русском языке, или игру гармошки. За приёмником стоят три больших и тяжёлых кубика, это батареи. От них, как говорит Шурик, к приёмнику тоже бежит ток. Вообще-то для Евлога тут ничего интересного нет. Интереснее всего, конечно, в третьей, самой большой комнате, которую и называют залом. Туда ведут сразу две двери, из коридора и из внутренней комнаты. Там стоят деревянные диваны, сделанные Василием Кирьяновым, на стене висит экран, на котором и показывают кинофильмы. Возле клуба уже как муравьи везде сновали ребятишки. Катя отошла к девочкам, а Евлог, считавший себя мужчиной, растворился среди мальчиков, наблюдавших за колдовством киномеханика Василия Ивановича с мотором. За глаза киномеханика называли Кино Вась. - Ну-ка, ты самый сильный, быстро принеси воды, - протянул Василий Иванович почерневшее, местами погнутое ведро Шурику, которое тот схватил, как сладкий пряник, и стремглав бросился к ручью. Шурик, боясь расплескать, принёс полное ведро холодной воды, которое киномеханик принял из его дрожащих рук. Евлогу очень нравится Василий Иванович. Вот ведь человек, выучился грамоте, теперь всё знает, всё умеет. И каждый день бесплатно кино смотрит. А Василий Иванович специально для детей комментировал свои действия: - Сейчас я открою крышку горловины радиатора, заливаю воду. О! Полна коробочка! – воскликнул он, когда бачок наполнился, и вода начала литься через край. - Остатки воды выплеснем. Вот так. Теперь мотор надо заправить бензином. Открываем крышку, заливаем бензин. О! Полна коробочка! Василий Иванович улыбнулся, оглядел ребят, которые внимательно, раскрыв рты, наблюдали за ним, и продолжал урок. - Теперь я при помощи ключа отверну свечу, протру её чистой тряпочкой, прочищу, продую и заверну обратно на место. Всё, теперь можно заводить. Василий Иванович приготовился и несколько раз быстро провернул кривую ручку, похожую на ручку швейной машинки, только значительно больше. Мотор молчал. Уже не комментируя свои действия, Василий Иванович что-то снова открутил, закрутил, повозился, затем опять начал вращать ручку. Мотор упрямо не хотел заводиться, а киномеханик куда-то поцарапал руку, закапала кровь. - Ну-ка, мальчики, кто-нибудь быстро сбегайте к фельдшерице и попросите у неё бинт. Руку перевязать надо. Евлог тут же рванулся бежать к дому Ульяны Петровны, но Гриша резво, как молодой жеребец, обогнал его, ведь ему тоже очень хотелось отличиться перед Василием Ивановичем. Пришлось Евлогу с грустным выражением на лице вернуться ни с чем. А Гриша, румяный и счастливый, как будто кулёк с конфетами нашёл, со злорадной ухмылкой оглянувшись на Евлога, подал киномеханику обёрнутый в шуршащую бумагу бинт. Перевязав рану, Василий Иванович снова занялся мотором. - Ну-ка, дети, отойдите подальше, путаетесь тут под ногами и из-за вас мотор не заводится! – рассердился он в конце концов. Ребятня испуганно шарахнулась от него, а мотор, как будто только этого и ждал, чихнул несколько раз и затарахтел ровно, устойчиво. На шум работающего мотора, не спеша, степенно стали подтягиваться к клубу взрослые. Они, немного убавив пламя, ставили керосиновые фонари на пол в коридоре и заходили в зал. Василий Иванович возился в аппаратной будке. Детвора заняла передние диваны, взрослые рассаживались на задних, подальше от экрана. Женщины делились между собой последними новостями. Мать Тараса, как всегда, вытащила мешочек со сладостями и начала одаривать своё многочисленное потомство конфетами и печеньем. Евлогу всегда было завидно, что Тарас с сёстрами вот на его глазах ест всякую вкуснятину, и он даже как-то раз спросил у матери, почему она никогда не приносит в кино конфеты. На это мать ответила, что необязательно на людях хвастаться, вернёмся домой и тогда поедим. Но дома опять же ели не пряники и печенье, а суп да кашу. В зале потухла лампочка и одновремённо из окошка аппаратной будки вырвался яркий сноп света – начался показ журнала. Евлог всегда удивлялся, зачем это киномеханик журнал показывает, ничего ведь интересного там нет. Кому нравится смотреть на Хрущёва, который в широкой шляпе расхаживает по кукурузному полю? Иногда ещё показывают большие механизированные фермы, где доярки работают в белых халатах и коровы почему-то чистые. Этому очень удивлялись все, и особенно женщины. «Живут же люди! – с надеждой в сердце вздыхала одна. – Может, когда-нибудь и у нас так будет?» «Навряд ли, - отмахивалась другая. – У нас даже и то, что было, разваливается». После журнала Василий Иванович зашёл в зал и начал продавать билеты. Детский билет стоил 5 копеек, взрослый – 20. Однако какой богатый человек киномеханик! За один только вечер столько денег зарабатывает и кладёт себе в карман. Петя, которому дедушка – Василий Кирьянов не давал денег, в это время быстро выходил из зала и прятался или под столом в другой комнате, или на улице за углом. И только после того, как начиналось кино, заходил обратно. Но на этот раз ему ждать пришлось долго. После продажи билетов киномеханик вышел к экрану, повернулся лицом к народу и поднял руку. Василий Иванович был красив лицом, густые русые волосы зачёсаны назад. Одет в чёрный костюм, на ногах чёрные валенки с загнутыми голенищами. Как сказал один раз Федул – интеллигент. Что значит это слово, Евлог тоже пока не знал, но когда-нибудь обязательно выяснит. Вот только малость подрастёт. - Внимание! – произнёс громко и внятно Василий Иванович, значительным взглядом обвёл зал и подождал, пока все успокоятся. - Товарищи! Райком партии поручил мне довести до сведения трудящихся Демьяновки самые последние новости. Наша страна широкими шагами стремится к коммунизму. На последнем съезде Коммунистической Партии Советского Союза под руководством Никиты Сергеевича Хрущёва принято историческое решение о построении в течение двадцати лет коммунизма. Если все советские люди будут отлично работать, то скоро у нас всего будет в достатке. Приходишь в магазин, берёшь всё, что тебе нужно, и при этом деньги платить не надо! - Как это не надо? – удивился вслух Фёдор Михайлович Пашков. – Тогда во всех магазинах останутся одни голые стены, вмиг всё унесут. - Почему останутся голые стены? Опять привезут. - Откуда? – это встрял в разговор Федул. - Как откуда? Со склада. - Тогда на складе ничего не останется, - встрепенулась Александра Николаевна. - Да вы послушайте сначала, а потом уже, если что будет непонятно, вопросы задавайте. Утром каждый встаёт и идёт на работу, никто его гнать не будет. Просто люди при коммунизме станут такими сознательными, будут понимать, что без труда ничего ниоткуда не берётся. - Мы это и теперь знаем, и раньше знали, - опять усмехнулся Фёдор Михайлович. - Все будут работать там, где они смогут принести наибольшую пользу обществу. А чем эффективнее будет трудиться каждый в отдельности, тем лучше будет жить вся страна. Не будет ленивых, не будет жадных. - Интересно, а куда же они денутся? - про себя пробурчал Федул и пожал мощными плечами. Василий Иванович же не обратил на эту реплику внимания и продолжал дальше: - Пойдёшь в магазин, возьмёшь себе костюм, и уйдёшь, не будешь ведь надевать сразу десять костюмов. Проголодаешься – идёшь в столовую, там тебя накормят. Опять же слишком много есть не будешь, тем более, когда знаешь, что как только захочешь кушать, тебя ждёт готовый обед. А переешь – тебе же хуже будет, желудок заболит. - Так ведь когда всего и так вдоволь, работать никто не будет. Зачем работать, когда всё можно взять бесплатно, - подала голос молчавшая до сих пор Анна Петровна. - Каждому будет работа по сердцу, без работы люди просто не смогут жить. Это будет уже новое, сознательное поколение. - Откуда же оно возьмётся за двадцать-то лет. Мы же и останемся, - засмеялся Фёдор Михайлович. – Я лично долго ещё жить собираюсь. - А вот ваши дети и будут тем поколением. Счастливые! Им жить при коммунизме! Конечно, тогда в основном будут работать машины, люди только кнопки нажимать станут, - продолжал заливать Василий Иванович. - А чтобы работать на машине и подремонтировать её, когда что-то поломается, нужны грамотные люди. Вот наша Партия и приняла решение о введении обязательного семилетнего образования. Пока, - поднял вверх указательный палец Василий Иванович. – А в будущем будет обязательное среднее образование, то есть все наши дети будут заканчивать 11 классов. Постепенно во всём мире произойдут социалистические революции, везде власть в свои мозолистые руки возьмут трудящиеся. Тогда нам не нужна будет огромная армия, ведь никто и не подумает нападать на нас. Уже теперь решено значительно сократить численность Советской Армии, а в дальнейшем её вообще не будет. Жизнь становится всё лучше и краше. Исчезнут преступники, зачем красть, когда всё можно брать и так, бесплатно. Не будет пьяниц, хулиганов. Можно будет отказаться от милиции, прокуратуры, суда. Василий Иванович всё более распалялся, лицо его раскраснелось, он энергично размахивал руками, и можно было подумать, что он уже своими глазами видит этот никому не понятный коммунизм. Люди же слушали киномеханика, а сами недоверчиво ухмылялись. - В первое время функции правоохранительных органов будут исполнять народные дружины, женсоветы, товарищеские суды. Вот и мне райком партии поручил провести у вас собрание, чтобы выбрать открытым голосованием из вас – простых тружеников сельского хозяйства, судью. Давайте, товарищи, предлагайте ваши кандидатуры. В зале повисло гробовое молчание. Никто не ожидал такого поворота событий. Мужчины и женщины недоумённо переглядывались между собой. - Кто же из нас может стать судьёй? – неожиданно засмеялась Александра Николаевна. И сама себе же и ответила: - Никто! Нет среди нас такого грамотного человека, чтобы судьёй быть! - Василия Ивановича самого выберем! – выкрикнул Фёдор Михайлович. - Конечно! – оживились тут все. - Кого же ещё? Василий Иванович всё таки образованный человек. Мы то что? Ничего не видели, ничего не умеем, - встряла в разговор Анна Петровна. - Тогда проголосуем, - предложил Федул. Все дружно подняли руки. Глядя на взрослых, Евлог тоже вскинул вверх свою худенькую руку. - Кто против? – привстав с места, спросил Федул, и заключил: - Единогласно. Василий Иванович растерялся, на короткое время он даже потерял дар речи. Затем, подняв руку, успокоил оживившийся зал. - Раз вы меня выбрали судьёй, я вам прямо скажу – пощады не будет! Не ждите! Я человек принципиальный, меня вашими слезами не разжалобить. Тогда уже не на кого будет жаловаться. Вся власть будет в моих руках. Киномеханик сжал свой увесистый кулак, поднял его повыше и подержал некоторое время перед народом молча. Евлогу, сидевшему на первом диване очень близко от него, хорошо был виден каждый волосок на этом кулаке и он в ужасе поёжился, представив, как он опустится ему на голову. - Теперь будет так, как я захочу, и только так, и никто против меня сказать ничего не посмеете! – не останавливаясь ни на секунду, дальше развивал свою мысль Василий Иванович. Он долго ещё говорил о предстоящей работе в качестве судьи, которого всенародно избрали сидящие в зале люди. Но, наконец, видимо, устал и закончил: - Вот кино покажу и ещё пару слов скажу. Начался фильм. Все успокоились и приготовились к просмотру привезённой картины. Но не прошло и пяти минут, как тарахтенье киноаппарата прекратилось, под потолком вновь вспыхнула лампочка, осветившая зал, а перед людьми появился киномеханик. - Товарищи! Я ведь вам не всё ещё сказал. Зря вы своим выбором хотели поднять меня на смех, предполагая, что я как мягкая портянка и мною можно вертеть и так, и сяк. В этом вы жестоко обманулись. Спустя некоторое время вы увидите, какую крупную ошибку совершили, выбрав меня судьёй. Пусть только завтра, да что там тянуть, уже сегодня кто-нибудь посмеет выйти на улицу пьяным, или, не дай бог, поднимет руку на свою жену, вы тут же увидите, кому вверили такую большую власть. Прямо скажу, что никого не пожалею, будь ты хоть самый большой друг, хоть самая близкая родня. Вот так вы своими руками, не подумав куриными мозгами, подписали себе, можно сказать, приговор. Знайте, я наведу в деревне революционный порядок! Евлог внимательно слушал выступление Василия Ивановича и даже поёживался, такого страху нагнал этот очень уважаемый мальчиком человек. Вот ведь, как глупо поступили эти взрослые люди! Нет бы им выбрать кого-нибудь помягче, а не такого крутого. А теперь всё, труба, как сказал бы отец Евлога, который тоже слушает вон, сидя на последнем диване. Его-то, видимо, в первую очередь и засудит киномеханик, довольно часто ведь прикладывается к стакану с горьким самогоном, а потом громко матерится и скандалит. Чуть что, так Евлога своим широким солдатским ремнём безжалостно по спине угощает. А теперь пусть только попробует за ремень взяться! Василий Иванович тут же его засудит. С сегодняшнего дня Евлогу дома некого будет бояться. А Василий Иванович говорил и говорил, как сам выразился – выступал, и не было конца и края его выступлению. - Может, хватит уже, давай кино крути, а то ночь кончится, - прервал, наконец, киномеханика Федул. Василий Иванович задержал на нём свой тяжёлый, как кувалда, взгляд, но ничего не сказал, и вышел из зала. Снова начался фильм. Вообще-то картина была интересная, про шпионов и красивую белокурую девушку. В конце фильма красавицу убили, а один мужчина, хотя сам тоже был шпионом, но сильно любил эту девушку, завернул труп в белую материю и долго куда-то нёс. А Тарас, глупый, весь фильм стоял на стуле задом к экрану и смотрел на яркий луч света, бьющий из круглого глаза киноаппарата. Так и не видел, что показывали. Даже после перерыва не повернулся. Всякое кино делится на две части. Как закончится первая половина, надо заправить в киноаппарат новый ролик. В это время мужики всегда выходят на крыльцо подымить и поговорить. В этот перерыв Василий Иванович решил ещё раз показать народу, что демьяновские совершили весьма крупную ошибку, выбрав его судьёй. Довольно долго он излагал программу своей работы по установлению порядка в деревне. Только основательно запугав народ, в основном детей, он продолжил крутить кино. Фильм про шпионов закончился. Все встали со своих мест. Матери пошли к экрану будить заснувших на полу малышей. Папы забирали стоящие в коридоре керосиновые фонари и потихоньку разошлись по домам. - Да, сегодня Василий Иванович сильно напугал народ, сам ещё немножко под газом… Коммунизм, говорит, через двадцать лет будет. За двести лет и то вряд ли дойдём до этого, - ухмылялся дома отец. А Евлог рассчитывал, удастся ли ему пожить при коммунизме. Если к пяти прибавить двадцать, то будет двадцать пять. Столько ему будет при коммунизме. Значит, всё сходится, поживёт ещё! А в деревне жизнь после этого вечера совсем не изменилась. Киномеханик, став судьёй, так никого и не посадил. Даже у Евлога боязнь потихоньку прошла, понял, что выступление его оказалось враньём. При коммунизме пожить тоже не удалось. Через много лет между Демьяновкой и Веждино подняли телевышку. Тогда привозить в деревню кино прекратили, а в клуб привезли телевизор. Электричества не было, поэтому, чтобы смотреть телепередачи, надо было заводить всё тот же движок. В середине фильма мужикам, как и прежде, требовалось выйти и покурить, побалакать о своём. Тогда рекламных пауз ещё не было. - Давай выключи, пойдём, покурим, - предложил Фёдор Михайлович. Вытащили вилку из розетки, вышли и не спеша покурили. Вошли же обратно, расселись по местам, включили телевизор, а кино, оказывается, уже кончилось, даже мужиков не подождало. Иван Ногиев 2003 год