Наталья Сафронова Я сама - Бог все тебе дал, доченька: и красоту, и любовь, и счастье, - говорила ей мать. - Какой еще бог? Я все сама, – отвечала Лана, студентка института культуры и жена полковника милиции. Лана – уменьшительное от «Светлана». Девочка родилась со светлым облачком волос на голове, и мама назвала ее Светой. Волосы со временем потемнели, а имя осталось. Свет вокруг было много, и девушка представилась будущим однокурсникам Ланой, чтобы выделиться из общей массы. Она любила выделяться. Мать покупала ей наряды на рынке, у спекулянтов, втридорога. - Лучше меньше съесть, чем худо одеться, - говорила Лана. На маму, правда, денег уже не хватало, ей приобретали одежду в универмаге «Рубин». В фирменных джинсах и батнике, с длинной русой косой и большими черными глазами, тоненькая, как веточка, Лана казалась необычной и трогательной, и обращала на себя внимание… А уж если запоет! На концерте в день советской милиции Лана спела «Хаз Булат удалой, бедна сакля твоя» и обратила на себя внимание полковника политотдела. Ей хорошо удавались русские народные песни. На сцене Лана пела, конечно, не в джинсах, а в русском народном костюме, который тоже ей был к лицу. Полковник влюбился в русскую красавицу с первого взгляда и предложил ей руку и сердце на первом свидании. Препятствий никаких не предвиделось, полковник был холост. Лана согласилась, а через некоторое время к ней пришла женщина и сказала, что Лана разрушает семью, якобы они с полковником прожили десять лет в гражданском браке. - И ребенок имеется? – удивилась Лана. - Имеется, - кивнула женщина, - и я буду жаловаться в партком, и полковник положит на стол партбилет, и не будет больше работать в милиции, да еще в политотделе. И плакало ваше светлое будущее. - Это твой ребенок? – спросила Лана жениха. - Нет, не мой, - сказал полковник, и Лана ему поверила, впрочем, даже если бы ребенок был его, девушку это не остановило бы. Женщина еще приходила и угрожала, может, и в партком жаловалась, Лана не интересовалась. Она как-то сразу доверилась полковнику, это был ее суженый, и она ни минуты в нем не сомневалась. И он всю жизнь ждал только ее, Лану. А эта женщина… Ну, что тут поделаешь, не мог же он все эти годы жить один, он ждал ее с женщиной. И чувства, наверное, какие-то были, но пришла Лана и окрасила все своим теплым светом, и стало ясно, что она подарена ему судьбой. Лана подходила к Пете и, прежде, чем обнять, вставала на цыпочки. Они были одного роста, но Лана все равно поднималась на цыпочки, чтобы Петя чувствовал себя выше и сильнее, чем она, и понимал, как она нуждается в его защите. - Эти твои цыпочки, - ласково говорил ей Петя, и смыкал руки у нее за спиной, и в кольце его надежных рук Лане было спокойно. Однако на бога надейся, а сам не плошай. И полковник заметил, какие цепкие ручки у его невесты. Не успели они подать заявление в загс, как она потребовала устроить ее на работу в отдел кадров милиции и встать в очередь на квартиру. А потом использовала все его связи и все свое обаяние, чтобы получить квартиру в доме для комсостава. Дом был элитный, хотя тогда не было такого понятия, но дом был именно элитным, на десять семей, с огороженным двором, в котором росли десять сосен и две яблони. Поэтому Лана могла с полным правом утверждать, что она сама выстроила свою жизнь. Такой дом Петеньке без нее ни за что не достался бы. Достался бы другим, поухватистее. Петя был решительным и требовательным для других, не для себя. В семье полковником была Лана. И только когда пела для Пети, все боевое и командирское в ней отступало, просыпалась душа. За душу он ее и полюбил. Однако в жизни Ланина шустрость лишней не была. Муж занимался какой-то газетой, в которой вещал о каких-то идеалах, Лана не вникала, о каких именно, она была практиком. В свадебное путешествие поехали в Польшу. Лана организовала путевки, полковник только заплатил. Они гуляли по улицам Варшавы, заходили в соборы послушать орган и в рестораны, больше Лану ничто особенно не интересовало. Лана поглощала еду с наслаждением, в ней ощущалось такое упоение жизнью, что не хотелось отводить от нее взгляд. Полковник и не отводил, смотрел и не верил, что эта юная красавица – его жена, можно протянуть руку и дотронуться. Петя деликатно ждал, пока Лана насытится, и клал свою ладонь на ее руку. Официант, обслуживавший их столик и тоже с удовольствием любовавшийся Ланой, наливал ей воды в стакан. Лана пила чистую воду и задумчиво смотрела на мужа. И понимала, что он – ее все. Только его ладонь может прикрывать ее руку, только на его лице могут отдыхать ее глаза, только для него она будет обустраивать быт. Из Польши поехали к Петиной маме, в маленький районный городок на Волге. Здесь все было родное, не заграничное. Широкая река и протяжная речь, и колокольный звон медленно плыл над городком, и хотелось думать и говорить о высоком. Петина мама была удивительно на него похожа, или он на нее, это сути не меняло, потому что свекровь встретила невестку тепло и приветливо. Единственное, как-то невпопад сказала: - Доченька, запомни, никогда не мечись туда-сюда, от мужа уходят только один раз и навсегда. Лана пожала плечами, но запомнила. Подумала, что до встречи с ней у Пети, вероятно, была какая-то трагическая история. Но спрашивать не стала, все, что было у Пети до нее, как бы и не было, это она, Лана, пришла и осмыслила его жизнь. Свекровь была старше и, возможно, мудрее Ланиной мамы, но абсолютно непрактична. В доме было много книг, подписные издания, а мебель как будто случайная, подаренная за ненадобностью, а может, и подаренная. В Ланином доме ничего случайного не будет, только продуманное и желанное, наполненное любовью и комфортом. В такой дом захочется возвращаться. Впрочем, у свекрови тоже было хорошо и спокойно, ничто не раздражало, дом окружал старый тенистый сад, благоухающий ароматом трав и цветов, и с вечера до утра пел соловей. Лана слушала, в душе плескалась нежность к этому дому и саду, где рос ее Петя, к этой пожилой женщине, передавшей сыну по наследству тихие глаза и золотое сердце, ничего для себя, все людям, а значит, все ей, Лане, и она не выдерживала и заводила песню. Соловей замолкал от неожиданности, прислушивался, а потом подхватывал, и они пели на два голоса. Над Волгой летел тополиный пух, лето разгоралось, набирало силу, а отпуск заканчивался, пора было возвращаться домой. Через год родился сын, похожий сразу и на маму, и на папу, и это хорошо, что он понесет в жизнь родовые черты. Лана качала и агукала, и кормила грудью, однако через полгода почувствовала, что ей не хватает простора для деятельности. Вызвала мать, пусть гуляет с коляской во дворе под соснами, а сама вышла на работу, тем более, что муж забывал заказывать даже полагающийся ему по штату командирский паек деликатесов: икру, семгу, буженину… Лана вышла на работу, чтобы обеспечить паек. Параллельно училась заочно, не халтурила, она все и всегда делала на совесть. Диплом защитила на «отлично», что для заочников – редкость. Но работу менять не стала, не захотела оставить мужа без присмотра. Без нее все причитающиеся ему жизненные блага он постесняется взять себе, раздаст другим. А Лана совмещала с основной работой профсоюзную деятельность, чем тоже приносила определенную пользу сотрудникам и семье. Она была хорошим организатором. Между тем сын рос, Лана решила не отдавать его в детский сад, с бабушкой роднее. Мужа не раздражало присутствие тещи в доме, он с удовольствием с ней общался, находил темы для беседы, тем более, что был моложе ее только на десять лет. Петя был мягким, ведомым, жизнь воспринимал созерцательно, не рвал лучшие куски, и этим импонировал теще. Не хищник, значит, и дочку не обидит, и теще уступит место под солнцем. А все лучшее в семью обеспечит Лана. На лето мальчика отвозили к свекрови, радовали старуху. Муж тоже стремился проводить отпуск с матерью и сыном. Лана соглашалась, на Волге хорошо, не хуже, чем на морском курорте. Свекровь покупала внуку парное молоко у соседей, мальчик наливался здоровьем и силой, пропитывался солнцем. Отец учил сына плавать, брал с собой на рыбалку, и они возвращались с уловом. Лана чистила рыбу, бросала на сковородку, одаривала их любящей улыбкой: - Мужики вы мои, кормильцы! Лана организовала строительство летней кухни в саду, купила березовые доски и наняла соседа в помощь мужу. С удовольствием смотрела, как муж пилит и строгает доски, как играют у него мышцы на руках. Сорокапятилетний Петя выглядел моложе своих лет, не мальчик, конечно, но юноша без возраста, молодость словно не хотела уходить от него, ей жаль было с ним расставаться. Иногда муж замирал с рубанком, всматривался куда-то вдаль, словно видел что-то, понятное ему одному, чего другие не замечали. За этот взгляд Лана его и полюбила. Вдвоем мужчины справились с кухней за неделю, теперь можно было готовить и обедать на свежем воздухе. После обеда Лана убирала посуду и заваривала смородиновые листья и душицу в чайнике, пили чай. Свекровь и Костик читали вслух «Приключения Буратино», Лана слушала про кукольные страсти и подливала чай мужу, жизнь казалась полной и осмысленной. Что еще желать? Скоро Костик пойдет в школу и непременно станет отличником, вырастет, поступит в институт и сменит отца в политотделе милиции, а она, Лана позаботится о том, чтобы он не забывал получить свой командирский паек. Потому что уже сейчас она замечала у Костика этот отрешенный взгляд, как у отца. Может быть, он дается изначально, с рождения, а она, Лана, предназначена для того, чтобы подставить плечо своим любимым людям. Сын, действительно, с первого класса учился отлично и вообще рос беспроблемным ребенком. Лана не вникала, они обсуждали что-то с отцом, передавали друг другу книги и делились мнениями о прочитанном. Лана была практиком, она устроила Костика в музыкальную школу и организовывала ему путевки в Орленок и Артек. Как отличник и победитель музыкальных конкурсов Костик их заслужил, но достойных много, а надо было сделать так, чтобы путевка досталась именно ему. Мама готовила и убирала квартиру к приходу внука из школы. Свекровь оказалась долгожительницей, восемьдесят лет уже, а она все радуется жизни. На здоровье не жалуется, не потому, что не болеет, а потому, что умеет принимать жизнь такой, какая она есть. Это обнадеживало, значит, муж тоже будет жить долго, задержится на земле рядом с Ланой. Все рухнуло, когда умер Брежнев. Вслед за ним ушла Петина мама, и взгляд мужа стал еще более отрешенным, не от мира сего. Когда к власти прорвался Горбачев и объявил перестройку, муж лег на диван в гостиной лицом к стене и не хотел поворачиваться к миру. Мама готовила суп, Лана брала у нее тарелку и подсаживалась к Пете, старалась накормить. - Петенька, не смей морить себя голодом, я без тебя жить не стану, - увещевала она мужа. Муж поворачивался и открывал рот, однако суп выходил обратно вместе с рвотой. На нервной почве у него образовалась язва желудка. Лана организовала стационар в ведомственном госпитале, язва зарубцевалась, а сердце продолжало ныть, мозги отказывались принимать действительность во всем ее неприглядном виде. Петя не понимал, почему идеалы, в которые он верил, вдруг оказались ложными, как он должен смотреть в глаза сыну, да что сыну – теще, жене, соседям, если по телевизору только и говорят о продажной милиции. А он, Петя, не продавался. Из отдела пропаганды он перешел в УГРО криминалистом, ибо когда-то учился именно криминалистике, но общественный темперамент и газета перетянули, а сейчас специальность оказалась мила, потому что давала возможность делать свое дело и не задумываться о политике. Петя перестал обсуждать с сыном новости, а вскоре их беседы и вовсе сошли на нет. Лана не стала мешать переводу мужа в УГРО не потому, что он с ней не посоветовался, а потому, что подумала: может, оно и к лучшему? А телевизор дома Лана старалась выключать, чтобы муж не смотрел на беснующегося Ельцина. Оказывается, революционерами становятся алкоголики в стадии маразма. Им все равно, куда они толкают страну. «Мы все разрушим до основания, а затем…» Какая разница, что затем? Главное, сейчас урвать кусок послаще. Разворотистые и мимикрирующие урвали. Лана тоже свое не упустила бы, но все ее внимание поглощал муж со своей прогрессирующей депрессией. Костик учился ровно, правда, стал замкнутым, вечерами где-то пропадал, говорил, что играет в ансамбле. Что он там играл, Лана так ни разу и не услышала. Муж оттягивал ее от заботы о сыне, может, потому и упустила мальчика. Когда однажды Костик пришел домой пьяный, Лана не поверила своим глазам, схватилась было за ремень, но сын оттолкнул ее, прошел в свою комнату и упал на кровать. Послышался храп. Лана бессильно опустилась рядом на стул, потрясла сына за плечо: - Костик, тебе к экзаменам готовиться надо, не пей больше, сынок… Сын повернулся и осмысленно взглянул на мать: - Так легче, мама. - Это путь в никуда, сынок, - покачала головой Лана, погладила сына по лицу и прижалась щекой к его щеке. Ей хотелось перекачать в него свою силу. Какая разница, какой в стране строй, кто стоит у власти и к чему призывает, главное, чтобы они, родные люди, были вместе. Она, как наседка, раскроет крылья и защитит своих любимых, примет на себя любой удар, только бы они были в безопасности. Когда Лана подняла голову, увидела, что муж стоит в дверях, смотрит на них невидящим взглядом. Лана вскочила, распахнула руки и обняла своего Петю. - Не смей так смотреть, - шептала она ему прямо в губы. Они были одного роста, однако она неосознанно вставала на цыпочки, чтобы у мужа сложилось впечатление, что она меньше, слабее, а он выше и сильнее, и должен ее защитить. - Эти твои цыпочки… - слабо улыбнулся муж, обнял ее в ответ, и Лана облегченно вздохнула: прорвемся! Между тем у одного из соседей их элитного дома дочь вышла замуж за банкира, и новоиспеченный зять начал скупать квартиры у старой милицейской гвардии. Те продавали не столько потому, что нуждались в деньгах, сколько потому, что жить рядом с этим нуворишем было неприятно. Петя же противился принципиально, в нем вдруг взыграла гордость. Банкир нажимал, угрожал и требовал, но Петя не сдавался. Костик поддерживал отца. Вскоре все соседи съехали в городские новостройки, Лана с мужем остались один на один с банкиром. Как-то Лана с мамой вышли во двор посидеть на скамейке, однако на месте их привычной деревенской лавочки стояла новая, с модно изогнутой спинкой. Лана с мамой присели было на нее, но высунулась из окна банкирская теща и прокричала, что это частная собственность. Лана вернулась домой, подошла к мужу: - Давай съедем, я подыщу квартиру в хорошем районе, банкир оплатит, никуда не денется. Но Петя собрался в Чечню, тогда отряды милиции отправляли на эту бойню. Лана вспыхнула: - Бросил семью на ржавый гвоздь, а сам в кусты! Потом спохватилась: что он надумал, какая Чечня? Петенька лежит на диване, так хорошо лежит, да как же он встанет, что он там навоюет, не смейте его отправлять, Петенька пенсионер давно, заслуженный! Пете отказали в отправке в Чечню, но подписали рапорт на увольнение. Петя остался дома и вдруг слег с инсультом. Лана выхаживала своего Петю, привезла из больницы домой и выводила гулять во двор, усаживала на банкирскую лавочку под соснами, клала его голову себе на плечо и тихонько поглаживала. Высовывалась из окна банкирская теща, Лана ей говорила: - Пошла вон! Теща засовывалась обратно, шипела оттуда злобно: - Недолго вам тут осталось! Костик провалил экзамены в институт, зато привел домой невесту. Лана задумчиво посмотрела на сына: - Тебе в армию надо готовиться, а ты женихаться надумал. - Отца не пустила, а меня гонишь, - усмехнулся сын. Лана опомнилась: пусть лучше женится, чем погибнет. Подняла все связи и организовала сыну медицинскую справку о непригодности к военной службе. Кинулась к банкиру: - Купи нам две квартиры в старом районе. Банкир ухмылялся в ответ, соглашался, а потом норовил подсунуть что-нибудь непотребное. Лана оставляла Петю на маму, ехала смотреть жилье, а потом шла ругаться к банкиру. Возвращалась измученная, а дома чужие люди. Сын и невеста назвали гостей, устроили застолье с музыкой. Лана входила к ним в комнату, скорбно смотрела на Костика: - Папа болен, а ты что делаешь? Гости уходили, сын с невестой укладывались спать, а Лана мыла посуду, принимала душ. Слезы катились по лицу вместе с водой, Лана выключала душ, а слезы все текли. Лана шла к мужу, ложилась рядом, прижималась к нему лицом и плакала в него. Мысленно она вставала на цыпочки и просила: - Защити, Петенька! Но Петенька молчал, лицо у него было замкнутое, отрешенное, он пребывал в каком-то своем мире, возможно, ему там было хорошо, поэтому он не хотел выздоравливать. Утром Лана шла в туалет и стеснялась там пукнуть, потому что в доме был чужой человек. Невеста сына жила как гостья, не убирала и не готовила. И не работала. Сын тоже не работал. Все жили на пенсии мамы и Пети и Ланину зарплату. Лана думала: - Не рухнул бы Советский Союз, все было бы по-другому. Что именно было бы по-другому, она не додумывала, не хватало сил. Однажды утром мама не проснулась, умерла во сне. Надорвалась, а может быть, от старости. Лана похоронила маму и вернулась домой. Дома ее ждал банкир с предложением посмотреть следующие варианты жилья. Лана посмотрела и переехала. Костик с невестой тоже переехали, к этому времени невеста забеременела, а сын устроился на работу учеником столяра-краснодеревщика. Лана подумала: - Может, оно и к лучшему, крепче на ногах стоять будет. Сын с невестой расписались, образовалась семья. Лана понадеялась, что теперь все будет по-другому, и Петенька выздоровеет. Утром собиралась на работу, просила Петю: - Не лежи весь день, выйди на улицу, хотя бы на лавочке посиди. Однако муж все больше уходил в депрессию, не хотел выкарабкиваться. Лана взяла отпуск за свой счет, заставляла Петю пить лекарство, подниматься с кровати, делать зарядку, вела его гулять в парк. Она боролась за мужа изо всех сил, вставала рядом на цыпочки, шептала ему в губы: - Скоро внук у нас будет, на кого ты его бросаешь? Сноха родила девочку, назвали Вероникой. В переводе с греческого «приносящая победу». Привели к бабе с дедом, показали. Дед взглянул на внучку заинтересованно, и Лана воспряла: - Пробьемся! Девочка была похожа на бабушку как две капли воды, Лана радовалась, не потому, что внучка вырастет красавицей, а потому что будет сильной. Время сейчас такое, когда выживают сильные. А с другой стороны, если все будут толкаться локтями, пробиваясь к кормушке, в кого мы превратимся? Лана возвращалась с работы домой, брала с мужниной полки книгу, листала, потом ставила обратно. Обнимала Петю: - Хочешь, я тебе спою? Петя согласно кивал, всматривался в жену, взгляд у него становился осмысленным. Когда Лана пела, вся ее шустрость и пробиваемость отодвигалась, проступала душа. За душу Петя ее и полюбил. И сейчас сквозь болезнь слышал, как Лана рвется к нему всей душой, и откликался.