Однобуквенная русская жизнь от А до Я.
Архиплут Ананий авансировал авантюру. Анонс акции: авторитарные академики Артели Анализа Азбуки ангажируют агитмассовому альманаху «Аншлаг» автобиографическую абракадабру авантюриста (а – ля аристократические анналы! А – то!). Авансовый аркан Анания, ай – ай – ай, анестезировал антипоэтическую активность аранжировщиков. Абсолютная абсурдность амплуа Анания аморально акцептировалось - таки артельщиками, аккордно афишируя абзацную аляповатость афериста.
Ау! Аналогичные аншлаги аукнутся апокалипсисом алфавита.
Багровело. Безвестная балерина - басконка буркнула бабе – яге:
- Ба – а! Бархатный баритон бахвалился баобабовой банькой. Брось балаболу бесовскую бабу – будет баловню балетная баня, банюшки - баню! Б – у, бука.
Багрянец бурел. Балетоман - бабник бахнул бокальчик браги, башковитая бабенка бацнула бомбочкой. Беседа буксовала.
- Баниться будем? - безотрадно бормотнул безголосый блондин.
Бестелесная бестия бесстыдно блеснула беспредельным бюстом. Банная благодать брызнула благовониями.
Бдительными будьте. Бесстыднеет.
Воскресенье. Вечереет. Взлохмаченный вахтер Васюкинской ветлечебницы, вглядевшись вдаль, включил видеонаблюдение. Вычистил винтовку. Высморкался в вигоневую варежку. Выкрикнул вполголоса:
- Ворье! Время вечерять! Входите в вахтерочку - времяночку!
Вальяжно возлежав, вытащил вечерю, выполнил взахлеб вермутовое возлияние, вкусил вдоволь вяленой воблы. Выкурил взатяжку. Высокопарно выругался:
Взгрустнулось. Взалкал взбалмошных вечеринок, веснушчатых вакханок. В забытьи, возжелав выполнения волнительных впечатлений, вскрикнул:
- Вот бы взять взаймы валюту, взлохматить … вай – вай … В охотку – то всех - в охапку … вау … вспорхнуть бы вертолетиком!
Вдруг все вмиг встрепенулось! Взыграло восторгом! Видавшая виды вахтерская времянка, вспомнив веселое время, взбрыкнула, всадницей взмыла ввысь.
В тиши вечера, видя впечатляющий взлет, возбудились высокопородистые воспитанники васюкинского ветеринара Волопасова. Возбужденно воя, выбрали вожака.
- Васюкинские выводки! Выпьем водки! Выгрызем вольеры! Воспользуемся вольной волюшкой! - визгливо вякнул вожак – волкодав.
В отдалении вислобрюхая волчица, вслушиваясь в вой, всполошилась, взвыв, взмолилась:
- Вороньё! Вразумите! Вишь, воют, внутренности воем вынают.
Вспугнутый в верхушке ветвистого вяза вороненок, вопреки воспитанию, выклевал ворону веко. Впросонках ворон, влепив вороненку – выродку взашей, вызвездил великомученицу - волчицу:
- Выпей валерьянку, взбалмошная. Валяй, выуди взвод вольнонаемных выхухолей - вручи взятку волопасовскому - то вымогателю - вот все вразумление.
Вблизи - выше волчьей впадины, возле ветлечебницы, вездесущий вертопрашка – вурдалак, виртуозно вертясь волчком в воронке времени, воздвиг выпукло - вогнутый ватерклозет (вроде – вездеходный?). Вытащил вахтера, впихнутого взлетевшей времянкой в потемки вожделений, вежливо вымолвил:
- Ваше вахтерское величие! Вашу … волю … вряд ли возможно выполнить - все вертолетики вразнос ввязались в веселенький водевильчик. Видите – вона … выплясывают …
- В … ы … вам … в … вот – всхлипывал вполпьяна вахтер.
- Ваше вахтерство, выискать выход?
- В … ысс .. лся. В … ы …
- …
- В … ыср … лся. В …о…о…
- Водки?
- Воды – вымыться … ву - уняет …
- Ваше вахтерство, ведь – всех возжелали вы … венчать? Встряхнитесь! Времени - в обрез, всего – навсе – восемь … в обхват.
- … влажный … воняет…
- Вонь – величина временная, в венчании - высохнет.
- Во …нь … ву …
- Возьмёте воздвигнутый ватерклозет вместо вертолетика?
- В … о …у …
- Возьмёте? Валюта - в ватерклозете. Всё всерьёз, влезайте.
- Великоват? Влезайте! Влезли?
- Вызывайте вдобавок вожделенный вертеп Вакха!
- Вертепу - шечки, вакха - ночки, визи - ваю! Ваю – вай!
- Все вместились? Время? Вполуоборот! Вправимся, вперемешку!
- Взлетаем – ко воодушевленно вкривь и вкось, вслед ведьмочки - времяночки.
Взлетели. Великолепный вечерний вид впечатлял, веял встречный ветерок.
- Ватерклозет … попу … тчики! Высокоуважаемые вертеповцы! Вопросик! Ваше венчание валандается вживую? - волнуясь, вопрошал вызванный впрок вмазанный виночерпий, вприпрыжку выплескивая взбурлившее вино.
Воссевший в головах воняющего вахтера ведьмак (всесоюзный - то вожатый вертепа!) восторженно вторил:
- Вот восхитительно! Впрямь, вкусненько! Ввечеру веселимся вволюшку! Взовьемся восторгом! Воспламенимся! Всполошимся!
- Воще - вах! Вощевах! Вощевах! – веселился вызванный вертеп.
Внезапно впереди, вдоль и поперек, возник вытравленный виртуальными вирусами вековой вий, в кои - то веки вскинул вилкой воспаленные веки, в сердцах выхватил всамделишный водомет, выстрелил в воспаривших … всего - навсего вереницей вчерашних ватрушек (все же вкусных).
Ватерклозет же, в пику виёвому вышучиванию, воспринял все всерьез. Взялся, выёживаясь, выпячиваться. Всяко влетел в воздушную выбоину. Взлетевших встряхнуло. В отместку все втяпались вглубь вымышленной винокурни, вслед за тем взопрели, вдрызг.
- Вверяю Вас взбудораженным весталкам. Выбрасываю! Вываливайтесь! - второпях выпалил вдогонку воздухоплавателям ватерклозет, врезавшись в тупик вселенной.
Взрывы … вошканье … внепрограммные висяки … вирусная возня!
Внизу ведомство ведьм встретило всех выброшенных вазелином, виселицами, визгом. Вдалеке, вроде, веселилось варьете вареников, в вихре вальса вращались водяные.
Во – во. Внимательнее выпивайте. В меру.
Вердикт – всякие встречаются во вселенной: вечные выпивохи, великовозрастные внезапно влюбленные, всякие - всякие.
Вот вариант.
Ветеринар Волопасов, выбравший внебрачный венец, владел высокодоходной вышеупомянутой ветлечебницей во всемирно – исторической волости Васюки (верно, впоследствии – Васюки – Нью).
Внешне выглядел великолепно. Выбритый, выглаженный, вышколенный. В общем и целом – важный вельможа, везунчик- водевилист!
Вопреки возрасту (вот те раз!) возжелал влюбленности весенней вишни, водопада волнистых волос, воплощения волшебства – взаимности Василисы (ветреной выпускницы вуза).
Виновница вечерами возглавляла велосипедную ватагу. Вся велокоманда весело вертелась вокруг. Вихрастый верзила - водопроводчик Водопоев, ведомый влюбленностью, возил василисочкин велосипед.
Василиса, ворожея – волшебница, воспитанно воспринимала всеобщее восторженное внимание велобанды. Ва - ажничала!
Веселясь, Василиса временами, все-таки, воспламеняла волооким взглядом ветеринара, выгуливающего волкодава - вожака вблизи велосипедистов. Волопасов взволнованно вздыхал. Воспаленное воображение возносило влюбленного высоко – высоко.
Восторги влюбленности возвышают!
Вражина – же, Водопоев, всегда высокомерно вглядывался в Волопасова. Водопроводчик в воображении волочил возрастного витязя в водоканализационную выгребную воронку – видимо - выкупать.
Вот вчера, во вторник вечером, вернувшись восвояси, Волопасов вызвонил вахтера, впялился взглядом в видео вахтерской времянки, выслушал вполне внятное выступление взлохмаченного вахтенного, впрочем, весьма выпившего.
Вспоминания Василису, взял воскресный выпуск вестника «Ветеринария», вдумчиво вчитался. Волей – неволей всхрапнул. Вседневные впечатления выключились, вкрадчиво взяли верх видения во сне.
Видится ветеринару - восхитительное! В высокодоходную вотчину – ветлечебницу – виновато вошла Василиса, выпрашивая всепрощения!
- Вот, возгордившаяся, внемли влюбленности вельможного ветеринара! – восторжествовал Волопасов, внутренне восхищаясь … восхищаясь. … восхищаясь … Василиса вообще вышла. Вся вышла.
Вдруг! Вопреки волеизъявлению восхищающегося, ветлечебницу высокомерно втоптал вульгарный велодром, в вековых вязах.
Видится Волопасову - всюду выруливают вьетнамские велоколяски, в ветках вековых вязов вовсю веселятся воробьи, вокруг возделанных вьетнамцами ветеринарских выгонов вьются вороны.
Вопреки всему ветер вспенивает вешние водопады.
Все ж таки - весна!
Волопасов взглядом выискивает Василису.
Вместе с тем, вездесущие велосипедисты, взбалмошные велосипедистки вертятся вокруг Волопасова.
Влево – вправо – вверх – вниз – вперед - взад. Виражи! Визг! Выкрики! Ваньки – встаньки! Валки – валики! Вакханалия велосипедная!
- «Василисонька видит - высмеет» – всполошился ветеринар, вслух возмутился:
- В ваших велошлемах, в ваших вещмешках – вы в точности вьючные верблюды! Вылысыпыдыруйте все вон! – выругался Волопасов.
Вполголоса вставил: «Вшивые велосипедёры!».
Вдруг восточнее велодрома взвизгнул вепрем ватерклозет, выхлопнув вонью.
Вспененная выхлопом вешняя вода взбучилась.
В возникшем водовороте, виляя войлочной веревочкой, всплыл Водопоев в воловьей власянице, выбросил в ватерклозет велошлем, витый вьюнами. Взял валторну вместо волынки, вывел вербной веткой витиеватые вариации вальса.
Вся веловатага возликовала.
- Всплытию Вассала Вальпургии возожжемся!?
- Возожжемся!!! Возожжемся!!! Возожжемся!!!
Водопроводчик - Вассал высокомерно встряхнул вихрами. Впечатлительные велосипедистки вмиг вообразились вакханками.
Вымазав Волопасова вазелином, вскружились, воспели:
- Восторжествуй, вальпургиево время!
- В ногу, в ногу, в ногу!
- Всех вовлечем во вредную веру!
- Веру, веру, веру!
- Велим всем влиться воедино!
- Вливайтесь, вливайтесь, вливайтесь!
- Восславим Вассала Вальпургии!
- Восхищайтесь! Восхищайтесь!
- Виват, виват, виват!
- Вокруг вершин венки вейте!
- Вейте, вейте, вейте!
- Ведьм восторг воспламеняйте!
- Восторг, восторг, восторг!
- Вальпургии Вассал,
- Выше взгорья ведьм воссядь!
- Воссядь, воссядь, воссядь!
- Верноподданные! Ветеринарчик всуе вспомнил вьючных верблюдов. Велите ввести вислогорбатого Василия – выкрикнул Вассал, выпив в три горла ведерочко варенца.
Вихляя, вышел вспять вмазанный виночерпий, вяло выволок велюрового Ваську - верблюжонка.
- Водяные! Взнуздайте вельможного в вечернюю вазу вместо верблюда – выдохнул в воротник Волопасову выпитым варенцом Вассал.
Вмазанный виночерпий вытянул ветеринара вдоль вожжами. Волопасов взвыл. Василий – верблюд выхаркнул в вечернюю вазу вымоченную вонючку, взревел:
- Возьми висюльку! Вяжи веники. Вози возики, врачеватель выдр. Вдали встретимся – ведь венчание - то валандается вживую!
Водяные второпях впрягли Волопасова, взбешенно вопившего:
- Верблюдишки волоченные! Вашу вам в воду вот!
- Внимание! Всем войти в вечность! Венчаемся! – воскликнул Вассал.
Вновь выскочил вертопрашка – вурдалак, винтом ввернулся встречно - поперечно вовнутрь виртуальности, вытащил вполне – себе вкусные второсортные вкуснятины, вывалил всё во внутренности вмазанному виночерпию.
Вдруг вороными воронами вспорхнули вальсирующие водяные, веселое варьете вареников выварилось врассыпную, вчерашние ватрушки воссоздали веерное возгорание, ведомство ведьм вдогонку вееру вытошнило взводом выхухолей, выловленных волчицей.
Вакханалия ведьм восторжествовала!
- Василиса! Вальпургия влюбленных! – в забытьи вскричали все.
В васильковых всполохах, в воздушной вуали в горошек, выгодно вырисовывающей великолепие внешности, Вальпургия величаво взошла в выруливающий выпячивающийся восточнотибетского вида ватерклозет.
Вакханки, вымазавшие вазелином Волопасова, возвеселились вольноотпущенными велофигуристками, вызвав всеобщий восторг
велосипедистов, вздрюченных вихрем выпячивания ватерклозета.
Возведенный в Вассалы Вальпургии (в видении Волопасова - всего – то вшивый водопроводчик!) взялся во сто крат выхваляться возвышенными выражениями, воркуя возле Вальпургии.
Вальпургия … вся - такая … внимала …
Внизу ватерклозета, в точности - вне себя, все вышепоименованные (взлохмаченный вахтер, вмазанный виночерпий, верблюд Василий, вертопрашка – вурдалак, водяные, варьете вареников, все – все) в обнимку валандались в венчание влюбленных. Все вершилось вживую! Видеозаписи – выбросили!
В общем, вероятно, в восприятии внеевропейского вероучения - венец всему (воистину – востребованное в веках всенародное выражение!). Верно ведь?
Волопасов – же в волнении в одиночку вжался в вечернюю вазу.
- Вижу виновного, вздумавшего вернуть время вспять! Всадники веловатаги! Воспротивьтесь вероломному вторжению вздорного выдумщика в венчание влюбленных! Вызовите Вия!– возвысила возглас Вальпургия.
- Вий! Время вещать внукам! Воспроизведи волшебство возгорания влюбленности! – вышвырнул выкрик ввысь Вассал.
Во всем воздушно – лазурном возник Вий в виде Ваятеля величавых видений.
- Внуки! Варвары вводят вас в вульгарную вседозволенность, вам вправляют всемирное всеединство вместо возвышенной влюбленности.
- Вы впали в вакуум! Вернитесь! Воспряньте!
Венчающиеся внимательно вслушались.
- Внуки! Взываю Вас внове воспринять вечные верования! Вредоносные веяния возвратите вандалам. Верните веру в высокое. Воссовеститесь! Возлюбите! Восславьтесь верю – правдою!
- Вы вернулись, Владыка Веры в Возрождение? – в высокодуховном волнении вопросил Волопасов.
- Вашего Владыку втоптали ваши ведущие! Вы – вероотступники! Ваше вседневное вероисповедание – всеядное варварство. Вдумайтесь! В противном случае во веки веков восторжествует вакханалия, враждебная вашей вековой высококультурности!
Вытравленный виртуальными вирусами воздушно – лазурный Вий, воцарившись Ваятелем величавых видений, вознесся во Вселенную, вдумчиво всматриваясь вдаль.
Вальпургия, восплакав, вглядывалась вслед воспарившему Ваятелю величавых видений.
- Во сне все возможно – вывел вывод Волопасов, выспавшись.
Город горел гирляндами. Граждане гуляли. Группа гимнасток гипнотизировала городских гостей грациозной гибкостью. Громко голосили гармонисты, гудели горнисты, грустили гусляры. Гарсоны готовили горячий грог, глясе, галеты. Градоначальники гордились грандиозными гуляньями.
Где – то гуляют … где – то грубят. Годами гримасы грубости гадят гуляющим горожанам. Глядь, глупенькую горемыку грабанут говорливые гадалки, глядь, гульнувшего героя глухомани, гы –гы, грузанут глазастые гаишники.
Граждане, гуляя, глядите глубже.
Давным – давно дума думалась, давненько дело делалось. Древнерусская деревенька Добродеево домовито держалась двужильными дровосеками. Духовностью дедов дорожила дивная девушка, добродетельный детинушка. Державу держали древние духи дружным дозором.
Дьявольские двойники добра действовали дальновидно. Двуличные дельцы - демагоги дурачили доверчивых добротулюбов доктринами дешевой демократии, дурманили детей дерзкими девизами дармовых драгоценностей душеопустошительной дряни.
Добродеево! Доколе думаешь деградировать?
Ёлы – палы … ё. Ежедневно европейский естественник, ей – ей, ерничал, ежели евразийский егерь еле – еле елозил ершистого ежика. Еще бы!
Женолюбивый желторотый жених Женя жизнерадостно жонглировал женскими журналами. Живописующие животики желтоглазых журнальных жриц жгли жаркими желаниями. Жажда женитьбы животворила.
Жалование – же животновода жадной жабой жалило жизнелюбивое жизнеощущение жизнелюба. Жалко желторотика, жаль - жаль.
Жесток жребий жаждущего.
Забыли? Застой загубил замечательные завоевания земли, закрытой занавесом. Закатилось зарево заветной звезды. Закончилось заздравное застолье. Зачинщики злополучного заговора зачехлили заруганные знамена, затрясли злее завоевателей заблудших землепашцев, забрали запасы, захватили закрома.
Замолчали задушевные запевалы. Зощенко забыв заветы, заавансированные законодатели зрительских запросов забалтывали заезженными запевами замученных злободневными заботами земляков. Зрители, заждавшись забойных задоринок, затихли, загрустили. Здесь заслуженно заметим – зато завсегда Задорнова звали заводилой за то, за что затем заполняли залы, захотев звонко засмеяться, захихикать, заразительно заржать, заслушавшись знаменитыми записными заметками. Здорово заводит!
Знать, зазря заатлантические зажиревшие заправилы замыслили зацифровать Задорнова. Знамо - забавно заражает затупленных заокеанских зазнавшихся зевак западносибирским здравомыслием, заставляет задуматься, заботливо задает задачи, загадывает занимательные загадки.
Замрите, звезды зажигаются! Задорнов запевает заздравную заутреню зарождающейся заре!
Застенчивый Зосима, завхоз злачной здравницы, зазвал заезжую знаменитость Зааллову завтракать. Заведомо заказал знахарке зелье, задумав зачаровать звезду. Зять знахарки, зло забавляясь, заменил заворотную заварку забродившей закваской. За заздравным застольем Зааллова запивала заморскую закуску. Звездопоклонник Зосима задушевно звал зазнобу замуж. Заговоренная Зааллова заворожено заалела, засияла. Засватанным захотелось зацеловаться … зато заворотная зелень забурчала, забурлила. Звезда забеспокоилась, засобиралась. Запросто запросила заезжать. Задумка забрать замуж звезду завалилась. Засим Зосима заскучал.
Злорадство злопыхателей звероподобно.
История искренности исходит.
Истлевающие изваяния исполкома иллюзионистов играют именины изживших идолов. Извещены идущие издалека: изжелта – красные истерички, искрасна – желтые интриганки, исчерна – сизые истуканы и иные исповедники идолопоклонства. Идиоты извлекли из – под спуда изображение ископаемого ихтиозавра.
Избура – желтая избитая изба – читальня именована истинной игротекой игрища.
Исподтишка изощренные имитаторы идеалов изворотливо изжарили издохшего ишака; из изумленных индюков издоили испить игристую изабеллу.
Ибо иго избалованных инстинктов извергается искушением и изобилие изящных изысков извечно истомляет избранных изуверов.
Итак, итоговая истина - исправьте идеалы.
Йодоммазанный йошкар – олинский йог Йов йотировал йеменскому йоркширу йогурт. Й - о - о!
Красота! Каждодневный карнавал короля!
Как калейдоскоп: кареты королевичей, кокетливых королевен, кортеж кардинала, кабриолеты камергеров, каре карабинеров караула, кавалькада камер – пажей, камердинеры, костюмеры, кондитеры, круг келейных компаний королевства, краковяк кузин королевских кровей.
Круто. Кабы каждому кусочек карнавала!
Каждому? Кусочек? Калейдоскоп?
… Козни, кляузы, клевета карьеристов. Кандибоберы капризных куртизанок, коварных кавалеров, картинных кокоток. Когти критиков, карканье кликуш, клоунские коники.
Карикатурная командирская когорта карманных клерков королевской команды. Катастрофы, кризисы, клеймо казнокрада, каверзы кабальных кредиторов, кичливость коммивояжеров.
Капканы, казни, кандалы, калеки.
Казематы кукловодов.
Карнавал короля! Как будто каменное колесо крошит королевские кости корона. Крупными каплями капает кровь кап – кап - кап.
Карнавал короля! Как каторжная карусель крутит – крутит - крутит.
Какой кайф, какое колдовство, когда королева, как кроткая креолка кое – когда кличет к кофе короля. Кручинится кудесница – королева - какие короткие краткие кофе – паузы.
Каково? Крутого круче королевская карма?
Лучезарным лайнером летел легендарный «лавочкин». Летчик – лилипут лейтенант Лев ликующе лавировал лонжеронами, ловя летно – посадочную линию.
Левее Льва летчица – любительница Любушка, ликбезница летно – технического лицея, лирически любовалась лесными лужайками, лебяжьими лиманами, летней лазурью, легким лавированием легкокрылой ласточки. Ля – ля – ля …
Ласточкины лопасти, лязгнув лютыми лезвиями, лишили лайнер летучести.
Легкомыслие лучше лживости. Ландыши Любушки летами ласкают лепестками латунную лампадку летчика - лилипута Льва.
Люди! Любите летнюю лазурь.
Метет мартовская метель.
Молодой механик молокозавода маленького местечка Молькино Михей, медленно маневрируя монорельсовым медным манипулятором, меняет местами модельные миниатюрные машинки, мигающие маячковыми мигалками.
Междусменная маята мучает.
Миловидная молочница Машенька мечтательно манит малиновой миниюбкой молокопоставщика Маслякова – мужчину молькинской модистки Марфы.
Между прочим, муж Машеньки – механик Михей - многообещающе моргает мутными моргалами.
Молокозаводские модницы многоголосо мониторят междусемейный момент.
М-м-м…многое может молодость!
Менталитет Мацуева многогранен. Милостью мироздания - мировой музыкант, маэстро, можно молвить – Македонский мелодий.
Мудрый мэтр многочисленных мероприятий Мельпомены, мечтающий марсианскими масштабами, мерой множества меряющий меридианы музыки.
Между прочим, (массовым меломанам малоизвестный момент) маститый мастер мини – футбола.
Между тем, многоуважаемого, мощного мужика Мацуева мучает мысль – мрут мамонтами, мыкаются малооплачиваемые музыкально – образовательные методисты, музыковеды муниципальных местностей.
- Миряне! Мал – помалу многовековая мега - культура Мусиных – Пушкиных меркнет, мелеет – молитвенно молвит Мацуев .
Малодушно молчат меценаты. Мироеды.
Научные нанонаходки наваристы - неоспоримая новелла.
Нет, не так? Нате – кась!
Начинающему наноученому Науму Наумкину настырная невеста ночью напрочь напрягла наномозги:
- Ну же! Надобно набиться наличкой. Нищета надоела! Наобещал! Набезобразничал! Нанонасильник! Несчастный наемник науки!
Наутро навостренный Наумкин наугад нарыл неоспоримых, новейших нанотехнологий.
Научные - же недоброжелательные наблюдатели - начальнички негодующе накричали:
- Неуч! Нанонедотепа! Нагло набрехал! Нанонагадил!
Новоявленный новатор недоучел непременное наличие наноошибок не научного направления, нахмурился, намотал нюни на нос.
- Ну, неопытный новичок, необстрелянный нанопроходец. Ничего, научишься! - напутствовало неодаренное, но начальство наногения.
Напротив, находчивая невеста (ночной - то наставник!) напихала неудачнику нравоучений:
- Нафига надулся, набычился? Не к лицу, Наум! Нешто ни нобелевский нанолауреат! Не нуди! Не нюнь! Ну – ка, назавтра накорми, напои народ на ять! Напьются, наедятся, навеселятся, небось, непременно начислят наградные! Нахалюги ненасытные!
Н – да… нюансы науки – навеки неизменны.
Обычно ограбления одинаковы однообразием.
Обсудим? Отлично.
Один олигарх овечьей отрасли, оформив отпуск, отсчитав отпускные, отправился отдыхать. Отъезжая, оптимизировал оплату охранников, отстранив овчарок, оставив ответственным овчаром очеловеченного оцифрованного орангутанга.
Однако, обсчитался.
Обезьянье отродье, оставшись одно, открыло однодневное оплачиваемое обучение ослиц основам овцеводства. Ослепленная обогащением обезьяна, отвергнув осмотрительность, оставляла ограду отворенной.
Охрана объекта ослабла.
Однажды, офигевшая ослиная особа, обдумав обворожить обеспеченностью обаятельного овцебыка, отвела озорника опробовать обитель олигарха.
Основательно обольстившись ослицей, охальник очутился около отворенной овчарни. Оценив овечью очаровательность, отправился обхаживать овец. Обвороженные овцематки, отарой окружив овцебыка, отправились осматривать окрестности.
Опытные овчарки, обнаружив опустевшие овчарни, оповестили одноглазого оперативника Осипа.
Оперативно определив ограбление, он обследовал особенности обстоятельства, опердоки, осторожно отснял отпечатки, описал объем обворованного, организовал обыск, осип, отгоняя окружающих очевидцев. Обязал очеловеченную обезьяну обеспечить объективные объяснения. Орангутанг, оторопев, одичало оскалившись, обалдело озираясь, огрел оглоблей оперативника.
От отека ока Осип окончательно ослеп.
Ого! Ограбления – то ослепляют. Однозначно!
Пенсионеры попросили Путина пересмотреть пенсии.
Президент пригласил помощников, приказал подготовить президентское Послание, послать по почте Председателю Правительства, Парламентским палатам.
По порядку продвижения прошений, парламентарии провели прения. Правда, первоначально приняли поправки, повышающие предел пенсионного периода.
После передумали, посулили поощрительные премии, пожелавшим продолжать пахать, персонально передвинувшим период получения пенсий. Потом предложение пересмотреть пакет пенсионных Положений передали правительственным представителям.
Последние положили полученные пакеты подальше, пояснив подобное поведение плохим подходом поступлений подоходных платежей.
Покороче, пока примут повышающее Постановление - подорожают потребительские продукты, пенсии предательски понизятся, пенсионеры – то - помрут.
Президент пообещал проконтролировать повышение.
Получилось! По прошествии положенного, правители принялись периодически повышать.
Пенсионерки перестали плакаться.
Развалился районный рынок.
Региональные руководители решили рекомендовать ремонтировать рыночек ресурсами решительных ребят - рэкетиров.
Родители ребятишек, распознав руководительский разбой, разбили рыло репортеру, разрекламировавшему рациональность ремонтных работ. Рачительные рыночные работники, растащив рухлядь, разломав распродажные ряды, радостно разбежались.
Ротозеи, разинув рты, робко рассматривали результаты разухабистого разгула.
Ревизоры рьяно резюмировали рецидив расхищения.
Русская реальность регулярно радует.
Садилось сентябрьское солнце.
Сраженный словоохотливой соседкой Светланой сельский сварщик Сергей сочинял сентиментальные стихи.
Селекционер садовой смородины скромный Семен считал стишки слабыми. Семен сам самозабвенно стремился связать свою судьбу со Светланой (совершенно секретные сведения!).
Со своей стороны, сплетницы села сватали Светлане сторожа сельпо - смазливого Савву.
Самой Светлане снился счастливый семейный союз со слесарем – сантехником Савелием.
Сложно свахам сладить свадебки!
Тучный тракторист Тянитолкаев, туда – сюда таская трехколесным трактором товарищества «Тараканов тупик» трухлявые трубы, травмировал талию тонюсенькой Тонечки.
Точно так трепался Тибетников (теолог Тони).
Тут же тактичный травматолог Тяпкиноляпкин талантливо тарарахнул тело травмированной, травма, так – таки, технично трансформировалась.
Тем более, так называемый территориальный терапевт Такойсякойкин, так же толково (тогда – то, такого – то) толковал тошнотворное течение травмы, трактовав такую - сякую толстобрюхость.
Трата - тушенки - та – та.
Тернист труд тружеников.
Усердные ученики усидчиво учили уроки. Ух ты!
Упитанный учитель Угольников услужливо указывал улыбчивой уборщице Ульяне укромные уголки.
Утонченная учительница Умнова увлеченно услаждала учительскую услышанным утром умничаньем уличных увальней. Умаявшись, ушла умудрено учить уравнениям.
Учащиеся успешно усвоили уроки. Уф!
Учеба учит учиться.
Феофанов – финработник филиала федеральной филармонии - флегматично фасовал фривольные фанерные фигурки фавориток фонограммного фальцета Федула Фторника (фактическая – же фамилия Фторника – то – Фуфайкин).
Филипп - фартовый фотограф Федула - фамильярно фотографировал фактуру федулушкиных, фу – ты ну – ты, фанаток, фабрикуя фотовыставку фонда филиальных фигуранток феерического флирта.
Фланирующие флейтистки, фигуристки, фельдшерицы, фигуральные феи фонтанировали фанатизмом, формируя фрагменты фантасмагорического фетишизма.
Фу! Фабула фанерных фальсификаций фальшива!
Хлебоуборочные хлопоты.
Хуторской хозорган худо – бедно хороводил хвалебные хороводы. Хлебосольные харчевницы хлопотали.
Хлебопашцы, хмелея, хлобыстали хреновый холодец.
Хваля хлеборобов, хихикали хуторские хохотушки.
Хитренькая хабалка Хорошко, хвастаясь хорватским хрусталем, хотела - же хрупкие хризантемы, хозяйственного хахаля.
Холостой, хромоногий Хапунов, храбрясь, хорохорился.
Хлопцы хитро хмыкали.
Хорошо хлебнув хереса, Хапунов хапнул Хорошко.
Хвастунья хлестко хлопнула хама. Хамло, хромая, ходил ходуном, харя художественно хрустнула.
Хутор хохотал.
Хо – хо - хо, ха – ха - ха, хуторянка хороша!
Цейлонская царевна цвела царственным цветком.
Царь - батюшка цеплял царь – девицу:
- Цыц! Царевичи - то ценят цельных цариц!
Цыганка цокотала центральноевропейскому цесаревичу:
- Царская цитадель цепями цапает цыпленочка – цацу!
Царек, циничный ценитель целебности целований, цедил цигарку - царственную целеустремленность царапала церковная цензура цивилизованных церемоний.
Церемониймейстер цыкнул:
- Цопни «Цимлянское», цитрусы, цукерки, цап – царапай цыпу – царицу.
- Цып – цып - цып! Цокнемся, царевнушка?
Цок, цок! Целомудрие ценно … цок, цок.
Чур, чертовщина.
Член чиновничьей чехарды (чей – то Человек!) чего – то чернел, читая частнопредпринимательские челобитные.
Чужая частновладельческая челядь, чьи – то червленые червонцы, частные чертоги, чистокровные чертовки чумной червоточиной чернили чистые чувства чиновника, чревовещая череду чиноприношений.
Чудились чемоданы чаевых, чины, чествования, чопорные чародейки, чистенькие чаровницы…
Чу, чревоугодников частично чистят чекисты.
Шикарная швея Шахиня шила шелковые шторы.
Шепелявый шахматист Шурик, шурин шефа швейки, штопал широкополую, шашечками, шляпу.
Швейная шпулька, шнырнув, шумно шарахнулась.
Шельмец шаловливо шепнул:
- Шах, шабаш! Шампанского! Шоколада! Шуры – муры!
Шалунья, шурша широкими шароварами, швырнув шматок шпика, штоф шнапса, шпротов, шипучки, шутливо шамкнула:
- Шевели шлепками! Шибче шваркай, шахиншах!
Ша, шпана!
Шалите шабаш, шалопуты!
Щетинистый щербатый щёголь щекотно щупал щиколотки щебечущей Щавелевой. Щеголеватый щегол, щепоткой щипая щеки, щепетильно щадил щедроты щебетуньи.
Эге! Элита энтузиастов эротики эффектно экспроприировала эшелон эскизных этюдов. Это эволюционно экспортировало эпидемию экзальтированного экстаза. Эмбриональная эволюция эгоистического этикета экстренно экипировалась эпитетами. Эпоха эстетических эрудитов эйфории экзотически эмигрировала.
Эдакий эпикриз. Эхе – хе – хе.
Юркий юнец, юридически юля юлианской юбкой, ювелирно ютился юзом южнее юрисдикции юношества.
Язвенникам являются явления, явно явствующие языческую ясность ядовитости ягодиц ягнят.
Яркие ярославские ясновидицы, якшаясь, ябедничали Яромиру Ярмольнику (ярому ярмоненавистнику), якобы Якоб Якубович (якутский языковед), язвил ясновидящим якуткам, являя январскую ярмарку ясновидений ялтинских ярмодателей.
труд великий, но ради чего...смысл всё равно теряется...нужно мысли засовывать в слово с той самой буквы..
валерийкемский
сб, 30/05/2015 - 20:52