Это сказ про одинокость, про надежду и про старость и про мыслей однобокость, коль из них уходит радость. Стих про жизнь. В её начале не видать конца, однако. … Зонт, забытый на причале, рядом с ним сидит собака. Смотрит на реку с испугом, ничего не понимая: что вчера случилось с другом? – он ушёл к реке, хромая, нежно потрепав за уши и сказав: «Даю свободу!» Горечь пса невольно душит… «Друг, зачем ушёл под воду? Мы с тобой так дружно жили, не могли мы друг без друга. Вместе Наденьку любили. Вместе плакали с испуга, когда Надя вдруг упала и в два дня ушла со света. В доме радости не стало. Не простил себе ты это, и считал себя повинным в приключившимся несчастье. Плача, ты в угаре винном сердце рвал себе на части. В одиночку пил и плакал, я лишь рядом подвывала. Безголосая собака, молча, я тебя лизала. А потом пошли к причалу. Под зонтом я здесь лежала. Птица вдалеке кричала. У тебя слеза бежала за слезою к подбородку. Ты меня по шее гладил и глотал из фляжки водку, говоря мне: «В память Нади!» Я тебя не осуждаю, я сама напиться рада. Но, однако, рассуждаю, что тебе совсем не надо было б уходить под воду. С кем теперь, скажи, я буду в непогоду и в погоду? Не нужна старуха люду! Когда я была щеночком, меня Надя подобрала, нянчила, как будто дочку, и кормила, и играла. Ты со мною был приветлив и гулял перед работой. Разговаривал при этом. Окружал меня заботой. Как же Наденьку любили мы всю жизнь с тобою оба и прекрасно вместе жили! А потом на крышке гроба плакал ты, а я скулила. Ты седым стал, весь в морщинах. У тебя исчезла сила, сразу кончился мужчина. В одиночку пил и плакал, я лишь рядом подвывала. Безголосая собака, я тебя, любя, лизала. А теперь вот на причале я лежу, теряя силы. Ветер воет, дождь крепчает» В сердце гаснет слово «Ми-иииии-лый…»