На груди боевые награды у меня в торжества не звенят. И бравурных реляций тирады под прицелом не держат меня. Он направлен чуть-чуть, но повыше в чуть постарше меня стариков. Что поделать? – Я ростом не вышел, да и возраст тогда был таков, что в войну мы в тылу лишь играли и мечтали хоть чем-то помочь тем, кто жизни свои отдавали, как герои, но всё ж продолжали распроклятых фашистов толочь. Но и мы боевые крещенья тож прошли и узнали сполна цену горю, страданьям, лишеньям, ненавистному слову «война». Подрывались на каверзных минах, голодали на скудном пайке. И обычные радости мимо прошмыгнули от нас вдалеке. На газетных листочках в тетрадках между сводками информбюро мы стишки сочиняли украдкой, вам желая врага побороть и вернуться к нам только с победой невредимыми и поскорей… Жизнь прошла. Там нам общею сметой стало слово-проклятье «еврей!» Потому не в России, а тут мы; на земле, где священен Танах, Рабинович и Кацман, и Гутман в День Победы – вся грудь в орденах. И пускай боевые награды у меня на груди не звенят, моё счастье, удача и радость, что дожил я до этого дня.