Дэниэл родился в общей, безграничной и всепоглощающей боли. И даже через пару мгновений, когда его тело покинуло материнскую утробу и открылось свету, боль никуда не исчезла, лишь стала принадлежать только ему. Когда акушерка увидела красное, кровавое тельце, которое она видит почти каждый день, то не сразу поняла, что в нем не так. Возможно, повлияла ее рассеяность, вызванная сегодняшними плохими новостями. Ребенок орал, как и положено, он был жив, но его крик немного отличался от того, который выдавливают из себя новорожденные. Казалось, крик клокотал и норовил сорваться, словно голос у подростка в момент взросления. Акушерка внимательно вгляделась в лицо новорожденного мальчика и не смогла сдержать короткий вскрик, успевший проскользнуть меж губ за мгновение, как они плотно закрылись. Она должна быть готова к любой чрезвычайной ситуации, ее не удивишь тем, от чего обычные люди теряют сознание, но эта вещь была сверхнеобычной. Медсестра и гинеколог сразу же дернулись, готовые оказать помощь новорожденному, с которым что-то не в порядке. - Боже мой... - прошептала акушерка. Увидев бедное, орущее от боли существо, измазанное в своей и маминой крови, медсестра забыла отрезать пуповину и хотела уже нести новорожденного в операционную. Гинеколог вовремя её остановил. - Срочно! Хирурга сюда! - Закричала акушерка, намеренно отвернувшись от малыша. Она не могла видеть это отвратительное лицо, на котором отсутствовала кожа, которое все было в складках, будто к нему прилепили кучу кровавых, пустых, неправильно свисавших мешочков. Уши были деформированы до неузнаваемости, представляя из себя кривые комки из кожи с частично выпирающими хрящами. Губ не было, их заменяли огрубевшие морщинистые складки, по-видимому, состоявшие из мышечной ткани. Нос тоже частично отсутствовал, оголив хрящики. Веки состояли из той же мышечной ткани, что и губы, вызывая сомнения, закроются ли они полностью, как у нормальных людей? Но думать об этом нет времени. Малышу требовалось срочное хирургическое вмешательство, хотя никто и не знал, чем можно помочь ему, разве что только дать ему наркоза, чтобы грудничок перестал так оглушающе орать. Все в этой комнате, кроме самого новорожденного и ослабевшей матери, не понимающий, в чем дело, понимала - этот ребенок нежилец. Он должен умереть. "А не прекратить ли это прямо сейчас?" - подумал гинеколог Роман Павлович, заставляя себя смотреть на этого урода. Он умрет, это факт, так зачем же оттягивать это? Несмотря на отвращение, он также испытывал и жалость к этому истошно орущему от боли созданию. Никто не осудит Романа за это, ведь умей новорожденный говорить, он сам бы того требовал: "убей меня! Мне больно! Я умираю в муках!" И у него умирал пациент, вот что важно. Плевать на все остальное, на все можно забить, когда есть одна главная задача – спасти пациента, вне зависимости от того, как плачевно его состояние. Ведь еще есть шанс, что ребенок сможет выжить, и не такое происходило. Но что ему делать? Он-то не имеет понятия, что можно сделать. Может, позвать главврача Аркадия Терского? Роман был уже готов вынести ребенка и отнести куда-нибудь (он сам пока не знал, куда), когда в палату ворвались хирург и парочка санитаров. Только сейчас Роман заметил, что акушерка и медсестра пытаются перерезать пуповину, стараясь не глядеть на урода, продолжавшему орать. Акушерка, Нина Ровнёва, была человеком религиозным. Она часто посещала церкви, молилась и считала, что современное кино снимается богохульниками. Атеисты в ее понятии ничем не отличались от фашистов. Каждый рожденный ребенок - чистая душа, нечто святое, что будет испорчено плохими родителями и влиянием безбожных рекламщиков, но имеющее шанс на лучший мир после смерти. Этот же малыш - урод, который мог появиться только благодаря вмешательству демонов или самого сатаны. Он сам и есть новорожденный демон. Мысль о его убийстве мелькнула в то же мгновение, что и у Романа. Она не могла решить, как же ей поступить. Этот новорожденный вызывал просто невероятные ассоциации. Иррациональные воображаемые образы наползали на реального ребенка, превращая его в демона. Очень трудно воспринимать этого ребенка как обычного младенца, потому что обычные люди не рождаются такими уродами. Хотя, есть исключения, рождаются те редкие мутанты с двумя головами, лишними пальцами и конечностями, двойным набором половых органов и прочими отклонениями, такими уродливыми, что и представить страшно. Он лишь невинное дитя, обреченное носить бремя уродства. Бог сам рассудит, как сложится жизнь ребенка. Нельзя принимать неверных решений, сейчас же не то время, когда жгли «ведьм» и убивали детей, родившихся с отклонениями. Ребенок, пусть и уродливый, но по-прежнему является живым существом. Она отдаст этого монстра родителям (скорей всего, родители откажутся от него, оставив уродца в детдоме), и пусть другие решают, что с этим делать. Перерезав уроду пуповину и наскоро завязав ее, медсестра отдала дитя в руки пришедшему хирургу, который сам не знал, что ему делать. Кто мог предположить, что ребенок родится без кожи на лице? Кто мог заранее к этому подготовиться? Он тупо стоял на месте, не зная, куда нести грудничка и жалея, что он так быстро сюда прибежал. Уродец орал и истекал кровью. Крови было немного, такая потеря не несет смертельной опасности, но может причинить серьезный ущерб, если кровотечение не прекратится. Хирург сперва подумал о пересадке, но понял, в чем проблема: ни у кого нет запасной кожи для лица новорожденного. Ребенок был невероятно уродлив. Хирург многое повидал за годы работы, но такое лицо мог видеть только в фильмах ужасах. Одно дело, когда видишь хорошие спецэффекты на плоском экране, а другое, когда у тебя на руках живое чудовище, которое с самых первых мгновений жизни знает только невероятную боль. Он даже не особо хотел торопиться, надеясь, что эта визгливая тварь вот-вот сдохнет у него на руках. Но жизнь не уходила из этого комочка, требуя срочного медицинского вмешательства. Но что они могли поделать? Зашивать нечего, переломов нет, просто отсутствует кожа. Дать анестезию? Возможно. Хирург подумал, что возможно, все решится само собой. Может, организм ребенка был готов к тому, что обнаженное лицо не очень хорошо отреагирует на окружающую среду. Хирург повнимательней взглянул на лицо урода и заметил, что мышцы и связки немного грубей, чем должны быть. Скорей всего, эта внешняя корочка должна заменять кожу. Может быть, он выживет. Тем временем, стараясь не думать о ребенке, медсестра и акушерка наконец занялись забытой матерью, породившей этого урода. Медсестра, Инна Петрова, не страдала религиозной одержимостью как Нина, но придерживалась похожего мнения. Ей было неприятно, что она явно хочет смерти живого существа. Но захочет ли оно жить? Это клеймо ничем не скроешь, он никогда не станет частью нормального общества, никто не будет с ним дружить. Все будут бояться и ненавидеть его. Так какой де смысл спасать его? Инна никогда не задумывалась, стоит ли жизнь спасения, будь то маньяк или святой, просто знала - нужно помочь человеку. Но сейчас... Он этого не заслужил, просто случайность, маленькая ошибка. Этот урод сможет работать только в цирке уродов, поедая крыс и сидя в клетке, демонстрируя людям свою отвратительную физиономию. (Если он доживет до того момента). Инна уже прикидывала, как могут отреагировать родители этого монстра, как разрешится ситуация и в какой приют его отправят. Подальше отсюда. Далеко-далеко, в глухомань, где он будет ощущать свободу, но главное, чтобы они его больше не видели. Этот ребенок будет сниться в кошмарах Петровы, а если он вырастит... Страх во плоти, реальный монстр, живущий по соседству. Инну передернуло. Сейчас ребенок у хирурга, попыталась успокоить себя Инна, теперь это его забота. Может быть, ребенок умрет. Такие уроды редко выживают из-за своих дефектов. Хирург, Павел Козлов, положил ребенка на кушетку. Что делать? Нужно оказать новорожденному срочную помощь... У Павла появилась ненадежная, но единственная идея, подходящая к данному случаю. Нужно как можно быстрей продезинфицировать места, обделенные кожей (всю голову) и обмотать стерильной марлей. Только это он мог проделать за короткий срок и в данных условиях. Он был ошарашен, ведь впервые сталкивался с подобным случаем. Теоретически, малыш должен был умереть при родах или еще раньше. Тот факт, что он до сих пор продолжает жить и орать, является просто невероятным. Проделав все нужное, хирург уставился на дитя. Теперь, когда лицо было перебинтовано, оставляя прорехи для носа, рта и глаз, ребенок не казался таким уродом. Теперь он больше походил на нормального человека. Павел решил, что сделал все, что мог. Пусть кто-нибудь другой потом отмоет ребенка от крови, слизи и первородной смазки. Мать того самого ребенка не поняла, в чем проблема, чем вызвана суета и так и не увидела, как выглядит ее дитя. Она попыталась окликнуть медсестру, но та была слишком взволнована. - Дайте мне моего ребенка... - слабо сказала Лилия Добрая. Почему ей не дают ребенка? Обрезают пуповину или моют? Все так и должно быть, да? Она волновалась, думая обо всем, кроме истины. Может, ее единственный сын умер? Тот ребенок, которого они с мужем уже хотели прозвать Даниэлем? Лилия напрягла слух. Она попыталась расслышать плач своего сына, но бесполезно - тут слышно много несколько криков, среди которых не отличишь одного ребенка от другого. - Где мой ребенок? - спросила она, более требовательно. Медсестра хотела что-то сказать, уже открыла рот, но, не найдя нужных слов, закрыла его и отвернулась. - Что случилось? - Древний, инстинктивный материнский страх сдал ее сердце тонкими, стальными пальцами. - Где мой ребенок? Отвечайте! - Она едва слышала себя, но акушерка с медсестрой точно слышали ее - их выражения лиц подтверждали это. Лилия готова была плакать от отчаяния. Ребенка куда-то унесли, на вопросы не отвечают. Дэниэл мертв. Ее единственный ребенок, рожденный с такой мучительной болью, умер, не успев узнать, что такое жизнь, ради чего произошел этот процесс, заставивший его покинуть родную матку. - Он умер? - Прошептала Лилия. Она не могла говорить громко - охрипла, когда орала во время родов. Как она хотела закрыть глаза и отдаться миру снов, спокойному миру, где нет боли и страданий. Но она должна узнать, что с ее ребенком. Точно ли умерло дитя или нет? Ответа она так и не получила. - Отвечайте! - Лилия попыталась крикнуть, но это слово прозвучало не громче предыдущих. - Лучше бы он сразу умер. - Медсестра покинула палату, оставив ошарашенную и недоумевающую Лилию с акушеркой. Иван Добрый думал, что не вытерпит это ожидание. Крики жены заставили вскочить его с места, но он сразу же сел обратно - он ничем ей не поможет. Она по другую сторону двери с профессиональными врачами, что может пойти не так? Когда роды кончатся, Иван зайдет и посмотрит на своего новорожденного сына. Время шло, казалось, прошли часы. Наконец, он услышал пронзительный крик, который может вырваться только из легких маленького ребенка. Ивану показалось, что крик немного не такой, какой должен быть, хотя и слышал его впервые. "Ему больно", - подумал Иван и снова вскочил со скамьи. Что делать? Доброму вспомнились его собственные крики, когда пьяный «в сосиску» (так любила говорить его жена Лилия) отец срывал на нем свою злость. «За работу получаю одни гроши! Жена – дура! Сын – дебил! Ненавижу вас!» - обычно рал Володя, после чего валился на кровать сына и крепко засыпал до следующего дня. Иван же неделю ходил с синяком под глазом и жуткой болью в руке. Если кто спрашивал, а кто-то обязательно спрашивал, то Иван говорил, что во всем виноваты какие-то неизвестные хулиганы, которых он видел в первый раз. Уже после второго раза отговорка Ивана стала неубедительной, но никто особо и не интересовался, в чем дело. Сейчас Иван даже знал, жив ли его отец или нет, потому что уже лет пять с родителями не виделся. И не собирался делать этого в ближайшее время. Забыв обо всем, он решил прямо сейчас ворваться в палату и узнать, что такого ужасного там творится. Он не успел войти. Прямо перед ним возник хирург в сопровождении двух санитаров, преградив Ивану путь. Хирург вошел внутрь, а санитары остались снаружи. - Не входите, - с долей неуверенности сказал один из санитаров, переглядываясь с другим. - Что там творится?! - Иван готов был дойти до драки, лишь бы войти. Возможно, там умирает его жена и есть шанс в последний раз увидеть ее живой. Но голос разума подсказал, что лучше не надо зарабатывать лишние неприятности. Лучше не волноваться, все не так плохо, как он думает. - Подождите. Все будет нормально. - Санитар и сам не знал, в чем дело. Но знал, что надо не впускать обеспокоенного мужа пациентки внутрь и, скорей всего, уйти с прохода, потому что может пригодиться срочно переместить ребенка в другую палату или отделение. Время шло, а Иван терял терпение. Крики жены смолкли, но крики его ребенка не кончались. Раньше, он боялся, что станет таким же ужасным отцом, как и его папа, Володя, но сейчас он боится, выживет ли его ребенок или нет. Логика подсказывала, что дело приняло неожиданный поворот, все явно идет не по плану. Через пять долгих минут хирург вышел. Угрюмый. - Что с моей женой? - Сразу же поинтересовался Иван. - А ребенок... - Пойдемте со мной в кабинет, - вместо ответа сказал хирург, - нужно кое-что вам сказать. - Боже... - Иван бросил взгляд на вход в палату и уже хотел снова туда попытаться войти, но слова хирурга его остановили: - Не беспокойтесь, с женой все в порядке. А вот насчет ребенка нужно поговорить. - Он... - Иван боялся сказать слово "умер", давай хирургу шанс разрушить его опасения. - Нет, он жив. Пока. Слушайте, это очень важно. - Ладно, - бросив в который раз взгляд на вход в палату, на дверь, отделявшую его от ответов на вопросы, Иван пошел за хирургом. Иван ждал худшего. Он решил, что его сын умирает. Требуется дорогая операция, которая, он уверен, им не по карману. Иван обругал себя - их у них были деньги, он даже думал, что их надо оставить на тот случай, если что-то случится не то во время родов. Но жена его успокоила, сказав, что все пройдет нормально, нечего беспокоиться. И Иван купил новую машину "Жигули", на которой сюда и приехал. "Так и знал, что все пойдет не так, - подумал Иван, - зря я послушал Лилию. Если хирург заговорит про операцию, его можно дальше не слушать - у нас нет ни копейки. Даже не могилу..." Хирург посадил его перед столом, а сам достал коньяк и две стопки. Это еще больше напугало Ивана. - Выпейте, - хирург налил ему, а потом себе. Иван даже спорить не стал, понимая, что нужно немного выпить - он не готов к плохим новостям. Он даже не знает, как переживет самый худший вариант. Осушил стопку в два глотка и задал свой вопрос: - Что случилось с моим сыном? - Как вы хотели его назвать? - Задал вопрос хирург, не ответив Ивану. - Дэниэл, но как это... - Я не знаю, как вам это сказать… Но нужно сначала решить - оставите вы себе его или откажитесь. Я понимаю... - Да о чем вы?! Как я могу отказаться от своего ребенка? Что вы... - Иногда люди рождаются с физическими дефектами, - Хирург не мог сказать Ивану напрямую эту новость. Иван мог не поверить в это, разозлиться или шокироваться. - Вы ведь знаете про подобные случаи? - Да, - Иван понял, что ему хотят сказать. Его сын - урод. Справедливо ли это? Нет. Но как? Почему? Его жена не курила, не пила, ничем не больна... – Так и знал, что надо было делать это чертово УЗИ… - Сказал он про себя. - Выявить причину отклонений довольно сложно, - продолжил хирург, - мутация, неправильное развитие плода, срастание близнецов, нехватка или переизбыток гормонов... Смысл в том, что это очень редкое явление, но может произойти с каждым. Признаюсь, за десять лет работы это - первый подобный случай. Даже не знаю, что можно с этим поделать... - Так что с ним?! - Иван от нетерпения едва сидел. А знает ли уже его жена про это или еще нет? Если нет, то как она на это отреагирует? - Отсутствует кожа на лице. - Что? - В области от подбородка до макушки отсутствует кожа. Сзади, на шее, она есть, но немного и, скорей всего, отпадет со временем. Суть в том, что у вашего... Дэниэла оголены мышцы и связующие сухожилия. Конечно, есть вероятность, что погрубевшая корочка сумеет заменить кожу, но он... Это опасно для здоровья. Я даже не знаю, как он до сих пор живет... С ним возникнут проблемы - сколько грязи и микробов может проникнуть в его организм через лицо, он может умереть от обычного заражения, просто от одной прогулки по улице. Мы конечно можем его отправить в Санкт-Петербург, возможно, что там смогут ему пересадить кожу на лицо, но это будет очень дорого и шансы очень малы. - Хирург постоянно мысленно добавлял к своему тексту "если он до этого доживет", но вслух не решался говорить. Уже само событие потрясло отца, а последствия и трудности могут его добить. - Нет. – Сказал Иван. - Что именно? Вы не хотите оставлять ребенка или чтобы мы отвезли его в… - У нас нет денег, - тихо сказал Иван. - Сейчас ни у кого нет денег. - Ну, вы понимаете, почему нельзя его отвезти в город. - То есть, вы его все же оставите?.. - Нет, - отрезал Иван, но, словно чего-то испугавшись, поправил себя, - точнее, я еще не решил. Надо обсудить это с женой для начала. Мы вместе это решим. - «То есть, она все решит», - подумал он. Хирург понимающе кивнул. На том разговор и окончился. - Иван... - Лилия ждала, когда ей покажут ребенка, но приход мужа успокоил ее. Хоть один человек, с которым можно поговорить и поделиться страхами. Не успел Иван присесть на стул, как Лилия заметила его мрачное выражение лица. - Что случилось? Ты знаешь, что с нашим ребенком? Почему его... - Успокойся, - тихо, но строго сказал Иван, чувствуя, что и ему не помешает успокоиться. Лилия прервалась, не ожидая такой реакции мужа. Она не могла понять, почему он не интересуется ее состоянием, как она, где сын, не ругает врачей, чтобы они принесли сюда ребенка... Или ему сообщили. Сообщили нечто неприятное, например, что их ребенок мертв. Умер только что или умирает сейчас, но ему нельзя уже ничем помочь... Лилия похолодела от страха, чувствуя, как безрассудный инстинкт заставляет ее кричать, звать на помощь, требовать свое дитя. Но вместо этого, Лилия спросила: - Он умер? Иван не знал, как ему ответить. Столько вариантов, а попытка одна. Как лучше донести до нее новость, чтобы не вызвать у нее истерики? "Нет, он жив, но нам от этого не легче"? "Лучше бы он умер"? Или "лучше забудь о нем"? Иван был совершенно растерян, но знал, что нужно срочно дать ответ, потому что только по глазам Марии понимал, что она на грани истерики. - Нет, он жив... - Выдавил из себя Иван. - Ох, слава богу, - Лилия перекрестилась. - Когда нам его отдадут? - Эх... - Иван вспомнил совет, который получил от матери, когда ему было семнадцать: "не можешь сказать правду, так придумай на время безобидную ложь". Не лучший совет, но срабатывал всегда, учитывая, что Иван пользовался им неоднократно. - Ты сейчас слишком ослабла после родов, тебе нужен отдых.... - Чушь! - Лилия от нетерпения прикрикнула. Она не понимала, почему ей напрямую не отвечают и начинает злиться от этого. Ей никогда не нравились сюрпризы и недомолвки. - Мне должны сразу же дать ребенка на руки! Что случилось? И почему от тебя пахнет коньяком?! - Слушай, тебе лучше сейчас не волноваться... - Иван проклинал хирурга. Почему он не сообщит такую плохую новость его жене? Он имеет в этом опыт, сразу бы ей все сказал, мягко и прямо. А Иван? Он понятия не имеет, как сообщать плохие вести. Но решил, что выбора нет. Надо говорить напрямую, - Он урод. - Что? - Дэниэл, наш сын... Родился уродом. Без лица. - Я не понимаю... С чего ты решил... Ивану показали его сына. Пусть лицо и было практически полностью перебинтовано, в прорехах для глаза, носа и рта он заметил, что у малыша нет кожи. Мерзкая, жесткая мясная корочка, грубые мышцы. Сначала, он не поверил, что это его сын. Что это вообще настоящее живое создание. Но, приняв этот факт, он не мог представить, как будет нянчить этого урода. Ему тошно даже прикасаться к этому малышу. А как отреагирует Лилия, когда увидит своего сынка собственными глазами? - Я его видел, - продолжил Иван. - И я не знаю, сможем ли мы его у себя оставить. - Это шутка такая? - Лилия не понимала, о чем говорит ее муж. Ребенок без лица? Это больше походит на розыгрыш. Но Иван не любит шутить, тем более здесь и при таких обстоятельствах... Это никак не может быть шуткой. Тогда что? Он говорит правду? Лилия не хотела в это верить. Она цеплялась за версию, что детей перепутали. Да, иногда их путают, вот и ей подсунули чужого... Бред. Они не могли перепутать его с другим. Как только родился Дэниэл, его почти сразу же отнесли в другой кабинет, индивидуально. Они никак не могли перепутать его с другим. Получается, ее муж говорит правду. Вот чем вызвало волнение медсестер и врача. Вот почему все молчали и уклонялись от ответов. Лилия вместо нормального, здорового ребенка родила генетического мутанта, чьи шансы на появление меньше одного процента. "Нет, не поверю в это, пока не увижу его своими глазами", - подумала она и испугалась. А хочет ли она его видеть? Если все это правда, то ее сын должен быть настоящим монстром. Лилия поняла, что не хочет видеть Дэниэла. "А мы не успели ему даже официально дать ему имя". Лилия была доброй. Она прощала, жалела, но очень редко презирала или ненавидела кого-нибудь. Если она увидит бездомного, то даст ему немного денег. Увидит попрошайку - и тут не сжадничает. Именно эта черта ее характера не позволяла даже думать о том, что нужно отказаться от ребенка. А материнский инстинкт, который заставляет самок животных идти на самоубийственные поиски ради пищи для детенышей, только подкрепил это решение. Даже если Дэниэл урод, которого добровольно никто впустит ни в одно помещение, она не может отказаться от него. Иван - дурак и трус, который живет принципами красоты. Если у них возникнет ссора или угроза развода, Лилия все равно не бросит своего ребенка. Ему нужна помощь. Забота. Тот человек, который полюбит, несмотря ни на что. И она готова его увидеть. - Покажите мне его. - Твердо и уверенно произнесла Лилия. - Но... - попытался возразить Иван, но был прерван своей женой: - Сейчас. Тут в беседу вклинилась медсестра: - Он сейчас в не лучшем состоянии, лучше его не трогать... - Говорила Инна неуверенно и едва не запиналась. - Принесите мне моего ребенка. Я хочу его увидеть! - Запротестовала Лилия. Медсестра сдалась - она не могла придумать ни одного довода, чтобы поспорить с ней. Через пять минут она принесла ребенка. Лилия ужаснулась, когда увидела полностью перебинтованное лицо. А еще больше ее испугали пятна крови на белых полосках. Она сразу приняла ребенка и прижала его к своей груди. Дэниэл спал. Может, боль прошла, может он просто потерял сознание. Лилия внимательно вгляделась в лицо малыша и первым делом заметила ненормальные веки, скрывавшие глаза. Они были не из кожи, а из чего-то грубого и морщинистого, может, это была мышца? Лилия не знала, есть ли в веках мышцы или у ее ребенка такое странное отклонение, но потом она посмотрела на нос. Белые хрящи. Они выглядели очень неестественно, словно у пластиковой модели, сделанной специально для изучения на уроках биологии. А губы? Такие же неправильные, как веки, какие-то сморщенные мышцы, словно ребенка сделали из послеоперационных обрезков, прямо как чудовище Франкенштейна. Ужас и отвращение чуть не заставили Лилию вскрикнуть и отбросить мерзкое тельце, но она сдержалась, понимая, что это ее сын. "Интересно, как выглядит все остальное лицо", - подумала она. Иван отвернулся от него, чем рассердил Лилию. Она хотела прикрикнуть на него, сказать, что он болван и слабак, но боялась разбудить Дэниэла. - Он остается. - Непоколебимо сказала Лилия. - Но он... - начал протест Иван, заранее зная, что в споре он проиграл. - Либо он остается у нас, либо ты бросаешь его вместе со мной. - Лилия не была уверена, что поступает правильно, но было поздно менять решение. Иван колебался. Ох, как он не хотел сейчас отвечать. Почему все так обернулось? Почему не с другой семьей? Чем он так провинился, что теперь так страдает? Он не может потерять Лилию, он ведь ее любит, она все, что у него есть... Но этот урод пугает его. Иван подумал, стоит ли продолжить споры, но решил, что Лилия будет стоять на своем. Она ведь такая упрямая, когда речь идет о больных и несчастных. Он старался молчать как можно дальше, давая Марии шанс изменить решение. Ведь принять решение он не мог, слишком радикально изменится жизнь. Неверный вариант погубит его. - Ладно, - ответил он, чувствуя, как холодеет сердце, - он остается. - Имя остается то же. - Выпалила Лилия, озадачив Ивана. - Что? Назовем его… Дэниэлем? - Да. - но мы так хотели его назвать... - Иван чуть не сказал "когда считали, что он нормальный", но промолчал. Все поняли, что он имел в виду. - И как ты его хочешь назвать? Урод? Маленький ублюдок? Да? Ты считаешь, что наш сын не заслуживает приличного имени? - Да... нет! - Иван не знал, как ему отвечать, поэтому на минуту замолчал, раздумывая, как бы убедить жену, что ребенку не место в их семье. Какой же он урод, боже! Иван знал, или просто убедил себя в том, что ребенок скоро должен помереть. Так зачем напрягать себя? Зачем впустую тратить силы и нервы? Лучше просто оставить его у какого-нибудь врача, пусть тот думает, как ему поступить с ребенком. - Значит, мы его оставляем, нормально воспитываем, называем Дэниэлем и ты будешь его любить. – Мария оставила Ивану только один вариант: отрицать ее слова и признать, что сын их не заслуживает нормального имени. Иван промолчал. - Да? - Твердо спросила Марина, зная, что выдавит из мужа тот ответ, который ей нужен. - Да. - Иван поник головой, словно в очередной раз проиграл в какой-то битве. Лилия посмотрела на своего спящего сына. Она приняла решение, еще ни разу не увидев его лицо. Она понимала, что тоже будет поначалу пугаться его, заставляя ребенка чувствовать себя ненормальным и плохим, но позже привыкнет к нему и будет спокойно смотреть ему в лицо... "Если к такому лицу можно привыкнуть" - подумала Лилия. "Если же он будет так уродлив, что я даже спустя года не смогу привыкнуть к нему? Буду бояться собственного ребенка словно монстра? Напиваться до потери чувств и проклинать его, боясь признать, что я сама виновата?" "Слишком поздно. Решение принято. И ты не отступишь, чтобы не случилось."