Рождественские истории Мэтью Никто не любил Рождество так, как Мэтью. Каждый день за неделю до Рождества начинался одинаково: он вставал рано утром, натягивал одежду, скатываясь с лестницы, хватал наспех приготовленный матерью бутерброд и бежал на улицу. Мама не боялась отпускать его одного: она знала, что Мэтью отлично ориентируется на их улице и ни за что не потеряется там. Вообще сложно было заблудиться в районе, дома в котором так плотно стояли друг к другу, что, казалось, можно легко перешагнуть с крыши на крышу. Как подозревал Мэтью в приливе вдохновения, Санта так и делает: оставляет оленей на одном конце улицы, а потом просто шагает по крышам и сбрасывает подарки в трубу. И оп! –он уже на другой стороне квартала. У Мэтью было много друзей. Он был веселым и шаловливым, но не злым мальчиком, богатым на выдумки, и если сначала приходилось доказывать авторитет кулаками, то позже даже большие мальчики прислушивались к его идеям. В этот раз, собрав вокруг себя разношерстную детвору – полный набор шмыгающих носов и колючих варежек - он объявил: - Мы слепим снеговика! Все пришли в восторг. Вчера как раз выпал снег – мягкий, пушистый, и к полудню он уже податливо скрипел под подошвами ботинок, слипаясь в комья. - Но где мы его будем строить? - Спросил кто-то из ребят. Мэтью задумался. На дороге нельзя – ведь первая же машина превратит снеговика в грязную груду снега. Соседний двор подошел бы, ели бы мистер Хикс не успел почистить снег. Другой двор был наглухо занесен забором. - Давайте перед моим домом!- предложил Мэтью. - Ага, чтобы ты потом сказал, что это твой снеговик? – надула губы единственная девчонка в их банде. - Нет, это будет наш, общий снеговик!- пообещал Мэтью. – Просто у меня во дворе будет удобней. Посовещавшись, ребята согласились. Они сразу облюбовали железный столб посередине – пару футов высотой, от торчал тут уже, казалось, испокон веков – и непонятно, то ли это были останки какой-то качели, то ли летнего навеса – но ни у кого руки не доходили его убрать. Мэтью иногда даже думал, что этот железный столб вырос тут, как дерево, и украдкой измерял его каждое лето – не добавилось ли хоть дюйма? Этот столб, высотой с самого Мэтью, будет отличным стержнем для снеговика. Работа закипела. Малыши собирали снег в большие кучи, неловко загребая его руками, дети постарше – и Мэтью – скатывали снег в небольшие комья, а самые взрослые мальчики доводили дело до ума - и скоро столб скрылся под аккуратной пирамидкой из снежных шаров. - Снеговик, снеговик! – Скандировали впечатлительные малыши, приплясывая. - Ему нужно сделать лицо! – Заявил Мэтью. –Я сейчас, я зайду домой и попрошу что-нибудь у мамы. Дом встретил его оглушающей после улицы тишиной. - Мам! – Позвал Мэтью. Тишина. Мальчик, остановившись на пороге, уставился на свою обувь. Снег, налипший на ботинки, темнел и таял. Скоро там, где стоит Мэтью, будет целая лужа. Мама не любит, когда он пачкает пол. - Мам! – позвал он еще раз. – Ты тут? Мэтью, засопев, раздраженно рванул колючий шарф. Наверное, мама не слышит – решил он, и наклонился к шнуркам. Делать нечего, придется разуваться, перегибаясь через огромную куртку, и идти дальше, на кухню, и выпрашивать, и терпеть расспросы, и убедить маму, что совсем-совсем не замерз и не проголодался. - Нет, пожалуйста! – услышал он мамин голос – такой, каким не слышал еще никогда. К чертям шнурки. Он сдернул упиравшиеся ботинки с ног и потопал туда, где слышал… слышал… - Мам? - спросил он нерешительно, застыв на пороге. – Пап? Высокий мужчина отпустил её волосы и рывком заставил подняться на ноги. - Неблагодарная сучка. – Пробормотал он, отталкивая её в сторону. – Тебе повезло. - С дороги, щенок! - Отец так толкнул Мэтью, что тот упал на спину. Ему не было больно – через куртку-то – но внутри все как-то привычно сжалось, как всякий раз, когда папа … мама называла это «подхватил грипп», но Мэтью казалось, что гриппом болеют как-то иначе. И чаще всего отец «болел» перед праздниками. Никто не ненавидел Рождество так, как Мэтью. *** Ночь, как это обычно бывает зимой, наступила слишком рано. Машину занесло на снегу, и мужчина глухо выругался через зубы. Было холодно, но ничего: еще один глоток из квадратной бутылки на сидении все исправит. Свет фар выхватил знакомый двор и чертового снеговика. Снеговика, которого сделал его сын. Вместо того, чтобы затормозить, мужчина нажал на газ: сдохни, уродец! Мэтью проснулся от странного шума снаружи и был очарован игрой сине-красных огоньков на потолке. Они бегали друг за дружкой, словно играя в пятнашки, то затухали, то разгорались ярче. Мальчик протянул к ним руку и обнаружил, что источник чудесных огоньков где-то на улице, совсем близко. - Санта? – Прошептал он недоверчиво. Утром двор было не узнать. Там, где были детские следы, теперь был перерытый множеством шин снег. Снеговик пропал. - Мэтти! – мать, встав на колени, обняла его - так, как не делала уже давно, с тех пор как он был совсем маленький. – Все будет хорошо, малыш! Я обещаю, теперь все будет хорошо! Сам не зная почему, мальчик заплакал. А где-то там, возле столба ростом с него, на снегу алели капли крови – наверное, они вытекли из снеговика. Мелисса Это будет первое Рождество без бабушки. Мелиссе казалось, что она никогда-никогда её не забудет: запах мятных леденцов, странный каркающий смех, теплые узловатые руки… Бабушка любила старые ТВ-шоу и пешие прогулки, сплетни и шоколадные конфеты «Трюфель». Бабушка сердилась на Мелиссу, когда та капризничала или чересчур много шалила. Но они всегда были хорошими друзьями: шушукались, делились секретами, гуляли вместе. Бабушка знала о Мелиссе все. Все, кроме позорного, очень стыдного, ужасного поступка, от воспоминания о котором Мелисса заливалась краской стыда. Мелисса крала у бабушки несколько центов. Она не хотела, правда, да и они не были ей особо нужны. Просто, играясь одна в комнате, Мелисса заглянула в бабушкину сумку – и восхитилась тому, сколько там интересных мелочей. Ключи, фантики, леденцы, мелочь, увеличительное стекло… Она взяла всего несколько монеток и положила в карман. Позже, вытащив их из своего тайника, она купила на них жвачек. Боялась ли она наказания? Сначала нет. Но однажды бабушка непривычно серьезным голосом спросила: - Мелисса, детка, ты не заглядывала в мою сумку? Мелисса вертелась, пряча глаза. - Может, ты забыла? - Неа. – Мелисса побежала в другой конец комнаты, словно увидев там что-то интересное. - -У меня пропали деньги, Мелисса. – Продолжала бабушка спокойно. – Ничего не знаешь об этом? - Неа. – Преувеличенно весело ответила Мелисса, пряча лицо в объятиях плюшевого мишки. - Может, конечно, я просто не заметила их, и они валяются где-то в сумке… - предположила бабушка. – Как думаешь? - Наверное. – Мелисса уселась спиной к ней, демонстративно избегая разговора О, как великодушна была старая женщина! Но деньги были потрачены, жвачки – съедены, и Мелиссе оставалось только укорять себя за проступок. Если бы бабушка хоть взглядом, хоть жестом проявила заслуженное наказание, с какой бы радостью Мелисса призналась бы ей во всем! Но время шло, и ничего не менялось. А потом бабушка умерла. После всего горя, всех слез Мелиссе стали сниться сны. В одних бабушка её ругала, в других – прощала; она была то огромной, с ногами-колоссами, то маленькой, меньше самой Мелиссы. После этих снов Мелисса часто просыпалась в слезах, дрожащая, стыдящаяся сама себя. В такие моменты она желала, изо всех сил, броситься к бабушке, признаться во все-все-всем, просить прощения – пусть накажет, пусть лишит мороженого на целый год, но лишь бы сказала «прощаю». Но бабушки уже нет, и простить Мелиссу было некому. Чем меньше дней оставалось до Рождества, тем чаще Мелисса спрашивала себя: «а хорошая ли я девочка?». Нет, нет и нет. Мелисса была плохая, настолько плохая, что не заслуживала от Санты и кусочка угля. Обычно Канун Рождества ей нравился: мама накручивала волосы и хлопотала на кухне, а папа притаскивал самую большую елку, и иногда позволял Мелиссе выбирать её с ним. А бабушка… бабушка помогала украшать, смешно делая вид, что не отличает шарик от снежинки. Это будет первое Рождество без бабушки. С каждой минутой праздничного вечера напряжение внутри девочки росло. Обняв мишку, она сидела на ступеньках. Она ужасная, воровка, преступница, лгунья, ей нельзя радоваться и получать подарки, до тех пор, пока… пока… Никто не заметил, как входная дверь приоткрылась и вновь захлопнулась. На улице, словно флажок, затрепетало красное детское пальто. *** Услышав всхлип, Пирсон Браун, священник, не удивился. Он видел много плачущих в церкви – и независимо о того, слезы счастья или горя это были, мысленно вверял человека заботе Господа. Но все же он оглянулся – и не увидел никого. Странно. Всхлип повторился. Браун медленно, как невеста, прошелся между рядами. И тут, на одной из вытертых деревянных скамеек увидел её – совсем кроха, сжалась в комочек, капая слезами на коленки не достающих до пола ног. По всем признакам это был именно тот случай, когда следовало вмешаться. Но чем может помочь старый холостяк? Наконец, неловко потоптавшись рядом, он сел. Девочка опять всхлипнула, но уже как-то иначе. - Ты… потерялась? – Спросил Браун с сомнением, словно удивляясь своей способности говорить. – Как тебя зовут? Девочка подняла на него заплаканное лицо – и Браун машинально потянулся в карман за носовым платком, которым девочка воспользовалась очень… очень тщательно. - Оставь себе. – Предложил он, кивая на платок. Молчание затягивалось. - Дети попадают в ад? – Спросила Мелисса шепотом, опасливо косясь на распятие. - Что? - Браун растерялся. – Эм… нет, думаю, нет. Нет, не должны. А… что, ты этого боишься? - Я наверное попаду в ад. – Продолжила Мелисса мрачно. – И Санта не подарит мне ничего, кроме угля. И уголь тоже не подарит. Браун поерзал, чувствуя себя ужасно беспомощным. - Действительно? Хм. Звучит… звучит грустно. Но… на самом деле, не думаю, что ты могла сделать что-то настолько ужасное. Девочка засопела, решая, можно ли доверять этому человеку. Он был вроде бы «взрослым», но, с другой стороны, в нем было что-то… похожее на неё. - А ты не расскажешь никому? - Клянусь! Пирсон только потом сообразил, что жест был слишком торжественным, но девочку это, похоже, не смутило. - Яукраладеньгиусвоейбабушки. – Сказала Мелисса совсем тихо. - А, да? - Спросил Браун, чтобы только что-то сказать. – Хм, ну, это… это нехорошо. А… бабушке ты призналась? - Я не могу. – голос девочки задрожал. – Она умерла. - Мне очень жаль. – Пирсон чувствовал, что нужны другие слова, но какие? - Я хотела сказать. Правда. Священнику показалось, что он нащупал почву под ногами. - Не все происходит тогда, когда мы к этому готовы. – Назидательно сказал он. – Ты немного подросла, повзрослела… - Он старался не отвлекаться на ритмичные звуки, которые, нервничая, выбивала ногами Мелисса на спинке впереди стоящей лавки. – Если бы ты сейчас встретила бабушку, ты бы все ей сказала, правда? Девочка снова посмотрела на него – о да, она бы сказала! - Я открою тебе секрет. – Сказал Браун заговорщицки. – Люди, которые нас любят, никогда по-настоящему нас не оставляют. Мелисса затихла. - И это значит, что бабушка видит, что ты раскаиваешься, и хочет тебя простить. Поможем ей в этом? - Как? - Ты не можешь вернуть деньги ей. Но ты можешь помочь кому-нибудь, кому действительно плохо - и бабушка увидит это и простит тебя. Это будет по-настоящему хороший поступок. *** Увидев перед собой малявку с игрушкой и священника, Мэтью наконец-то перестал плакать. На мокрых щеках ветер казался не просто холодным, а обжигающе-колючим. - Чего вам? – Спросил он, окидывая взглядом странную парочку. - Молодая леди желает кое-что сказать. – Старомодно отозвался священник, незаметно отступая на шаг назад. Теперь только он и она. Мальчишка в жестких от слез варежках и девочка в красном пальто колокольчиком. - Я хочу подарить его тебе. – Сказала она, протягивая Мэтью игрушечного медвежонка. – Не грусти. Что-то в ней было такое, что все грубые слова замерли на полпути к горлу. - Спасибо. – Поблагодарил он неожиданно для себя. В ответ на его вымученную улыбку девочка расцвела. - Счастливого Рождества! - пожелала она, и они со священником отошли прочь. Мэтью смотрел на медвежонка, а медвежонок – на него. В двух парах карих глаз отражались огоньки праздничных витрин. Пожалуй, Мэтью мог бы снова полюбить Рождество.