Глава 117. Дроид, что помог Сальвадору одолеть последнего из двенадцати и пресёк превращение всего континента в шкуру Гарольда, а Великого Моря, в его внутренности, всеразъедающую требуху, был копией владыки Там. Общей формы высшего дроида. Обыкновенный дроид-нарушитель. Гуляка, турнирный орёл, быстрый и непредсказуемый. Приближённый тёплого трона. Вокруг которого не так уж много нарушителей. Среди 2-1, тёплых одиночек Туманных Морей их много, немало среди крохотных, с определённой, интриганской целью создаваемых семейств, к примеру, чтоб новоиспечённому владыке на рынки заходить, или чтоб, будучи вызван на турнир, мог оспорить, за переменой статуса ставшее незаконным, разоблачение... У трона Там - нет. Ведь он лоялен, на мелочи в принципе закрывал глаза, находя постоянно испытующих границы дозволенного, более полезными, перспективными дроидами... Почему же их мало? Мечта его нарушителей, чтобы владыка поступал так же, как остальные, особенно Доминго, использовал преимущественное право бросить вызов. Тогда, в случае ранения или прекращения, их орбиты переходили бы к нему, оставались у почитаемого ими трона и в дорогом им семействе. Владыка Там не вызывал своих никогда! Они это осознали, усвоили. Но не все. Тот-Поворот звали нарушителя. По происхождению 2-1, дроид-указатель из Туманного Моря. Пограничный, как и Дрёма. Дроид-объединитель. Влияние первой расы не выражено, тепло-холодность сбалансирована почти до уровня Белых Драконов, ещё они близки поисковикам. Укротить таких сложно. Облик владыки он с благодарностью перенял, свободолюбия не утратил. Сальвадору-Восходящему пел манок совсем другого дроида. Тот-Поворот не служил ему и встретил уже изгнанником. Познакомились на тогдашнем рынке без рамы. Однако… Имя! Имя Сальвадора пришло к нему во второй раз. Дважды Сальвадор и оба раза от дроидов, хорошая или вдвойне плохая примета? Раньше, чем представились, выслушивая горько-солёные тайны Великого Моря, также назвал его дроид из тёплого Там. Дичайшая барахолка. Без шатров. Немногочисленные пирамидки и груды не удостоившегося их хлама. И популярные точки вроде "кафе-бильярдных", Впечатления ради обмена глотками, Сог-Цог, и марблс, где хищники не хулиганили, куда стекалось тематическое и нерафинированное, или супер-рафинированное, для любителей одной ноты. Что-то вроде выпиваемых библиотек, куда заходят их каталоги, где можно познакомиться с ними, а они консультируются, принеся глоточек на пробу, у других знатоков, что такое набрали под ливнем. Издавна Тот-Поворот водил дружбу с одним Вепрем, а они, как известно, способны найти артефакт. С другой стороны, он остался привязан к некоему из чистых хозяев, минувшей службе своей, давно завершившейся. Получился мостик меж человеком и поисковиком. Друг просил, Вепрь находил для него артефакты. Вепри не очень боятся нарушений, они сильны. Да и вне личного контакта с человеком нарушения - дроби дробей. Владыки всё равно противодействовали. Ему, тёплому дроиду. Но Тот-Поворот успешно отбивался на турнирах. Когда на бой он ворвался, задолго до шутки Августейшего, у вепря на крутом загривке, турнирная площадь ликовала. Заранее была на его стороне. А Вепрь, он ростом со слона... И вызвал-то он сам холодного 2-2 Горн-и-Колокол, дроида влиятельного, побеспокоенного им, семейства Крепость. И выиграл бой, серьёзно его ранив, отнял четвёртую часть орбит. Вынудил ради сохранения целостности переменить первую расу, а значит, покинуть семейство... Владыки решили, что надо что-то делать. Тот-Поворот дал им повод раньше, чем ждали. Это же лишь начинается, как покровительство дроида человеку, вышедшее за отведённый законный срок. Где один человек, там другой, упс! - целая компания. Где мне, там и другу, где другу, там и приятелям, и заимодавцам, и так далее. Как пожар расширяется число знакомств. От поисков артефактов общение перекидывается на обсуждение их свойств. Со свойств на примеры из жизни, на эпохи, легенды... На песни и пляски, к чему всё и шло! Ну, миновать не могло!.. Касательно артефактов Тот-Поворот гонял Вепря бесстыдно. Оба рады, каждый считал: ответственность лежит на другом! За уже полноценные дроби нарушений, когда Вепрь человека сопровождает. Тёплый дроид считал, кстати, такую помощь вполне легитимной. Не по законам, так по совести. Логичной. Ошибочно попавшей под запрет. Те, что ищут Впечатления для Восходящих, естественно ограничены сроком завершения эскиза. После, когда взошёл чистый хозяин в Собственный Мир, найти для него ливень с ослепительно желанным Впечатлением, значит подтолкнуть к хищничеству. Или к риску быть чьим-то гостем, меркантильным гостем, напросившимся чтоб желанное для себя воплотить. Это, да, но при чём тут артефакты? Наоборот - благое дело. Человек мог бы сделать вещь из человека, а мы для него готовую нашли. Целый ряд дроидов имел эту точку зрения, не он один. Велись горячие споры с четырьмя тронами за неё. Широко развёрнутая позиция заключалась в том, что технари должны иметь дроидов-покровителей вне миров на протяжении всей жизни. Что людям следует обрести, вернуть себе возможность создавать не в эскизе лишь и не посредством левой руки хищника. А правой. Инструментами. Но кто такие технари? Разряд коллекционеров? А кто из людей не коллекционер?.. Рамки расплывчаты. Спорщики не были услышаны ни тронами, ни большинством. Люди, те, что живут вне миров, хищники, изгнанники, они оказываются сразу так перемешаны в общем котле, так порывисты, что любое сближение с ними отбрасывает на третьих людей, швыряет, как буря на мелководье об скалы, а то тащит в пучину. К ним лучше не приближаться. Пусть живут под свою ответственность. Отношения, складывающиеся между ними, касаются только их. Не лезьте, точка. Ни в технику, ни в людей. Пусть разбираются сами. Если в правую руку вы вложите им прекраснейший дроидский инструмент, это не значит, что левой они прекратят душить и превращать. И его во зло не используют! Что верно, то верно, не значит. - Невмешательство! Вспомните, поймите, мы - откликаемся! - Ну, так именно откликаться, и позвольте нам! Если зовут! - Не звали бы, если бы вы не крутились среди них! - Так - уже! Ну, и позвольте! - Нет! - По минимуму! - Нет! Тот-Поворот в прения не вступал. Он просто жил нарушителем и раз за разом на турнирах защищал своё право на такую весёлую жизнь! Пока однажды на барахолке не повстречал Сальвадора. История двенадцати не показалась ему весёлой. А нарушения перестали казаться исключительно добровольным, легкомысленным хулиганством. Дроид столкнулся с ситуацией, когда нет дозволения, но и выхода нет. По совести. Ради сладкой песни Фавор, пусть он и не дослушает её. Сальвадор, украв бутылочку Впечатления, нашёл укромный уголок за грудами морского шлака и шестерёнок, сцементированных им. Подлинные артефакты! Мусор древний. Ну, не шестерёнки в прямом смысле слова, останки размытые какого-то крупного завода, сколько пролежали на дне, но море добралось и до них, размыло. Притаскивали, а разбирать трудно. Бросили, кому что надо или любопытно, пусть выковыривает сам. История двенадцати - ряд подслушанного. Смешав с оливкой, Сальвадор пил связное Впечатление утра в провинциальном магазинчике, понятное и скучное ему, кашлял от оливки, бормотал, забывшись. Продавщице из Впечатления сетовал на коварство Великого Моря, на не отпускающие щупальца, оборванные давно, на ожоги незаживающие, давно затянутые кожей... Дроид слушал, слушал... Напротив стоял уже, Чудовище Моря в забытьи не видело его. Могущество океанских превращений приоткрылось для дроида. Миллион прежде неведомых вопросов восстал, как густой лес. С такими к тронам не пойдёшь. Хитрый дроид познакомился с человеком на следующий день. И непосредственно выслушал авантюру двенадцати от него. Сальвадор завис тогда, метался. Собеседник кстати пришёлся ему. Жестокость океана, агрессивность самой среды была Сальвадору отвратительна, ни секунды покоя, очевидно - опасна, но она отвлекала, облегчала ту муку, что на суше проступала со всей полнотой. Холод. Чуждость всем. Не утоляемая жажда присущих теней. Это уже третье поколение теней в нём, эти не смыть. От первых, созданных бессознательно, избавился, не сразу... Тогда Рок и встретился на его пути. Затем, уже в море ему понадобились тени. Недолго, но пытался вразумить девятерых изгнанников. Кит молодчина, остальные... От второго поколения избавился тоже, когда спасение от Гарольда пришлось на суше искать. Избавился, успев привыкнуть к ним, и понял что такое сила, и что такое - слабость. Без их тупой, нервной мощи, когда лишь вздрогнув, присущая тень выбрасывает за линию горизонта, прочь от примстившейся опасности, или дельфином дугой над волнами - ещё дальше - за окоём!.. Когда зарываешься в грунт донный, что в песок, что в камни, топнув и пошарив ногой... Без них Сальвадор чувствовал себя не просто безоружным. Безруким и безногим, выпотрошенным и ошкуренным, тяжёлым, как слизень придонный на берегу, пойманный отливом... Сожалел, опасался, задумывал новые, но не успел. Попался в ловушку, и эти не смыть, хорошо жив остался. Бесполезные, вредящие, вот тебе! Долго решался! Правда, таская их, он приобрёл незаурядную и по морским меркам силу... И невозможность лететь!.. А будущее? Какое ждёт теперь? Если ждёт его... Дроид слушал и спрашивал его, дроид обнимал его тёплым, взгляду невидимым светом, дроид не верил ему... Страсти какие. И один Валет-Рок причина их? И верил и не верил. Но однажды насквозь густо-янтарно-золотой, прекрасный дроид и человек изуродованный морем очутились на побережье. Когда недоверие дроида стало обидным, стало обидно-легкомысленным казаться. Сальвадор сел на колени, чтоб успеть вскочить, по пояс в воду и начал шептать имена. Прислушался, повторил... А затем отбежал, как мог быстро. Сгущался вечерний туман... Прожилки на валунах в сумраке синие, как вены... Днём нет. На этих валунах, не на ближних к морю стоя, человек и дроид через минуту смотрели, как Гарольд шарит руками по берегу, как сгребает камни, давит их... Как пытается выброситься дальше... Не может... Камни жрёт... «О, непреклонность Доминго! О, сладкая песня Фавор!..» Обсудить зрелище не имелось возможности, рёв потрясал весь мыс до основания, нечленораздельный тогда. Гарольд заново научится на ноги подниматься, имя Сальвадора заново научится произносить... Пока он орал... И было очевидно, что эта глыба, эта туша поднимает бурю, что начинающееся беснование океана не стечение обстоятельств... - Меня зовёт... - с грустным смешком успел произнести Сальвадор, когда подкинутый бивнями валун заскрипел на клыках, заткнул пасть невозможной гориллы. - Соскучился!.. А вроде и не дружили... Бедный парень. Рёв заставил их отступить... Свет дроида притягивал взгляд монстра и тревожил его. Это что-то немыслимое... Сочетание безумия и целенаправленности ужаснуло бы кого угодно. - Друг, дружочек, - пробормотал дроид, закрывая его и оттесняя прочь с побережья, - прости, что не верил вполне... Мы так далеки от подводного... Дружечка, но как же?.. Этой штуке думать нечем... Помнить есть чем, да, да... Мне, дроиду думать нечем, прости моё недоверие!.. Но, дружочек, он скоро выйдет на сушу... - Наверняка, - небрежно добавил человек. - Нет - точно! Рёв Гарольда словно подпитывала разразившаяся буря, он выдох за выдохом раскатами обгонял человека и дроида, уходящих... Мелкие камни и булыжники полетели им в спины из разинутой пасти. На вдохе врывались в неё, стукались о бивни, о клыки... И снова били по плечам, сыпались на головы... Через недолго время, когда у него станет лучше с дикцией, рёв Гарольда, единственное "Са-аль-ва-адо-оррр!.." обретёт такую силу зова, такую гипнотическую, приказующую силу, противостоять которой сможет лишь он - Сальвадор! Но не случайные путники на драконах... После увиденного для дроида началось время терзаний и колебаний. Дроиды не уничтожают, ни то, что живое, ни псевдо-живое, ни вещи, запретные вещи, оружие, запретные Впечатления. Собирают их, прячут и хранят. И прекращение дроида не есть прекращение его орбит. Сужение их, потеря части бывает обидна, может назваться пугающей перспективой. А полное прекращение... Там же некому пугаться! Обижаться, восстанавливаться из улитки, ждать воли... В конце концов, дроида можно восстановить в совершенстве, как автономного. Высшим он сделается сам, если пожелает. Конечно, это не будет лично тот дроид. Без без памяти, накопленных связей, суммы всех азимутов, контуров, и без решающего, приведшего к турниру... На турнирной же площади вообще нет азимута, есть только противник. Тем специфично-вне-нравственна она, и тем хороша! У кого есть и на площади, рискуют не выйти с неё. Чем азимут на турнире, лучше уж полное, до безоружности разоблачение. Это там… А на земле - жуть океанская... А на континенте - люди... Песни их... Маленькая, очаровательная жадность их, поиски странноватых артефактов... Старые, новые друзья. Много людей... И Сальвадор, друг, человек... Тот-Поворот не обращался тогда ни к тронам, ни к Фортуне. Сам, оправдывая своё имя, совершил тот поворот. Избрал и закончил его. Так и получилось, что дроид вручил оружие человеку. Дроидское оружие. Собственно, нож. Тот-Поворот под надуманным предлогом заимел улитку, грызущую Синие Скалы. Извлёк режущее, придумал рукоять... Недопустимое действие. Дроид в руку, можно сказать, вложил оружие против чудовища Сальвадору, тоже чудовищу. До последнего дня Тот-Поворот надеялся рассмотреть Гарольда поближе, что-то другое увидеть в нём, выход какой-то найти. Да поздно разглядывать, время действовать наступило. Резак оказался похож на скребок, на кастет закруглёнными краями, шире кисти руки. Оружие было применено и успешно. Гарольд вышел на берег, вволок, поднял на ноги свою тушу. Он был ещё неповоротлив... Но уже хитрей. Где бродил? Нетрудно угадать. Место, некомфортное дроидам притягивает чудовищ, и Беспятый Дзонг Ача обитал неподалёку. Под тяжкой поступью Гарольда покачивались Горькие холмы, нипочём ему их соль разъедающая, в глотку ему бездонную шли и люди пролетающие низковато, и высоковато бегущие в ночных туманах тени, серьёзно, он не наклонялся. Он противоестественным, ненормальным движением потягивался, будто всё ещё старался выбросится из воды, захватить, заграбастать берег. Вначале сгорбившись, затем - раскатываясь вверх и вперёд, вырастая... Его, нечастый теперь, рёв разделился на надсадный рык и имя Сальвадора, чудовище приобретало разумность тени. Кто знает, вернулся бы на новой основе разум к нему вплоть до деталей прошлого?.. Не случилось узнать. И эпической битвы меж чудовищами не случилось. Масштабы несоизмеримы. Сальвадор не струсил и не усомнился. Лишь это и требовалось от него. И не защитился. Он вышел на яростное: "Сааа-аль-вааа-адоррр!.." Предстал, сжал покрепче оружие, аналога не имевшее в мире. Был обнаружен... За два шага настигнут… И, простыми словами говоря, Гарольд откусил ему голову. Укусил. Верхними бивнями подбросил, нижними проткнул, прижал к земле и клыки сомкнулись на черепе. А Сальвадор распорол от горла до брюха вздыбленную, непробиваемую шкуру... Пока летел вниз... Море выплеснулось на него… Ядовитое. Отравленное… Гарольд огромен. Шкура опала, упала на Сальвадора, мордой осталась на голове, под холмом вздыбленного меха скрыла тело. И клыки и бивни остались в голове... Человеку смертельные, но не чудовищу, они стали присущими тенями. Сальвадор не видел, не замечал… Жгла ядовитая слизь изнанки, вспышки в глазах, боль, боль, боль... В солёном до горечи озере под чёрным холмом... Через некоторое время он смог встать. Выползти из-под шкуры. Тут кроется ответ, как получилось, что миллионы лет сохранилось пролитое на Горьких холмах Впечатление Гарольда. Как получилось, что и доныне одержимые коллекционеры могут зачерпнуть его. Ничто не храниться столько?.. Верно, это не оно. Вода Гарольда и есть - вода Гарольда. Корень его. Из чего состояло его внутреннее море? Из Впечатлений его несчастных жертв! Великое Море всё разъедает, дробит, перемешивает. Воедино сведёт Свободные Впечатления испаряющее тепло и роза ветров небесная. В облаках связными они возникнут и прольются опять. В Гарольде, закрытом море, со всех сторон закрытом, отобразились, задержались только страшные, последние мгновения, предсмертный ужас его жертв. Соответственно, и содержанием этих Впечатлений, однотипных, попросту одинаковых, являлся он сам. Некое совершенство, дважды им являлся... Его и зачерпывают безумцы с горькой солью вместе, чтобы сделать проклятый глоток... Бежать, как воды Гарольда... Вспышки в глазах, действие яда, помутнение рассудка… Или правда дроиды?.. Много-много дроидов, подобных его другу. Тёплых, одинаковых... Они окружили одного, уводили... А он обернулся. Из-за тучи, чешуйчатой, внезапно возникшей за каждым из тёплых дроидов. Но этот, по центру, выглянул из-за дракона, кивнул и улыбнулся ему, как луч из рамы светлый: всё нормально, всё получилось, и не грусти. Стеной Чёрных Драконов и оттеснилась, растаяла, восходя, стая тёплых дроидов. Чтоб не устроили свой танец, чтоб нарушитель до площади не сбежал. Этот турнир ему не выиграть. Чёрные Драконы слились с небом, Сальвадор долго смотрел, как отдаляются тёмно-золотые, смугло-золотые созвездия дроидов, не поднявшись выше огоньков Туманного Моря дроидов, куда и ушли... И стало холодно, холодно как всегда. Только что он осознавал победу, и ему казалось, что всё хорошо, всё кончилось. Когда смотришь на что-то прекрасное, ведь нет тебя, а есть оно. С отвратительным другая история... И Сальвадор забылся, плюс отрава. Шкура пообкусала его, она не слабей воды Гарольда, прошла сквозь века и характер изнанки сохранила. Вреда от неё немного, но и не уничтожить, можно лишь прятать. Сальвадор вспомнил про нож в руке, поднял осмотреть зеркальное голубое лезвие... И увидел себя в нём... Боль, разрывающую голову увидел в зеркальном, дроидском лезвии... Это даже не голова... Рёв Гарольда, страшный зов, рык его заглушён был бы воплем омерзения, отчаяния и ужаса! Рогатый всеми бивнями монстра, всеми его клыками!.. Клыки торчали сквозь проткнутые губы вперёд. Гарольд был огромен!.. От Сальвадора остались глаза, да и всё... Остальное - невыразимый кошмар... Тёплая, золотая улыбка дроида, тот свет, что скользнул по нему, раненому перед столетиями подводной тьмы... Нескоро Сальвадор выйдет на сушу. Но он выйдет! Слишком долго боролся, слишком ценил жизнь, чтобы сдаться. Сальвадор-Джокер принял единственно верное решение, немедля уйти в Великое Море. Насколько возможно справиться с этими тенями там. Пусть священное, злое море само выберет, что сглодать до предела - его или проклятые, раздирающие ослепительной болью, тени. В лютом холоде водопадов забвения, где отбивают рассудок Морских Собак, он пребывал на силе воли. На одном своём мужестве. И встречал в океане этих собак, не уклонялся, авось откусят, отломят хоть часть... Всё, всё, что мог, он сделал, чтобы остаться человеком. Чтобы вернуться не в небо, так хоть на сушу... А когда-нибудь, может и в небо?.. Когда-то - Сальвадор. Отныне Джокер - ни там, ни тут. Глава 118. Карат объявился, наконец! И где пресловутое терпение Густава, день подождать? Обнаружив приятеля в Пан-Квадрате, он подпрыгнул, ударил кулаком в кулак и не отпустил, пока не выпалил всё вперемешку, феномены, догадки, открытия, планы на будущее. Засели в сторонке от других, Карат расслабленно, на Столпе восходящего тепла, Густав на кубе сломанного модулятора, размахивающий руками, когда не хватало слов, садящийся ближе, шёпотом повествуя о горизонтах возможного, вскакивающий с него. Под насмешливой, одобрительной улыбкой. Тоже, комодо... А каким на Техно пришёл, как зверёк любопытный, бессмысленный. Носится, нюхает воздух, надо и не надо везде свой нос суёт... Чисто - живой артефакт, сбежавший от хозяина! Обыкновенный курсик. Талантливый, молодой. Охотник везде охотник, глаз - алмаз, Селена заинтересовала Карата. Как Густав и ожидал, изгнанница оказалась на первом месте в ряду новостей, принесённых другу в подарок. Рад угодить. - А делали такое до неё? - спросил Густав друга. - Мне не известно, нет. - Почему? Идея лежит на поверхности. - Идея трёхчастная, Густав. Три фактора совпали, три формы: составная неделимая часть стены - линза, сама стена - тоже, она же, понимаешь, одна идея, не две разные. И порыв отгородиться от преследователя. То есть, он прямо тут, но - за преградой. Как и мир, весь, мир, где угроза. Соприкосновенье более чем плотно, и не ограничено ни вширь, ни в глубину, в свете предыдущих двух моментов... Говоришь, нет объёма у коридора? Понимаешь, что это значит? Линзы имеют абсолютную толщину. Боюсь, этот мир, при сохраненье этих качеств, рынком не сделать. Как и лаз не сделать, дырку в подобной стене! Секретное кончилось, они заговорили голосов не понижая, о том, как занесло Густава в испорченный мир. Он отмахнулся: - Джокера осталось получить и можно испытывать проклятую колоду. Если сработает, заказываете. Буду охотиться ею на вас, технари. - Чо-чо?.. - жестом остановил его Карат. - Ты зашёл так далеко? Густав, ты упоминал, что подбираешь то тут, то там монструозиков лица, но я думал любые, по случаю, а не цельный кон для игры... И ты дошёл до Джокера? Поблизости толпился народ, бумцал марблсами, очерёдность на модулятор разыгрывал. Ядовитейшие Суприори и Свасти обернулись с синхронностью мимов, друг на друга взглянули, и как болванчики синхронно покачали головами. Изобразили глубокую скорбь... Перемигнулись, словом не удостоив Густава, насели на его собеседника: - Ай-ай-яй!.. А что-то господину Карату завещают кусики его?.. А ему одному или всему Техно?.. А нам ли не перепадёт?.. - Мне, мне! - замахал Суприори. - Тебе-то с какой стати, Свасти?.. Ай, хороший был кусик, богатый! Я с Южного привёл!.. Суприори в своём репертуаре. И не такое слышали от него. Но и Карат решил уточнить у него, а в чьём, собственно, владении остался испорченный мир, когда отчёркнутость щёк, улыбка попала лица, стало ясно, что скептицизм этих двоих он разделяет. - Но почему, Карат? Можно как угодно относиться к Буро, а уж как он ко мне... Но что безобразий не то что в шатре его, а и поодаль не случается, факт. И что слова не держит, кто упрекнул бы?.. Я?.. Не на Южном было, и условия я, если начистоту, слышал, не глухой, и сам принял... - Мы ж однобокие, мы, как шкала с линейкой, технари! - вмешался Ментор, подошедший сзади. Он размахивал вращающимся деревянным флажком с трещоткой. Только что сделал на Краснобае, пришёл шутковать и хвастаться. Напыщенный как индюк, в чёрном, в защитной манишке... Шланг от намордника, сдвинутого на лоб, заранее одетого, - в мире оставлять далеко, а тут бросить - сопрут, - болтается мимо носа, в очиститель на ременном поясе уходя... Индюк-Техно, кибер-индюк!.. Ни взглядом, ни тоном не выдаёт шутки, так, преисполненные важности, напыжившись, и уходят гости Краснобая, где им позволили создать что-то собственноручно... На Мелоди был бы отличным мимом! Вместе со Свасти, побратимом и ядовитым приятелем их. Нота не таков... Трещотка пела прерывисто, на знакомые песни не намекая, и всё же звук её ранил Густава, опять трещотки, надоело... С неприятностями приходят. Мастодонт Техно Рынка, не просто же так потратил время делая её. Зачем? Видно, форма ему нужна, в считывающий модулятор сунуть, параметров не рассчитывать, не задавать. Ментор отвесил полупоклон Карату, извиняясь за вмешательство: - Мы, примитивные, как мыслим? Если чего-то не бывало, с чего бы оно вдруг появилось? Наверное, поэтому у нас ничего и не получается!.. Но с другой стороны, если что-то бывало и давно, с чего бы ему прекратиться? Наверное, поэтому мы всё ещё тут и не прекращаем попыток!.. Чего мы не видели, в то мы не верим... А кона мы не видели, так, Свасти? Побратим его важно кивнул: - А людей, Ментор, мы видели, которые кон видели? - Даже издали нет!.. - А слышали тех, кто слышал про таких?.. Скорбно и саркастично покачали головами все трое. Карат пожал плечами, он тоже не видел и не слышал про таких: - Джокера не было, Густав. Ни у кого. Суприори тоже не удержался почесать языком: - Тут нельзя утверждать, друзья мои, что Джокера никто не видел... Нельзя утверждать, что никто не создал... Но вот, что никто им не воспользовался, на нашей памяти, это можно. А мы картёжники, Густав, да. А ты - нет, кстати, Густав. Ты к нам не приходишь. И зачем тебе проклятая колода? - Приду, - ответил он, недобрым взглядом сопроводив. Раскаркались, вороны, будто кто спрашивал их. В свете услышанного, Густав перестраховался, как мог. Встреча не только назначена в постороннем, мариковом шатре со срезанной верхушкой, на что подозрительно быстро согласился Буро, но сразу в присутствии жертвы на пирамидке. Разом путь к отступлению и тот, кто станет Джокером. Густав смотрит Джокера в двух шагах от торгового шатра, простёртого к его Собственному Миру. Неужели секунд не найдётся у него, чтобы туда взмыть? Но подозрительно даже не конкретное согласие, а то, что, кажется, Биг-Буро в принципе не проявил интереса к обстоятельствам и условиям. Произнёс своё "га-ран-ти-ру-ю...", что встреча не является для него охотой, гнусаво, занудно и отчётливо, как всегда... Обговаривая детали под скучающим, отчуждённым взглядом чудовища, Густав всё же спросил, а сделал ли кто последнюю карту прежде него. Буро рот изогнул, цыкнул зубом: - Всё ж знают, что нет... Не сделал. Помягчел вдруг, припомнив что-то, и мигом выторговал сопутствующее условие: человек на пирамидке будет с его стороны. - Связанный? - уточнил Густав, поразившись своему быстрому согласию. - Разумеется. "Ого... Думал, я у него в фаворитах... Кто ж это заслужил у Буро такую честь? Меня обошёл... Чем сумел досадить? Ну и долги у людей". А не было никаких долгов. Робкий, застенчивый, скромный Амиго упросил Биг-Буро видеть Джокера. Без никаких колод! И Буро к этому изгнаннику не как к рыночным коллекционерам отнёсся. Спросил сурово, насколько ясно ему, что обратного хода нет ни у годов, ни у секунд. И что можно передумать, пока можно, но нельзя, когда уже нельзя. Что не обязательно и не во-первых сказанное относится к ядам. А течёт безо всяких ядов время жизни и Впечатления, воедино, не разъединить их, не остановить... «Ага-ага, понимаю, согласен...» Техническую часть, Амиго понял так, что Впечатление тринадцатого чудовища храниться в редком состоянии, вроде пара. Бывают такие, или ледышку глотай, или вдыхай пар, в который сразу переходит она. Тут была одна несостыковка, Буро сказал: - Тогда... Тебе нужна защита. Универсальная, дроидская... Пирамидка. Чужая... Не боишься? Я сто из ста даю, что как взойдёшь, так и сойдёшь с неё, но постоять придётся... Но ведь дать что-либо человеку на пирамидке может только её хозяин, ни туман, ни дождь не коснуться стоящего на ней... О, как горячо Амиго его благодарил! Будущий летописец Архи-Сада и континента, да и дроидской сферы! Автор небывалого, двух сведённых словарей - двух эсперанто! Каллиграф необщего дроидского, в котором нет общих понятий ни для каких явлений, но все явления по-отдельности пребывают... Прославившийся возрождением старого вайолет, сказочник Амиго станет Соль названным братом. Её давно беспокоило смутное недовольство при его очаровательной болтовне, лихих, несбивчивых россказнях. Недавно поняла отчего: драгоценности перепутывались с мишурой, а что ещё хуже - возникали на языке его и в листве сай, вокруг зелёного костра, в ушах, и смехе, и тишине - таяли... Пропадали! Как же так?.. Она давно собирала и записывала истории из Впечатлений. Но Амиго не хуже... Лучше! Вначале они не поняли друг друга. Соль начала придираться к нему: "Отделяй, пожалуйста, где правда, где можно проверить, а где ты лично наплёл!.." Амиго услышал как: ври поменьше. И обиделся. Затем понял. Но при зелёных кострах он все равно веселил народ, как взбрело на ум! Наедине же они, задумчивые, начали разделять жанры... Коллекционировать по темам… Дроиды. Дроиды-выдуманное. Древности. Древности-выдуманное... И позже всего, но с особой страстью - нынешнее время, не дожидаясь пока оно отпечатается во влаге ради чьего-то глотка через миллионы лет. Пока пройдёт через достраивающие и отсекающие фильтры выдумок, вплоть до песни на Мелоди, до саги. Бутон-биг-Надир не торговался с мальчиком, потому что увидел будущее его раньше, чем кто-либо и сам сказочник. На просьбу его дважды дурацкую откликнулся, на неподдельную страсть, трогательную имитацию морской вежливости, преодолённую боязнь, очевидную. Амиго твёрдо верил в некую связь Джокера с Лакричной Аволь! Втемяшилось ему, что вернувшийся тринадцатый побывал за Двумя Дверьми! - Ну, нет же! - повторял Буро, воздевая руки, с баса на стон переходя. - То, тайна… И это, тайна!.. Вот и примстилось тебе! Нету связи, не-ту!.. - Пожалуйста! Биг-Буро!.. Уважаемый! Бутон-биг-Надир!.. - и всё по новой. - Аволь где-то могла отпечататься, во Впечатлении его, совсем в древности! Я запомню его, лицо, нерафинированный, цельный тон его Впечатлений, узнаю, встретив ещё! - Оуу-уй!.. Если б ты знал, что болтаешь!.. Вздор какой!.. Узнаешь... Для того соглашаюсь, - проворчал Буро, - чтоб закрыть тебе ложные пути... Соглашаюсь. Соль будет рукой, Амиго душой и голосом, а Биг-Буро неисчерпаемой сокровищницей этого триединства летописцев. Густав же стремительно приближался к тому, чтобы превратиться в несколько коротких строк. Золотым коктейлем с тенями угощал его Хан-Марик в этом шатре на задворках. Свет пасмурного дня льётся сквозь косо срезанную верхушку, из-за чего не посредине, а в дальней части оказался загодя Густавам поднятая пирамидка, окружённая коническим маревом. Над тонким как игла, светящимся остриём стоит человек. Маленький изгнанник. Руки не связаны, узнав кто, Густав счёл лишними такие предосторожности. Странновато, не гут... Биг-Буро хочет придать огласку похищению и осложнить ему контакты в Архи Саду? Попросту вытеснить, изгнать оттуда? И снисхожденья к случайному человеку Буро не проявил? - За что платишь так? - мельком спросил Густав пленника. Амиго честно, без паузы ответил: - За любопытство. О, под этим может скрываться самое разное, неоплатное, неисправимое в том числе... Тогда не удивительно. На полу брошена та же огромная, жесткошёрстная шкура, разбросаны те же бутылки, пустые. Курительницы подготовленные. Одна крупная вещь до поры не заметна ему, не оружие, но загадочная штука. А Буро в неё смотрелся как раз... К созревшей, как плод, ненависти прибавлялось ещё раздражение на нерешительность, охватившую его. Не только для Густава, и для Буро вчерашний день прошёл с весёлой безуминкой, в кругу нефальшивых друзей... Планы не спутав, взбаламутив настроение. Буро попомнил Клока. Некому задурить Чудовищу Моря мозги ответственностью, за что неответственен, но что-то заставило его придержать открытой уже захлопывающуюся дверь. "В щёлку сумеешь просочиться, скользкий комодо, я не огорчу Марика твоим исчезновением, заслуженным тысячу раз! С Сомой договоримся как-нибудь..." - Желаешь взглянуть, - не оборачиваясь, бросил он, - на успехи твоих предшественников, Густав? Отчего не взглянуть... Внутренний раздрай Биг-Буро происходил от праздника, что устроили ему вчера изгнанники Архи Сада. Они и охотника искали, отблагодарить не на словах, а на деле. Не могли найти. А так у них получилось хорошо! Процессией шумной и яркой они протекли скввозь ряды, с подносами, с плодами, подарками от сада, личными дарами. У кого, что нашлось. Ни один не пришёл с пустыми руками. Никто без танца и песни. Изгнанники озарили Южный и мрачновато начавшийся день. Увешанные гирляндами из жёлтых цветов, облетающих быстро, но таких многочисленных, что путь от рамы до его шатра покрыл благоуханный ковёр. Площадь они засыпали благовониями, принесёнными с собой, и Карат, проходивший мимо, улыбнулся знакомому перечному вкусу... Техническую химию добыв, они разбавили её и приспособили для сугубого удовольствия, молодцы! Другие, незнакомые цветы, неувядающие цветы-метаморфозы и любимые Псом орхидеи украсили полог. Селена с Изумрудом шли скромно в конце процессии. Биг-Буро таким образом довелось познакомиться со Злым Владыкой Великого Моря. Слишком разные. Оба - древние существа. Не поговорили толком, но обоим было интересно. Где охотник Буро не знал, позвать не мог. Короче, повезло. В кои-то веки Мелоди не купленный, не нанятый, с любовью и благодарениями пришёл к нему! Из коллекционного много выпили, площадь ожила, притягивая местных вельмож, гостей и прохожих... И вот близился вечер следующего дня. Буро отогнул край шкуры, достал из тайника в земле пуляющий ларец, приспособление для заядлых, мнительных картёжников, тасующее и сдающее карты. Тасование отключил. Оставил ларец над тайником стоять. Завёл обычную механику на полную пружину и отошёл от неё. Ларец щёлкнул, раскрыл боковые прорези... О, дроиды светлые! О, небо и море, сколько же их?! Когда они кончатся?! Ларец с незаданным ему числом игроков и площадью стола разбрасывал, пулял карты по кругу на всю площадь шатра. Номерные и проклятые лица. Ими можно было иллюстрировать подряд перемены мод и стилей рыночной жизни, историю эпохи дроидов можно по ним изучать! С обычной, линованной ромбами рубашкой, которую, чтобы не путаться выбрал Густав, и скупать недостающее по случаю. С рубашками однотонными и расписными. Обманными, будто полупрозрачны, и видно лицо у карты. С рубашками, которые и в руки взяв невозможно отличить от инкрустации перламутром и драгоценными камнями, так хороша голограмма! Угольно-чёрных рубашек больше всего, с древними символами смерти, мрака и колдовства. На пепельно-серых сидит паук. Здоровый, мохнатый. Владелец - паук. Колода - паутина. Снова чёрные, мраморные... Снова с пауком... Густав начал считать их, однотипные и воскликнул: - Она полная, колода! Дособранная!.. - Да?.. - усмехнулся Буро. - Только эта?.. Шкура и весь шатёр оказались покрыты слоем карт. Пошёл второй слой, третий... Густав бродил по нему, как лунатик. Очнувшись, поднимал, разглядывал... Те же чудовища из других Впечатлений. Отличаются ракурсы. Гарольд один и тот же из мрака волн поднимается, чтобы ужаснуть и пропасть. И юноша Кит. Валет не менялся. Есть ли причина тому, и какая? А тому, что Биг-Буро устроил это шоу? Последнее предупреждение. Не нужно обладать богатой фантазией, чтоб представить себе, что и этих карт коллекционеры надеялись на какой-то другой финал. Что плотно склеенный брусок его кона с большой вероятностью отправится в этот ларец. Понял бы и слепой, опоённый оливкой. Отступись. Буро не ждал такого исхода. Его и не случилось. Биг-Буро наполнил курительницы, отдающие Впечатление паром из вытянутого, стройного как ваза медного кувшина, поджёг стружки. Четыре штуки. Тыквы горлянки напоминали по форме, с ободками отверстий. Нижний резервуар побольше, в нём собственно связное Впечатление, верхний поменьше, где-то треть предназначен для морской воды. Она превращалась в пар медленнее, тяжёлый как морские туманы. Она дробила и прижимала к земле основное зрелище. Приспособление для гурманов. Чтобы пить одно Впечатление, а ногами стоять в другом. Или сидеть, как отрегулируешь. Одновременно, с наложением, всё равно невозможно смотреть, но интересный эффект получается. Земляной пол, карты разбросанные заволокло туманом. Колыхаясь, он начал подниматься, но испаренья морские разбили его до прозрачности и задержали. Воздух в шатер становился поперечно полосатым, сырым. В этом тумане Густав и обнаружил, что не на пустую стену любовался Буро, лишь бы на него не смотреть. Срез тумана… Там было зеркало, стекло. И отражало оно лишь туман. Его - нет. Пирамидку - нет. Немного - Буро. Густав запрокинул голову... "Лепесток" из Великого Моря... Как те, что используются за ножи. Как те, в которые смотрелись собранные им чудовища. Выстой в три человеческих роста. Сколы по краям. Неидеальна поверхность. И её коснулся океан. "Дроиды светлые, кто и как смог притащить эту громаду на Южный Рынок?.. Или Буро создал подобие не пирамидке?.. Зеркало - Пятистенок Файф..." Да, вертикальное, пять граней, никто не правил его грубые, страшно острые сколы. Инструментов нет для такой работы. Буро подошёл к стеклу ближе, золочёные дуги короны отражались разбитыми будто рябью, но куда отчётливей всего остального. Вместо лица - пятно. Подол одеяний под туманом виден до малейшей бисеринки. - Лезвия да скребки… - к Густаву не обращаясь, проговорил Буро. - Не используют лепестки как зеркала. А они - необычные зеркала... Зачем, с другой стороны?.. Повыбрасывать всякое старьё давно пора. Не собраться. Бывает, заваляется в кармане какая-нибудь ерунда, вынешь, повертишь, покрутишь и обратно опустишь. Так и сживёшься за годы с ней. - Глубокий кармашек! - Разве? От первого игрового ряда до сюда вот, разве глубок? Для колоды карт, такой внутренний кармашек. - Для меченых, для козырей? В рукаве кармашек?.. Густав грубил, ему было не по себе. Отчего непонятно. Стопы обмывало Впечатлениями разных морей, просто морей, ни яда, ни запретного, ни монстров. Видимо, антураж. Заметив свою грубост, он немедля сменил тон. Исправиться лучше вопросом: - Биг-Буро, а ты задумывался, откуда такие лепестки в океане? - А ты что, не пил предпоследней эпохи никогда? Дома ж строили из них. Размером с горы. - Точно! Видел, но не соотносил. Обычно - ножики с ладонь. Не осколки получается, брызги. - Да... Этот тоже по-своему ножик. Отрежет Джокера от Неджокера. Из середины его жизни. Сальвадора от Несальвадора... - Зеркало видит Впечатления в тумане? Отражает их? - Нет... Ты увидишь... В осколке, как положено... Как и собирают их, как узнают... От сырости в шатре становилось тяжело дышать. Грудь растягивалась тугой резиной. При нырке легче, там сразу вдох и выход становятся настолько протяжёнными и ровными, что незаметно один сменяет другой, их там и не замечаешь. А тут - удушливая тревога. Биг-Буро стоял рядом, не смотрел на Густава и, похоже, не хотел, чтобы на него смотрели… Плохой знак. Для всех хищников, сохранивших хоть что-то человеческое, общая привычка... Со стеклом, с лепестком разговаривали. Густав в виде контуров за слоями тумана. Буро - очертанья в короне. Глухо и нараспев, без выражения, Биг-Буро обещал это, он повторил свой рассказ. Про тринадцатого. Сократив, сколь возможно. Без пауз разворачивающийся он содержал, тем не менее, столько внезапных конкретных штрихов, что делалось жутко. Густав решил, что Буро, известный мастер хитрых словес, выдумывает, мороку нагоняет, красуется перед самим собой. Но когда дошло до Гарольда, вырастающего из волн, не способного выйти на берег, до пены с его клыков... Буро дёрнул щекой, осязаемо прямо... Словно пена попала!.. Захотелось что-то сказать вслух, перебить этот морок. Хоть глупым вопросом… - Он кажется неодолимым... И неизменным... Гарольд имел что-то внутри? Жизнь?.. Кроме бури... - Как сказать... Он был к тому времени чем-то вроде Падающего Факела. Останки, уплотнённые до свечения. Вечные, как вот лепесток стекла... Падающий, Пожирающий Факел... Идущий, падающий на сушу... - О, знаю, в Архи-Саду видел... Неживой голос Буро. Глухой. Мимо обращённый: - И этот сейчас увидишь. Комодо... Подпрыгни, или сойди... Густав не успел, не понял, куда?.. И не увидел под туманом. Резким рывком Буро выдернул шкуру из-под ног, заставив его упасть, кувырнуться. Поднимаясь, застыл... Как держал бы зверя за шкирку, Буро приподнял шкуру, в его кулаке она казалась живой, агонизирующей, извивающейся в тумане. - А?.. Пламя?.. Неугасимый Факел Морской?.. - сказал он глухо и мимо. - Узнаёшь его, комодо?.. Да!.. Он узнал! Как в кошмарных снах, снизу вверх он смотрел на косматые, жёсткие патлы!.. Секунду назад мнимость, чужие россказни... А он-то всё удивлялся, кто по недоразумению создал такой неприятный артефакт? Ненависть создала, предательство и Великое Море. Туман охватил изнанку, густая прозрачная слизь начинала сочиться. Буро стоял в ней, и шипение раздавалось под его ногами… Шатёр был переполнен и переливался проклятием Горьких Холмов, туманов воды Гарольда... Защищён от неё единственный, кто в этом нуждался, Амиго. Изгнанник на пирамидке не отражался в высоченном стекле лепестка… Остальное - да. Там… Буро развернул с глухими словами: - Туда смотри, комодо. Там будет твой Джокер. Чёрный Дракон рычал за плечом Густава, но Буро, - "га-ран-ти-ру-ю", - пальцем к нему не прикоснулся. Ткнув, в отражение смотри, больше не прикоснулся… Густав долгие годы загонял себя в эту ловушку. Всё удавалось ему, удалось и это. От зачина до Джокера проклятой колоды. Мог ли теперь не смотреть? Мог ли отвернуться на последнем этапе? Косматая шкура, жёсткая как гневное море… И курительницы не для людей наполнены, подожжены, а для неё. Её напоить... Буро ударил кулаком многотонное зеркало лепестка, так, что оно развернулось, сквозь туман свет пирамидки стал отражаться в нём. - Лучше видно? - глухо осведомился он. Отступая, Густав оказался в двух шагах от собственного торгового шатра и Черный Дракон пропал. Впрочем, дело не в дроиде, а в упрямстве. Одной рукой Буро опёрся о тент за спиной у Густава, эта рука так и осталась там, проклятье. В другой, левой руке сочилась слизью, извивалась над головой поднятая шкура. Шкура Гарольда... Отчётливо в отражении, а он нет… Будто его нет, проклятье. Буро встряхнул шкуру, слизь брызнула сквозь туман, и Густав увидел, что она разъедает дорогую парчу, капли, брызги, шуршат… Лохмотья с бисером вперемешку... Вздрогнул, осмотрелся, он невредим, проклятье. Что-то не радует... А Буро, словно не замечал, смотрел на шкуру, на кулак сжатый, наверх, в отражение. - Их много у меня... - неживым, глухим голосом протянул. - Не меньше, чем проклятых колод... Чем везунчиков, прошедших Горькие Холмы, и не внявших Чарито... Все настоящие! Но эта - та самая... Его... Он был неплохим юношей, Гарольд... Неумным, но прямым. Року, вальту он был предан. Достойное уважения качество. И человеком был громадный, как медведь. Рок предал его. Не потом, однажды, а изначально. Использовал и предал. А от самого Рока и шкуры не осталось. Понял, к чему я клоню? Комодо?.. Не знаешь ли на нашем Южном подобного человека? Густав, опершись спиной о железную руку Буро смотрел молча… Как эта чёртова слизь превращается в водопад… Как сейчас утопит его в окончательном омерзении…. Но Падающий Факел шкуры притягивал лишь самого Буро. Вился, бился в поднятой руке, истекал… "Он одержим этой историей, - подумал Густав, - он тоже пробовал корень проклятого Впечатления и тоже борется с ним... Он безумен... И я, что пришёл сюда..." О, нет! Бутон-биг-Надир был, наверное, единственным существом, не имевшим надобности бороться!.. Бояться, бежать как огня, ха-ха... Пройденное сто раз. Выше поднял, снова встряхнул шкуру и глухо в отражение договорил: - Не за то получаешь Гарольда, комодо ненавистный земле и небу, - и мне! - что вывел изгнанницу. А за Марика... За того, кого продал. Змеиная сущность твоя... Джокера не получают за благое. Смотри, комодо, бери свою плату... Смотри! Во всей красе, каков был он, Джокер!.. Смотри же!.. И накинул на плечи шкуру. Густав всё ещё не понимал. Он старался держать голову повыше, подальше от чудовища, вдыхая. Думал яд там, в тумане курительниц, или в тенях, истекающих от изнанки. Но не было там яда для него, и Джокера там не было. Что мог, он имел уже, тронув проклятую воду. Только морской туман, только Впечатления волн, глубин, морей. Буро вдыхал их и преображался... Шкура впиталась в его рваный, разъеденный наряд и облетала клочьями. Оттого что Буро сильней! Однажды выиграл, впредь - не испугается! Он выглядел, как атакованный пчелиной стаей, клоками летевшими на него, впивавшимися, собиравшимися в стог, но строг разметало ветром... Густав смотрел в стекло... Почему всё тёмно-красное?.. Пылает медью... Как Эми-Лис на плато... Пылают зеркальные сколы, бросают отсветы на рвань под ногами Буро... Как он уродлив, дроиды... Гут, гут, смотри!.. Некуда, незачем свернуть с вершины... Ноги-тумбы... Слоновьи, круглые. С наплывами изуродованный кожи над ними. В пятнах кусающей шерсти, в склизких, на этом уродливом теле, как в утренней пыли погибающих тенях, яд, яд... Шары коленей... Под атакующим, ядовитым смерчем стальная кольчуга из крупных звеньев, перевязь огибает туловище несколько раз... Что за странный нож на ней?.. Почему всё красное? И сыро и жарко... Как Лалы на мне, я - как в океане... Всё сделано из горящей меди... Даже марево торгового шатра - медное... Даже человек в зеркале лепестка... Всё из меди. Раскалённой меди... Храбрый, холодный и циничный, готовый к любым неприятностям, внезапным в том числе, Густав первый раз в жизни видел, как неукротимо пылает его Огненный Круг. Омерзение… Брезглив, единственная слабость. Ускорившись, Огненный Круг, как расширился, как задевал обо что-то в горле... О мертворождённый крик? Густав молчал. Он досмотрит. Смотрел. Медный огонь без Густава, заслоняя Густава, горел в лепестке. Чудовище, озарённое им, горело… Оно повторило, глухо смеясь: - Наряд его не очень, да? Что же лицо? Лицо получше будет... Глухие слога отсекались, словно Буро шинковал что-то, бамбук на короткую сломку. Свою ненависть шинковал, по кускам отдавал, и бамбук кончался… - Смотри, комодо! Джокер!.. Венец твоего везения, комодо! Горел... Как Эми-Лис... Понял... "Однажды твоя судьба найдёт тебя, и лицо её будет ужасно..." По кольчуге текли ручейки позолоты. Захлестнул и высокого Буро серый, рваный туман. Ярко и мертвенно белели дуги короны... - Ах, я забыл! - смех Буро был ужасней его уродства, - Джокеру нужен шутовской колпак, а вовсе не корона!.. Смотри, комодо, грязный, как все ача! Гнилой изнутри, от гнилости светящийся, Падающий Факел моря!.. Освети нас получше! Страшно, да?.. Не бойся, я сказал, что не трону тебя. Посмеёмся вместе над Джокером, извращённой тварью морской... Белая, русальичья рука в отражении взметнулась и сняла корону... Не корону, обод сняла... Лишь его, широкий, украшенный опалами. Остались дуги короны... Остались рога... Страшные, незаживающие шрамы шли от них по лбу. Брови рассекали... Густав смотрел: на белизне всех кошмаров ночных, на загнутых бивнях Гарольда… Лежал, играл, вздрагивал медный свет его ужаса. Буро наклонил голову: - Красивый? У Джокера колпак? На затылке тускло блестели кровью заплывшие мёртвые глаза. А между бивней на макушке - провал. В безмолвном рёве чернел провал пасти с опавшими, рваными губами. Огоньки дроидов метались в нём, не в силах исцелить. Сердце рвалось на свободу, прочь из человека, от глаз на это смотрящих, прочь, прочь. Огненный Круг бился, задевая уже не о крик в горле, о лязгающие зубы, сотрясал тело, хотел остановиться. Буро оттолкнул его, железной, каменной рукой в спину: стой на ногах, комодо, что случилось? Не этого ли искал?.. Толкнул и поднял голову… Уже стояли они лицом к лицу… Трещины пересекали его лоб и скулы. Губы разошлись... Клыки рассекали щёки, бивни рогов задевали стены шатра... И миндалины глаз, разъехавшихся, косящих, сочились кровавыми огоньками. Их свет обжигал. Дышать нечем. Мёртвый голос Буро стал шепеляв и уродлив, с трудом там где-то ворочался язык, но горечь вознеслась и над этим уродством. Скорбь. Горечь. - Гарольд дорого встал мне... - выговорил Буро. - Подороже, чем тебе проклятая колода, моих старых приятелей лица... Безумцами были они, безумцы и тревожат их несчастную память. Дорого... Хороший колпак у Джокера, весёлой карты? Нелегко мне жить с этим... Но с тобой бы не поменялся! И на день, и на час!.. Стократ лучше, таким быть, но не как ты... Комодо, недоверчивый Густав!.. В лицо мне смотри! Получи заслуженного тобой Джокера! «Сейчас я умру...» Полог шатра отлетел, от вопля задрожало многотонное стекло лепестка, затряслось отражение в нём. Треснуло! И чудовище, и непереносимые рога, и на них медное пламя... - Буро, нет!!! Назад!.. - Он продал тебя!.. - Буро! - Продал!!! - Назад!!! Буро! Моё! Прочь! Не прикасайся!.. Вихри. Вопли. Свежий воздух, о... Медная тьма... Серые мариковы глаза, пожелтевшие от гнева, как грозовая туча...