Глава 99. "Испытать... Попробовать, испытать... Удостоверится, что на любом пятачке сухой земли доступна теперь эта способность..." Олив вышагивал побережьем. Рынок его практически пуст. Но слава его осталась при нём. Скоро всё закрутится, всё начнётся сначала. От крупных, круглобоких валунов до тумана дроидов шла полоса прибоя, открытой воды. "Почему-то туман не набегает?.. Ночным затопит скоро... А дроидского нет. По какой-то неведомой причине... Да и чёрт с ней. Испытать..." С этой мыслью не пересекаясь, чередовались другие, сиюминутные: "У них пропала Селена... Бест приходил... Да, пропала. Как можно сказать, пропала, если известно где?.. Не потерялась, не погибла... Известно, где, а неизвестно как выйти оттуда... Было бы возможно такое в эпохи до дроидов? Потеряться, зная где?.." Бест приходил, ему нужны были очень специфические альбомы, - за альбомами к Оливу? – да, книги по лабиринтам, а это морская тематика. Дроидам не всегда Великое Море было недоступно. Они отступили. Чёрные Драконы и Царь-на-Троне имели относительно него свой долг и выполняли, платя массой ограничений. Другие - отступили. Они колонизировали его сначала, пытались "изрыть лабиринтами". Не трубы, но что-то вроде течений для дроидов, вроде областей с иным полем. Получались невозможно сложные структуры, страшно ограничивающие аспект взаимодействий. При увеличении проницаемости структуры рушились. Как если б орбиты, самих дроидов, семейства, троны, всё сделать тёрдым. Из стекла... Стекла дырявого… Ещё дырявей… Оно же живое, крутится, невозможно! Дроиды с великого моря ушли, память о лабиринтах немножко осталась. И Бест спросил ещё, так в сторону, о похитителе, не знакомый ли с Южного... Вспыльчивый Олив среагировал незамедлительно: - Бест, как демон морской, я не признаю увёрток! Сказал, не задену твоих людей? На Южном я - за вас. А неудачника эт-того, нет не знаю. Ох, бредовый расклад, и проиграть лучше умному врагу! - Да я ничего такого и не... - Бест, мы плохие. Но мы - очевидно - плохие! - Давай считать, что все люди мои, все на свете? Олив хохотнул, сверкнул клычками: - Ну, уж нет! И на память я не жалуюсь! Помню вас, помню свои слова. Если хочешь иммунитет для нового изгнанника, приведи и по-ознакомь нас. - Что такое иммунитет? - спросил Бест, не стеснявшийся показать свою в разных областях неосведомлённость. Олив объяснил, добавив: - Я монстр зеленокожий?.. Но я и как бы врач... Оу- ха-ха-ха! Знаю специфику. - И что, возможен при нашем устройстве иммунитет от теней? - Для людей нет, для чудовищ - да, конечно. Другие присущие тени. - Но ведь они несут свою тягость?.. - Так жизнь у-устроена! Поболтали за жизнь. Помочь в результате Олив не смог советом, но обещал подумать. Разумеется, отправил к Биг-Буро. Меряя отрезок побережья широкими шагами, как с камня на камень он перешагивал с мысли на мысль. "Опробовать превращение… Пропала Селена... Мурене подруга... Чёрный владыка, несправедлива жизнь... Опробовать левую руку на материке… Изгнанница, пропавшая за рамой... На чём-нибудь... На ком-нибудь... На ком?.." Недавно он виделся с Шершнем, торговля возобновляется, никаких подстав. Задаток получил, пустячный. В море, довольно полезный, на суше - декоративная фишка. Жидкий огонь. Как тот, из бурно испаряющихся теней, что в шатре Демон тогда при Густаве разлил. Сухим горохом шуршали они в кисете, затянутом алым шнурком, нэцке-противовес на поясе. Олив подозревал, что муха-нэцке не просто артефакт, пробки распадающиеся бывают... "Никаких подстав, говоришь..." Но ему лень было подозревать... Что там может быть? Вызов ему в виде шутки: справится или нет? О радикальной перемене статуса Олив не сообщил. Нет вопроса, нет ответа... Между тем, это многое меняло... Изгнанник, ему теперь не нужно терять присущие тени, чтобы превратить кого-либо, не надо раму пересекать. Демон с фасеточными глазами утомил его. Шурша кисетом, Олив гадал, а может ли призрачное пламя скрыть острие пирамидки от самого Шершня? Превращал ли в принципе до него какой-то изгнанник Морское Чудовище? Не планировал, пока так гадал. Шершень очень сильный противник, злопамятный, терпеливый, промахнуться - смерти подобно. Опробовать силу левой руки, на опостылевшем компаньоне, мысль соблазнительная... Удачный старт на долгие годы... Волнение на море усиливалось. Разметало туман, нагнало пены. Олив шёл и поднимал пирамидки, клал по камешку. Шёл обратно - снимал. Длиннополую одежду трепал ветер. Картины Собственного Мира нет-нет, да и возвращались. Жаркие... Олив ёжился, от того ли, что связь прервалась, ли от ветра просто, где-то невдалеке холодное течение воду выносит с глубины, но ему хотелось завернуться, укрыться... Меховое, тонко-вспененное что-то купить? Или самому сделать как раз, на пробу? Одна пирамидка осталась светиться, поставленная низко между камней, когда Олива окликнули. На расстоянии, а не вплотную подлетев, проявив вежливость таким образом, к нему приближался «голубь», посыльный Южного Рынка, таял Белый Дракон. Браслет яркий, полосатый выше правого локтя, проиграл или задолжал кому-то год службы. Внешне - не их породы, охотно идущих в прислужники, в посыльные, юрких, общительных, на язык и на руку нечистых. Олив - зеленокожая знаменитость, берег моря не лучшее место для пеших прогулок... Выражение решимости на лице высокого, светловолосого парня, как и учтивость, свидетельствовали о присутствии духа. Свидетельствовали в его пользу. Другой бы, не заморачиваясь, бросил письмо с дракона, издали, что требуется, прокричал. Но этот упрямо приближался в тумане. "Славный малый, - подумал Олив, - небось, на рынке уже искал, решил круг сделать, и вот он, я..." Побережье находилось за ущельем, под дальней стеной Оливкового Рынка. "Славный, храбрый. Интересно, защитит его судьба?" Человеческая сущность угасала в нём, чудовищная забирала власть. День ото дня. Это не обязательно утрата внешнего обличья. Его станет хранить. Вспыльчивость обуздает. Установит и себе, и другим правила чётче прежних. Его станут меньше бояться и больше ценить. Олив займёт не рядовое, а первое место рядом с Буро. Утратив, пугавшее многих, - но впрямь ли худшее? - качество весёлой непредсказуемости. Своеволие хищника, балансирующего между раскаяньем и безалаберностью, увы, нарушен баланс. Ни в свою, ни в чью пользу. В пользу холода и немоты. Олив развязал кисет, горсть пустотелых горошин сжал сильно, и прежде, чем стали взрываться, швырнул между собой и посыльным. Звонко, не скача по камням, а растрескиваясь, они сделали "пшшш!.." и выбросили языки пламени. Внутренние перегородки лопались, морская вода набрасывалась на маленькие тени, бурная их борьба рушила надколотую поверхность. Полупрозрачное, нежное как глубоководное зарево, как легенда об Обо-Аут, Лакричной Аволь, пламя текло, покрывало валуны, заполняло, примешивало своё сиянье к туману... Но багровый свет возрастал в нём, голубой леденел, ветер резче колыхал языки и они не текли уже, как звери привязанные бросались. Посыльный дрогнул, остановился. Но Олив и сам оказался стоящим посреди пламени. Голову склонив, кисетом играл и ждал. Парень принял вызов. Олив угадал, год службы был им проигран, теперь - на слабо. Унизительные и мелкие задания он бы отверг, а опасные - сколько угодно! Волны набегали всё дальше, захлёстывали берег. Туманное Море дроидов покрылось рядами пенных барашков, во что-то такое Олив хотел завернуться от стужи, той, что внутри... Шипели волны, ползли на гальку, об валуны разбивались. Олив с трудом различал, точно зная куда смотреть, тонкое голубоватое острие. Не видя, куда ступает, посыльный шёл к нему. Сухой земли почти не осталось под пламенем. "Сейчас волна раскатится до пирамидки, и всё..." До высыханья земли станет безопасна. "Доплеснёт сейчас... Или уже пены набросило... Судьба защитит его". Фатум. Следующий шаг пришёлся на гальку между именно тех камней, на пирамидку. «Голубь» попался. Побледнел ли не видно, а видно, что стукнул с досады об ладонь кулаком. "Славный... На Пса смахивает". Олив приблизился. "Свиток возьму, вместе и за руку сведу..." - На словах или письмом? - поинтересовался он ровным, обыденным тоном, словно ничего особенного не происходило, в рядах Южного словно они. - Устно, - ответил парень и кашлянул. Посыльные, "голуби", "почтальоны", они имеют и внешние знаки отличия, и формулировки заданные, и во многих случаях - позы, жесты. Чтобы не вмешивали их в ситуацию, чтоб на расстоянии подчеркнуть, что они не из противостоящего лагеря, а посторонние люди. Попавшийся, на свою беду, парень воспроизвёл такой жест, "глашатая", поднеся руку к губам, будто горн держа, знак подчёркивающий "это не мои слова". Он не успел их произнести, потому что, жест медленный, живописный, и Олив понял кое-что... Не Демона он испугался... Для первого раза он хотел не из кого-то особенного сделать артефакт, а артефакт - особенный... Особенный... Человека. Статую, копию. Имя Селены крутилось в уме. - Слушаю, - сказал Олив и, перебив сам себя, вскидывая руку, спросил вдруг. - Этот с тобой? На белую точку дракона в тучах. Парень обернулся... Занесённая, бледно-зелёная рука опустилась над его головой ладонью вниз. Ладонью вверх, всемирную тяжесть поднимая, вознеслась... Олив присел на корточки, осторожно убрал торговую пирамидку, прижав до земли. Выпрямился и отошёл на шаг. Копия в рост, перламутровая Селена стояла пред ним в тумане на камнях. В слабеющем, демоническом пламени. И волны уже добегали до неё... О материале Олив не подумал, только о форме. Не учёл. Зато форма воспроизведена в малейших деталях. Тонкие руки, изящные кисти, защитные фенечки, браслеты... Складки ткани настоящие, мягкие, чётки в руке раскачивает ветер, длинные, до земли... Никому показывать не планировал! Ни Беста оскорбить, ни, - в страшном сне! - Изумруда. Олив следовал порыву: создать нечто особенное. Не он первый, не он последний. Сколько чистых хозяев потратили единственную попытку впустую на невозможный живой артефакт - человека?! Вечер хмурый... Сильный ветер трепал одежду и белокурые волосы статуи. Ветер сырой, брызги, и серый, тяжёлый туман морской, за пределы огоньков на сушу выходящий... Складки платья расправлялись, размывались... Как и босые ноги статуи... Она получилась соляной. Олив смотрел на эти босые ноги, как багровые всплески пламени лижут их, как будто пламя уничтожает её, а не сырость. Где-то над морем, начался дождь, темно, тучи отдельной не различить. Только огонь ещё подсвечивает берег. Брызнул дождь, порыв ветра отбросил белокурые волосы с лица статуи. И Олив увидел то, что должен был сразу увидеть. Он хорошо, распрекрасно сосредоточился, превращая... У статуи было лицо Эми-лис-Анни. Она стояла в пламени как живая, одушевлённая им. Из горькой соли сделанная. Ветер и дождь смазали распрямили пряди волос, бусины чёток, все, что было тонко в ней. Лицо за плещущими кудрями больше не скрывалось... Олив смотрел, смотрел и проклял себя. Так, что все проклятия сбылись. Сколько человек встретит эту же смерть на этом же берегу... Не остановится, не смирится, ни в чём, кроме соли, Эми-Лис Олив не воспроизведёт. Но в минуты худшего отчаянья, придонной тоски, когда не помогает ни что, желая увидеть это лицо, он будет повторять бессмысленную охоту снова и снова. Олив вернулся утром. От статуи осталось что-то вроде оплывшей, соляной пирамидки, поймавшей его самого. Послание-то от кого, о чём было? Глава 100. Со дня утраты, со дна Великого Моря до туманных низин материка и шатра Биг-Буро, где бы ни был он, Беспятый Дзонг-Ача огромным радаром однонаправленных мыслей устремлялся к Гала-Галло. К моменту торжества мести, осуществляемой способами, мыслимыми и немыслимыми. И точно также вниз смотрели из Гала-Галло, не уступал его видениям апокалипсис, ожидаемый ими. Два грандиозных радара вычисляли друг друга излучениями ужаса и ненависти. Две пустышки. Два мыльных пузыря. Как же судьбоносны бывают нежданные встречи! Как же обыденны долгожданные. Насколько ничтожные причины подталкивают к началам и к развязкам... Дзонг-Ача не ворвётся всеуничтожающим смерчем в Гала-Галло, как однажды на Файф. Не разнесёт его в хлам и не присвоит обратно. Не доберётся до рассчётливой Мадлен. Гибнут всегда рядовые. Генералы набирают новых, передают им старую ложь и старые тюфяки. Оружие? Как бы ни так, оружием и мужеством, амуницией - сами запасайтесь, сами... Гала-Галло останется под началом Мадлен пристанищем беглецов, трусливых, богатых снобов. Влияние его со временем даже возрастёт. Мема будет её правой рукой. И Котиничка останется живой легендой, инфернальным ужасом Великого Моря. А с Крохой, рядовым, главным исполнителем, не совершившим ничего, Дзонг столкнётся нежданно и так обыденно! Стиль Густава лёгкий, спонтанный, проявлялся и охотах завершающихся без него. Распространялся и на случайные приманки, которым не знал настоящей цены. Надежды Биг-Буро на сообразительность и благоразумие охотниц оправдались не вполне. Во-первых и в главных, живя открыто, в гуще событий и лиц, он не мог вообразить удушающей тяжести постоянного пребывания в норе. Лазутчики побоку! Это совсем другое! Тысячелетиями прятаться, кого хочешь сведёт с ума. Исчезновение Лести-Чети о многом сказало обитателям Гала-Галло, и ни о чём. Ясно, что всё плохо. Но Дзонг-Ача практически старая сказка... Они даже вообразить его на рынке, среди людей не могли. Морская сказка, подводная... Где Южный, а где чудовища? На Южном демоны моря держались скромно неприметно... Безумная, единственная версия родилась у них, что Густав или кто-то ещё сумел заманить или затащить пропавших охотниц в море, если заказчик действительно Дзонг. То есть, бояться следовало каких-то людей с Южного. А людей галло не боялись, слишком презирали. Это обычный торговец, или необычный, как Буро, с утра неспешно откидывает полог, озирает ряды и потягивается... Он делает так каждый день. Тот же, кто прятался в норе не одно тысячелетие, помыслив о прогулке, либо судорожно разворачивается и начинает, отбрасывая землю лапами, заглублять ходы... Либо выпрыгивает метеором. Мчит, сощурившись, уши прижав, к выбранной цели, а затем обратно с добычей у острых зубах. Так и Кроха провела успешную на Густава охоту. Чётко, быстро, грубо. Шантажируя и подкупая подряд, кусая всех, кого можно. И запрыгнула обратно... О, как она злилась на Мадлен, уничтожившую плоды её трудов!.. Нельзя было проследить?! Нельзя как бы... Они, все они, - полудроиды. Ловушка для Густава захлопнулась, просчитанная ловушка, и жестокая. Что надо было казнить его у столба, у рамы Гала-Галло? Полудроиды не продают билетов на казнь. В крайнем случае - на бой. Кроха огрызалась... Думала, не сбежать ли... Снаружи знобко. В Галло тошно. А Дзонг тем временем, Густаву не представляясь, смешался с посетителями его игровых шатров. В фазаньем наряде, "вороний, - воронёный, то есть, - фазан", костюм имитировал тёмный металл и маска со щелью на уровне глаз. Избрал основным местом пребывания шатёр, где бои-кобры. Шаман был даже уверен, что это Густавом поставленный человек. Где-то да... Дзонг вычислял шпионов, наблюдателей от галло. Естественно, они там были. Не зная, что предпринять, на что ориентировать их, Мадлен требовала мельчайших деталей, описания зрителей, борцов, обстановки, происходящего... В цель с сокрушительной точностью и попала одна деталь. При Крохе доложили: - Ушёл рано, бросил приз в купол теней. И ушёл к себе... - Что за приз? - раздражённо переспросила Мадлен. - Будьте уже конкретнее! - Барабанчик двойной. Металлический. Кроха взвилась! Быть не может!.. Помчалась во внутренний двор. Мало того, что из её беседок Мадлен что угодно брала без спросу, так она ещё и не возвращала, и прошляпила?! Точно, нету! - Тот самый что ли?.. - возвратясь, прошипела она как раскалённая сковородка. - Мадлен, там он и висел, ты обратно не клала? - Ты видела, и не забирала... - Спёр, всё до чего дотянуться мог, спёр!.. Ну и скотина!.. А кто спёр изначально-то? И кто скотина? В "аквариуме" Густава, под куполом с тенями кусачими и смешными, маленьким призом плавал барабанчик Дзонга... Тот самый, что держал в руках Вайолет, в день и минуту, забыть которые невозможно. - Верну! Вот скотина какая!.. Чао, Мадлен! Зверёк выбежал из норы за своей законной добычей. Дзонг почти и не заходил в тот ребяческий шатёр... Тени слишком реагировали на него, выдавали. За входом следил. И за жилым шатром Густава одновременно. Но бой закончился. И день. Разошлись зрители. Победитель, прищуром Шамана сопровождаемый, унёс последнюю в своей жизни победу... Прежде, чем кануть под землю, Дзонг решил заглянуть, выловить не артефакт, но тень. Жевать, перемалывать, переплавлять до утра... Дзонг, большая чёрная птица, "вороний фазан" прошуршал к водному куполу, освещённому лишь фосфоресцирующими тенями, и среди них увидел - его... Из Гала-Галло вынесенный грабителем свой барабанчик. Руку увидел, протянутую к нему с другой стороны сквозь водную толщу. Искажённое водой, знакомое лицо. Быстрей, чем придонный монстр выбрасывает стрекало, Дзонг пробил купол воды и руку схватил... Морские твари и до того метавшиеся хаотично при его приближении, брызнули в стороны, к стенкам ниспадающей воды. Лицо Крохи пропало. Дзонг-Ача прошёл водную сферу насквозь, а Кроха пятилась, отступала... Барабанчик свободной рукой подхватил, пробежал пальцами по звонкой мембране... Сам Дзонг истлел, переродился за прошедшее время, а ему, звонкому - хоть бы что... - Это моё, - тихо сказал он. Ни шипения, ни рокота в голосе. Некому удивиться, до Файф Кроха и помнила его таким. Дзонг перевернул её руку ладонью вверх, поднял до высоты, на какой завершают превращение человека и спросил, прерывисто, в несколько приёмов, как задыхаясь: - Здесь должен... Должен был... Быть иной артефакт, оуу?.. Какой, ооу?.. Ооууу?... Кроха вырвала руку и взвизгнула: - Ни-ет! Нет, Цонг, не должно, не было!.. Цонг, не было, не было!.. Не получилось! Она пятилась к дальней стене шатра, на каждый шаг приходилось "нет!" и "не было!", скорей от ужаса, чем намеренно, восклицания перемежались гипнотическими для обычных людей на вдохе произносимыми "Цонг..." и "уурк...", ускоряющимися, глухими... Кроха, мощный гипнотизёр, не развивала, не исследовала нюансы, возможности своего таланта. Не искала новых путей. Она шла путём прямым и насильственным. Примитивным. Наращивая скородействие приёмов. Чуткость к жертве на уровне: попасть в такт дыхания, подчинить и удержать. Удерживать жёстко, погружая в тревогу, в полу и ли полностью бессознательном состоянии. Когда-то в начале гипнотического, охотничьего пути её голос мог представать десятками вкусов, а в конце, как верно заметил Шаман, - одним, ядовитым окислившимся вкусом медянки отододи. Оглушающим, душащим, как её бросок. Не против Дзонга... Он даже не счёл за агрессию. А когда медленно опускавшиеся веки Дзонга разверзлись, распахнулись перед ней, и слова застыли в горле. - Не получилось? Оуу?.. - тихо спросил Дзонг. - Будь я проклята! Вайолет не перешагнул рамы! Клянусь!.. Цонг, я клянусь!.. "Надир не ошибся... Что же ещё?.. Как узнать, что тогда случилось?" - Я видел твою занесённую руку... Ровный голос Чудовища Моря приобрёл шипение, побежал по шатру, стен достигая, не откатывался в море, некуда. Многократным эхо поднимался, заполнял шатёр... До щиколоток, до колен... Осязаемый... - ...занесённую впустую! - крикнула галло. Проще простого доказать её слова, не хищница, Кроха - чистая хозяйка. Нашарила нож и лезвие его попало в стыки тента... Поле ударило, но прорезала. Сколько удалось. Там, снаружи, на требуемом расстоянии от пирамидок игрового шатра, украшавших, освещавших его, возник её Чёрный Дракон. Ворчание, чешуя... Удары хвоста... Он - там, она - здесь. На самом деле, он возник из-за тумана рыночного, его опасностей. Своими невообразимо красивыми, белками сверкавшими, гневными глазами дроид Дзонга не видел... Судорога от скрытой механики, высокого напряжения её полей свела руку. Галло уронила нож. "Дроид... Последнее свидетельство..." - Впустую... - задумчиво пошипел Дзонг. - Ооу?.. Оооуу!.. Перед гулким возгласом океанских глубин, на эхом голоса, эхом барабанчика, эхом шипящего, нечеловеческого дыхания Дзонга галло тянулась, вставала на цыпочки... Наводнение, потоп... Древняя, незнакомая угроза - захлебнуться... - Дракон ездовой!!! - Кроха ударилась головой в тент, кулаками ударила. - Вот последнее, что я видела изнутри!.. Белые крылья распахнутые! Я уверена была, что он улетел, Вайолет! Отшагнул, улетел! Мадлен после, Мадлен мне сказала, что не было снаружи, что не улетел, чёрт!.. Я не знаю! Я не знаю! - Ооу?.. Морем сотворённое полное преображение... Если сложить и сравнить отнятое им с им же подаренным, в минусе ли останется человек? Такой, без Огненного Круга? Глазами холодными в полном смысле, не как озёра подо льдом, а замедлившимися до естественного видения цветов ледяных, Дзонг не видел в охотнице отпечатка последних секунд любимого, печати дроидских орбит. Да и ничего дроидского не видел в существе охотницы галло. Мелкое, жёсткое создание, далёкое от дроидского, как небо от земли. Это проницательность чудовища говорила ему, а память... Дзонг-Ача смотрел в лицо осколку утерянного счастья, частичке той жизни. Смотрел на ту, невозможно поверить, кто в памяти его вместе с любимым поёт вайолет! Невозможно поверить... С Лести нет, а с Крохой они были почти дружны... Дзонг помнил, два голоса слитых помнил, да... Невозможно... Кусочек прошлого, реальный... Никчёмный... Памятный до боли... Как если бы Вайолет отражался в грязном-грязном стекле. И Дзонг не способен разбить его... Перед ничего не понимавшей Крохой стоял парализованный Ача. Невозможно... Шаман имел обязанность, поднимать пирамидку до утра в соседнем шатре и раза три за ночь проверять, что делается. Он стоял за водным куполом, за немного ожившими, осмелевшими тенями и смотрел на незваных гостей. На галло с голосом медянки отододи. Хищник, он расценил промедление Дзонга по-своему: нет загонщика или заказчика. И раз не подходят пирамидки вокруг, как заказчик - не подходит и Густав... Мягким, кошачьим шагом Шаман приблизился открыто, так, чтоб Дзонг видел его. Как будто Чудовище Моря могло не заметить, лёгкий шаг борца ему - землетрясение. "О, дроиды светлые, вороний фазан без маски!.. Но враг моего врага..." Подавив содрогание от зрелища неспешно опускавшихся век на абсолютно белом лице, Шаман также плавно опустился на одно колено, поднял пирамидку, сбрасывая на неё перстень с руки, встал и негромко спросил: - Господин... Моря и суши... С чем мне вернуться сюда, какой артефакт сделать? Дзонг задумался... Примерно такого момента опасался Биг-Буро, когда опасался за весь рынок, дом и угодья свои... Как задумывается Чудовище Моря, как думают полудроиды под ливнем? Не головой, а всем телом. Водный купол с тенями взорвался! Выстрелил в своды тента!.. В полёте стал паром - холоднее холодного. Обжигающий лютым холодом пар, облетающий ледяными лохмотьями возле тела, горящий от холода. Шаман вполне мог погибнуть, кожа сплошняком засветилась огоньками дроидов. Они метались, но выполнили работу. Пар начал рассеиваться, конденсироваться. Заиндевелые лица Дзонга, Крохи, равно мертвенные... У тента сорвана верхушка. Как резину, как удавку на груди растягивая, Шаман смог вдохнуть. Двигаться не легче... Он с усилием вскинул руки, поднял торговый шатёр. И повторил свой вопрос, какой артефакт сделать... - Последний!.. - прошипел, пророкотал Дзонг, распахивая страшные глаза. - Вот какой... Согласен?.. И себе, оуу!.. Оставь... Шаман поклонился.