/Из записных книжек энергетика шахты/ Нет, я не поэт, я лишь – бытописатель, и всё, что пишу, под подушкой скрываю, чтоб мне не сказали бы: «Ты – оболгатель!» и злобно на всё я советское лаю. А я ведь не лгу, я надежду питаю, что кодекс моральный для нас, коммунистов, никто-то, ни я с ними не заболтаю и будем мы вместе все нравственно чисты. Я с болью пишу, что здесь власть – лицемеры, хотя и хорошего делают многое. Но сами виновны, что нету к ним веры: красивы их сказки, а жизнь-то убогая. И хоть в исполкомах, райкомах, горкомах есть бывшие наши коллеги-шахтёры, они, оказавшись во властных хоромах, морально ущербными кажутся скоро, теряют закваску рабочего класса и делают вид, что им лучше виднее. Себя в помазанники божии красят, а жизнь с каждым днём и скудней и беднее. Об этом пишу я с сердечною болью. А мне говорят, что такое неправда. И я наполняю курортной любовью свою писанину, где дышит бравада.. Но сутью своею она – обвиненье не больше, не меньше, а сущности жизни, в которой мы в розовость красим гниенье при скудном желании жить в коммунизме. Когда с корешами в пришахтном бараке на поминках чьих-то стакан я сжимаю, мне честное слово, идеи до сраки, а с ними и лозунги все к Первомаю. Излиться стихом подсознание просит, а я его к ногтю, в уме чертыхаясь. Но это не антисоветчина вовсе – я в собственной боли душой задыхаюсь. Прости меня, Света, за это признанье, но в соцреализме себя я не вижу. Я не поэт и себя этим званьем сегодня серьёзно себя не обижу. 60-е годы