Беда в Украине. Большая беда! А раз в Украине беда, то беда и в России. На протяжении веков Россия и Украина - одно и то же. Это один организм. Это, как у тела отхватить ногу, или руку: жить можно, но что за жизнь? Многие думают, что в Украине засилье русских. Да, и вообще-то – «москалей». А ведь в России украинцев не меньше, чем в самой Украине. Я сам до седьмого класса был записан в Украинцы (мать числилась в украинцах), хотя отец – казак донской, и никого это не колыхало. Друзья, соседи, сослуживцы были украинцами, бывало, говорили на Украинском, но мы понимали друг друга. В степях Кулундинских было немало чисто украинских деревень, со своим языком, со своим укладом, самобытных весьма, и никого это не волновало. Не по рассказам знаю, не по СМИ – видел и переживал всё это наяву. Что существует какой-то антагонизм, я узнал, пожив некоторое время на Львовщине. Был шокирован тем, что столкнулся с открытой ненавистью к русским. Просто, к тебе относились, как к врагу, узнав, что ты русский. Мне это было не понять. Эта ненависть мне казалась какой-то бутафорской, ненастоящей, опереточной, но довелось убедиться в том, что это настоящее. За три месяца до начала Отечественной войны, подразделение, в котором служил отец (железнодорожный батальон), было перебазировано в только что «освобождённую» Западную Украину. Семьи военным запретили забирать, ссылаясь на какое-то оформление какой-то документации, но всё, что было нажито на Дальнем Востоке семьями, ушло на Украину вместе с эшелоном. Семьи остались в летней одежде ожидать допуска на Запад. А его всё не было. А потом… Кое-кто из начальства тайком исхитрился увезти свои семьи на Запад, что и вылилось в трагедию. Отец,было, уже подготовил нам жильё, но мы, к счастью нашему, не успели им воспользоваться. В первые же минуты войны отцу пришлось отступать, так как, по большому счёту, защищаться было нечем: военные ресурсы были израсходованы в процессе «освобождения» Украины и пополнить их не успели. Только Южная часть фронта смогла организовать отступление, а там, волею судеб, оказался отец. Северная часть фронта почти целиком пошла за колючую проволоку концлагерей. Здесь никуда не попрёшь: наш «гениальный» вождь Гитлером был обведён вокруг пальца как последний пацан. И ещё до появления немцев, семьи, которые были перевезены тайком на Запад, были элементарно уничтожены «западенцами». После дошли до нас слухи, что мой детсадовский друг Женя, был повешен вместе с матерью во Львове. Наши тоже не остались в долгу. Когда отступал наш последний танковый заслон, во Львове его приняли за немецкий арьергард, и встречали цветами и фашистскими знамёнами. А, узнав, что это русские, толпа пыталась их задержать. «И наша колона прошлась танками по толпе, - рассказывал, прибывший после ранения на лечение, друг отца, - а после пришлось отчищать от мяса траки танков». Он-то и рассказал о расправах бандеровцев над русскими семьями. А при поступлении в военное училище многие годы спустя, мне пришлось жить вместе с Романом – бывшим секретарём комсомола в одном западно-украинском городке. Ему пришлось спасать свою жизнь, уехав из родного города: его предупредили, что убьют. «Сомневаться в этом не приходилось, рассказывал он, - были живые примеры!» А это был 1952 год. И с таким же, по сути, положением дел мне довелось столкнуться в 1967 году. Я думал, что кто-то, просто нагнетает обстановку, но это было не так. На майские праздники я был приглашён сослуживцем в гости, в Дрогобыч. И попал с корабля на бал: сестра друга пригласила нас с другом на праздничную вечеринку. А она работала в ансамбле песни и пляски. Ансамбль, надо сказать, пользовался успехом, гастролировал по городам и весям Союза, и было заманчиво посмотреть на него изнутри. Командировка моя во Львов была военная, и, естественно, на вечеринку я прибыл в военной форме. Всё, как обычно: ребята, девчата, песни и танцы, пока меня не дернул чёрт влезть в политику. Нет, я не провокатор: просто, интересно, почему на львовщине русских ненавидят. Правда, я в их кругу ненависти не чувствовал, но на мой вопрос откликнулась хозяйка тоже вопросом, жёстким и в упор: «Вот тебе, москалю, что здесь надо?» Вопрос недвусмысленный и задан всерьёз, и я почувствовал, что эта разборка может испортить праздник, Поспешил отделаться шуткой: «А я полхохла: «у мене бабка була Горобченко!» Назревший скандал удалось смягчить не сразу. «Это не ураинцы, это «восхидники!» А они – «захидники», а это «две большие разницы»: у них - «захидники» - «щирые», настоящие, на востоке Украины украинцы «так себе». Для меня – это дико, для них – это само-собой и сейчас! «И чем все вам досадили? – продолжаю приставать. «При Польше мы лучше жили!» «Может и лучше, да не все! Ежели папаша какой-нибудь капиталист!» «Папаша был крестьянином, имел пять десятин земли, и нас, детишек 8 душ». «А ты откуда знаешь? Тебе тогда и года не было!» «Рассказывали!» Вот и всё! Почему-то наши чада реагируют не так на наши рассказы! В общем, я оттуда выбрался с умом нараскоряку- чему верить, чему нет. А по дороге из Дрогобыча во Львов, в пригородном поезде удалось поконтактироваь с дамой, которая мне добавила сомнений. В те времена первомай совпал с каким-то религиозным праздником, пасхой что ли, и пригородный шёл почти пустой. Я ехал в купейном вагоне (откуда он в пригородном?), и ко мне в попутчики напросилась дама. Не то, что дама, а молодая женщина. Сказала, что видела, как я садился в вагон, и потому пошла меня искать, так как ехать одной в пустом вагоне опасается. Ехать надо было несколько часов, и, естественно, ехали мы не молча. Вот она-то кое-что мне и рассказала. Дама была машинисткой в органах, и знала многое не понаслышке. Сказала, что подполье здесь действует до сих пор, что недавно задержали проректора института, у которого в пианино была встроена рация. Что приходится органам штурмом брать некоторые дома в деревне, что убийства по политическим мотивам не редкость. В общем, напугала меня изрядно. А, спустя два десятка лет, там же, во Львове, встретился с ещё большей неприязнью: таксист, которого я попросил подвезти меня с попутчиком до гостиницы, где есть свободные номера, не захотел со мной разговаривать на свободные темы. Я начал расспрашивать о погоде, а он молчит, как рыба. Я спросил его: не глуховат ли он, а он ответил, что его дело везти, а не разговаривать. Кроме того, привёз нас в гостиницу, в которой не бывает свободных номеров, а для русских априори. Хорошо, что я знал эти особенности, и таксиста не отпустил, не оплатив проезд и оставив в такси второго члена экипажа, (к великому неудовольствию таксиста), и заставил его везти в другую гостиницу, рангом пониже. А там тоже какое-то мероприятие и нет свободных мест, но нам дали адресок гостиницы военной, и там нас пустили переночевать. После, уже в заводской гостинице, я выяснял наши отношения со «щирыми»: оказалось, что в деревне отношения к русским совсем иное, чем в городах - там почти нет русофобства. И на заводе – люди как люди. Причин такого положения дел мне выявить так и не удалось! И вообще, мне как непонятно, почему я должен испытывать неприязнь к людям другой национальности, не зная, какие они в жизни. Стереотипы? Пропаганда? Вообще-то так! Я начал тоже настороженно относится к кавказцам, насмотревшись и начитавшись сюжетов. Отморозки есть среди всех национальностей, и они почему-то делают погоду. Жаль! Вообще-то – «бытие определяет сознание», и как бы я относился к батыевым баскакам в пору империи чингизидов, ответить не могу. Винить Путина, что он бросил русских на произвол судьбы на Юго-Востоке Украины, язык не поворачивается: не сможем мы им помочь. Нам помочь им, просто, нечем! Слабы мы нынче стали волею придурков и предателей в правящей верхушке. Их здорово надули тоже: обещали им светлое капиталистическое будущее в глобальной элите, а дальше порога к себе не пустили: побрезговали такими, явно криминальными подельниками, не дав никаких гарантий легальному сосуществованию. Образумились наши, да поздновато, да и образумились ли? Поняли ли они, что вся собственность, приобретённая за «бугром» на ворованные деньги, в одночасье может превратиться не в их собственность, несмотря на пресмыкательства и предательства интересов России? Кое-кто это уже понял, но толку мало: то, что с возу упало, то пропало, и навряд ли удастся вернуть хоть что-то украденное из России. Оказать прямую помощь Востоку Украине – это получить крупномасштабный конфликт, который для России, в сложившейся ситуации, кончится плачевно! Задача: выйти без больших потерь их этой ситуации, что тщетно пытается сделать наш бедный Лавров.