Какая же прелесть - весеннее утро в деревне. Как можно дальше от назойливой до тошноты городской суматохи, с ее безобразным грохотом и бестолковщиной. Да! Ничего нет, что могло бы так благодатно еще с детства затаиться в душе. Я до сих пор явно вижу, как едва забрезжит рассвет, птицы начинают распевки, словно хор перед концертом. Затем, все дружно смолкают, (дирижер поднял свою палочку) нарастает томительное ожидание, и стоит только на востоке верхушкам сосен вспыхнуть жарким огнем от первых лучей солнца, как птичий хор всей своей мощью возвещает рождение дня. Окна изб охватит огонь, тени резко очертятся и вытянутся, а уставший туман, что дремал в низинах, медленно начинает таять. Над землей поднимается пар, небо озаряется, постепенно заливаясь лазурью, ни одного облачка, все вокруг наполняется радостными мгновениями. Вот-вот зазвучит кода вечности. Изредка по ночам еще огрызнутся заморозки, но уже настойчиво пробиваются первые подснежники и невольно вспоминается музыка Чайковского - "Времена года". Неделя, другая и на проснувшиеся поля опустятся стаи грачей, и тогда, еще немного, чуть-чуть, и легкая зыбь молодой травы на полянах будет усыпана сверкающими бриллиантами утренней росы. Какое наслаждение пройтись босиком по этому богатству, ощутив силу земли. Дух захватывает от чувства единения с природой, ощущением себя, пусть маленькой пылинкой, но частью общего хаоса мироздания. Лес уже очнулся ото сна, тропинки сплошь изрытые землеройками лежат в мелких холмиках, березы покрываются мелкой сыпью липких листочков, а верба давно отцвела и только дуб еще молчит, стоит задумчив, чего-то выжидает. Приободрились, посвежели ели, накинув на себя яркий изумрудный наряд, воздух становится все гуще, плотнее от запахов, дни наполняются все больше теплом, в полдень даже становится жарко и по небу лениво бродят беспечные, лохматые облака. В эту пору, вечера какие-то особенно пленительны - резкие запахи не дают уснуть, будоражат воображение. Боже мой, а как волнуют первые весенние грозы, раскаты небесных колесниц! Вдруг, с того ни с сего, ослепительная вспышка молнии, словно огненный хлыст, выхватит из аспидной черноты ночи испуганные избы, тревожный вид сада, плетень, образа на стене и станет жутко до восторга, до изумления этой безудержной стихией, преклонение перед тем, что сильнее тебя, и это удивительно потрясает. И тогда, в каком-то тревожном ожидании глядишь на огонь в печи, словно в нем вся надежда на спасение, и не от того ли, откуда-то прорываются звуки "Болеро" Равеля? Ведь он когда-то глядя на огонь плавильных печей, вдохновился на создание этой музыки. В окна сиротливо стучит дождь, но гром все реже и тише, и только всполохи нет-нет, да озарят на миг причудливо-торчащие ветви деревьев испуганного сада. Светать начинает с каждым днем все раньше, быстро, дружно. Солнце ласкает яркую зелень берез под окном, тихо, ни ветерка. И как не заварить в такое утро чай на молоденьких листьях смородины, да не ублажить себя ароматным, прошлогодним малиновым, а лучше земляничным вареньем. Стоит потрясающий дух, а из комнаты на веранду доносятся тихие звуки, прислушиваюсь... Звучит музыка из "Пер Гюнт", Грига. Хороша музыка, и чай! Все-таки музыка, вещь невозможная. Это какой-то свой, особый мир, в нем нет места для несправедливости, нужды, злобы, нет ни тебя, ни его, ни их - все для всех -единого блага, всеобщей гармонии, она отвлекает от мелочности жизни, расслабляет, уводит от грязных мыслей, делает добрее... Не успеешь оглянуться, как кругом уже буйствует в полную силу зелень, вокруг цветы, пчелы, бабочки, козявки в траве - течет жизнь, вечное движение. Ночью выйдешь на крыльцо, луна огромная, яркая, безумствует, какая-то тайна стоит в ночи, невольно приходят слова под музыку Бетховена "Лунная соната": Прольется в полночь серебром луна безмолвная по крыше, умолкнут звуки за окном и поплывет покой все выше . Накроет все глухою мглой, задремлют тени за оградой, и все что было нам отрадой, мы вспоминаем в час ночной. Нет потрясений, нет беды, порою призраки по саду, и только грустный свет луны ласкает старую ограду. В лесу стоит тишина, редко напомнит о себе дятел, нет-нет да треснет старый сук, на поляне прошуршит под ногами полевка, но кукушке и грибам еще не время. Вспомнилось когда-то написанное: Почти влюблен в лесную тишину: с ее тропинками, оврагом, перелеском, с рябиной, елью, паутинным блеском - мне хочется роднее быть всему. Когда брожу в грибной глуши, мне все вокруг внушает утешенье и пенье птиц несет успокоенье, лишь подо мной шуршат листы. Меня все дальше манит тишина, туда, где лес пронзен лучами. и только изредка, взмахнув крылами, вдруг испугает сонная сова… Когда уставший, сяду у опушки, то на душе по-прежнему светло. я грустный слышу зов кукушки, но, о печальном - думаю легко. Стоят длинные, знойные дни, ночи короткие, душные, дождь как радость, и все какие-то дневные заботы - суета в саду, огороде... Но за то, как приятно зимой, достать из погреба солененьких огурчиков, помидор, грибочков, да налить лафетничек своего, чистенького как слеза, самогончика из яблок и груш, а можно и наливочки из слив или смородины... Да, что вы.., о чем речь! А потом, под настроение, да спеть под гитару что-нибудь любимое... Гори, гори моя звезда... Или, нет, нет... это уж с лишком... Трудно остановиться, так прекрасна жизнь. Живи - не хочу!!! Наконец-то дожди, корзинами несут грибы. И ты берешь только былые, подберезовики и подосиновики, они плотненькие, самое то для грибницы. Чуть позднее пойдут опята - только успевай жарить , да солить. И вот уже по вечерам, когда сядешь на лавку у плетня послушать как шумят березы, вдруг неожиданно заметишь слетевший к ногам желтый лист. А через неделю, другую, глянешь в окно, а там, словно испугавшись твоего взгляда, сорвется желтая стая с берез и начнет ее метать недобрый, холодный ветер с дождем. И тогда, на душе прошуршит легкая грусть, будто где-то в углу мышь под обоями, до того станет нестерпимо, что ставлю старую пластинку с Федором Шаляпиным, и слушаю "Элегия"- Массне. Долго не могу оторваться от кресла, какое-то исступление, наворачиваются слезы, не остановить... На утро иду в лес, пора. Настает время увядания. Когда-то написал: Неужели опять, проводили сентябрь, вдруг, такое все стало далеким, а в саду уже желтые листья октябрь, словно дворник метет одинокий. Что так смотришь растерянно в сад, он стоит бездыханный, незрячий, непонятную грусть из кустов ловит взгляд, безнадежный, тоскливый, собачий. Вот и все! Что поделаешь? Пусть, ветер, дождь и на улице слякоть, но зачем же опять эта острая грусть, и желанье тихонько заплакать... Начинает веять холодом, по утрам в лужах тонкий ледок, зябко, сыро. Небо серое, кругом уныло, тоскливо. Все чаще сидишь дома, разведешь огонь, приятно смотреть на него и вспоминать... Да, порой задумаешься и задремлешь у огня, и как-то сами собой появились строки: Люблю задумчивость осенних вечеров, когда в плену прохладного дыханья, час одинокий льет воспоминанья, с едва заметных в дымке берегов. Как тих и кроток к вечеру покой, и взор осенний в пору увяданья, еще пленит надеждою свиданья, о ком-то нежно шепчется со мной. Как мимолетный, дивный сон пробудит сумрак робкое волненье, давным-давно забытые виденья, в больной душе, пробудит он. Не оттого ль, тогда еще живей, томит надежда глухо и тревожно. ужель, мечты, любовь еще возможна, желанье жить становится сильней. Вот так однажды, очнешься сидя у огня, а за окном белым-бело. И верите, нет, так захочется жить и жить, чтобы вновь увидеть упоительное весеннее утро в деревне.