Практически не делал кляксы на протяженье жизни всей. И доказал судьбой своей, что можно вовсе и не клясться, не утверждать, не обещать быть настоящим человеком, но быть, почти что, вровень с веком, а не на цыпочках стоять перед начальством, перед сильным, в экстазе что-то лобызать, при этом щедро и обильно их, молча, матерно ругать. Я видел в этом непристойность, и был я прям и грубоват, и соблюдал поступков стройность, и этому я очень рад. Суда людского я не ведал и неприязни не видал. Не возводил свои победы на хоть какой-то пьедестал. Мои дела, мои решенья – частичка общего труда. В себе такое убежденье несу по жизни я всегда. И с ним идти по жизни проще, не радостнее, но… а всё ж – и на свою судьбу не ропщешь, и не испытываешь дрожь.