РОДИНА И ЧУЖБИНА ( отрывок из книги " ДЕТИ ЯНУСА") Мауро безвылазно сидит дома. С бутербродом в руке меряет шагами комнату. Или же смотрит в черно-белом изображении и без звука российское телевидение. “ Я здесь как в тюрьме! Когда нервы на пределе, все время хочется есть.Слава Богу, что за бутылку не хватаюсь… Только жру, как мерин в стойле, и толстею…” Но порой нервы сдают у него полностью, и он истерично орет по телефону: • Жена же говорила мне: “Мауро, оставь ты эту Россию. Там странные люди. Это погибель!”А я: “Нет, Мариза, ты не права, не все там такие плохие. Что-нибудь хорошее может получиться…” Черт возьми! Дурак! Я предал свою жену! Чтобы “ не сойти с ума”, он названивает в Италию, друзьям, и после разговора сразу же перезванивает мне: — Хоть глоток воздуха хлебнул! Они говорят мне: “ Ну что ты там забыл?! Возвращайся!” Но, черт возьми, почему я хочу быть здесь?! Почему? Поганый род! “ Италия по-прежнему очаровывает иностранцев, — пишет Луиджи Бардзини. — Итальянская жизнь -весела, искрометна, пьяняща. Сладкая жизнь сегодня слаще, чем когда бы то ни было. Но мало кому из путешественников удается увидеть ее мрачную подкладку, сотканную из боли и горечи. Вряд ли кто замечает за блеском внешней позолоты глубинное всеединящее отчаяние, горькую участь людей, обреченных вечно развлекать самих себя и весь мир, скрывать свои истинные чувства и быть во что бы то ни стало симпатичными, чтобы заработать себе на жизнь. Кто может прочувствовать ту душевную смятенность и неудовлетворенность, которые парализуют лучших итальянцев? Один из персонажей писателя Силоне так описывает это состояние души: “Это некая печаль, утонченная печаль, которую не следует путать с обычными последствиями угрызений совести, разочарований и перенесенных страданий. Это форма сокровенной печали и отчаяния постигает обычно избранных… Она всегда была свойственна людям с повышенной чувствительностью, и большинство из них, чтобы избежать самоубийства или сумасшествия, пускаются по одному из спасительных путей: разыгрывают чрезмерную веселость или глупость, нарочито демонстрируют непомерную страсть к женщинам или хорошей кухне, выказывают гипертрофированную любовь к своей родине и — главное — приверженность торжественности и пафосу…Я думаю, нет людей столь глубоко печальных и отчаявшихся, как эти веселые итальянцы.” Не стоит удивляться, что немногие иностранцы замечают эти вещи: ведь их осознает лишь незначительное число самих итальянцев. Иностранцы поддаются обману еще и потому, что они наблюдают происходящее в стране с позиции привилегированных. Социальную структуру Италии можно сравнить с оливковым деревом — самым итальянским из всех деревьев. Листья его при взгляде сверху — темно-зеленые, сочные, блестящие, если же вы посмотрите на них снизу, то увидите, что они — пыльно-серого цвета. Так и лица итальянцев: сверху они улыбчивы, приветливы и доброжелательны, а снизу — нахальны, дерзки и безжалостны. Иностранцы при обозрении стоят на выгодной позиции. Они видят оливковое дерево с высоты птичьего полета. Италия порождает иллюзорное чувство облегчения и освобождения. Страны, которые верят в дисциплину, в скрупулезное администрирование правосудия, в необходимость культивировать стойкие моральные ценности, в массовое образование, в военную мощь, в справедливое разделение накопленного богатства, — все эти страны, действительно ли они воплощают свои идеалы или же просто ограничиваются почтительным к ним отношением, могут быть достойны уважения, но редко жизнь в них бывает увлекательной. Даже в странах, стремящихся к идеалу свободы, можно почувствовать гнет и удушье, поскольку в конечном счете свобода обеспечивается лишь полным и постоянным применением законов. Итальянский образ жизни привлекал на протяжение веков тех, кто хотел отдохнуть от своих моральных обязательств и освободиться от своих национальных добродетелей. В сердце каждого человека, где бы он ни родился, какими бы ни были его образование и вкусы, есть итальянский уголок, та его часть, которая считает дисциплину удручающей, опасности войны — чудовищными, суровую нравственность — томительной, это та его часть, которая любить декоративное искусство, фривольное и забавное, восхищается одинокими героями, выходящими за пределы реального, и мечтает о невозможном освобождении из теснот методичного и упорядоченного существования. ( “Все мы — путешественники,- заметил однажды Гете,- и ищем Италию.” прим. авт.) Утешение, которое дает Италия, сегодня более ценно, чем когда бы то ни было. Сегодня западный мир пребывает в глубоком раздумье. Начинает сомневаться в полезности и святости некоторых своих традиционных качеств, тех, на которых базировалось его нравственное спокойствие и самоуважение. Предприимчивость и бережливость буржуа все более считаются оскорбительными для общества; неукротимая отвага солдата не является более ценным качеством; безудержный патриотизм приводил людей и нации к трагическим ошибкам; нравственность частично утратила блеск своей несомненности; законы стали расплывчаты; никто уже не знает, существует ли действительно правда, хоть какая-нибудь. Эра великих держав , гордых своим национальным превосходством, хозяев собственной судьбы подходит к концу. Сегодня жизнь всех зависит от решения людей скрытых, практически неизвестных, могущественных и недоступных, каким наверно казался итальянцам в шестнадцатом веке Карл V. Эти люди могут сделать нас богатыми или бедными, могут позволить нам жить, а если захотят убьют нас всех однажды ночью в собственных постелях. Дисциплина промышленного общества становится все более невыносимой. Люди, подобно крепостным, привязаны к работе культивируемым в них навязчивым желанием приобретать все более эффектные материальные ценности. Они пичкаются приятными идеями, искусно сфабрикованными с одобрения властей, их ведут порожденные этими идеями плакатные призывы и захлестывают вызванные ими коллективные эмоции. Современные люди теряются в лабиринте все разрастающихся анонимных организаций. Чувство одиночества и тоска охватывают человека всякий раз, когда ему удается вырваться из повседневной сутолоки и вспомнить о себе самом. Искусство жить, это дискредитированное искусство, которое итальянцы создали, чтобы побороть тоску и уныние, сегодня становится для многих людей неоценимым подспорьем в их борьбе за выживание. Сладкая жизнь распространяется в странах, которые пренебрегали ей или же боялись ее; появляется она и в тех местах, где раньше предпочитали считать, что она не существует вовсе. Повсюду сегодня налогоплательщики стараются уклониться от своего святого долга. Маленькие радости — приятная музыка, красивая женщина, победа над соперником, солнечный день, вежливость, хорошее вино и еда — все это приобрело совершенно новое значение. И вполне понятно, что приток туристов в Италию с каждым годом становится все больше. В большинстве своем они не знают, почему приезжают сюда. Им думается, что страна наша — чудесное место для отдыха. Их привлекает приятное ощущение безмятежности и радость, коими в ней наполняется сердце человека. В действительности же они стремятся туда, где проблемы современного мира — “чудовища домашние”: итальянцы уже давно научились жить рядом с ними. Они еще века тому назад изобрели хитрости, чтобы побеждать тоску и дисциплину, забывать унижение и неудачи, успокаивать Angst в сердце человека и утешать его в одиночестве. Они еще помнят времена Сатурна и, тоскуя по ним, постоянно воспроизводят их в своих семейных сатурналиях. Они не совершают ошибок, как некоторые охваченные энтузиазмом неофиты, которые опрометью пускаются по новым дорогам и в своих поступках доходят до цинизма. Итальянцы понимают, что все трюки и уловки полезны лишь относительно, знают, какие из них опасны, а какие — действенны. Они знают, где следует остановиться. И в этом смысле, Италия, возможно, еще раз стала наставницей народов. Итальянский образ жизни может показаться достижением лишь поверхностному наблюдателю. Он не решает проблем. Более того, он их усугубляет. Достижением его можно было бы счесть, если бы он приносил счастье хотя бы самим итальянцам. Но это не так. Он эффектен, но за его эффектность приходится платить дорогой ценой, к тому же она несостоятельна и невсеохватывающа . Несомненно, люди пользуются его преходящими преимуществами, без которых они просто не смогли бы выносить жизнь, но их постоянно терзает неудовлетворенность. И они сегодня, как и всегда, в разладе с собственной судьбой. Социальные и политические перипетии Италии за последние двести лет, естественно, так или иначе внесли свою лепту в копилку национальных бед. Во избежание полного краха, каждое поколение политиков на скорую руку латает законы и подпирает социальные институты. Но основная причина вечной неудовлетворенности ускользает ото всех. А ведь не позволяет законам и социальным институтам быть полноценными именно сам итальянский образ жизни с присущими ему иллюзорными решениями проблем, этакой лотофагией, смиренным принятием тех же бед, которые пытались устранить, искусством декорировать их, облагораживать, называть новыми именами и продолжать жить среди них. Неразрешенные проблемы накапливаются и неизбежно периодически приводят к катастрофам. Итальянцы всегда отчетливо видят, как приближается очередная из них, но, словно скованные во сне кошмаром, ничего не могут сделать, чтобы избежать ее. Единственное, что им остается, так это попытаться жить, делая вид, будто ничего не происходит, защитить свои семьи от неминуемого урагана, подобно морякам, которые, когда барометр зашкаливает, ставят в порту свой корабль на двойной якорь, и надеяться на Бога. Они утешают себя, думая, что возможно ничего и не случиться, что мрачные предсказания не всегда сбываются, и что, если уж ураган и не пройдет мимо, когда все закончится, дым и пыль рассеются, Италия восстанет из пепла как птица- феникс. Разве не бывало так сотни и сотни раз в истории? Итальянцы верят в свою предприимчивость, умение работать не покладая рук, в свою способность вытягивать в, казалось бы, безнадежных ситуациях, импровизируя, находить гениальные решения непростых задач. Они верят в дух жертвенности благородного меньшинства, тех своих соотечественников, которые готовы отдать себя за других, зная при этом, что лишь немногие оценят их жертву. Большинство же уповает на итальянский образ жизни. Упорство и рвение, с которыми человек преследует свои интересы и защищается от общества, всеохватывающая снисходительность по отношению к любым человеческим слабостям, все это, несомненно, делает жизнь в Италии приятной и гораздо более привлекательной, чем в странах с четкой организацией и большим достатком . Но в то же самое время все это сводит на нет усилия лучших итальянцев и препятствует устранению конкретных бед.”Многие итальянцы, вспоминая за границей родину, словно морщатся от боли, создавая тем самым разительный контраст с иностранцами, мысленно обращающимися из Италии к своим отчизнам без сожаления. Мауро не хочет возвращаться «к себе», потому что, вероятно, прекрасно понимает, что страна его — своего рода галографический рай над реальным адом. Как и многие иностранцы, застрявшие в России, пусть у каждого из них — свое объяснение случившемуся с ними и всех их называют ловцами удачи, он по сути исполнен наивной веры в то, что наше формирующееся общество учтет все ошибки западной цивилизации и создаст мир, в котором реального солнца хватит на всех, что оно воспроизведет Сатурнов век, век энергетического равенства и братства. Таким людям кажется, что Земля — это территория, разделенная границами на некое подобие лабораторий, в каждой из которых разными методами проводят один и тот же эксперимент: пытаются найти радикальное средство против несовершенства человеческого существования, средство, способное приблизить мир к его идеальному состоянию. Некоторые опыты вселяют в таких людей надежду – и они стремятся принять в них участие. Правда, при этом для большинства из них так и остается верна лаконичная формула “не надо путать туризм с эмиграцией”, к которой время свело слова, написанные римским писателем Петронием две тысячи лет тому назад: “Попади только на чужбину, как начнешь уверять, что у нас свиньи жареные разгуливают”.