(из книги "ДЕТИ ЯНУСА") Мы идем по виа Эмилии. Беневелли ведет с Капитанами разговор на английском, более чем словами передавая информацию жестами. Определенные черты национального характера итальянцев, заметил журналист Беппе Северньини, превращают в их устах иностранный язык, в особенности английский, в произведение абстракционизма. “ Известно,- пишет он,- что на вопрос: говорите ли вы по-английски, итальянцы зачастую отвечают ложью или же в лучшем случае — частичной правдой. Один из наиболее популярных ответов — и вместе с тем доказательство того, что итальянцы упорно не хотят принимать неприглядность действительности, — “ я не говорю по-английски, но понимаю”. Опровергнуть это утверждение особого труда не составляет: было бы желание. Лондонское метро, например, в этом отношении то место, где мои бессовестные соотечественники ловятся, как рыбки в аквариуме. Это происходит в том момент, когда громкоговорители хрипят: “ “Лондон Транспорт” с сожалением извещает, что движение на линии приостанавливается, и просит пассажиров покинуть станцию.” Хорошо зная жизнь Лондона, я с уверенностью могу сказать, что случается в этот миг. Из тысячи пассажиров 995 — уходят. Остаются пятеро: три японца и два итальянца. И вот эти двое, покинутые в пещерных лабиринтах tube, по меньшей мере один раз в своей жизни произнесли магическую фразу — бессовестное утверждение — большую ложь: “ Я не говорю по-английски, но понимаю”. Но общаться жестами в Италии удобнее еще и потому, что здесь очень сильный шумовой фон жизни. Он состоит из обрывков разговоров, споров, плача, ругательств, проклятий, материнских криков, музыкальных фрагментов, зазываний торговцев, шелеста автомобильных шин, сигналов клаксонов и множества иных, неподдающихся идентификации громких звуков. Конечно, в провинциальных городах он не так силен, как в крупных урбанизированных центрах, где еще недавно влюбленным, когда они объяснялись друг другу в любви, чтобы быть услышанными, приходилось буквально кричать друг другу слова нежности, а умирающим в помещениях, выходящих на площади, — отказываться от последнего волеизъявления, потому что их голоса были слишком слабы, чтобы состязаться с проникающей в дом какофонией бытия.