- Большие перемены произошли в жизни села в конце 1950-х годов, - рассказывает Раулю мэр. Он сидит за рулем старенькой дребезжащей «буханки», по свойски развалясь, на горячем дерматиновым сиденье. Рядом – Рауль с блокнотом в руках. В оскаленных зубах Рауля торчит мундштук с дымящейся сигареткой. В салоне валяется на сиденьях Леха Панфилов. На безволосой впалой груди рок-барда лежит гитара… В заднем скругленном окошке «буханки» видна поселковая улочка с поникшими от зноя липками. По улочки, следом за УАЗиком едет пегий от лепешек грязи бронетранспортер. Рядом с бронетранспортера шагают полицейские, похлопывая электродубинками по ладоням. На копах чёрно-зелёная униформа, кожаные сапоги и белые шлемы-респираторы со встроенными противогазом, прибором ночного видения и системой связи. Эти ребята сильно похожи на городскую полицию Альянса из компьютерной игры «Half-Life». - По распоряжению Никиты Сергеевича Хрущева Министерство сельского хозяйства было перенесено из Москвы в специально построенный для этого поселок Ново-Синьково. Чтобы, так сказать, быть поближе к сельскому хозяйству… Само собой, когда Хрущева сняли Министерство переехало обратно в Москву, а вот поселок белых пятиэтажных домов остался… Мэр без пиджака, в белой рубашке, с подвернутыми рукавами. Правой рукой мэр крутит «баранку», а левую с раскуренной сигаретой «Прима» вывалил за окошко. Остановившимся взглядом Рауль следит, как в неподвижном горячем воздухе за окном расплетается шлейфик сизого табачного дыма. - У нас тут своя кожгалантерейная фабрика. Мячи для футболистов шьем. Что еще… Больница самая крупная в районе… Автобаза номер 42… Ну и конечно, наша гордость – Яхромский совхоз-колледж, состоящий фактический из двух частей производственной и учебной… А вот и общага, - говорит мэр, - рассадник зла и порока. Приехали. Рауль, пригнувшись, глядит мимо мэра в окошко и видит страшноватую кирпичную пятиэтажку с закопченными стенами. Объехав здание, мэр останавливает «буханку» у черного хода. Леха Панфилов, как куль валится с сидений. Гулко стукается об пол гитара… Рядом тормозит БТР. Полицейские деловито вышибают дверь… Кто-то матерится в гулком коридоре с голыми стенами. Где-то наверху звенит разбитое оконное стекло. Потом со второго этажа вываливается, размахивая руками и ногами долговязый чувак в красных тренировочных штанах и белой рубахе в крупный горох. Копы лезут за ним в кусты и хуячут его там дубинками. - Э! Э! – кричит копам мэр. – А ну, хорош! Копы треща рациями и хрюкая скремблерами вытаскивают чувака на дорожку. У чувака ординарное стремное лицо и какие-то некрасивые пятна на животе. - Здорово, Жэка, - говорит мэр, – сварил уже? Жэка жует губами и с тоскою смотрит куда-то мимо мэра. - В унитаз не вылил? Жэка молча мотает головой. - Пойдем, - оборачивается мэр к Раулю, – «молочком» угощу… Через выбитую дверь черного хода они попадают в общагу. В общаге стоит особая летняя тишина. В темных гулких коридорах со стен осыпается старая краска. Мэр поднимается на второй этаж и привычно толкает фанерную дверь. Пропускает Рауля в комнату. В комнате царит страшненький общажный быт. В двух словах, там, будто недавно взорвалась граната... Следом за Раулем копы затаскивают в комнату Жэку. Последним заходит мэр. Садится с размаху на что-то немного напоминавшее низенькую, вынесенную с пожара софу. На полу стоит трехлитровая банка с бледной зеленоватый жижей, несколько банок поменьше и один граненый стакан. Мэр придирчиво осматривает стакан, наливает в него «молочка» и протягивает Раулю. - Угощайся, друг! - говорит он. Рауль берет у мэра стакан и, оглянувшись по сторонам, садится на нечто, похожее на скамеечку чистильщика обуви из советского фильма про революционную Одессу. Мэр выбирает две баночки почище и наливает «молочка» себе и Жэке. - Со свиданьицем, - говорит мэр и, прикрыв глаза, принимается дуть «молочко». Жэка ловко швыряет свою баночку в шлем-респиратор ближайшего копа и лезет в окно. Он уже почти весь вылезает наружу, когда другой коп хватает его за кроссовку. Рации в шлемах обоих полицейских тревожно и трещат и хрюкают. Мэр морщится. - Да хуй с ним, пусть лезет, - машет он рукой. Тут нога Жэки выворачивается из кроссовки, и он с коротким матюгом улетает вниз. - Насильно мил не будешь, - говорит на это мэр и добивает «молочко». Рауль ставит свой стакан на пол и что-то строчит в блокноте. - Ганджа у нас не вызревает вот и приходится из незрелой «молочко» варить, - объясняет мэр. - В смысле расширения сознания мне это пойло не очень. У меня потом голова сильно болит, а если сверху еще портвейна засадить так вообще случается серьезное дристалово… Тебя как, цепляет? Рауль кивает, строча в блокноте. Мэр какое-то время сидит неподвижно, глядя на разруху вокруг себя. Потом оживляется. - А знаешь что? Давай, на крышу слазим, окинем взглядом родимый город и его окрестности! Со второй попытки мэр поднимается с того, на чем сидел, берет на руки трехлитровую банку с «молочком» и выходит. Рауль выходит следом. - Оставьте нас, - величественно говорит мэр, толпящимся в коридоре полицейским и идет вверх по лестнице… Четыре пролета. Изувеченная дверь на чердак, еще ступеньки, еще дверь и вот они на крыше. Мэр, обняв банку с «молочком», подходит к краю. - Ты посмотри, какой простор! – кричит он Раулю. – О-го-го!!! С крыши общаги открывается симпатичный вид на поселок. Белые стены пятиэтажек. Пожухлая от жары зелень, стоящих на улице деревьев. Мозаика с Лениным на торцовой стене здания Яхромского колхоза-колледжа. Заросшее оранжевой травой футбольное поле на окраине. Кусочек песчаного пляжа и белые горошины буйков на темно-синей воде Синьковской плотины. Утыканные гнутыми телевизионными антеннами крыши, а над крышами сиреневая пыльная даль, далекий горизонт и густое вечернее небо. - Видишь, вон там, водонапорная башня, похожая на башню волшебника? - шепчет мэр на ухо Раулю. – А рядом какие-то серые коробки в пыли. Так вот, это сказочное место называется Рогачево. Гляди, как красиво… А я не разу там не был. Помню, сижу вечером на остановки с «чекушкой» и тут останавливается 36-ой автобус. Вот, думаю, сейчас сяду, прокачусь в Рогачево, погляжу, как люди живут… Только никуда я не поехал. Вот, ведь, какое дело Рауль… - Мэр основательно прикладывается к банке. - А знаешь, ну его лешему, это Рогачево! Чего я там не видал? Стоят наверное избы в поле. Поехали лучше в Горицы! Там охуенная рыбалка на плотине! Сядем на велики и покатим. Рауль, я же со школы в Горицах не был… - мэр снова отхлебывает из банки, всхлипывает и вытирает ладонью рот. – Мне сейчас отчего-то вспомнился случай из детства. Пошли мы как-то раз с отцом за грибами. Помню, не рассвело еще. Дошли до края леса, а из березняка лось выходит и смотрит на нас добрыми глазами… Мэр вытирает украдкой набежавшую слезу. Хочет выпить еще, но останавливается. С сомнением смотрит в банку. - Ну, его на хуй, это молочко. Мне еще работать сегодня… Хочешь, хлебнуть? – спрашивает он Рауля. Журналист нерешительно пожимает плечами. Мэр встает на край, держит банку в вытянутой руке. - Кыса-кыса-кыса! – зовет мэр. Из кустов раздается противный «мяв». - Нет наркотикам! - говорит мэр и разжимает пальцы. , * * * Здание администрации ПГТ Ново-Синьково. Третий этаж. Балкон. На балконе два скрипучих гнутых шезлонга и кособокий столик. На столике вялые полевые цветы в стеклянном графине. В шезлонгах у столика мэр и Рауль Дюк, журналист. Рауль в панамке, больших очках-хамелеонах, гавайской рубашке и шортах. С балкона открывается вид на поселковый кинотеатр и безлюдную треугольную площадь. - Чудес у нас хватает, - говорит мэр. - Вот на днях имел место такой случай. Заходят два мужика в ларек. Высыпают на блюдце мелочь – все уже посчитано. Мелочи выходит сорок два рубля. И говорят – хозяюшка, нам бы водочки и семешек. Водки в ларьке по сорок рублей нету, потому что ее по сорок и не бывает, и по пятьдесят нету. Вот по шестьдесят четыре, положим, есть… И тут происходит чудо. Мелочь из блюдца исчезает и на прилавке появляется водка, с этикеткой Московского винокуренного завода «Кристалл» за сорок рублей и семешки, соответственно, за два рубля. Мужики берут водку и семешки и идут в сторону заброшенного коровника, к себе на работу. Накрапывает теплый летний дождик... Чем не чудо? И вообще, вред горячительных напитков и наркотических веществ сильно преувеличен. Я и сам не против, и не возбраняю, хотя, бывает, и порицаю. Опять же, как пить. Ежели пить ради свинства, то порицаю, а ежели ради бегства из этого в конец оскотинившегося мира или, скажем, чтобы расширить границы сознания, то я всей душой с вами… Беда в том, Рауль, что никто не хочет уже эти границы расширять… Мэр со стоном поднимается из шезлонга и уходит с балкона. Он бредет куда-то, распахивая двери, бредет через кабинет и приемную, через небольшую залу с выгоревшим длинным столом и придвинутыми к нему стульями… Ветерок шелестит бумагами. Безлюдно. Только полицейские с электродубинками в белых шлемах-респираторах застыли у дверей. - Я взялся чистить авгиевы конюшни духа, - бормочет мэр. – Насаждать культуру… куда я веду свою паству… бессонными ночами… через горнило страданий… отринуть тварную природу… у меня не осталось времени… Мэр останавливается у распахнутого окна. На его покатом лбу блестит испарина. За окном, совсем низко над оранжевым пустырем футбольного поля висит мандарин солнца… Мэр опускается на топчан. Рядом с топчаном на табурете сидит Рауль с блокнотом в руках. В его оскаленных зубах торочит мундштук с зажженной сигаретой. - Скажи, друг, а каково это, когда вот так, сам себе в голову из ружья – ба-бах!? – спрашивает мэр. - Я, конечно, понимаю, это деликатная тема. Но я не из праздного любопытства спрашиваю. У меня тоже, знаешь ли, бывают моменты… Рауль молчит, только скрипит по бумаге грифель карандаша. - Ладно, проехали… - говорит мэр и закрывает глаза. Сперва ничего не происходит. Потом начинают таять стены... И мебель... И люди... Рауль пишет в блокноте и видит сквозь блокнот пыльный пол у себя под ногами… Красные лучи садящегося солнца бледнеют… Сквозь стены проступает ДРУГАЯ КОМНАТА… - Не спать… - шепчет мэр. – Не спать… Он беспокойно ворочается… ТА, ДРУГАЯ, КОМНАТА ЗАМЕТНО ПРОСТОРНЕЙ. ЗАБРАННЫЕ КРУПНОЙ РЕШЕТКОЙ ВЫСОКИЕ ОКНА. ИЗ ОКОН ЛЬЕТСЯ ТОСКЛИВЫЙ ЗИМНИЙ СВЕТ. МНОГО БОЛЬНИЧНЫХ КОЕК. НА КОЙКАХ ЛЕЖАТ КАКИЕ-ТО ЛЮДИ… - Не спать! – страшным голосом ревет мэр и рывком садится на топчане. Ухает и лупит себя ладонями по лицу. Рауль тоже приходит в себя. В руке – исписанный блокнот. В зубах - мундштук с погасшей сигаретой. В распахнутом окне тусклый солнечный диск плющится о зубья елового леса. Густой закатный свет льется в комнату. Мэр встает и расталкивая, набежавших из коридора полицейских идет на балкон. Он хрипло дышит, его белая рубашка насквозь промокла от пота. На балконе мэр выбрасывает цветы из графина и льет себе на макушку воду. Отфыркивается, вытирает пятерней лицо, оглядывается на Рауля. -Не дрейфь, - говорит мэр, – прорвемся. * * * Пустой зрительный зал кинотеатра «Красный Луч». Тусклый электрический свет. Душно. Полицейские, подозрительно похожие на городскую полицию Альянса из компьютерной игры «Half-Life» вводят в зал задержанных на улице прохожих. На сцене, на фоне экрана стоит мэр в свежей рубашке без галстука и костюме. Сцепив руки за спиной мэр качается на каблуках. Рауль с блокнотом сидит в первом ряду... Наконец, зал заполняется. - Эй, там, кто-нибудь! - кричит мэр. - Принесите мне афишу! Полицейский выходит. Пока его ждут, в зале стоит нехорошая тишина. Мэр молча качается на каблуках и его ботинки оглушительно скрипят. Вскоре, коп возвращается, идет к сцене и передает мэру афишу, сорванную со стены возле кинотеатра. - Вот! – говорит мэр, потрясая смятой афишей. – Между прочим весь город оклеили… Читаю. Ретроспектива мировой классики. Первый сеанс в шесть вечера. «Ночь в Опере». Комедия. Братья Маркс… Восемь вечера. «Французский связной» . Полицейский детектив… И десять вечера. «Легенда о Нараяме». Историческая эротика… Вход бесплатный. Ну? И хули никто не пришел? Мэр сворачивает афишу и через нее как через подзорную трубу оглядывает зал. - Между прочим, охуенные фильмы. Я не понимаю, чего жопу с дивана лень оторвать? Или читать, блядь, все разучились? Ладно, будет вам Филлине с Годаром! Я еще зажгу лампаду духовности в темных оскотинившихся душах… Вечер любителей кинематографа объявляю открытым. Сегодня для уважаемой публики состоится показ культового фильма итальянского режиссера Валерио Дзурлини «Пустыня Тартари»… - Если кто полезет на выход хуячьте дубинками! - говорит мэр полицейским. – Будут проситься в туалет, не пускать, а то в окошко сбегут. Пусть в зале ссуться. Искусство требует жертв. Каждые четверть часа ходить по рядам с фонариками, следить, чтоб никто не спал… Я вас, блядь, приобщу к прекрасному! – мэр грозит залу кулаком. - Вопросы? Вопросов нет, ну и славно. Начинайте сеанс! Пойдем, Рауль, душно здесь… Мэр и журналист уходят за кулисы. * * * Поселковая площадь возле кинотеатра. Костер. Картонные коробки с книгами, реквизированными у населения. Полицейские с электродубинками стоят в оцеплении… Треск поленьев, высокие языки пламени. За оцеплением рыжие отсветы костра высвечивают угрюмые женские лица. Слышится недовольный бубнеж. Мэр стоит у огня и перебирает сваленные в картонную коробку книжки. - Дашкова, Полякова, Маринина, Калинина… На хуй, на хуй, в костер… Алешина, Серова, Шилова, Литвинова… Да сколько же вас… - бормочет мэр. - Шелдон, в костер… Франсуаза Саган… А эта вроде из НАШИХ… Сквозь оцепление к костру прорывается женщина. Давясь рыданиями, она тянет к мэру руки. Двое полицейских в белых шлемах-респираторах едва удерживают ее. - Утешься, мать, - говорит мэр. Достает из кармана пиджака потрепанный томик Буковского и протягивает женщине. Женщина затихает, берет в руки книжку. Читает в мечущемся свете костра. После снова принимается рыдать, а книжку бросает под ноги мэру. Толпа затихает. В наступившей тишине ревет пламя. Мэр садится на корточки, поднимает с асфальта растрепанный томик и бережно сдувает с него пыль. Сидя на корточках, мэр листает страницы, тщательно откашливается и читает: -« Я поднялся с толчка, вытер задницу. Заглянул в унитаз. Ничего себе, сколько говна. И как оно мощно воняет. Меня стошнило, и я смыл все сразу. Я вернулся в спальню, сел на кровать, скрутил сигарету. Я плохо вытер задницу. Когда я встал, чтобы взять пиво, на простыне осталось влажное коричневое пятно. Пришлось идти в ванну и подтираться еще раз.» Мэр закрывает книжку и смотрит светящимися глазами на стоящих за оцеплением людей. - Изумительная волшебная проза, - торжественно говорит мэр. У него доброе детское лицо. Тут мэр замечает подле себя зареванную женщину и лицо его суровеет. Мэр поднимается с корточек и прячет томик Буковского в карман. - В избу читальню ее, - говорит мэр и его негромкий голос разносится по темной площади. – Посадить на цепь возле стеллажа с ирландцами. Джойс, Беккет, Флэнн О Брайен… Из толпы раздаются испуганные возгласы. Полицейские уводят поникшую женщину. Мэр глядит на картонную коробку с женскими романами и лицо его брезгливо кривится. - А всю эту пиздобратию в огонь, – приказывает мэр. - Сжечь немедля. А пепел развеять в овраге за футбольным полем… Полицейские в белых шлемах-респираторах волокут картонную коробку к костру. Опрокидывают. Книжки валятся в огонь. Сноп искр взлетает в темное небо. * * * Мэр и Рауль в летних сумерках идут по можжевеловой аллеи. Полицейские крадутся в темноте за кустами. Изредка слышится треск раций и хрюканье скремблеров. - Сюда я прихожу отдыхать душой, - делится с Раулем мэр. – Вот, погляди… Можжевеловые кусты расступаются. На пяточке стоит скульптурная группа из белого мрамора. Мрамор молочно светится в сумерках. Рауль с блокнотом в руке оглядывается на мэра. - Вот этот носастый старик с бумажным пакетом в руке, из которого торчит бутылочное горлышко, это – Бук, – рассказывает мэр. -Худой потасканный дядька в сильно поношенном костюме со шприцом в ноге, это - Ли… А тот, третий, который стоит позади с корзинкой и котом, это сам Селин. Рауль подходит ближе. У статуи Селина нет лица. Строго говоря, это высоченная колонна, к которой приделана корзинка с кошачьей мордой. Что еще сказать про этот памятник? Колонна гладкая и немного поблескивает в холодных лучах фонарей. Наверху колонна сужается и скругляется, напоминая острый конец куриного яйца. - Не правда ли, величественная зрелище, - говорит мэр. – Мне всегда казалось, что этот памятник Селину немного напоминает эрегированный хуй. Но это, наверное, мои проблемы… И мэр увлекает Рауля дальше по дорожке. - Тут вот старина Хэм с боксерских перчатках, попирающий застреленного льва… А тут у нас старина Джойс в виде черного антрацитного куба швыряется в бродячих собак камнями… А здесь вот… Мэр сворачивает в темный можжевеловый тупичок. - Приветствую тебя, таинственный гений, - говорит мэр. Слышится звук глухого удара. Мэр быстро пятится назад, на освещенную фонарями дорожку. - Бланш, - говорит Мэр, держась за ушибленный глаз. – Морис. Нет, концептуально все верно, базара нет. Только я уже задолбался о него стукаться… Пойдем, освежимся. Мэр ведет Рауля в конец аллеи. Там за круглым столиком расположилась еще одна скульптурная группа. - Сартр, Виан и Кено, - знакомит Рауля мэр. – По замыслу скульптора литераторы коротают вечерок за лафетником абсента в парижской кафешке. Я полагаю, мы присоединимся. Из летних сумерек бесшумно выступают фигуры полицейских. Придвигают к столику два пластиковых креслица. Мэр с Раулям садятся. Еще один полицейский с белым полотенцем через руку ставит на стол блюдечки с высокими гранеными рюмками. Наливает немного абсента. На дырявые ложки кладет по кусочку сахара. Проливает через сахар холодную воду из графина. Абсент мутнеет. Полицейский, хрюкнув рацией, отступает в сумерки и пропадает. - Ну, дай Бог, не последнюю, - Мэр чокается со статуями французских литераторов и с Раулем. Скривившись, выпивает. Закусывает сахаром с дырявой ложки. - Похоже, в этот раз не проблююсь, - доверительно сообщает мэр Раулю. – Не лезет в меня эта ихняя дрянь. Я бы лучше водочки тяпнул… Засиживаться не будем, мне еще на дискотеку надо забежать… Мэр и журналист встают из-за столика и идут прочь по можжевеловой аллеи. Мэр замедляет шаг. Останавливается. - Погоди-ка, - говорит он Раулю и лезет в кусты. Там его долго тошнит. Наконец мэр возвращается к Раулю на тропинку. У мэра бледный вид. Он вытирает платочком пот со лба. - Все-таки проблевался, - жалуется он Раулю. - Но ничего, я себя переборю. * * * - Ах, какая женщина, какая женщина! Мне б, такую! – надрываются охрипшие колонки. Танцплощадка огорожена дощатым забором. По верху забор опутан елочной гирляндой. Мигают разноцветные лампочки. Возле танцплощадки останавливается БТР. Из бронетранспортера выпрыгивает полицейский в кожаных сапогах и белом шлеме-респираторе. Полицейский открывает электрический щиток на заборе и дергает за рубильник. Свет гаснет. Музыка обрывается. Девки визжат. Какой-то мудак изображает демонический хохот. Слышны невнятные матюги… Свет зажигается. Посреди танцплощадке, на сцене стоит мэр. Рядом с мэром - Рауль со сломанной сигаретой в мундштуке и блокнотом... Два полицейских, похрюкивая скремблерами раций вносят на сцена Леху Панфилова. Рок-бард одет в джинсовую куртку с подвернутыми рукавами, спортивные штаны, кепку и шлепанцы… Еще один коп несет гитару. - Приветик, - говорит мэр в микрофон. – Будем зажигать! Рок-энд-ролл форева! Рауль глядит из-за его пиджачного плеча в зал и видит юные недовольные лица. Тем временем полицейские усаживают Леху Панфилово в белое пластиковое кресло и кладут гитару ему на колени. Гитара соскальзывает с колен и гулко грохается об пол. Гитару поднимают… - Односельчане! – ревет мэр. – В это волшебный вечер хочу вам представить моего друга детства и бывшего одноклассника Алексея Панфилова… В зале раздаются нестройные жидкие аплодисменты. Это хлопают полицейские, стоящие у калитки и по периметру забора. – Спасибо, – говорит мэр. - Когда-то давным-давно мы начинали вместе в школьной самодеятельности. Я потом ушел в политику, а Алексей связал свою жизнь с рок-музыкой и спился. И вот сегодня этот бескомпромиссный рок-бард одарит нас чарующими звуками блюза! Мэр хлопает в ладоши, кланяется и отходит на задний план. Рауль глядит на Леху Панфилова. Рок-бард сидит в белом пластиковом кресле с гитарой на коленях и по-прежнему не подает признаков жизни. Кепка сдвинута на глаза, в углу рта торчит бычок «Примы». Он смахивает немного на советского артиста Олега Даля в фильме «Утиная Охота» и еще, он сильно похож на манекен… Неожиданно, в тревожной тишине зала Рауль слышит негромкое веселое журчание. Так бывает, журчат талые ручьи за окошком весной. Рауль нервно оглядывает танцплощадку и вдруг замечает, что это журчит сам Леха Панфилов. Из-под его пластмассового креслица на сцену течет ручеек… - Маэстро сегодня немного не в форме, - объявляет мэр, снова подходя к микрофону. – Прошу извинить. Подобный пикантный конфуз с нашей звездой приключился впервые в глубокой юности. Дело было на проводах в Армию одного нашего однокашника. Алексей напился, уснул и обоссал бабушкин диван. Впоследствии Алексей неукоснительно ссался по пьяни на всех вечеринках. Это событие и являлось, собственно, гвоздем программы. Но, я отвлекся… Кстати, надо быть снисходительным к человеческим слабостям… Полицейские уносят рок-барда за кулисы. Мэр снимает пиджак и аккуратно вешает его на спинку стула. Подворачивает рукава рубашки. - Раз уж нам не довелось послушать сегодня живого блюза, давайте насладимся музыкальными консервами. Итак, дорогие односельчане, я с гордостью представляю вам Воющего Волка Дельты! И тут в зале начинается какая-то суета. Рауль видит, как долговязый парень в красных спортивных штанах и белой рубахе в крупный горох пытается перелезть через забор, наружу. Двое полицейских сноровисто подбегают и хватают его за ноги. - Куда?! – орет мэр. – А ну, держите голубчика! Копы стаскивают долговязого с забора и хуячут дубинками. Мэр и Рауль прыгают со сцены и протискиваются через сельскую молодежь к месту беспорядков. - Э!Э! Хорош! – кричит мэр дабы остановится полицейский произвол. У парня знакомое стремное лицо и совершенно сумасшедшие глаза. Рауль никак не может вспомнить, где он его видел. - А! – орет мэр. – Жэка, здорово! В одной деревне живем… А ну пусти его! Ты нас не бойся, мы - друзья! Мэр обнимает Жэку за шею и лохматит ему пятерней волосы. Вдоволь натешившись, отпускает Жэку и оборачивается к журналисту. - Руалька, ты табачком не богат? – спрашивает мэр. – А то мои в пиджаке остались… Жэка оставшись без присмотра, прыгает на забор, ловко подтягивается, давит животом лампочки гирлянды и падает наружу. Полицейские нервно хрюкают скремблерами раций. - Да, хуй с ним, - успокаивает мэр копов и лезет обратно на сцену. - Итак, на чем мы остановились? - спрашивает мэр в микрофон. - Ах, да! Дорогие односельчане, сейчас будет не хилый оттяг! Сегодня с нами Воющий Волк Дельты! Неистовый Хаулин Вульф! По знаку мэра один из копов включает магнитофон. С первых тактов Рауль узнает магическую «Smokestack Lightning». От жуткого крякающего голоса у него мурашки бегут по коже. Черный, умершей ни одно десятилетие назад блюзмен точно шагает по ленте Мебиуса в бесконечность. Раулю хочется танцевать, но неистовство мэра не на шутку пугает журналиста. Мэр пляшет в несколько старомодном стиле, пригнувшись, будто под обстрелом, он крякает и беспорядочно размахивает руками и ногами. Доброе округлое лицо мэра багровеет от натуги, рубашка выбивается из брюк. Мэр мужественно держится до конца записи, после тяжело плюхается на стул. Закуривает. Сельская молодежь на танцплощадке с тревогой глядит на него. - Чего стоим? – спрашивает мэр, переведя дух. – Чего, блядь, ноги к полу прилипли? А я тут, значит, один, как пидарас корячусь!... Я же по-хорошему хотел. Нормальная же музыка и подергаться можно… Вы у меня теперь Антологию джаза всю неделю слушать будете! Да вы у меня под «Porge & Bess» плясать начнете! - Эй! – кричит мэр копам. – Никого не выпускать! Кто через забор полезет – хуячьте дубинками! Давай, заводи шарманку! Из охрипших колонок звучат тревожные аккорды « Summertime». - Хорошего вам вечера, друзья, – мэр прощается с залом. – Чего-то я устал, Рауль. Пошли отсюда… * * * Ночь. Синьковская плотина. Возле тропинки среди березок стоит теплый пахнущий дизелем БТР с погашенными фарами. На песчаном пляже горят костер, у костра сидят полицейские в кожаных сапогах, черно-зеленой униформе и белых шлемах-респираторах. Над костром на треноге висит большой закопченный казан. Коп с белым полотенцем через руку шурует деревянной ложкой в казане. Из казана валит густой вкусный пар. Вот, коп накладывает плова в жестяную миску и идет вниз по пляжу. Возле уреза воды на старой покрышке от КАМАЗа сидит мэр и глядит на другой берег, на ряд темных деревьев вдоль дороги. Полицейский, хрюкнув скремблером, протягивает мэру миску. - Сердечно благодарен, - говорит мэр. Покушав плова, мэр в наброшенном на плечи пиджаке подходит к костру. Он окидывает взглядом сидящих у огня, но видит только короткие рыла шлемов-респираторов. Рауль куда-то пропал… Мэр ставит миску на песок и бредет по пляжу вдаль. Пляж вскоре кончается, мэр выходит на поселковую дорогу. Проходит мимо Пантюхинского лесничества, поднимается в Арбузовскую горку, сворачивает на колхозные поля, бредет по березовой аллеи… - Спать нельзя, - бормочет мэр на ходу. - Ночи сейчас короткие, совсем нет ночей. Еще немного и рассветет. А там навалится день. Закрутят дела… Не спать… Уже светает. В березовую аллею льется густой розовый свет. Мэр бредет сквозь этот свет, среди берез, путаясь в отступающих сумерках… Слипаются глаза… Вот конец аллеи, угол поля. Здесь березы стоят тесно, и свет пропадает в густой листве. И в этих серых тенях, как на фотобумаге в ванночке с проявителем проступают очертания ВЫСОКОГО ЗАБРАННОГО РЕШЕТКОЙ ОКНА. ОБЛУПИВШАЯСЯ КРАСКА НА ТРЕСНУВШЕМ ПОДОКОННИКЕ. ГНУТЫЕ ПРУТЬЯ В ИЗГОЛОВОЕ КРОВАТИ. ЗА ОКНОМ ГОЛЫЕ ВЕТВИ ДЕРЕВЬЕВ. ЧЕРНЫЕ ПРОЛЕЖНИ В СНЕГУ, ТОСКЛИВЫЙ СЕРЕНЬКИЙ СВЕТ… - Не спать! – кричит мэр и бьет себя ладонями по лицу. – Чур меня! Чур! И пятится из страшного конца аллеи, лезет между берез, валится в дренажную канаву, и наконец, цепляясь за траву, выбирается на дорогу. Счищает грязь с колен. Быстро идет по колхозному полю вниз к поселку. Оглядывается. Спускается в овраг, переходит ручеек по кривому мостку. Тяжело дыша, поднимается в гору. Сквозь куст бузины сверкают солнечные лучики, колют глаза. Над оврагом стоит розовое утреннее небо. Видна крыша белой пятиэтажки на окраине… Тропинка приводит мэра к заросшему футбольному полю. У погнутых ворот, привалившись спиной к штанге, сидит Леха Панфилов и играет на гитаре. Мэр узнает вступление к « STAIRWAY TO HEAVEN» «Led Zeppelin»… Мэр подходит ближе, находит в траве магнитофон и выключает. Бряканье гитары смолкает и сразу становится заметно, что Леха хуевато выглядит. Голова в кепке безвольно лежит на груди, да и весь он как-то заметно просел. - Что-то ты, дружище, совсем сдулся, - говорит мэр. – Это не порядок. Давай-ка я тебя подкачаю. Мэр достает из кармана пиджака маленький складной насосик. Вставляет шланг в специальную дырочку у Лехи в боку и быстренько его накачивает. Рок-бард сразу весь распрямляется и нагло глядит из-под козырька кепки в лицо склонившегося над ним мэра. - Ну вот, теперь совсем другое дело, - говорит мэр и прячет насосик в карман. Ухвативши Леху за ремень штанов он кладет его к себе на плечо, другой рукой берет гитару за гриф и идет через заросшее футбольное поле. - Тяжкий труд, каждый день, по капле выдавливать из себя сверхчеловека… - бормочет мэр, шагая по сверкающей тропинке к белым домам.