ДРУЗЬЯ ИЗ БАРА “Друзья из бара” — это целый социальный институт в жизни современной Италии. На каждой улице каждого крупного итальянского города (и на единственной улице в любом небольшом селении) обязательно есть бар, посещаемый вечерами одними и теми же людьми. Они -то и являются по отношению друг к другу «друзьями из бара.» Эти малые социальные группы – микрообщности, как определяют их социологи, — унаследовали свои конституционные принципы от обычаев древнего Рима, где микромножественность общественного бытия была прямым и необходимым следствием напряженной антагонистичности общества в целом. “ Никто из римлян никогда не принадлежал прямо и только обществу в целом, — пишет профессор Кнабе, — а всегда сначала какому-либо ограниченному множеству, микрогруппе, обязательно имевшей свой культ и, соответственно, свои застолья, свои sacra mensae. Совместная трапеза была непременной чертой тех общинных, коллегиальных, культовых, дружеских организаций и кружков, в которых протекал досуг римского гражданина. Как факт культуры, римский обед — cena - всегда форма общения и консолидации малой социальной группы .” Главным в римском обеде была беседа, что впоследствии станет устойчивой традицией во всех романских странах , но не превратится в обычай на территориях, заселенных потомками федератов Рима – германскими народами, которые за столом обыкновенно так же необщительны, как и русские, имеющие пословицу « когда я ем — я глух и нем», и их федераты якуты, поясняющие пословицу эту утверждением: «во время еды надо молчать, потому что можно подавиться». «… чрезмерная молчаливость,- писал в XIV веке в трактате «Галатео, или об обычаях» Джованни Делла Каза,- возбуждает неприязнь, ибо молчать там, где другие поочередно говорят, значит отказываться платить свою долю по счету; а так как говорить – это все равно, что раскрывать душу, то молчащий показывает обратное, а именно нежелание открыться перед слушающим. По каковой причине, как у некоторых народов, имеющих обычай на праздник много пить и хмелеть, принято изгонять непьющих, так и у нас в веселом и дружеском кругу неохотно терпят этих своего рода немых.» Римляне любили говорить, что количество людей в застолье должно начинаться с числа граций (то есть с трех) и доходить до числа муз ( то есть девяти). Простолюдины, составлявшие “коллегии простых людей”, вряд ли соблюдали это правило, устраивая совместные трапезы в харчевнях. На 10000 населения в Помпеях, например, таких харчевен было 120.На одной из главных улиц города, Стабиевой, длина которой 770 метров, археологи обнаружили 20 кабаков. Прежде всего люди шли за общий стол для отдыха от изматывающей ментальности Рима, ради забвения общественных распрей, в поисках солидарности и взаимной приязни, которые они ассоциировали с легендарным “золотым” веком общины, днями седой древности, индоевропейской эпохой — временем, когда символ дающего миру энергию солнца – свастика – еще не стал знаком отличия посчитавшей себя избранной группы, а был общим для всего человеческого племени, или, если прибегнуть к трактовке специалистов натуралистического толка, — с теми временами, когда в уже треснутом мире люди еще ясно осознавали особенность своего вида, и, представляя собой единую стаю среди стай иных животных, старались в противостоянии окружающему не допускать грызни между собой. Коллегиальность, сообщество и содружество, которые «натуралисты» определяют как аналог стайности животных, были в Риме не столько правовым принципом, сколько социально-психологической потребностью: в лоне микрообщности человек мог сделать передышку в борьбе за первенство, которую он ежедневно вел «на арене большого Рима» и вернуться на некоторое время к естественному для него состоянию социальной невраждебности. В искусственных условиях малой социальной группы- словно на театральной сцене — согласно италийскому принципу «придавать жизни удобную форму» как бы моделировалась и «отыгрывалась» норма бытия – те естественные человеческие отношения, которых не было в Большом Риме, и совместное застолье — эта причастность к общей пище, — пожалуй, как ни что другое отражало суть этих отношений, суть коллегиальности : в нем проявлялась затертая в повседневности подозрительностью к ближнему, которую породил раскол человеческого рода, составляющая основу понятия «братства» готовность человека делить с другими главное, что необходимо для существования, — энергию мира, и разделять тяготы по ее добыче. В древности иноземец, допущенный к участию в трапезе, попадал на этом основании под покровительство племени и становился неприкосновенным - он делался «своим», обретал родину в первую очередь потому, что группа включала его в свой энергетический баланс, признавая за ним перед лицом трудности мира право на равную долю в получаемой ей энергии. Цивилизация замаскировала в нагромождении порожденных ей формальных структур «энергетическую сущность братства», которая для древних – после того как мир, выйдя из Божьего ритма, утратил свою цельность, и действительность стала для человека отчужденной, а порой и откровенно враждебной - была еще памятна, что отражала и традиция пищевых подарков на празднике равенства Сатурналиях, и сегодня она хорошо просматривается лишь там, где окружающий мир так же тяжел для человека, как и в далеком прошлом –например, в трудной тюремной жизни, по неписанным правилам которой человек, допущенный к столу одной из групп камеры или барака, то есть получивший право на потребление энергии, автоматически входит в эту группу – принимается, как говорят, в семью ( или стаю) – и попадает под ее защиту… Коллегии простых людей, заменявшие римлянам родину, поскольку именно с братства родина и начинается, — эти микроорганизации, подобно островкам отдохновения, возникавшие в древнем Риме — не имевшем выраженного каким-либо общим культом или идеей консолидирующего начала и проникнутом антагонизмом, — эти микромножественности с их непременными трапезами, проходившими преимущественно в одном и том же месте и дававшими человеку возможность в причастности к общему столу ощутить свою полноценность и в мирном общении , к которому располагал фон энергетического равенства всех собравшихся, проникнуться миролюбием , - и есть прародители современных “друзей из бара”. Трудно, правда, сказать какое из слов определения “друзья из бара”, о которых упоминается практически в каждой современной итальянской песне, где речь идет о дружбе, несет основную смысловую нагрузку, поскольку культом у приемников традиций древних стало само место встреч, то есть бар, а совместные в прошлом трапезы превратились ныне в индивидуальное заказывание “друзьями” пивка. “Все люди братья,- говорят сегодня в Италии,- но их кошельки — нет”.