(из книги "ДЕТИ ЯНУСА") Итальянцы так ловко умеют прикрывать неприглядные моменты жизни и расцвечивать обыденное, что порой Италию хочется назвать страной эвфемизмов. Впрочем, как эвфемизмами здесь пользуются не только словами… Как иначе воспринять то, что выделяет Луиджи Бардзини при описании витрин итальянских магазинов: « Выставленные пучками спагетти перетянуты патриотическими бело-красно-зелеными лентами. Бутылки с вином и оливковым маслом сияют медалями, как герои войны. В ветринах мясных лавок бледные телячьи головы, с закрытыми глазами и губами, искривленными в тайной внутренней улыбке, держат во рту лимоны или гвоздики, будто выказывают свое презрение к смерти. Даже анатомический пояс на витрине ортопеда, украшенный флажками и ленточками, в сопровождении хвалебных плакатов, становится предметом веселым и желанным.» ? Что же касается собственно эвфемизмов, то есть слов, выбора из них правильных, подобающих, тех, что не смущают ни вкус, ни слух, то в Италии это — целая наука. « …каждый порядочный человек,- писал в XVI веке в своем знаменитом трактате «Галатео, или об обычаях» Джованни Делла Каза,- должен избегать слов, которые нельзя назвать пристойными: пристойность же заключается в звучании, в форме или в значении: иное слово само обозначает нечто пристойное, но в нем слышится некая непристойность как в «подать назад», каковое выражение, хоть и произносимо много раз на дню, обнаружит свою непристойность, если представить, что кто-либо, мужчина или женщина, образуют подобное выражение, но где вместо «назад» будет «наперед»; только к «подать назад» мы уже привыкли, так что по пословице «вино чуем, а плесень нет». Знай так же, что два или более слова значат иной раз одно и то же, тем не менее одно из них пристойно, а другое нет. К примеру, пристойно сказать «возлегла с ним» или «предался с ней утехе», а сказать то же самое иначе, выйдет непристойно. И лучше сказать «влюбленный», нежели «любовник», хотя оба слова именуют того, кто любит; и приличнее «подруга» или «спутница» Тифона, чем «наложница», и дамам, а также порядочным мужчинам, более пристало именовать блудниц « распутными женщинами»…., нежели применить к ним обычное слово вроде: «Таис – шлюха». И хорошо, что Боккаччо говорит о власти «блудниц и юнцов», не называя юнцов по их ремеслу, как он назвал женщин, иначе речь его была бы груба и малопристойна. Незачем говорить и «лампада мира» вместо «солнце» по той причине, что в слове «лампада» чуется копоть и масляный чад…» « Действие и реальность,- пишет об этой итальянской особенности публицист Чезаре Марки,- пугают нас. И когда мы не можем уйти от них, мы подслащиваем их мягкими эвфемизмами… Не улучшая сути, мы совершенствуем лексику, заменяя, например, «старика» на «пожилого», «старость» на « третий возраст». Это старинная италийская хитрость - делать вид, что меняешь действительность, изменяя названия. Так вот и « богадельня » превратилась у нас в « дом отдыха», предпоследний этап перед кладбищем — «домом отдыха для возраста четвертого »» .