Италия.Системация.
С мэром, его помощником и моим русским приятелем идем по виа Эмилии.Из баров, находящихся почти что в каждом доме, доносится аромат молотого кофе.Точнее — ароматы, потому что в каждом баре вам предлагают напиток из своей зерновой смеси, о чем свидетельствует висящая над входом рекламная вывеска. Над булыжной мостовой виа Эмилии струится раскаленный воздух. Солнце играет лучами в магазинных витринах, которые обновляют каждые две недели, выстраивая на них из товаров неизбежно гармоничные композиции .
•Как у них все ровненько и упорядочено!- говорит Юрий, показывая на возвышающиеся за стеклом кондитерской безукоризненные пирамиды из сладостей.
• Это у них от страха так все ровненько,- говорю я.
•Как это?
•Итальянцы чувствуют себя не в своей тарелке, когда их окружает природный хаос, а симметрия создает комфорт.
•При чем здесь комфорт? Комфорт — это удобства, которые стоят денег.
— Представления о комфорте существовали еще тогда, когда отношения
человека и природы не были опосредованы деньгами. Само слово “комфорт” относится к ряду слов, которые хранят в себе информацию о важных этапах в истории человечества. Происходящее от латинского глагола “ confortare”, переводящегося на русский как “ободрять”, “утешать” “укреплять”, “поддерживать”, и скрепляющего все эти значение общим смыслом « давать силы», слово “комфорт” отсылает к многообразным обстоятельствам, которые, делая для человека картину мира более понятной и упорядоченной, утешают и
поддерживают его во вселенской бесприютности и неизбывной тоске перед неведомым, предохраняют его от неожиданностей, делают менее уязвимым, и, главное, сохраняют его силы и позволяют ему тратить меньше энергии в противостоянии окружающему миру.
Комфортом поэтому можно было бы назвать и дубину в руках первобытного человека, и его пещеру, и его религиозные ритуалы. Ну а если говорить с этой точки зрения о деньгах, то — они всего лишь выработанный в процессе цивилизации, или как иногда утверждают,
подброшенный нам, суррогат энергии, необходимой для жизнестойкости. Их наличие дает возможность делать меньшие усилия в преодолении трудности мира, который и тягостен в первую очередь потому, что непонятен. По существу во всех отраслях науки пытаются
ответить на два вопроса: кто мы ? и зачем мы здесь? Один из них имеет отношение к прошлому. Другой к будущему. Но в ощутимой полнокровной плоти человеку дано лишь настоящее. Будущее наполняет его страхом, прошлое остается для него вотчиной домыслов.
Все научные знания, открытия, а точнее, обработанные и наполненные человеческой логикой факты, - как вырванные звенья из цепи неких целесообразных событий, происходящих в космосе между крайними полюсами времени. Увидеть эту цепь во всей ее полноте — мечта и цель ученых. Большинство людей главным образом интересует прикладное
применение добытых знаний, поскольку оно, попросту говоря, облегчает им жизнь. Так при практическом использовании сформулированных в виде законов знаний возникает продукт. Это латинское слово означает: выведенный, извлеченный. В данном случае — выведенный из знаний. С практической точки зрения продукт — это, действительно, нечто облегчающее бытие: именно он создает комфорт — издревле необходимые человеку обстоятельства для относительно сориентированного и ненапряженного пребывания в мире, или, как
часто говорят, комфортные условия. Это то, что понижает наши энергетические затраты и придает нам психологическую уверенность.
Комфорт окружает человека оборонительным валом, отгораживает от странностей вселенной. Если бы этого не было, картина была бы неприглядной: безутешный трясущийся человек перед жадно рокочущей природой. Но получается, сам продукт является условием
для создания комфортных условий. Условие порождает условия.
Пришедшее в русский язык путем буквального перевода с латыни, слово “условие” означает: уговор, договор, соглашение,- что , впрочем, хорошо слышно и в звучании русской версии понятия. Но почему мы воспринимаем это слово в значении “обстоятельство”, “состояние”,
“положение”? Почему( и не только в нашем языке) допускаются такие тавтологические выражения как “условия договора”? Почему первоначальное значение слова как бы ушло в тень? Кто же наконец в “нашем” договоре является второй стороной, если первой в нем
выступает человек, желающий взамен “извлеченного, выведенного из знания”, обрести комфортное существование? Метаморфоза, случившаяся со значением слова “условие”, позволяет сказать, что вторая сторона это все тот же непонятный человеку космос с его
протянутой меж временными полюсами цепью целесообразных событий, с которым в далекой древности, согласно принципу принятого между ними общения, люди пытались войти в договорные отношения и который со временем, из-за его молчания, перестали
считать живым собеседником. Во многих исторических традициях можно найти подтверждения того, что было до той поры на земле время, когда человеку не нужен был никакой комфорт, его незачем было утешать и обадривать, ибо, обладая способностью жить в ритме
Божьего мира, сам он, подобный Богу, был существом поистине космическмим и пользовался Сокровенным – Вселенским – знанием, позволявшим ему в любой миг, словно по мановению волшебной палочки, получать жизненную и преобразующую энергию. Тогда каждый был наделен способностями, являющимися сегодня уделом немногих, или как говорят, избранных. Каждый был причастен Великому Вселенскому знанию и мог одной лишь своей мыслью на некоторое
время менять заданную картину мира, при условии, что затем так же – мыслью — вернет все на прежнее место. Соблюдение этого условия - духовно-нравственного закона - и называется способностью человека пребывать в ритме Божьего мира. Вселенское Знание было единым языком планеты. Мысль, вера, опыт – все это было слито тогда воедино. Не было никакого различия между жизнью и бессмертием. Но надломилась духовно-нравственная воля человека; не удовольствовался он данным ему свыше правом на свободное
использование вселенской энергией в рамках заданной гармонии мира, захотел распоряжаться и управлять ей самовольно, захотел своевольно и, главное, безвозвратно менять первозданную картину мира, то есть совершил то, что составило основу первородного греха; он вышел из ритма мира Божьего, и посягнул на Бога: « Я сам сложу
свой мир.» «Складывай !» — ответило небо – мир треснул и раскололся на на мелкие фрагменты, которые постепенно становились все более «враждебными» друг другу.«Будешь есть хлеб в поте лица своего» — трактует «Библия» этот ответ небес, обрекший человека на самое страшное наказание – наказание трудом... Так человек был отлучен от возможности сводобно пользоваться вселенской энергией – единственного, что определяет состояние мира, и перестал быть самодостаточным. Мир утратил свою цельность и стал приобретать категорию трудности. Бытие человека наполнялось страхом перед неопределенным. На испещренной границами Земле вырисовывался пантеон языческих богов – осколков ранее единого представления об устройстве Вселенной. В жизни человека вошла
Необходимость, и сама его жизнь стала превращаться в нескончаемую череду ритуалов, о которых ранее, пребывая в ритме Божьего мира, за их ненадобностью, он и не подозревал. Теперь, когда он лишился космических ориентиров и стал земным, каждое его действие, каждый шаг, каждый жизненный акт превратились в преодоление тяжести бытия, в поклонение не Вечности, а каждому мигу существования, тому или иному божеству расколотого мира, в его- требовавшее энергетических затрат- умилостивление, стали жертвоприношением...
Постепенно в своем полностью ритуализованном бытие человечество все больше стало походить на страдающего фобией, который совершает в страхе свои причудливые заклинания...
Речь уже шла не о свободном пользовании вселенской энергией, а о ее добывании. Некоторое время, покинутые небом и сплоченные в грехе, люди добывали эту энергию сообща. Тогда еще царила энергетическая справедливость, все наделялись энергией в равной мере, «одинаково брали от плодов земли...» и жизнь в большей степени оставалась еще
созерцательной. Этот период человеческой истории сегодня называют золотым, сытым, или Сатурновым веком... Но постепенно мир и пребывание в нем становились все труднее. Легкий энергетический рессурс иссякал. Равенство впавшего в грех человечества
заканчивалось. Люди уже не добывали энергию сообща, а отнимали ее друг у друга, тесня друг друга по горизонтали планеты. В конце концов, в борьбе за энергию, человек стал совершать по отношению к ближнему то, что ранее хотел совершить по отношению к творению Бога: самовольно и безвозвратно изменять его судьбу. Былая претензия человека на изменение вселенской первозданности превратилась на земле в убийства, первое из которых упомянуто в библейском эпизоде о Каине и Авеле.С этой отмеченной в притче границы начинается эпоха энергетического вампиризма человечества. Энергия солнца, или, как
иногда говорят «энергия меда», добывать которую станавилось все труднее, теперь заменяется энергией крови. Созданное Богом творение начинает организовывать и оформлять дьявол, цель которого – регресс, застой в том, что является фрагментарным, низшим, разнообразным и прерывистым.
Представления об устройстве мира мельчали – пантеон заселялся новыми божествами. Над все тяготела вражда. Появились представления о роке, отражавшие несовершенство расколотого мира и неспособность человечества вернуть утраченное знание, дававшее ранее всем эфирную
легкость существования. Это было последствием того, что сегодня называют индивидуализмом – оторванности части от целого. Языческие боги также были бессильны перед роком. Они, как и люди, не хотели объединяться, признавать себя частью целого и, как повествует
«Илиада», вели отчаянную войну, каждый выступая на стороне своего народа и не менее неистово тесня других. Так сделанный однажды дерзкий вызов небу бумерангом вернулся на землю, принеся с собой тот разлад, который человек своим посягательством хотел внести во
вселенскую гармонию… Космос отгородился от человека занавесью тайны, а сам человек, лишенный энергетической самодостаточности и окруженный неведомым, был вынужден искать утешения, или говоря иначе, комфорта. В треснутом мире от различных языческих алтарей
тянулся вверх дым жертвоприношений, летела разноголосица клятв и обещаний – лишь бы вернуться к началу, лишь бы снова на земле было уютно. Видно, забывал человек прибавить что-то важное к своим увещеваниям, ибо ответы неба не были вняты… Так началось
разделение ритуала на религиозный обряд и научный опыт.
Отлученный от Вечности и теперь уже боящийся ее, ритуализованный мир, основной целью в котором стало снятие его трудности, был поделен между религией и наукой. Религии отошло утешение человечества молитвой, науке - знанием, являющимся своего рода
сводом атеистических ритуалов. Не желая помнить, что “Вначале было Слово...”, ученый человек превратил попытки договора с космосом в безмолвное выдвижение ему условий, которые он выводит из знаний, полученных, по сути, методом тыка. Ткнул правильно возникают лучшие условия для жизни, или комфорт ; ошибся — дискомфорт, или условия худшие — их можно определить словом “участь”, несущим негативное
содержание и относящимся к синонимическому ряду слова “ условия”, к которому примыкает также и слово “катастрофа”...
Ну а что касается денег, да, ими платят за продукт, создающий благоприятные обстоятельства для существования человека, то есть ситуацию, при которой от него в первую очередь требуются меньшие энергетические затраты. Но, приобретая комфорт в одном, человек начинает испытывать дискомфорт в другом: за сами деньги нам приходится расплачиваться энергией реальной. Никто не знает куда она уходит. К тому же, будучи суррогатом, сушенным потом и кровью, при постоянном “употреблении”, подобно анаболикам, которые применяют культуристы, деньги меняют естественный обмен веществ… И могут привести к смерти. Это хорошо отражает легенда о царе Мидасе, который попросил у Бога, чтобы все, к чему он прикасался, превращалось в золото… Человечество фактически стремиться к полному комфорту – к былому блаженному пребыванию в мире, но для того, чтобы обрести его, оно вначале должно восстановить свою духовно-нравственную волю. Единственное условия, на котором может строится его отношение с всемогущим небом, — это соблюдение духовно-нравственного закона – закона незыблемости первозданности...
— Ну а какое отношение к комфорту имеет симметрия?
•Симметричное — это те же утешающие обстоятельства. Симметрия вносит в мир ясность и, ориентируя человека, прогоняет его страх перед неведомым. А для такого народа, как итальянцы, прогнать из своей жизни страх — крайне важно...
-Cтрах?
“Страх,- пишет итальянский журналист Луиджи Бардзини,- проглядывается также за особой страстью итальянцев к геометрическим структурам, гармоничным архитектурным проектам, к симметрии в целом. Это страх перед неясностью, неконтролируемыми жизненными рисками и перед природой, а его тень — страстное желание чувствовать себя в безопасности. Это стремление к регулярности видно повсюду. И лишь изредка оно преследует практические цели и отвечает узко функциональным требованиям, почти всегда за ним стоит лишь желание порадовать глаз и утешить сердце. Так зеленщики каждое утро тратят массу времени, чтобы выстроить из своего товара шаткие пирамиды, которые в конце дня должны будут развалить. Новая горничная будет каждое утро упорно переставлять предметы в вашей комнате, дабы удовлетворить свои представления о симметрическом идеале. Она до тех пор будет расставлять на камине канделябры, статуэтки и вазы, пока не превратит его в некую пародию на алтарь. В старых садах ничто не оставляют на волю случая и необузданной природы. Их сложные схемы из зеленых изгородей, гальковых дорожек, фонтанов и статуй, всегда строго геометричных, по-настоящему можно оценить лишь с высоты птичьего полета, откуда они представляются замысловатыми арабесками.
Дороги, площади, бульвары, парки проспекты — все это в Италии спроектировано по жестким законам симметрии. В начале бульвара парой стоят почти одинаковые церкви. Улицы сходятся у одного обелиска или монумента. Одинаковые или подобные фонтаны украшают начало и конец длинного проспекта. Поля почти всегда бесполезно ухожены. Лесопосадки неизбежно тянутся военными рядами. Та же одержимость симметричностью может быть выявлена и в вещах незримых: в нелепых нормах и положениях, которые уровновешивают запреты для одной группы запретами для другой, в сложных схемах школьных работ, в организации правительственных учреждений и военских подразделений. Итальянский литературный шедевр - “Божественная комедия” — так четко выстроен, что школьникам приходится приобретать специальную схему, на которой отображены положения и топография ада, чистилища и рая. Национальная поэма сложена из вспупительной песни и трех кантик, каждая из которых содержит 33 песни и заканчивается словом “звезды””.
Все это определяется словом “sistemazione” (по-русски можно передать как “системация”). Все “системировать” , считают итальянцы, главная, а, возможно, и единственная миссия человека на Земле. Слова “системация” и “системировать” нельзя перевести точно на другие языки. Их английские и французские аналоги входят в особый лексический пласт и встречаются лишь в специальной литературе ( в русском их значение лежит где-то между такими понятиями, как “систематизация”, “упорядочение”, “устройство”, “улаживание” , “урегулирование”, “установка”, “размещение”, “расположение”). Для итальянцев же эти слова повседневны. Прежде всего, “системировать” означает: “победить природу”. Итальянцы “системируют” горные потоки, заболоченные земли, диких животных, непослушных детей, бунтарей. “Я тебя “системирую!”- такова одна из самых распространенных в Италии угроз(я тебе дам! -был бы ее русский аналог), а зашифрованное в ней значение: “Я подавлю твои упорные инстинкты, облагорожу тебя”. Существительное “системация”, в самых различных контекстах, используется в значении “обретения твердой почвы под ногами”, а глагол “системировать” - означает “ устраивать”, “ориентировать”.
Понятный и безопасный мир — это неизбежно мир, облагороженный человеком, считали древние римляне, и, унаследовав от них эту уверенность, их потомки -итальянцы продолжают системировать действительность: расставляя в ней на манер указательных знаков всевозможные искусственные вехи, они делают тем самым свой мир миром для человека и под человека.
Выслушав мой рассказ, Юрий уставился на итальянцев, как на инопланетян. Мне вспоминаются слова Гете, написанные им во время пребывания в Италии: « … ты перерождаешься, прежние понятия делаются тесны тебе, как детские башмачки. Зауряднейший человек здесь становится чем-то или, по крайней мере, приобретает незаурядные понятия, даже если они не входят в его плоть и кровь». Вкратце перессказываю итальянцам суть моего объяснения, и мэр, улыбаясь, обращается к Юрию:
•Действительно, в итальянской жизни много зашифрованного. Но лучше обо всем этом не думать… Надо просто жить.