(восточная сказка) Под оранжевым неба костром, На песке, раскалённом до гроз, Вьётся Замок из острых шипов Ядовитых безжизненных лоз. В жидкой комнате мутных зеркал Над челом бездыханной любви Молча Раб на коленях стоял, Пряча слёзы в кровавой пыли... Началось это тёплой весной: Март плясал по песчаным хребтам, Цвёл жасмин снежной краской густой, Вкус цукатов сквозь стены витал. За струёй балдахиновых волн, Смуглой кожи вдыхая пары, Раб, покорно уставившись в пол, Слушал голос своей Госпожи: «Там, за степью шершавых камней Тропка узкая льётся вперёд. Повернёшь за оврагом левей, И увидишь вдали тёмный грот. В гроте том среди сотен свечей Круг начертан чернилами вен Убиенных семи палачей. В нём качается шар перемен. В центре круга, бледна и стара, Танец смерти Колдунья плетёт. За тринадцать монет серебра Заклинанье любое прочтёт. Дай ей этот мешочек камней, Да скажи: я желаю взамен Той любви, что всех паток нежней, Страсти той, что влечёт тело в плен.. Есть один смелый, доблестный Бай: Смел, красив, всё ему по плечу. Я за ним хоть на смерть, хоть на край, Больше жизни я быть с ним хочу! Ну, ступай же», - взмахнула рукой. Раб отвесил поклон до земли, И покинул покои младой Несравненной своей Госпожи. Третий день прямиком на восток По пустыне он ехал верхом: Степь камней, и овраг пересёк. Вот и грот, сплошь пропитанный злом. Полный твёрдой решимости, он В грот уверенным шагом ступил. В небе чёрном тотчас грянул гром, Ливнем скорби пустыню омыв. Год прошёл уж с тех пор. Госпожа От любви краше солнца была: От тоски замирала душа, Каждой встречи как утра ждала. Бай ей жизнь свою отдал, любя, Он нуждался в ней, словно в воде. Каждый в памяти миг с ней храня, Он мечтал рядом быть с ней везде. Дело к свадьбе клонилось. Беда В Замок в алой пришла парандже: Бай, до этого верный всегда, Изменил молодой Госпоже. Слёзы градом часами лились, Рухнул мир, дней померкли лучи. В невиновности оба клялись, Но точили ножи палачи. Не смогла Госпожа пережить Той огласки, что тенью легла: Приказала обоих убить, Искромсать в пух и прах их тела. «Я любил тебя», - Бай произнёс Перед смертью, не пряча глаза. «Разорвать», - сквозь дыхание слёз Палачам приказала она. Дождь на площадь пустую ронял Капли горя, смывая любовь. Госпожа, кожу Бая обняв, Грела руки о тёплую кровь. Дни и ночи металась в поту, Воплям жутким не стало числа, Растеряла свою красоту От несчастной любви Госпожа. Раб влюблённый не знал, чем помочь, Всё внутри полыхало огнём. Он был рядом с больной день и ночь, Каждый приступ встречал с ней вдвоём. Минул год. А за ним и другой. Госпожа между тем ожила. Но сама себе стала чужой. Предложенье Раба приняла. Только мысли давно об одном - О Колдунье, что жизнь отняла, Что приказа ослушалась в том За тринадцать монет серебра. За неделю до свадьбы с Рабом, Никому ничего не сказав, Госпожа с острым ржавым клинком В грот отправилась, слово сдержав: Обещала себе наказать Ведьму старую. Смыть тяжкий грех. Вот и грот. Время двинулось вспять. За спиной вдруг послышался смех. «Знаю, знаю, к чему ты ведёшь. Я - Колдунья, ты помни о том, Когда руку с клинком занесёшь. Сядь и слушай пока. Месть - потом». Госпожа, ни жива, ни мертва, Опустилась послушно на пол. Рукоятку разжала рука. Взгляд Колдуньи был страшен и зол. «Ты, девчонка, повежливей будь, Не гневи чёрных сил ураган. Объясню бед твоих мрачных суть, Что бредут за тобой по пятам. Три весны назад Раб твой сюда По приказу пришёл твоему. Только вот ведь какая беда: Он тебя не отдал никому. Подложил вам заклятьем свинью, Пожелал Баю смерти во лжи, Чтоб погиб он за верность свою От руки молодой Госпожи. Он любовью к тебе воспылал Уж давно, но слепа ты была. Вместо искренней верной любви Чарам сердце своё отдала». Потемнело в глазах Госпожи, И отхлынула кровь от лица. Поняла, что пригрев на груди, В мир впустила Раба-подлеца. Конь летел в Замок, словно стрела. Белый саван покрыл милый лик. Всю дорогу её жёг до тла Смех Колдуньи, срывавшийся в крик. «Что случилось, и где ты была?», - Вопрошал её Раб: «Что стряслось?» «Не волнуйся», - сказала она. «Буду к ужину», - вслед пронеслось. Вечер тихо спустился на сад, В Замке свечи рабыни зажгли. Раб сидел за столом, и молчал. Тут поднос для него принесли. У рабыни дрожала рука. «Что там?», - Раб беспокойно спросил. Ничего не ответила та, Рухнув в обморок тут же без сил. Воздух в глотке застыл у Раба, Слышен был лишь артерии гул. Две секунды - и крышка снята. На поднос он с опаской взглянул. Средь душистых корений и трав Под томатного цвета нугой, Всю агонию смерти вобрав, Госпожи сердце билось младой. Спотыкаясь, на ватных ногах, С подступившей борясь тошнотой, Пересилив вкус горя и страх, Раб ворвался к любимой в покой. Там лежала, мертва, Госпожа, В Бая кожу себя обернув. Слугам верным и власти ножа Жизнь доверила враз, не моргнув. С воем Раб на колени упал Перед телом её восковым. За окном вязкий ливень хлестал, Эхом вой разнося громовым. В тонких пальцах девичьих листок Раб заметил сквозь слёз пелену. Было в нём кратких несколько строк, Адресованных ею ему: «Что ж, хотел моё сердце? Бери! Но пред тем я тебя прокляла: За тринадцать монет до зари Заклинанье Колдунья ткала. Будешь вечно любить образ мой. Будешь узником Замка навек. Ты бессмертен теперь. Но душой Ты давно уже не человек». Под оранжевым неба костром, На песке, раскалённом от гроз, Вьётся Замок из острых шипов Ядовитых безжизненных лоз. Нету входа туда никому. Веет жуткой от стен тишиной. Только мёртвое сердце стучит В щелях Замка под стонущий вой.