После сильного ветра почти всегда возникали перехлестывания проводов на ЛЭП (линии электропередач) и, конечно, следовало аварийное отключение. После хорошего дождя кабели подземные простреливали от коротких замыканий. И на этот раз у проходной сетей сидел директор ликероводочного заводика, что на Измайловской располагался. У них кабель стрельнул, заводик встал. Дядя Митя пригласил Борю в помощь, чтобы парню на халтурные гроши штаны и рубашку купить, а может и на обувь хватит. Им выделили работяг, чтобы котлован копать, с которыми Боря и остался. Дождь накрапывал, но не сильный, зато в котловане стояла лужа. Её вычерпывали, но она интенсивно пополнялась. Боря разрезал кабель, развел жилы на ящиках, выше воды. Ящики и камни в котлован накидал, чтоб на них встать. Смолу уже растопил. Наконец, еле передвигая ноги, дядя Митя пришёл, весёлый, в сопровождении директора, тоже тёпленького. Директор, будучи уверенным, что после всего выпитого кабельщик все сегодня сделает, поставил еще две бутылки у котлована и спросил: - Скажите, пожалуйста, кабель после ремонта можно вовсю нагружать? На всю катушку, говорите, а как же... Дядя Митя: - Очень просто. Скажи мне, Яков Петрович, что овца ест? Траву, овес. А корова, коза? Тоже траву, говоришь. А какают, извиняюсь по-разному они, сами видели. Почему, мил человек, так получается? Не знаешь, значит. В навозе не разбираешься ни гу-гу, а в электричестве понять хочешь? Не получится… Боря, я того, сынок, полежу малость, апосля… И все, отключился. Поэтому всю работу Боря проводил сам, впервые, но уверенно. Состояние до окончания работы не чувствовал, занят был. А ноги-то в рваной обуви хлюпали в холодной воде, и давно, видимо. Может, пронесет? Конечно, про свой плохой иммунитет он помнил. Боря разулся в щитовой, кто-то сухие тряпки принёс, он ими тщательно окоченевшие, красные ноги обтёр. - Где эти халтурщики, которым я гроши должна с нарушениями дать? И за что, спрашивается? Ты что ли? Другой обуви нет, эти же текут? Да и ты уже горишь весь, готов. Водки выпей! Не пьешь? Митя, отвези парня на директорской. Гроши возьми, парень. Нет, не мама я тебе, а главбухша. Второго, алкаша, разбудите и тоже в машину. Быстрее. Слышишь, мужик, с парнем плохо, горит весь. В воде, считай, босиком стоял... Корзан, придя в себя, заметался, запричитал, кулаком по голове себя бил, матюгался. * Елизавета, дочь Корзана, вышла замуж за молодого красивого лейтенанта, ушла от отца, чтобы самостоятельно гнездо свить, без опеки родителей. Все было пока хорошо и дома, и у отца, который один остался. Но когда муж получил назначение на север, заволновалась за папу. Это и побудило её к Борису пойти с предложением: к её отцу ему переселиться. Они, молодые, очень давно знали друг друга, дружили, поэтому Лиза откровенно сказала, что отец сопьётся от одиночества. А вдвоём – другое дело. Батя был согласен. Бориса это тоже устраивало, и мама согласие дала на время, чтоб присмотреться. * Мать Бориса, или тётя Клава, как ее называли, сидела на своём заветном стульчике в тишине коридора и что-то пришивала. Постучали, ещё. «Открыто», – сообщила хозяйка. На пороге появилась очень обаятельная девушка с косичками и красными щечками. Сима: - Простите, ой здравствуйте. Я у проходной была, чтоб Борю увидеть. Не было его, поэтому, извините, сюда пришла. Мы вместе в кино ходили... Спасибо, сяду. Меня Серафимой, Симой можно. Сейчас запишу адрес… Тетя Клава: - Боря временно у товарища живет, девушка, к экзаменам готовится. А живёт он напротив вокзала, в Одесском переулке. Корзана спросишь, все знают. Что? Ты обидела его и сожалеешь… Не переживай. Сама ему и скажи. Нет, ещё компота выпей. Иди, девонька, не боись, он у меня самый, самый… сама увидишь. Привет передай. Я закрою. Вот это девонька, это ангел земной! Никому ни слова, чтоб не сглазили. * На этот раз в калитку к дяде Мите постучали, затем громко позвали: Корзан: - Только гостей нам не хватало. Сейчас, Боря, компресс на голову положим. Горишь, парень, весь. Что делать? Лекарств нет у меня, водку не пьешь… Скорую вызвать надобно... Ты что, девуля, пришла? Плохо ему, очень, простыл по моей вине. Сапоги резиновые для него положил в мешок, а дать не дал. Нализался водкой, забыл все. Что? Врача не вызывал, телефон на вокзале... Скорая? В больницу уложит и всё… отседова заберут парня. И правильно… Что? У Тэва жена врач? Знаю. Они же рядом живут, на Пугачевой, видел как-то, найду. А ты посиди, милая, я мигом. Скотина, чтоб я ее в рот... Оставшись с больным, Симочка выжала полотенце и к горящему лбу его приложила. Борис выглядел беспомощным, бледным-бледным, глаза были прикрыты, руками железные прутья дивана сжимал и тяжело дышал. Девушке стало невыносимо жалко Борю и, решившись, его руку в свои ладошки взяла, гладить стала, по имени окликнула тихо. Послышались шаги и энергичный голос Вии: Вия: - Окна немедленно открыть, воздух ему нужен. Привет, Сима, поможешь, хорошо? Все вышли, бодро. Расстегни ему рубашку, грудь открой, смелее, Симочка. Не говори, что этого не делала никогда. Так, легкие послушаем… еще, с левой стороны… х о р о ш о. Чистые они. Простуда сильная. Давление замерю, рукав закатай. Температуру надо сбить порошком, размешай, девонька, и выпить дай. Сумеешь? Укол подготовлю пока. Выше ему голову держи и вливай в рот, молодец. Что? Глаза открыл, соображает? Привет, Боря. Болит что? Ничего? Симулируешь! К тебе гостья, видишь. Ближе к нему подойди. Борис: - Здравствуйте, Сима. В кино... Пить... Все ко мне… (отключился). Вия: - Ему постельный режим, поняла? Аварийная ситуацию у вас, дядя Митя. Ты, Тэв, сможешь с Борей побыть? Конечно, могла бы Симочка, а как школа? Не попадёт? Все, все, согласна. В девять загляну на полчаса, укол ещё нужен. Где Тэв, спрашиваю? Плитку чинит электрическую! Спать всем пора, по домам. Температуру сбили, снотворное дали больному, все ОК. * Ранним утром следующего дня школьница буквально влетела к Корзану. Борис еще спал, на столе завтрак был приготовлен, на электроплитке казанок с разделанной курицей стоял, рядом масло, лук. Вот только готовить девушка не умела. Вспомнила о Вии, улыбнулась и, скинув школьную форму, халатик из сумки достала и надела. Поставила чай греть. Голос подал больной, позвав дядю Митю, но, увидев девушку, поздоровался и спросил насчёт школы. Завтракать согласен. Голова тяжёлая, но встанет. Девушка помогла Боре сесть и чай налила. Сима: - Намазать масло на хлеб? А яичницу? Хорошо, с удовольствием тоже позавтракаю. Приятного аппетита, Боря. Что? Жарко стало? Минутку… лечь хотите? Меня на «ты» можно, мала еще. Что? Тетрадку, даю. Как, в два часа экзамен по математике в институте, а вы заболели… Нет, не идиот вы, а даже чуточку хороший, со стороны виднее. Как? Вы меня при дневном свете еще не видели, разочаровались? Не очень. Здравствуйте, Вия. После больного мне нужна помощь – курицу приготовить. Не знала, что вы умеете, Борис. Хорошо, лук почищу и разрежу… а далее скажете… Вия: - Ну, Боря, покажитесь! Так, нормально. Обычная простуда, а реакция чудовищная была. Иммунитет негодный, говорите, с детства? Часто и много болели? Обречённым себя ощущаете, правда? И никто не нужен вам, так? А как же Симочка? Попросите разбежаться… Идиот, извините, но это уже проходила с Тэвом, мужем моим, когда он узнал, что туберкулёзом заболел. Да вы же ничего о нас не знаете. Сначала о главном – иммунитете. Определимся со сбоями. Свяжемся с профессором Рутгауссом, а он спец в этом. Не сразу, но исправим. Сима, где ты? Плачешь от лука? Острый… Все слышала. Боря, девушка плачет из-за тебя. Дай ей попить, а я пока к мясу. Когда Вия в комнату вернулась, молодые на диванчике сидели, рядом, почти соприкасаясь. Вия: - Приготовлю жаркое, пообедаем, и на работу отсюда уже поеду, с вами побуду. О твоей болячке подумать надо, селезёнку обследуем, и другое. Девушку более не обижать! А ты плачь, Сима, если что: подсел, видишь, сразу, руку гладит, ну точно Тэв. Что? Про туберкулёз Тэва спрашиваете? Вылечили, недавно совсем. А что я выдержала… Неполноценным себя считал, прогонял постоянно меня. В сорок первом его впервые увидела, тринадцать ему было, мне девятый. От расстрела сбежал, спрятался в блиндаже заброшенном, рядом с лесом. Я веток пошла собрать, увидела ободранного, голодного у ягодного куста. Два с половиной года прятался, зимой и летом. С мамкой пищу подкидывали ему. Домой взять не могли, только один раз, больным. Поздно вечером тогда Эльза-Гебельс в гости нагрянула, дознаваться стала о мальчике, штаны невзначай больному стянула и ушла. Ночью той пожар случился, Эльза в доме сгорела. У мамки долго руки дрожали, молиться стала Богу с тех пор. Война кончилась, отец у Тэва нашелся, приехал, а он-то без конца кашлять стал, потел, ослаб. Нет, с нами остался. Почему? К маме Марте привык, наверное. Свою он мамой Дорой называл. И анализы, анализы, подтверждающие туберкулёз. Не жилец уже был. - Мамка Марта в тубдиспансер няней устроилась в Крыму, по две смены вкалывала, я помогала. Она медсестра, поэтому все процедуры с сыном (всем так Тэва представляла) сама проводила день и ночь. И когда, получив очередной анализ, мамка в обморок упала, мы страшно испугались. Напрасно – болезнь отступать стала. Полтора года крымчанили. Вернулись домой, в Латвию. Учились, работали, Тэв на VЭF работать поступил, лечение продолжили. Ко мне, как к сестре относился, поругивал. Я молчала. Мамарта, как ее называть стали, шутя, ворчала, что таких несуразных детей ей Бог подарил в наказание за грехи земные. Парня из хаты не выгонишь: книги да книги, а ему гулять надо чаще. Вертихвостку дочь палкой домой не загонишь: всегда мальчики вокруг, хихоньки да хаханьки. Но в мед поступила почему-то. - Жили очень дружно втроём, стараясь не говорить о болячке, которая более не снижалась, третий год. За ужином как-то заметили, что Мамарта без обручального кольца, без вечных серёжек и взволнована чем-то. Короче, она Тэву голландские таблетки купила за… уже сказала за что, плюс крестик золотой добавила, и рада была безмерно. И все, Мамарта почти победила туберкулёз, она расцвела от счастья. Я на четвертом курсе тогда училась. Купили торт, я цветы принесла, все нарядными были. Он шампанское открыл, налили, выпили. Я и выдала: «Благослови детей своих, Мамарта, мы любим друг друга, и давно очень. Не смотри так на меня, его спроси, любимчика своего. Можешь удивляться, но это Натан мне предложил. Я счастлива. Мам, мы давно нашу любовь скрывали, ждали выздоровления, а теперь...» - Мамарта нас благословила, и мы вскорости поженились. Отец Тэва на свадьбе присутствовал, очень благодарил Марту за спасение сына. Сообщил, что в Ригу приглашён работать, в политех. Когда закончила медицинский, на юг попросилась, в психиатрическую, одно лишь место было. Вот и лечу больных там третий год. Да, в Костюженах работаю, в восьми километрах от города. Автобусы вечером не ходят, поэтому три дня в неделю пешком до города топаю по ночам, после двенадцати. Нет, конечно не одна, меня у ворот больницы всегда Тэв встречает. Это правда, Симочка, шестнадцать километров топает за вечер мой муж. Проверялись на днях – лёгкие чистые, можно и детьми обзавестись. Пора обедать, друзья. Молчишь чего, Боря? Ты верить должен в исцеление, ей-богу. * * * Трудно поверить, но и на этот раз подтверждаю правдивость повествования, что три года мои герои домой из Костюжен шагали по ночам, часто с песней. На территории психбольницы в те годы располагалась мощная глушилка от западного радиовещания. Меня и послали раз подстанцию осмотреть при ней. Я еще молодым был. Осмотрел, обратно огородами пошел. И правильно: кругом огурцы, помидоры. Нагнулся, сорвал огурец, надкусил. Крик нечеловеческий раздался. Справа от меня метрах в двадцати стоял здоровенный мужик с шестом в правой руке, левой рукой поддерживал пижамные штаны без резинки, глаза дикие, как и оскал. Смотрю – ко мне двинулся, продолжая угрожать криком. Я не герой, наверное, поэтому развернулся и к подстации подался, ускоряя шаг. Слышу топот шагов, близко уже, как и рев его. Оглянулся и увидел, что мой преследователь скинул пижамные штаны, голым с шестом вот-вот настигнет меня. На спринтерской скорости, полуживой, влетел в охранную будку. И этот добежал, шумит снаружи. Охранник мне говорит, чтобы я огурец в окно выкинул, вернул, значит. Голенький его поднял, улыбнулся и в землю воткнул. Вот. * * * После выздоровления Боря на приём к Дубинскому, директору, пробрался, вкратце о судьбе Тэва рассказал и об его ночных прогулках. Реакция была оперативной. Дубинский завгару: - Привет, Вася. Слушай внимательно. Права на мотоцикл сможешь сделать? Как кому? Тэву. Хорошо, десять дней. Мотоцикл до кондиции доведешь и оформишь, как «аварийный». Тэв по ночам релейную защиту проверять будет на РП. Будет артачиться – не слушай. Понял? Будь. И ты, Боря, уходи, занят я. * Вия осенью сына родила, Артуром назвали в честь отца её. Приехали на радостях родители из Латвии, малыша повидать, на руках подержать. Отцу Тэва, Владимиру Зиновьевичу, старому холостяку, позволялось лишь коляску катать, Марту неуклюжесть его раздражала и пугала, но подкупала схожесть всех троих мужчин, одна слепка. Он ее побаивался. Из жалости позволяла коляску катать, но сама для страховки всегда рядом была. Молодые с Артуром к друзьям на именины как-то отправились, Марта выждала немного, оделась нарядно, подкрасилась и постучала к деду: - Володя, может, меня прогуляете на воздухе? Стойте, рубашку поправлю, галстук, а так ничего. А я как? Не заикайтесь, пиджак оденьте. Вам не Мамарта я, запомните.