НА ВЕСЫ ! На границе с Польшей во Франкфурте шли ремонтные работы, и машины с двух сторон проходили через одно крыло пропускного пункта. - Херр таможенник,- раздалась русская речь. - Ну я же говорю, друг из Варшавы попросил привезти ему чай, а когда я заехал, его не оказалось дома вот и осталось... Стоя около открытого багажника нацеленных “мордой” в сторону Германии “уезженных” жигулей, небритый парень в тренировочных штанах потрясал брезентовым рюкзаком. - Ну, может, разрешите, херр таможенник ? А? Таможенник покачал головой и на хорошем русском, что не удивительно, поскольку дело было на терриитории Восточной Германии, приказал: - Ставьте на весы ! - Херр таможенник, - продолжал канючить парень. - Зачем на весы? Заберите его себе - с друзьями вечерком попьете... А? Немец снова покачал головой и уже более резким тоном заявил: - Не надо. Чем лучше будет государству, тем лучше будет мне. Будете платить пошлину. На весы ! «Добродетель и благочестие народа, - писал в XVI веке Макиавелли, - очень хорошо видны в Германии, где они все еще очень велики. Именно добродетель и благочестие народа делают возможным существование в Германии многих свободных республик, которые так строго соблюдают свои законы, что никто ни извне, ни изнутри не дерзает посягнуть на их независимость. В подтверждение истинности того, что в тех краях сохранилась добрая часть античной добродетели, я хочу привести пример… В германских республиках существует обычай: когда надо получить и израсходовать из общественных средств определенное количество денег, магистраты и советы, обладающие в сказанных республиках полномочиями власти, облагают всех жителей города податью, равною одному-двум процентам от состояния каждого. И как только принимается подобное постановление, каждый, согласно порядкам своей земли, является к сборщикам подати; дав клятву уплатить должную сумму, он бросает в предназначенный для этого ящик столько денег, сколько велит ему совесть: свидетелем уплаты выступает только сам плательщик. Из этого можно заключить, как много добродетели и как много благочестия осталось у этих людей. Мы вынуждены предположить, что каждый из них честно уплачивает подобающую сумму, ибо если бы он ее не уплачивал, подать не достигала бы тех размеров, которые устанавливались для нее давними обычаями налогообложения, а если бы она их не достигала, обман был бы обнаружен и, будучи обнаруженным, заставил бы изменить способ сбора податей.» ЧУКЧА Городок расположен между Бари и Бриндизи, древним портом Брундизием, откуда Помпей, на погибель римской республики, выманил перешедшего Рубикон Цезаря за пределы Италии. Остуни называют белым городом за цвет его домов будто дымкой раскинувшихся под голубым небом перед бескрайней лазурью Адриатического моря. Это юг полуострова - мир вечного односезонья, мир лишенный границ. Солнце здесь будто плавит течение времени. Все эпохи размываются в танцующем струями горячем воздухе и их выраженные камнем очертания теряют свою четкость в мареве.Сюда и отправил итальянский музыкант переводчика и российских телевизионщиков снять фон для клипа . Ждали их в ресторанчике " У Пеппино". Бросив взгляд на его хозяина, оператор сразу же окрестил его Пеппино Кровавым. "Т-а-а-к ! - усаживаясь за cтол, протянул толстый помреж. - Посмотрим, чем нас Кровавый будет кормить...". "Ну, конечно же, будете пиццу ! - бойко определил их выбор неожиданно возникший за их спинами Пеппино.- В Италии нужно есть пиццу !" Вскоре на столе появились металлические подносы, на каждом из которых дымилась тонкая, полуметровая в диаметре, лепешка с расплавившимся сыром, помидорами и зеленью, даже внешне имеющая мало общего с тем, чем под названием "пицца" потчуют клиентов в российских кабаках. После того как творение Кровавого было уничтожено, он присел к гостям и поинтересовался: "Ну как? Вкусно было?" "Угу!" "Вот и чудненько! Теперь я вам расскажу, что нужно сделать завтра. А в целом, что рассказывать? Завтра вы должны заехать в городское полицейское управление: вам там дадут сопровождающего. Места-то, сами понимаете, какие: хоть красиво, но все же - юг… Словом, тот человек вас во все и посвятит. А ночевать будете у меня - в летнем доме на берегу. Музыкант вам, наверно, говорил ? Хороший парень этот музыкант ! Концерты здесь такие заделывал: народ гулял вовсю. Ну, в общем, вот ключи и адрес. Это совсем рядом. Доехать очень просто. Проще можно только умереть. - Пеппино нарисовал на салфетке маршрут. - Понятно? " Он убрал в карман поварского фартука авторучку и , наклонившись к гостям, вкрадчиво спросил: " Ребят..., а у вас нет знакомых девчонок, которые хотели бы поработать в Италии?" " Кем?"- уточнил переводчик. " Ну по хозяйству помочь и так далее… Клиент, знаете, как на русских идет ! У-у ! Страшное дело! У меня была здесь одна ваша. Люба… Добрая девушка ! Подарки мне привезла. Хотите покажу? Сейчас ! " И он побежал по внешней лестнице на второй этаж. " Во !" - через несколько минут, опережая Пеппино, раздался его полный торжественности возглас. И затем, на верху лестницы, он предстал перед ними сам: в шапке- ушанке, варежках с изображением оленей и с красным бубном в руке. " Во !" - повторил Пеппино, явно ожидая одобрения. "Охереть!- воскликнул оператор. - Сейчас Мать Моржиху начнет из моря кликать. Шаман ! Любка-то , наверно, была чукча " ГЛАВНОЕ, ЧТОБЫ КОСЮМЧИК СИДЕЛ Клиенты из России, с которыми он не был еще знаком, сошли с трапа в миланском аэропорту “Мальпенса”. Но он сразу распознал их в толпе. Сделать это было не трудно. “Все русские туристы,- заметил еще в 60-годы один итальянский журналист, - одеты в одинаковые костюмы, причем, неизбежно новые, что делает их похожими на провинциальных женихов”. Сегодня, если русский выезжает за границу “по бизнесу”, он почему-то считает,что обязательно должен явиться там “при параде”, невзирая на погодные и климатические условия страны своего коммерческого вояжа. Клиенты чеканили шаг по аэропортовскому мрамору в черных костюмах и затянутые галстуками, несмотря на 30-градусную жару. Их траурный вид на фоне пассажиров в шортах и светлых майках напомнил меткое замечание Чаадаева о России: “Некогда великий человек (Петр I прим.авт.) захотел просветить нас, и для того, чтобы приохотить нас к образованию, он кинул нам плащ цивилизации; мы подняли плащ, но не дотронулись до просвещения”. ГОНДОНЫ По дороге в гостиницу он заехал с клиентами на заправку. Хлебнув в баре “кока-колы”, те вышли на улицу и прохаживались взад вперед - разминали ноги. - Смотри, как у них гондоны продают! - один из клиентов тыкал пальцем в расположенный напротив туалета автомат, продающий презервативы. - Надо взять! Дай-ка мелочишки, а то мы еще деньги не поменяли. - Здесь мелочишкой не отделаешься. - Почему? - Итальянские презервативы штука особая: они на полсантиметра длиннее, чем в других странах, и стоят в три раза дороже… Правда, никто не знает, почему это так… - Д-а -а? Ну их тогда на хер! БИДЕ - Слушай, - один из клиентов показал через открытую дверь ванной на биде, - что это за херовина? - Биде,- пояснил он. - Ну, тогда мы будем бросать сюда грязную одежду, - сказал клиент и, скомкав валявшуюся на стуле рубашку, швырнул ее в керамический сосуд. “ Туалет в чужой стране, - пишет итальянский журналист Беппе Северньини,- чужой туалет. Для того, кто ездит по миру, он до сих пор представляет собой изысканную пытку. Действительно, его оборудование и условия его содержания нужно отнести к “различиям между народами”, и они порой таковы, что могут встревожить самого опытного путешественника. Какие неудобства, например, доставляет нам отсутствие биде в британских туалетах. Англичане же еще сегодня краснеют при одной лишь мысли о нем, и, если он попадается им в гостинице, немедленно замачивают в нем носки.” ПО-СКИФСКИ В Италии, где, по оценке ЮНЕСКО, находится 30% культурного наследия человечества, Флоренцию называют музеем на открытом воздухе, и она оспаривает у Венеции и Рима “право называться городом с наибольшей концентрацией произведений великого искусства”. Действительно, флорентийцы живут в окружении выдающихся творений. Для них это настолько привычно, что, как вспоминает один из путешественников прошлого столетия, многие из них наивно полагают, что все красивое в их городе сделано Микеланджело. Неподготовленных визитеров Флоренция ввергает в так называемый “синдром Стендаля”: психологическую растерзанность от встречающихся на каждом шагу артистических красот и великолепия. И, порой, от порождаемого ими синхрофазотронного сумбура и калейдоскопической сумятицы в голове избавить могут лишь психиатры... Они продерались в сутолоке флорентийского центра. Западня красоты. Толпы туристов. Гогочущие американцы. Испанцы, в Италии почему-то - возможно, из-за пестроты их одежды - напоминающие цыган. С затаившейся во взгляде улыбкой французы. Не показывающие своего взгляда англичане: напоминая своей многочисленностью о давних религиозных паломничествах бритов, позднее превратившихся в массовые походы островитиян на полуостров «из их желания приобщиться к континетальной элегантности», они идут уткнувшись в путеводители, и то и дело натыкаются на других, скалясь в «сорьканье», так что в некоторой степени можно понять раздражение, которые они вызывали у художника Виктора Сурикова: «На меня по всей Италии отвратительно действуют эти английские форестьеры. Все для них будто бы: и дорогие отели, и гиды с английскими проборами позади, и лакейская услужливость их. Подлые акварели, выставленныя в окнах магазинов в Риме, Неаполе, Венеции, - все это для англичан, все это для приплюснутых сзади шляпок и задов. Куда ни сунься, везде эти собачьи, оскаленные зубы». Иногородние итальянцы, молчаливо рассматривали памятники с таким видом, словно только они, рожденные на этой земле, могут до конца проникнуть в авторский замысел. “Сегодня в галерее Уффици,- писал в 1901 году Герман Гессе,- мне встретились и итальянцы, по- праздничному одетые рабочие и ремесленники. Своим спокойствием и тем, как они смотрят картины, они выгодно отличаются от немецкого и английского сброда. Каким вульгарным может показаться толстый немецкий коммерсант рядом с итальянским мальчишкой - нищим ! ” Однако, есть подозрение, что итальянцы понимают лишь свое национальное искусство или же считают искусством исключительно те произведения, которые созданы в Италии. “Лишь случайно, - пишет итальянский журналист Беппе Северньини, - в один из солнечных пражских деньков я обнаружил, на что мы способны... Это произошло в на улице Нерудова, в том месте, где она расширяется и квартал Мала Страна поднимается к Кастелу. Перед изгородью кустарника там стоит статуя, изображающая причесывающуюся девушку с наклоненной головой. На постаменте надпись: Toileta. Периодически к ней подходили итальянские парочки, которые можно было сразу же узнать по интонациям голоса, а в тех редких случаях, когда они не открывали рот, по одежде: завязанный на поясе свитер и неизменно - ботинки типа “тимберланд”. Они рассматривали статую, читали надпись и, жизнерадостные, исчезали за изгородью кустарника. Через несколько секунд возвращались. Туалета, говорил муж жене, здесь нет. И парочка молчаливо удалялась, не подозревая, что таким вот странным образом воздала дань работе скульптора Яна Стурса “Туалет”, или девушка занятая утренним причесыванием.” Некоторые туристы сидели на ступенях фонтанов или прямо на тротуаре и готовились к штурму новых красот, штудируя путеводители . Эти справочники нередко дают противоречивые сведения, а порой их информация может вызвать странные чувства. “ На этой земле, - говорится в одном из них об Италии, - которая изобилует всяческой красотой, итальянец чувствует себя как рыба в воде. Темноволосый, темноглазый, жестикулирующий, проворный и страстный - он весь движение и фантазия... Итальянцы любезны и вежливы, всегда с удовольствием окажут вам услугу . И вы тоже должны быть сердечны и готовы завязать с ними дружеские отношения.” «Но устала голова, - писал во Флоренции русский прозаик Борис Зайцев, - и отказываешься воспринимать: куда тебе, бедному скифу, которого дома ждут хляби и мрак, вынести сразу роскошь! Пей хоть глотками. И скиф идет на отдых, в ristorante». Миновав фаст-фуды, заманивающие в свои пластиковые объятия обещаниями гамбургеров и кока-колы, но приторговывающие также пиццой и спагетти, и ресторанчики, искренне инсценирующие атмосферу средневековья, они оказались на улице Франческо Гвиччардини, пройдя по которой мимо того дома, где Достоевский написал «Идиота», подошли к «серьезному», по утверждению итальянского партнера, ресторану «Ла Сагрестия». В дверях - группа англоговорящих туристов. Мэтр встретил их улыбкой и поклоном, которые напоминают скорее не проявление симпатии и вежливости, а снисходительность по отношению к детям. - Я бы рыбы съел, - сказал клиент из России, которого он обслуживал в качестве переводчика. Увещевания по поводу того, что в Тоскане нужно есть мясо, клиента не вразумили и он заказал для него рыбное "по своему усмотрению". - А вино, какое будем пить?- спросил клиент. - Надо посоветоваться..., - ответил он и завел с официантом весьма общий разговор о тосканских винах. Тот, вероятно, приняв его за знатока вопроса, порекомендовал им какое-то сухое белое, разведя при этом руками: мол, правда, я и сам понимаю, что оно дороговато. - Ничего,- сказал клиент. - Только спроси у него, сладкое оно... - В Италии, синьоры, по закону запрещено добавлять сахар в вино, - гордо сообщил официант. - Мы не в Германии ! Перед ними появились тарелки с закуской из холодных, как говорят в России, морепродуктов. Клиент поддел на вилку кальмара и, рассматривая его, с улыбкой произнес: - На резанные уши похоже. Моя жена ни за что бы это не стала есть. А я съем... Официант перелил на сервировочном столике вино из бутылки в прозрачный кувшин, поставил его на середину их стола, отступил на пару шагов и, взглянув на часы, замер в почтительном ожидании. Клиент молниеносно схватил сосуд за ручку и расплескал вино по бокалам. Официант схватился за голову. Они совершили почти святотатство: оказывается, вину нужно было отстояться ровно три с половиной минуты, и только после этого его можно было пригубить. Нежно жгучая прохладная прелесть влаги сначала должна была кокетливо заигрывать с нёбом и уже потом, сохранившейся о ней памятью в послевкусии, - уверить их в том, что они пьют нечто особенное (заверяла в этом и цена - 150 долларов за бутылку). Но что поделаешь! Профаны! Скифы! Идиоты! РИМИНИ- 97 - Ну вот и прилетели ! - сказал ему итальянец. Удивительное, редчайшее зрелище! С борта планирующего самолета око в мгновение охватывает географические вехи наиболее значимого в истории и культуре Италии – пункты, связанные с событиями, явлениями и людьми, полнее и ярче, чем что либо другое, отражающими психологию ее обитателей. Воздушный бельведер с видом на метафизическое! В этом невероятном ракурсе видимое внизу воспринимается не иначе как некая странная карта принципов итальянской жизни, вневременная, неподвижная модель норм и правил бытия Италии, fundamentum iinconcussum. Потрясающая точка обзора! Невероятная сгруппированность знаковых мест! Может быть, не случайно именно здесь, недалеко от Римини, находится и та знаменитая «Италия в миниатюре», что привлекает туристов разбросанными по небольшой площадке макетами наиболее известных памятников итальянской архитектуры… Самолет заходил на посадку. И вот он, город этрусского царя Аримна - Ариминум, - таким было в древности название Римини, до административного деления, проведенного Августом, – последнего города Италии перед Галлией , ставшего и ее первым городом, в который, поправ все существовавшие законы, вошел с вооруженными отрядами Цезарь. Топоним этот, согласно предположениям некоторых ученых, восходит к финикийскому слову “harim”- “плосконосый”, которым карфагеняне называли обезьян. Гипотеза, конечно, для жителей Римини не очень лестная… В правых иллюминаторах - античность: Фламиниева дорога, проложенная в 220 году д.н.э от Рима консулом Гаем Фламинием Старшим; построенная в 175 году д.н.э Марком Эмилием Лепидом Эмилиева дорога , уходящая от Арки императора Августа - через Болонью, Модену, Реджо Эмилию и Парму - к Пьяченце; мост Тиберия, оседлавший реку Мареккью ; развалины амфитеатра эпохи Адриана, по своим размерам лишь незначительно уступавшему римскому амфитеатру Веспасиана , который почему-то называют Колизеем. По левому борту - современность: тянущиеся на многие километры песчаные пляжи Адриатической ривьеры, окаймленные непрерывной линией гостиничных строений. Сегодня, как и на любом курорте, жизнь в Римини сосредоточена на побережье. Еще несколько лет тому назад основным занятием мужского населения города было ежесезонное высекание сладострастных “Ja! Ja!” и “Noch! Noch!”, из пышнотелых немецких и голландских курортниц, прибывавших редкими рейсами из Франкфурта и Амстердама, чтобы поразвлечься с местными latin lovers. Смотрители пляжей - “баньини” - сочетали роли уборщиков песчаных территорий и джиголо. Осенью, когда ветер начинал обдувать забитые павильоны, уныло смотрящие на море с опустевшего побережья, красавчикам Адриатики от признательных Ингрид и Биргит приходили по почте подарки – галстуки, шелковые платки, пластинки, фотоаппараты, приглашения на пивные мюнхенские фестивали и различные фольклорные праздники на берегах Рейна… Ничего удивительного в этом нет. Как пишет один из классиков итальянской литературы, настоящий флаг Италии это не триколор, а мужские гениталии; весь патриотизм итальянского народа сосредоточен на лобке; честь, мораль, католическая религия, культ семьи - все это умещается между ног, в сексе, который в Италии превосходен и достоин славных традиций этой древней цивилизации. К подтверждениям этого высказывания можно отнести и избрание в парламент Республики Илоны Сталлер, более известной как порнодива Чиччолина, и результаты социологического исследования, проведенного Римским университетом: “основной тайной мыслью итальянских мужчин является мысль о собственной потенции, которую они хотят распространить на как можно большее число женщин”... Но со временем у Римини появился серьезный конкурент: испанские курорты начали перебивать у Адриатики клиентов своими заманчивыми ценами. Чтобы город не застоялся, необходимо было найти решение. И его нашли: в город этрусков пригласили русских. 1996-ом сюда из России прибыли 469 авиарейсов (это почти в два раза больше, чем в предшествовавшем году). Увеличение же пассажирского потока из бывшей Советской республики достигло небывалых размеров - 61446 человек. Таким образом, по данным итальянской статистики, каждый второй пассажир прибывал в Римини из России. "Транспортный поток из России является первым по своей важности в нашем аэропорту, как по числу пассажиров, так и по количеству самолетов, - прокомментировал тогда в одном из интервью сенатор Республики и президент управляющей аэропортом фирмы“Аэрадрия” господин Терцо Пьерани. - По нашим оценкам, вытекающий из этого экономический эффект превысил триллион лир, что дало важный толчок торговле, туризму и легкой промышленности. Гости из России покупают изделия, полностью изготовленные на территории Италии. Кроме того, мы становимся отправной точкой и для других европейских стран, торгующих с Россией. Грузы поступают в Римини автотранспортом, а отсюда отправляются в Москву самолетом. Таким образом, наш город становится важным международным центром." Вероятно, именно для того, чтобы провести заключительный курс лечения экономике Римини и сделать город поистине важным международным центром, из далекой Москвы в Италию был откомандирован профессор-специалист с мандатом следующего содержания: “Председатель подкомитета по законодательству в сфере организации медицинской помощи Комитета Охраны Здоровья Государственной Думы Российской Федерации направляет депутата Российского Парламента, профессора Аскерханова Гамида Рашидовича в Италию для ознакомления с организацией и условиями отдыха Российских граждан, медицинской помощью и налаживанием контактов с медицинскими организациями и лечебными учреждениями Италии. Кроме этого, проф.Аскерханов Г.Р. будет участвовать в инициативах любого типа, способствующих установлению и улучшению коммерческих и туристических связей между Россией и Италией и, в особенности, пребыванию русских граждан в Италии, контактируя для этих целей с соответствующими итальянскими учреждениями. Парламент Российской Федерации просит руководителей указанных учреждений оказать депутату Аскерханову Г.Р. всяческую поддержку и содействие. Герасименко Н.Ф.” Итальянцам так понравился этот документ, что они поместили его фотографию в распространяемый на международных авиалиниях релиз ассоциации “Росс Итал”. А ведь еще в самом начале перестройки защита от орды голодных русских виделась ими как единственная форма контактов между нашими странами. Как раз перед отлетом в Италию по заказу одной московской видео-студии он перевел двухсерийную итальянскую комедию “Римини, Римини”, финальная сцена которой дает ясное представление о том, какими мы были в глазах итальянцев в конце восьмидесятых: вдоль моря идут два римских проходимца, которые в фильме, прикидываясь арабами, продают отдыхающим на пляже Римини различное барахло. Одеты они странно - на головах папахи, на плечах - бурки. Один из них, увешанный иконами, тянет телегу, над которой возвышается лошадь-качалка. - Диджи, - говорит он своему другу, - ну не получается у меня. Что хочешь, но не выходит! - Эй, Джова, ну это же очень просто! Послушай! - И он тянет нараспев: - Икона! Хорошая икона! Водка! Водка по хорошей цена! Матрьёшька! - заканчивая резким - Купи-продам! - Видишь, у тебя тоже по-арабски выходит! - Да нет! Это по-русски! “Купи-продам”- это по-русски. - Нет, у меня лучше по-арабски получается. Так не выходит. - Джова, про арабов ты должен забыть. Во-первых, в полиции уже полно заявлений. А во-вторых, это уже не в моде. А мы должны идти в ногу со временем. Сейчас идет волна поляков, а следующими будут русские беженцы. И мы будем первыми! Матрьёшька! Матрьёшька - русская игрушка! Ну что, понял? Видишь, это по-русски! Матрьёшка! Действительно, Диджи был прав. Сначала прокатилась волна поляков, которые днем навязывали на каждом углу российкие фотоаппараты и бинокли и рыскали в поисках коммерческого счастья по дешевым магазинам, а с наступлением темноты разбивали биваки около парапета набережной и, внося в шумовой фон города новые, странные звуки, подсчитывали вслух съэкономленные «тышонцы», связывая с Италией надежды на личное экономическое преуспеяние так же упорно, как их соотечественники из минувших веков, которые, как свидетельствуют многочисленные документы эпохи, обыкновенно захватывали с собой на Апеннины по нескольку неказистых клячонок, почему-то полагая, что удастся их выгодно продать, но постоянно оказываясь, при этом, как определил наставник воеводы Станислава Крысского, "в прогаре". Стоило ли стараться? Ведь в Италии зачастую можно встретить красиво оформленные фарфорые или коженые таблички, откровенно заявляющие: « Дураков здесь нет». Затем в Римини приехали наши. Но не для того чтобы попрошайничать. С радиотелефонами, напичканные долларами, они здесь для того, чтобы эти доллары тратить. И итальянцы вскоре поняли: от русских не нужно отбиваться, их нужно просто любить. Причем не меньше, чем дебелых немок и голландок. На паспортном контроле народа было полным-полно. Перед ними стояли два короткостриженных бугайка с толстенными цепями на шее и худосочная мымрочка в черной майке со взбитыми гелем волосами цвета соломы. Один из бычков держал в руке початую бутылку водки. - Ну если эта козлятина даст нам не ту гостиницу, я им устрою ! - процедив слова сквозь зубы, сообщил он своим друзьям. - А ты позвони, узнай! - посоветовала мымрочка. - Да в этой херовой Италии мой мобильник, наверно, не возьмет, - ответил бычок, но все же извлек из кармана телефон и набрал какой-то номер. Телефон громко зафонил в аэропортовском динамике. - О-о-о! - заржал бритоголовик. - Слышали?! А ну-ка еще! - Он опять набрал номер, и из динамика снова донесся граничащий со свистом гул. - Здорово! - возрадовался детина. - Но не соединяет, сука ! Глушняк! Появился карабинер и, кивнув на динамик, попросил его выключить телефон. - Да пшел ты на хуй, пес позорный, - потупив взгляд, ответил бугаек, но телефон все же выключил. Карабинер, улыбнувшись, удалился. Бугаек начал перебирать пальцами висящую у него на шее золотую цепь, явно желая продемонстрировать окружающим ее толщину. "Если уж наш невежа имеет возможность показаться, - глядя на бугайка, подумал он, - то перед ним и павлин в обморок падает. И это не ново: в XVI веке папский посол Антонио Поссевино писал, что московиты свою спесь выражают в том, что носят богатую одежду, сверкающую золотом и серебром, и меняют ее часто по несколько раз в день, чтобы показать из тщеславия свое богатство.” “Внимание! - донеслось из громкоговорителя. - Приехавших из России в Италию без визы, просто за покупками, просят сдать паспорта в окно пограничника и пройти в автобус…” - Ты понял! - он толкнул итальянца в бок. - Странно это как-то… - задумчиво ответил тот. Действительно странно: ведь Италия последней из стран Шенгенского договора стала выполнять его условия относительно российских граждан, и визовый режим на ее территории оставался до той поры самым строгим в Европе. “Вас провезут, - продолжал голос в динамике, - по магазинам и складам, вы сделаете покупки и после этим же самолетом вернетесь в Москву. Спасибо .” - Чтобы такой шоп-тур устроить, - заметил итальянец, - нужен указ президента страны. - А может, Москву негласно побратали с Римини? - Не знаю я, кого там с кем побратали, но деньги здесь, видно, немалые крутятся! Именно ими и поинтересовался таможенник, когда поросил его предъявить заполненную в Москве декларацию. Увидев удовлетворяющие его цифры, тот произнес: ” Добро пожаловать!”, и через раздвижные двери вместе с итальянцем он вошел в центральный зал аэропорта. Напротив выхода из таможенной зоны, ожидая прилетевших клиентов, стеной стояли нынешние чичероне - вчерашние джиголо. Судя по звучащим в толпе диалектам, на прокорм с российских ладоней в Римини перебралось и немало уроженцев Неаполя, и его окрестностей. “Трудно встретить на свете бродяг, - констатировал американский писатель Фенимор Купер, - более симпатичных и счастливых, чем бродяги неаполитанские”. “ Неаполитанцы, - разворачивал эту же мысль сицилийский историк прошлого столетия Микеле Пальмьери, - подобно своему королю, смеются и хотят получать от жизни максимум удовольствия; но, не имея возможностей сюзерена, они довольствуются тем, что проводят время в шутках и сладостном ничегонеделание, желая заполучить висящую в лавке колбасу, с наслаждением вдыхая дивный воздух своей родины и экстатически созерцая предъявленный их взору природный спектакль. Даже те гроши, которые необходимы для существования, неаполитанцы хотят зарабатывать шутя. Не было на свете существа более довольного жизнью, чем охотящийся король Фердинанд, нет сегодня человека более счастливого, чем отобедавший неаполитанский бродяга.” “Один мой знакомый рассказывал следующий случай из неаполитанской жизни, - пишет Аркадий Аверченко в “Сатириконцах в Европе”. - Сидел он однажды в кафе и пил кофе. Народу было мало - несколько итальянцев за мороженым и одинокий турист англичанин, мирно пивший в углу кофе. Выпив его, англичанин вынул портмоне, стал рыться в нем и при этом нечаянно выронил золотую монету. Никто не трогался с места. Только один слуга прошел в этот момент мимо, обремененный подносом с новыми порциями мороженого. Англичанин позвал других слуг, попросил поднять монету, но - монета как в воду канула. Все слуги искали ее на глазах у англичанина - утаить было невозможно; монета не могла куда-нибудь закатиться, потому что щелей в полу не было. И тем не менее, монета исчезла. Выругавшись, англичанин расплатился и ушел. Тогда мой знакомый подозвал к себе человека, несшего в момент потери громадный поднос, и потихоньку сказал: - Послушайте, камерьере... Я не буду поднимать истории - расскажите мне, как вы это сделали ? - Что я сделал? - Ну, вот... Укр... присвоили себе монету. Каким образом? - Господин ошибается. Я никакой монеты и не видел, - возразил итальянец, скаля зубы. - Послушайте... я же прекрасно видел, как она упала, как вы, проходя, наступили на нее ногой и как она сейчас же исчезла... - Не знаю о чем синьор говорит. - О, черт возьми! Я ведь не полицейский и мне все равно, но, если вы не расскажите, я заявлю обо всем хозяину кафе. - В таком случае, - усмехнулся слуга, - дело-то очень простое. Средина моей подметки была смазана клеем. Я увидел, как монета упала, и сию же секунду наступил на нее. Вот и все. - Послушайте... Но ведь не могли же вы сегодня, когда смазывали подметку сапога, предвидеть, что кто- нибудь уронит золотую монету? - О, сударь, золотая, серебряная - это все равно, - возразил добрый слуга, - и падают они, конечно, не так часто, но подметки - все мы смазываем с утра на всякий случай. Это ли не организация ? Только в Неаполе возможен такой прямо-таки невероятный способ распространения газет, - продолжает Аверченко. Газетчик, опережая вас, вдруг ловко подбрасывает вам под ноги какую-нибудь “Миланскую газету” или “ Popolo Romano”, с таким расчетом, чтобы вы, с разгону, наступили на газету... Тогда газетчик поднимает крик и взыскивает деньги за якобы испорченную вашей ногой газету. Добродушные туземцы, зная этот способ, остерегаются и ставят ногу с разбором, а форестьеры всегда попадаются. И, вместе с тем, нет итальянца ленивее, чем неаполитанец. Целыми днями валяются они на набережной, в узких кривых переулках и между мраморных колонн домов. Вероятно, лежат и мечтают: как бы почуднее надуть туриста? Но трудно собраться с мыслями, когда солнце так приятно поджаривает оборванца, а море дышит в самое лицо вкусным соленым запахом. Много ли ему нужно? На целый день - заработать, найти или украсть пару сольди. На эту пышную сумму он по заходе солнца купит в грязной шумной обжорной улице, сплошь заставленной громадными чанами с кипящей снедью - какую-нибудь жаренную рыбку или тарелочку макарон, тут же съест все это бок о бок с таким же оборванным любителей сладостного ничегонеделания. Жаркий климат много еды не требует, и в пище все очень умерены. Все жизненные потребностии до смешного невелики.” Но все же неаполитанское счастье никогда не было легким, поскольку, как замечает в своем романе “ Шкура” итальянский писатель Курцио Малапарте, “неаполитанский народ уже давно бы умер с голода, если бы время от времени счастливый случай не предоставлял ему возможность покупать и перепродавать тех, кто высаживается на берегах Неаполитанского залива как хозяин и господин”. Последними господами, высадившимися на этих берегах, были союзнические войска. Американцы тогда на собственной шкуре испытали изобретательность неаполитанцев и буквальность слов Малапарте. Так, например, в те годы любимой игрой неаполитанских мальчишек - “скуницио”- был так называемый “быстрый рынок”. Суть забавы состояла в том, чтобы задружиться с каким-нибудь солдатом-негром, поводить его, пялищегося на красоты, за ручку по городу, постараться сделать так, чтобы он начал напиваться, и продать другому мальчишке. Именно, продать. Потому что в финале, по правилам “игры,” негр должен был валяться где-нибудь на окраине города в стельку пьяный и обобранный до нитки. Цена на товар росла по мере его “созревания”. Самая крупная добыча, естественно, доставалась последнему скуницио. Но его дело было рискованное. Поэтому хорошим игроком в “быстрый рынок” считался тот, кто умел побыстрее сбагрить своего негра. Бывало до развязки лиловые бедолаги по нескольку раз кочевали из рук в руки, даже не замечая , как меняются их “хозяева”. Непревзойденным в этом требовавшем психологической виртуозности деле безусловно был десятилетний Паскуале Мела: за два месяца, подторговывая черными солдатами, он заработал шесть тысяч долларов и купил себе дом недалеко от пьяцца Оливелла. У взрослых неаполитанцев в те годы занятия были более серьезные: после их прогулок по городу от американских машин и танков оставались только масляные пятна на асфальте, а от кораблей с союзническим продовольствием - лишь запись в портовом журнале. Но события, подобные высадке союзников, случаются не часто. А любознательных иностранцев на всех жителей города, прославившегося поговоркой: "В Неаполе делают не только мандолины, но и туристов", сегодня просто не хватает. Поэтому неаполитанцы сами отправляются в гастрольные поездки по Европе. Нередко их можно увидеть на автобанах Германии и Австрии, на заправочных станциях в Швейцарии и во Франции, где, под тем или иным соусом, они всучивают простачкам какой-нибудь внешне очень эффектный, но изготовленный в подвалах Неаполя товар… В середине девяностых появились они и в России. Здесь в некоторых городах организованы нелегальные склады, в которые разными путями свозится различная поддельная продукции: одежда, кожгалантерея, часы, украшения, аппаратура и так далее. Ранним утром приходят сюда стаи Джакомо и Паскуале, чтобы, набив сумки барахлом, разбрестись по улицам в поисках простодушных и наивных. - Синьора, синьора, постойте, - выбрав жертву, будут кричать они на ломаном русском . Какая-нибудь, скажем, свердловчанка остановится, пораженная тем, что ее назвали синьора. И вот тут-то спектакль и начнется. - Синьора, помогите. Меня ограбили. Мне нужно вернуться домой, в Италию. Денег,синьора, на билет нет. Вот остались только паспорт и эти вещи, синьора. - Из кармана вытаскивается итальянский паспорт и открывается на странице с фотографией. - Видите, синьора? А вот здесь, синьора, - в этот момент начинается извлечение вещей из целлофанового пакета, - то что я могу продать. Вещи дорогие, ну да ладно. Лишь бы домой добраться.У вас здесь очень холодно! Это все, синьора, стоит больше двух тысяч долларов. Но я готов отдать за четыреста. Правда! Только бы билет купить, синьора. Вот посмотрите: это часы “Картье”. Видите, синьора? Красивые, правда? А это перстень! С брильянтом, синьора! Брат мне подарил… Ну да простит! А, синьора? У вас же это дорого стоит? Потом из пакета может быть вытащена кожаная женская куртка с ярлыком “Галотти”, «привезенная для знакомой девушки, которая неожиданно уехала к маме в другой город”, или же мужской плащ с этикеткой “Армани", "купленный для друга, почему-то не оказавшегося дома" … Так, ошеломленная напористым неаполитанским плачем, очарованная лестным словом “синьора” и итальянским паспортом, свердловчанка вполне может расстаться со своими деньгами и унести домой в том же целлофановом пакете вещи , красная цена которым долларов пятьдесят.Она, может быть, никогда и не узнает, что в Италии, которая, согласно статистике, еще недавно прочно держала в Европе первенство по кражам в магазинах (они стали там, как было замечено одним журналистом, своего рода национальным видом спорта) - слово“неаполитанец” воспринимается, особенно на севере страны, как синоним слова “мошенник”. «Проклятая воровская порода, даже хуже неаполитанцев, - не может найти лучшего сравнения, браня бросивших умирающего клиента венецианских проституток и их сутенеров, один из персонажей повести французского писателя Робера Андре «Взгляд Египтянки», - даже еще хуже, месье.» Неаполь стоит на возникшей в древности на Апеннинах четкой границе между двумя культурами - греческой и латинской. Свою первую колонию в Италии греки вывели на расположенный как раз напротив него остров Питекуза (ныне Искья), начав от нее осваивать полуостров, продвигаясь вниз, к мысу сапога. С противоположной стороны город соприкасался с римским миром. Как и во всяком пограничном городе, вместе с легким проникновением в него всего худшего, которое остается в нем, как в фильтре, все лучшее, что есть на сопредельных территориях, выродилось в Неаполе в соответствующие пороки: философская созерцательность греческой культуры превратилась здесь в откровенную лень, а предприимчивость, свойственная культуре латинской, стала необременительной жизнеобеспечивающей беспринципностью. В неаполитанцах общие для всех обитателей Апеннин – «национальные» - качества находят свое крайнее, рафинированное проявление, они их акцентированная, по выражению журналиста XIX столетия Паскуале Туриелло, версия. Полуграбитель, полукомедиант, задорный, дерзкий, опасный и занимательный – так характеризует тип неаполитанца Томас Манн. Если добавить к этому, что некоторые исследователи усматривают определенную связь между покровителем Неаполя Сан-Дженнаро (Святой Януарий) и римским богом Янусом, который первоначально был не двуликим, а четырехликим, - то портрет среднего неаполитанца можно считать завершенным. «Поверь мне, - писал в письме к сыну неаполитанский генерал Карло Филанджиери, сын известного политика, юриста и философа Гаэтано Филанджиери, убивший на дуэле французского генерала Франчески, называвшего его соотечественников мерзавцами, - для любого, у кого в венах есть немного чести и крови, родится неаполитанцем было бы величайшим бедствием.» Они протискивались сквозь плотные ряды встречающих. Аэропорт жужжал в предкушении наживы. - Это моя женщина! - В неожиданном выкрике было слышно сильное раздражение. - Да я с ней еще в прошлом году познакомился! - неслось в ответ не менее раздраженное. - Не знаю! Ничего не знаю! - Ах, не знаешь! - И тот, который "познакомился еще в прошлом году", со всего размаху ударил в лоб "ничего незнающего". - Ну держись! - “Ничего незнающий”, на вид лет пятьдесяти, вцепился в редкие волосы “познакомившемуся еще в прошлом году” и вырвал у него седую клочину. “Познакомившийся еще в прошлом году” от боли сжимал голову руками, а “ничего незнающий”, победно потрясая трофейным пучком волос, во всеуслышание заявил: “Клиентка - моя!”, и устремился навстречу баскетбольного роста блондинке, каких в избытке можно увидеть за прилавками московских рынков. Отшвырнув в сторону клок волос, он на ходу приготовил руки к объятиям и томно выдохнул: “Чао, аморе!” Блондинка, согнувшись пополам, поцеловала его в лоб. “Познакомившийся еще в прошлом году” спешно спрятался за спины встречающих. - Что это они месились? - спросил его итальянец. - Из-за бабы? - Из-за того, кому из них ее по складам возить и потом с ее покупок получать проценты...