Лунушка. -Ну как? За Чёрным ручьем смотрели? Ничего? Куда теперь? В дебри и так лазили, чёрту на рога, а толку? Ладно, крикни мужикам «Отбой на сегодня!», завтра поиски продолжим. -А может, ещё пол часика по лесу походим, а что если рядом она, тогда что? До завтра? -Походим. Я уж ноги совсем стоптал, сапоги жмут, давай закругляться, куда уж? И так темнать стало, как бы самим не заплутать! А то нас-то кто искать пойдёт? Бабы чёли? Оне с перепугу и из изб не выходят, Лешея боятся. А мы чё, не боимся?- смеялся сам похожий на Лешего мужик, заросший бородой и усами, как пень мохом, поправляя ружьё на плече. Поиски продолжались неделю, председатель колхоза в страдную пору выделил лучших работников, оставив на полях одних женщин, докашивать по полям траву, сушить сено и метать его в огромные пузатые стога. Время уходило, лучшее летнее времечко ускользало в наполненные зноем поля. Председатель нервничал и курил беспрестанно: -Да куда она убрести то могла? Уж всё обшарили…- и хотел и сегодня отправить всех колхозников в лес на поиски пропащей. Но услышав на улице крики и стоны, быстро вышел на крыльцо канторы. -Дитятко! Да где же ты была, мила-а-а-я?-на распев ревели старухи, поднимая свои иссушенные работой руки. Девушка лет восемнадцати с распущенными волосами как безумная шла по дороге, держа у груди венок из болотной травы. -А на празднике была, за столом сидела, жениха нашла, а вам какое дело?- почти синими губами шевелила девушка. -На празднике? На каком? Как исхудала, вот дошла, косточки видно… - стонали деревенские, не осмеливаясь взять девушку за руки. -Как какой праздник? Свадьба моя, с суженым, зазнобушкой моим, что не видите, он рядом идёт, под руку меня ведёт! Бабки начали креститься, девушка шла одна. -А как зовут жениха, тьфу, мужа-то твоего Лунушка? - приставали кругом. - Силушка…Силушкой зовут! – не глядя на людей отвечала девушка. Кто-то из деревенских смеялся, бил себя по бокам, воя от смеха: -Сумасшедшая, совсем сумасшедшая!!! В слезах прибежала и мать Лунушки, на распев, на всю улицу, протянув маленькие ладони к небу молилась: -Господи, защитил родимый, вызволил из беды мою деточку! Благодарствую… Процессия то плачущая, то смеющаяся дошла до ворот дома, где жила пропащая и остановилась, мать, взяв дочь под локоток, увела её в дом, напоследок окрестив толпу. Бабы и мужики, ребетня и молодёжь стали расходиться. Санька сидел за столом, когда весть о том, что Лунушка нашлась, влетела и в его дом быстрокрыклой птицей. -Нашлась…нашлась..-забилось молодое сердце,- а я уж думал пропала на веки. Надев по такому случаю красную рубаху и подпоясавшись, Санька выскочил из дома. Жалобно скрипнули ступеньки крыльца, радостно задребезжала и замолкла входная дверь, расступились цветы и крапива, когда парень летел через огороды к любимой. -Ты кто такой? – глядя на Саньку спрашивала его Лунушка. - Ты, зачем пришёл? Я не одна…со мной жених мой. Санька побледнел, озираясь по сторонам, но в горнице был только он, его любимая Лунушка и её плачущая мать, молившаяся перед старой, блестевшей серебром, иконкой. -Ты, что меня не помнишь? А это помнишь? – Санька показал девушке её ленту, - ты, ты подарила, любить обещала, обручиться хотела, - парень вздохнул, глядя на каменное лицо любимой, - со мной обручиться хотела, Лунушка. Парень ладонью погладил по щеке девушке. А та как заворожённая твердила лишь одно: -Не могу я обручиться, я обручённая с Силушкой… Сколько времени так они сидели друг напротив друга неведомо, только за окнами темнеть стало, парень домой засобирался. -Ничего, сыночек, отойдёт она, отогреется сердечко её, с христовой помощью, помани чуток…помани, - шептала ему вслед мать Лунушки, не отводя взгляд с дочери. Парень, уходя не докрыл дверь, и в эту щель в дом вдруг запрыгнул серый заяц, вначале на порог, затем на лавку и к девушке на колени, сел и затаился, ушки свои опустил. -Лунушка прижала зайчишку к себе, рукой глади, на мать смотрит и приговаривает, словно поёт! - суженый ты мой, любушка ты моя, ненаглядный! Мать подошла к дочке, попыталась зайца из рук забрать, заяц лапами перебирает, фыркает, старушке в руки не даётся. Да и дочка серого не отдаёт лишь крепче, к себе прижимает. Пришлось матери отстать: - Заяц не волк, никого не съест, а может и вправду дочке с зайцем полегче будет, поспокойнее. Прошло недели две, сенокос закончили, дожди зарядили, а Лунушка всё с зайцем живёт. Уж в деревне над Санькой смеяться стали: -Что твоя Лунушка тебя на зайца променяла? Чем это косой её так заманил интересно? Вначале парень внимания на насмешки не обращал, но чем дальше шло время, тем больше и больше обида в сердце копилась, змеёй чёрной в душе досада обернулась. И надумал парень нехорошее, этого проклятущего убить. Вынул из ножен нож кованный, спрятал его в рукав рубахе и к Лунушке и отправился. Приходит, а девушка ему и говорит: -Любушка мой про тебя всё рассказал и об обиде твоей и досаде, о ноже кованном в рукаве твоём и о том, что погубить ты Силушку хочешь, только не выйдет у тебя ничего, не простой это заяц, а муж мой будущий. Через три дня моя свадьба, приходи под вечер к речке у леса вино пить да песни петь. Санька от этих слов онемел, нож из рукава выпустил, тот со звоном на пол и упал. Мать прибежала, нож унесла и парню сказала почти шепотом: -Уходи пока жив-здоров, уходи по - хорошему, не заяц это, нечисть лесная… Следующим утром, рано совсем, солнце только встало, над лесом поднялось, а только заяц вдруг по дому заметался, то на лавку вскочит, то на стол, а то и на божницу, иконы опрокинуть норовит. Мать руками замахала, а заяц её, увидав вдруг к дверям скакнул, старушка дверь то и открыла, а зверёк из дома то и выскочил, а за ним пытаясь догнать беглеца, побежала и Лунушка. Мать только с крыльца сбежала, а дочери уж и след простыл. Как обещено было, Сенька к речке пришёл как раз в тот день, когда свадьба Лунушки должна была состояться. Только видит парень, что на ручье лишь утки плещутся и уж очень красивый селезень промеж уточек плавает, а одну уточку клювом щиплет, да голову её к воде пригибает. И что в голову Сеньке дало, он, недолго думая в деревню за ружьём побежал. Схватил со стены старый дробовик, добежал до речки и там с первого выстрела убил селезня, тот выпустил серую уточку из клюва и скрылся под водой. Вспорхнула над водой и с девичьим криком утица, зашумели под ветром прибрежные кусты, почернела вода в ручье. На зов птицы поднялись утиные стайки, разрезая потемневшее небо своими крыльями, со свистом проносясь над парнем. Сенька старался рассмотреть свою уточку, ту что спасал от злодея, да где там, принёс домой только серое утиное перо. На следующий день стало понятно, что Лунушка вновь пропала. Сошлись вместе старики покумекать и решили, что нужно послать кого-то к бабке-ведунье, что жила у Сукина озера на болоте, в месте страшном, необжитом. Но известие, что принесли от колдуньи, было горьким для Сеньки и матери Лунушки: - Возврата нет! Все пути - дороженьки обрезаны, искать бессмысленно, то, что потеряно! Поплакала мать, погоревал Сенька, а только время стёрло из памяти людской эту сказку, течёт и несёт свои, воды речка под ласковым названием Лунушка среди лесов, что глядят в поднебесье. И не бояться люди этой речки, воду пьют, купаются, даже рыбу ловят благодаря её за всё, только уток в тех местах не стреляют, а почему? Не помнят уже, забыли, наверное!