...Наш разговор – не спор, а разговор о том, о сём, мельканье разных тем, для интеллекта выгульный простор, конечно, без признанья чьих-то схем, концепций и пристрастий, наконец, и для себя всяк – добрый молодец. Мы самостийны, всяк сам по себе, воспитанники разнородных сред, играем – каждый на своей трубе и в упоенье от былых побед. Своё лишь только мненье признаём и пьём нектар лишь в собственных словах, себя себе сдаём всегда в наём и видим правоту в своих делах. И сердимся, увидев мы в других другое что-то, уровень иной, по разуменью нашему так – свих, но… собеседник всё же не больной, а жил в системе тех координат, где ЖИЗНЬ стояла во главе угла, и он не опере, услышанной, был рад, а что сегодня мимо СМЕРТЬ прошла. При этом книги успевал читать и душу свою разным ублажал, и людям нужное умел изобретать, жену любил и с ней детей рожал. Учился сам, чему-то сам учил и взгляд на всё лишь только свой имел. И при наличии своих немалых сил он даже над женою не довлел. А был послушен, краток, как дитя. Да-да, таким он в молодости был. А вот десятилетия спустя ему дают понять, что он дебил. А он – философ, доморощенный пиит, ничем во времени несмятая натура, с улыбкой добродушной говорит, что он не только накануне Йом-Кипура и в остальные дни прощает всех за несуразность их в невинном виде. И просит сам прощения у тех, кого бы мог, но всё же не обидел.