Поэта Ф. замучили кошмары: Вот он сидит и пишет мемуары, Коньяк вкушая из приличной тары … Но, вдруг, входная дверь с навесов – бряк! И в комнату врываются кальмары, Держа в клешнях бемоли и бекары, Чернилами заляпав дортуары. Галдя невнятно: -Нам..! Коня..! Коньяк...! Поэт сердит. Хватает канделябры. И лупит их, пучинистых, по жабрам. Затем вручает кракенам по швабре, Веля отмыть испачканный паркет. Но, не моргнув и раза хитрым глазом, Кальмары ускользают в унитазы, Испортив атмосферу серным газом… Во сне сопит рассерженный поэт. Но сон есть сон. И вновь поэту снится: Вот за окном засветлилась денница. В постели, рядом, юная девица. Зрачки - что мед, уста - что мармелад. Румяна, крутобёдра, круглолица. Плеснув коньяк в берестяную плицу, Он угощает чудную ночницу… Но вдруг шаги. -О Боже, я ж женат! Шаги за дверью, громче, четче, ближе. Поэт девице: - Умоляю, тише… Супруга быть должна еще в Париже… Девица в крик: - Ты трус, а не поэт! Щелчок замка, затем щелчок затвора. Поэт не ждет судьи и приговора. Он на балкон с упрямством каскадера. Но нет, увы… Во сне балкона нет. Из ночи в ночь, поэту Ф. страданья. Я слышу из окна его рыданья, Из ревности, а может состраданья, Клянусь, я облегчу судьбу его! Вспорхну в ночной тиши с ближайшей крыши, Влечу в окно большой летучей мышью, И надкушу артерию неслышно. Один укус. И надо-то всего! И вот уже поэту облегченье. Теперь он сам из правил исключенье, Он сам фольклор, ночное приключенье, Любимец звезд, полночный бонвиван. И Ф. поэт с улыбкой пикадора. Уходит в штопор и ныряет в город - Ночной кошмар без страха и укора. Прощай, навек продавленный диван!