Наталья Сафронова ДЛЯ МЕНЯ И СТЁПКИ ЛОЖКИНА 3 волшебная история 1 сентября Екатерина Алексеевна объявила: - Сегодня я не скажу вам, кто за какой партой будет сидеть. Сегодня садитесь, кто с кем хочет, а дальше видно будет. И Стёпка вдруг пересел к Свете Плотниковой, а Гришка Красников, наоборот, сел за мою парту. - Не возражаешь? – спросил он у меня. - Двумя руками за, - глупо улыбнулась я в ответ. Хотя на самом деле мне почему-то стало больно, и я подумала про Екатерину Алексеевну: - Зачем она так? Наверное, я сидела красная, как варёный рак. Во всяком случае, мне почему-то стало очень жарко и подмышки вспотели. Папа принёс однажды с рыбалки раков и живыми опускал их по одному в кипяток, а они краснели и беспомощно шевелили своими клешнями, и ничего не могли сделать. Хотя внутри у них, наверное, был мощный протест против такого распоряжения их судьбой. Хотя при чём здесь раки, Стёпка распорядился не моей судьбой, а своей. Пересел от меня к Свете Плотниковой. И Екатерина Алексеевна здесь тоже не при чем, потому что в тот же день я увидела, как Стёпка смотрит в окно Детского дворца культуры, как Света танцует в своей балетной школе. Наверное, он ждал её после репетиции. А я там на газончике рядом с дворцом выгуливала Мурзика: мой дом через дорогу. А Стёпка нас с Мурзиком даже не заметил, так пристально он смотрел на Свету, не мог отвести взгляд. Хотя раньше я и Стёпка вместе гуляли с котенком или рвали ему траву, потому что Мурзику тоже нужны витамины. Я вдруг обратила внимание, что Света выгодно отличается от девочек нашего класса своей изящной балетной походкой, мы все казались рядом с ней гадкими утятами, и только она – лебедь. Хотя гадкий утенок и был лебедь, в общем, я совсем запуталась. Ясно только, что Стёпке вдруг стало со мной неинтересно. История с Королевой кошек была давно, с тех пор ничего замечательного не происходило. Про Жульку я рассказать ему не успела, а скорее всего – и не стала бы, потому что в этой истории главное не Жулька – а папа. Поэтому Степка пересел к Свете Плотниковой. А может быть, он влюбился… Меня вдруг снова бросило в жар, когда я подумала, что в Свету он влюбился, а со мной дружил просто так. А я с ним не просто так… - Во всяком случае, это не предательство, - мужественно подумала я. – Он же не знал, что я не просто так. Он просто дружил со мной, и ещё будет дружить со мной, если ему будет со мной интересно. А интересно ему, когда происходят разные волшебные истории, когда я придумываю сказки. Правда, сейчас у него на первом месте Света… Я вдруг заметила, что снова запутываюсь. Когда мысли начинают беспорядочно метаться, на помощь приходит Дневник, вспомнила я. Но еще очень много дней я не находила в себе сил открыть Дневник и начать записывать. За это время не случилось ничего особенного. Для начала я перестала гулять с Мурзиком рядом с Детским дворцом культуры, у меня во дворе газон нисколько не хуже. В школу я ходила без интереса, и сочинение про лето написала на троечку, и классная стенгазета со множеством фотографий про то, где ребята были летом, меня не заинтересовала. Хотя её создавали всем классом, и стенгазета получилась бесконечной, к ней добавляли и добавляли куски ватмана, потому что каждый хотел рассказать о своих приключениях как можно больше. И Стёпка со Светой Плотниковой тоже принесли свои фотки и с увлечением рассматривали фотографии друг друга. А я не рассматривала. Я вдруг поймала себя на том, что хожу с унылым, как у мамы, когда от нас уходил папа, лицом. Когда папа вернулся, мама стала усиленно изображать жизнерадостность, но я-то видела, что это напускное. Я в этом спектакле больше не участвовала и всем своим существом ощущала дома напряженность. Обычно я приходила из школы и закрывалась у себя в комнате. - Пусть сами разбираются в своих отношениях, - устало думала я. Делала уроки и подходила к окну. Детский дом культуры у меня прямо под окном, и я не могла удержаться от того, чтобы не смотреть, как Стёпка встречает Свету после занятий в балетной школе. Они неторопливо шли и разговаривали, серьезно, по-взрослому, Стёпка не корчил, как раньше, рожи и не хохотал, как сумасшедший. - Вырос, - снисходительно, тоже как взрослая, подумала я о нем. После того, как я провожала взглядом Стёпку со Светой, в окне больше ничего интересного не было. Я укладывалась с книжкой на диван, изображала занятость, на тот случай, если мама или папа заглянут ко мне в комнату. Мурзик из солидарности ложился рядом со мной. Перед ним я ничего не изображала, просто гладила его шёрстку, иногда говорила ему, как близкому другу: - Вот и нету больше Стёпки. Хотя Стёпка, конечно, был, никуда он не делся, и можно было каждый день любоваться на него в школе. Если, например, достать на уроке зеркальце, то можно подсмотреть, как он сидит за партой со Светой Плотниковой. Они сидели сзади и наискосок от меня, на третьем ряду, а мы с Гришкой Красниковым на втором. Я один раз посмотрела, больше не стала. А через некоторое время и в окно на Детский дворец культуры тоже перестала смотреть. Я уже начала размышлять о том, чтобы перейти в другую школу или хотя бы в другой класс, но однажды в выходной папа позвал меня на рыбалку. И я согласилась, чтобы не обижать его отказом. Подумала, что ему хочется сменить обстановку. Вечером мы готовили снасти, а утром встали очень рано, чтобы успеть на первую электричку, и поздний сентябрьский рассвет встретили в дороге. Солнце пробивалось сквозь облака и казалось встревоженным и сердитым. Я отвернулась от окна и уснула у папы на плече. Когда мы вышли на своей станции, уже совсем рассвело, утро было сереньким и неласковым, и ещё зябко было, может, спросонья так казалось. Еще минут тридцать мы шли через лес, и в лесу как-то особенно чувствовалась осень. Хотя опавшей листвы было ещё мало, но деревья уже тронула позолота, и она ощущалась как ранняя седина. Мама, например, когда обнаружила у себя первые седые волоски, сразу начала краситься и вообще как-то погрустнела. - Возраст, - потрясенно смотрела она на себя в зеркало. – Сразу чувствуется возраст. Вот и в лесу осень чувствовалась именно грустью. И ещё воздух, он стал не просто прохладным, он пах осенью. Я рассказываю так печально, но на самом деле я не грустила, а бодро шла вслед за папой вдоль оврага. А когда мы вышли из леса, перед нами неожиданно появилось озеро. Небольшое, круглое, как блюдце, оно смотрелось приветливым, наверное, потому, что солнце уже совсем проснулось и ровно осветило все вокруг. Папа расчехлял удочки, я ему помогала, искала рогатины, чтобы установить сразу несколько удочек, доставала прикормку и наживку. Других рыбаков не было, поэтому озеро казалось особенно уютным. Над озером летали чайки, серьезные, сосредоточенные, они высматривали рыбу и ныряли в воду за добычей. - Окунь ходит, - сказал папа и закинул удочку. - Ловись, рыбка, большая и маленькая, - поддержала я его и уселась на поваленном дереве, смотрела на воду, я вообще люблю смотреть на воду, в этом время думаешь обо всем и ни о чем, и кажется, что вода разделяет твои думы, они уже не так тяготят тебя. Мы поймали несколько пескарей и крупных, больше папиной ладони, карасей на уху. - Сборная уха – самая наваристая, - объяснил папа. Уха была восхитительной, для нашего маленького котелка рыбы там было много, и мы наелись досыта. Папа поставил на огонь чайник, и я бросила в кипяток зверобой и душицу из Гаврюшино. И это был самый вкусный чай в моей жизни. - Кажется, все налаживается, жизнь снова обретает смысл, - подумала я. Королева кошек советовала мне, когда становится грустно, выпить чашечку хорошего чая в приятной компании. Потом смотришь на мир по-другому, и из самой тупиковой ситуации находится выход. - Папа, а как быть, если твой самый лучший друг перестал с тобой дружить? – спросила я. Папа налил мне еще чаю в кружку и помолчал. - Оставаться самой собой, - ответил он через некоторое время. - Это как? – не поняла я. - Просто жить дальше, - объяснил папа. – Это и легко, и трудно одновременно. Не делать вид, не держать лицо. Но и не заискивать, не искать дружбы, и не раскисать. Не потерять себя. Прожить это, понимаешь? Я кивнула, хотя подумала, что так вот сразу это не поймёшь. Но если надо прожить, то я проживу, что ж тут такого сложного? Мы допили чай и стали собираться, чтобы успеть на последнюю электричку. Закат мы встретили в электричке, он тоже был ярким и тревожным, как вообще все осенние закаты. Но я прижалась к папе и спокойно уснула, и проснулась уже в городе. Мама нас встречала, мы вышли к ней и обнялись все втроем. Не сделали вид, что все хорошо, а просто соскучились за день друг без друга. После нашей с папой рыбалки я решилась записать в Дневнике: «Я никогда не сомневалась в том, что Стёпка Ложкин – мой самый лучший друг. Я никогда и представить не могла, что мы вдруг перестанем дружить с ним, вернее, он перестанет дружить со мной, потеряет ко мне интерес. Папа сказал, что это нужно прожить. И я мужественно это проживаю. Папа сказал, что нужно остаться собой. И я подумала: главное, что у меня есть – это мои сказки. Я бы очень хотела, Дневник, придумать новую сказку. Не для Стёпки – для меня, потому что это моя суть. А может быть, и для Стёпки, ведь если ему будет интересно, я не пожадничаю – с удовольствием ему расскажу». На следующий день Гришка Красников сказал мне: - Вика, пойдём сегодня в кафе-мороженое? В парке, где мы были 1 июня, помнишь? Я удивилась и неожиданно для себя ответила: - А ты больше ничего не умеешь, кроме как мороженое есть? Гришка покраснел: - У меня день рождения, я тебя приглашаю. - Извини, - смутилась я. – Приду, конечно. - Ну, и классно, - обрадовался Гришка.- Стёпа и Света тоже придут. Собираемся в пять. Когда я услышала, что Стёпка и Света тоже придут, я так разволновалась, что не могла больше ни о чем думать и чуть не забыла о подарке. Хорошо, что мама мне напомнила. - А что подарить? – спросила я. - А чем Гриша увлекается? – спросила, в свою очередь, мама. - Не знаю, - пожала я плечами. – Он очень любит мороженое. - Значит, он добрый, - сделала, как всегда, нестандартный вывод мама. – Вообще, 12 лет - это прощание с детством. Просто вы этого еще не понимаете. Я улыбнулась, представив толстого, неуклюжего Гришку. Вообще-то, он вполне хороший, но я не знаю, что ему подарить. Ещё он мечтательный, он частенько задумывается на уроках, витает в облаках, говорит Екатерина Алексеевна. По дороге в кафе я зашла в магазин игрушек и купила Гришке калейдоскоп и мыльные пузыри. Гришка уже ждал нас у входа. Я вручила ему подарки и сказала: - 12 лет – не просто дата, это прощание с детством. Прощаться надо по полной программе, с мыльными пузырями. А калейдоскоп никогда лишним не бывает. Станет скучно или грустно – посмотри в него, и настроение сразу подпрыгнет вверх. - Точно, метра на два подпрыгнет, - обрадовался Гришка, крутя калейдоскоп. – И пузыри обожаю, прямо сейчас и начнем пускать. Почти сразу вслед за мной пришел Стёпка и протянул Гришке фонарик: - С днюхой, - сказал он. – Фонарик - нужная вещь, и в походе, и вообще, пригодится. Девушку, например, вечером проводить… Или если скучно будет. Света опаздывала, но мы все равно дожидались её на улице, сидели на скамейке, пускали пузыри и смотрели по очереди в калейдоскоп. И фонарик тоже включали, хотя было еще светло. Я почему-то подумала: - Хорошо бы, она совсем не пришла. Но Стёпка как будто услышал мои мысли и сказал: - Света сейчас придет, на репетиции, наверное, задержали. Наконец, Света пришла и церемонно протянула Гришке диск: - Поздравляю, Гриша. Это классика, она способствует… Тут Света задумалась, потом серьезно сказала: - Ну, ты ведь ничем не увлекаешься? Ну, вот, классика поможет тебе углубиться в себя и раскрыть свои таланты. - Здорово, - счастливо вздохнул Гришка. – Я как раз хотел… Думаю, чего это я, в самом деле, ничем не увлекаюсь… И Стёпка тоже посмотрел на Свету с восхищением, и мои мыльные пузыри как-то сразу померкли перед таким серьёзным, со значением, подарком. - Ну, пойдёмте отмечать, - пригласил нас Гришка. – Выбирайте мороженое. Стёпка снова выбрал клубничное, я задумчиво изучала меню, а Света, как обычно, заявила: - Мне только минералку. У меня балетная диета. Тогда я сказала: - А мне две порции можно? - Ну, конечно! – засмеялся Гришка. – Без мороженого скучно. - Согласна, - кивнула я. И спросила Стёпку: - Помнишь, как мы с Астрашином мороженое ели? - Здорово было! – помечтал Стёпка. – Еще бы так! - Да, - я так обрадовалась тому, что Стёпка тоже дорожит нашими общими приключениями, что уже не так активно налегала на мороженое. Вдруг в зал вышел главный повар в колпаке и фартуке и торжественно вручил Гришке целый букет из воздушных шаров: - Мы случайно услышали, что вам сегодня исполняется 12 лет. Это очень важная дата. Прощание с детством. И чтобы этот день вам запомнился надолго, мы хотим пригласить вас в замок Мороженого. - Куда? – переспросил Гришка, привязывая шарики к спинке стула. - В замок, - терпеливо объяснил повар. – Вообще-то, мы посторонних туда не приглашаем. Но у вас такая торжественная дата – 12 лет! Поэтому король Мороженого делает для вас исключение. Гришка замер с открытым ртом и вытаращенными глазами, а я сразу среагировала правильно: - А можно, мы с Гришкой пойдем? Стёпка внимательно посмотрел на меня и энергично поддержал: - Да, мы тоже очень хотим в замок Мороженого. А Света скучно повела плечами: - А у меня диета. И режим. Мы отправились за главным поваром, и никто на Свету даже не оглянулся, потому что все понимали, что нас ждет что-то очень интересное. Света отчаянно посмотрела нам вслед и крикнула: - Ребята, я с вами! Можно? Произошла некоторая заминка, главный повар советовался с официантами и поварятами, они о чем-то спорили. Несколько раз кто-то из них возмущенно сказал: - Она не ест мороженое! Света побледнела и опустила голову. Мы нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Все смотрели на Свету с сожалением и досадой, и только Стёпка – виновато. Наконец, они закончили совещаться. Главный повар сказал Свете: - Вообще-то, тех, кто не ест мороженое, мы никогда не приглашаем в наш замок. Но сегодня такой торжественный день – что мы сделаем для вас исключение. Света облегченно вздохнула, а Стёпка обрадовался: - Ну, пошли! Здорово все получилось! Мы вошли в маленькую дверцу, над которой было написано «Посторонним вход воспрещён» и сразу оказались в сверкающем белом лабиринте, причём Гришка сразу поскользнулся и упал. Я тоже почувствовала, как ноги разъезжаются и догадалась, что эта блестящая дорожка – ледяная. Главный повар остановился и сказал: - Я советую вам надеть коньки, иначе вам будет сложно передвигаться. Мы все здесь мастера фигурного катания, мы вообще не снимаем коньки. И только тут я заметила, что главный повар и поварята на коньках. Нам тоже выдали коньки, и мы переобулись. Вообще, было забавно, что за окнами кафе сентябрь, а внутри – настоящая зима и каток под ногами. Особенно таинственным казалось, что все остальные посетители кафе даже не догадываются о том, что совсем рядом мирно сосуществуют два времени года, осень и зима. Причем главный повар добавил со всей серьёзностью: - У нас тут жарко не бывает, даже если за стенами кафе лето, у нас идёт снег. И сразу же пошел снег, и впереди нас побежал на коньках поварёнок с метлой, расчищал дорожку, чтобы нам удобно было катиться. Гришка Красников так и не закрыл рот от удивления с тех пор, как главный повар пригласил его к королю Мороженого. Света Плотникова ловко скользила по ледяной дорожке на коньках, она быстро брала себя в руки и приспосабливалась к любой ситуации. Сказка так сказка, ничего особенного, наверное, фокус какой-то, читалось у нее на лице. А Стёпка смотрел на меня с восхищением, возможно, он догадывался, что эта сказка появилась не сама по себе, а потому, что мне очень захотелось оказаться в сказке рядом с ним. Сказка для Стёпки Ложкина. Ну, и для Гришки со Светой, конечно, тоже. Но главное, для меня и для Стёпки, для нас двоих. А я радовалась тому, что в рюкзачке за спиной у меня лежит Дневник, и будет, с кем посоветоваться, потому что ясно же, что сверкающий лабиринт – это только присказка. А главные приключения и опасности нас ждут впереди. А ещё хорошо, что Стёпка рядом, и можно будет поразмышлять вместе с ним, какими фактами мы располагаем и что нам стоит предпринять. Наконец, мы вошли в огромную, сверкающую инеем залу. В центре залы стоял высокий трон, с которого ловко соскользнул маленький человечек на крошечных, прямо-таки детских, коньках и подкатил к нам. - Я рад вас видеть, давно хотел с вами познакомиться, - обратился он прямо ко мне. Тут уж я опешила: - Наверное, вы ошиблись. Сегодняшний именинник – Гриша Красников. И мороженое тоже он любит больше всех на свете. - Я поздравляю вас, Гриша! Семь порций мороженого для Гриши Красникова, - торопливо распорядился человечек. Поварята выкатили на белом столике семь вазочек с мороженым. Тут было клубничное, ванильное, пломбир, эскимо и еще какое-то, Гришка, наверное, знает, он знаток мороженого. Гришка был польщен, он откусил эскимо и обратился к маленькому человечку: - А вы – король Мороженого? - В общем, да, конечно, я король, если можно так выразиться, - смутился маленький человечек и снова обратился ко мне: - Но ведь вы заказали сразу две порции мороженого? - Это я поторопилась. Просто хотела что-то кому-то доказать… - не очень вразумительно ответила я, глядя, как ребята с удовольствием едят мороженое. - Но ведь вас зовут Вика? И это вы очень хотели оказаться в сказке? – наконец, прямо спросил меня король Мороженого. - Да, хотела. Очень. Я люблю сказки, - грустно сказала я. - Мы почувствовали ваше непреодолимое желание оказаться в сказке, - торопился выяснить что-то для себя король. – Нам показалось, что у вас горе. - В общем, да, - согласилась я. – Мне было очень больно. - А вы хотели бы совсем перестать чувствовать боль? – чуть слышно спросил меня король. - Хотела бы, - кивнула я. – Слишком часто в последнее время мне было больно, почти постоянно. Я даже подумала, что человек взрослеет для того, чтобы жить с постоянной болью. Не очень радужные перспективы, правда? - Мы можем помочь вам, - осторожно оглядываясь на ребят, король взял меня под локоть и откатил в сторону. – Вам стоит только… отказаться от сказки… - Это как? – удивилась я. - Никогда не открывать свой Дневник, - ласково прошептал маленький человечек. – А за эту крошечную услугу мы навсегда избавим вас от боли… Вас ничто никогда не будет беспокоить, понимаете? Вы станете сильной и перестанете от кого-либо зависеть, потому что у вас будет ледяное сердце. Зачем тогда вам Дневник? Ведь, если рассудить здраво, он ни от чего вас не защитил? Вам есть над чем подумать, Вика. Я нахмурилась. Что, на самом деле, дал мне мой Дневник? Мне было интересно с ним, он учил меня думать. Ещё он помог мне вернуть папу. Но от переживаний не защитил. Отношения родителей не стали идеальными, и я замечала, как им сложно дарить друг другу тепло и доверие. А тут вдруг мне предлагают защиту от боли всего лишь в обмен на Дневник. И предлагают именно тогда, когда я захотела оказаться в сказке, чтобы быть рядом со Стёпкой Ложкиным. И вот я рядом с ним, смотрю, как он уплетает мороженое и любуется на Свету Плотникову. А ведь я затеяла эту сказку для него, чтобы ему было интересно. Опять я начинаю путаться. Я так долго набиралась смелости, чтобы начать делать записи в Дневнике, а теперь я смогу легко обходиться без его советов, ведь у меня будет ледяное сердце. Я буду выше всех, потому что никто и ничто не будет меня волновать. Что мне этот Стёпка Ложкин, зачем мне так стараться, придумывать для него сказки! И родители пусть сами о себе позаботятся, сколько можно ранить меня своими недомолвками… Я вдруг почувствовала, как боль снова толкнула меня в сердце. Глазам стало горячо, и я отвернулась, чтобы никто не заметил, что я плачу. - А когда у вас будет ледяное сердце, никто не сможет упрекнуть вас в слабости, - вкрадчиво сказал маленький человечек. - А что я должна сделать? – спросила я короля. - Отдать свой Дневник, - улыбнулся мне король Мороженого рекламной улыбкой. – Только и всего. - Отдать Дневник и уйти домой? – спросила я. - И навсегда забыть дорогу в это кафе, - сурово подтвердил король. – Вы никогда не сможете аннулировать эту сделку. Но и ледяное сердце тоже останется у вас навсегда. Мы честные коммерсанты. - У меня есть время подумать? – спросила я. - До завтра. Если вы согласны на этот обмен, завтра приходите в кафе в это же время. С Дневником, - кивнул мне король Мороженого и отошёл, так как считал разговор оконченным. Деловой человек быстро принимает решения. Мы с ребятами вышли из кафе и попрощались. Стемнело, и Гришка включил фонарик и предложил мне: - Вика, давай, я провожу тебя с фонариком? Я пожала плечами: - Нам ведь не по пути. И мне хочется пройти одной и подумать, не обижайся. Гришка посопел и сказал: - Ну, ладно, - и выключил фонарик, и так пошел в темноту. Я прошла несколько шагов и обернулась, чтобы еще раз взглянуть на Стёпку. Быть может, завтра мне уже неинтересно будет смотреть на него, а сегодня так трудно с ним расстаться. Стёпка тоже оглянулся и вернулся назад. Он смеялся, глаза его блестели. - Вика, ведь это сказка, правда? – весело спросил он меня. – Снова начинаются приключения? Я пожала плечами. Но Стёпка схватил меня за руки и закружил, как бывало раньше. - Как же я рад! – весело смеялся Стёпка мне прямо в лицо. – Ты и не догадываешься, как я скучаю по твоим сказкам! А ты ведь даже не рассказала мне, как провела лето. Ты вернулась из деревни такая чужая… Но ведь теперь все иначе, правда? - Завтра будет видно, - снова пожала я плечами. – А ты разговариваешь, как взрослый. Слова какие-то… Наверное, как раньше, уже не будет. И тебя ждет Света. Я повернулась и пошла, и сделала над собой усилие, чтобы не оглядываться, потому что Света, действительно, стояла и серьёзно смотрела на нас со Стёпкой. Как раньше уже не будет, снова подумала я. Тогда зачем мне мой Дневник? И сказка началась какая-то странная. Отдать Дневник в обмен на ледяное сердце так просто, и попрощаться со всеми сказками на свете. Стать взрослой и не чувствовать больше боли. Вернее, не так. Стать взрослой, НО не чувствовать больше боли, стать сильной и независимой. Больше никто и никогда не сделает мне больно. Никто и никогда. Тем не менее, я всю ночь и весь следующий день провела, как в чаду. У меня пересыхал рот, и сердце колотилось где-то в горле. На последнем уроке я достала зеркальце и посмотрела тайком на Стёпку, и увидела, что он тоже смотрит на меня. Внимательно и тревожно. Я подумала, что завтра приду в школу и даже не взгляну на него, или посмотрю и скажу себе: - Ну, Стёпка… ну, и что? Я приняла решение ответить согласием на предложение короля Мороженого, и все-таки мне было чего-то жаль. Я понимала, что все не так уж просто. Я понимала, от чего я отказывалась. Я отказывалась от жизни сердца. Она причиняет боль, но даёт и радость, и тепло. Ведь я еще и радуюсь оттого, что вижу Стёпку. И я счастлива, что папа и мама вместе. А сложности, у кого их нет? И разве я сумела бы помочь Королеве кошек, если бы мое сердце было ледяным? Я сомневалась, но выбрала покой. Слишком устала я за последний год, слишком сложно мне далось прощание с детством. И я вошла в кафе, надела коньки, которые любезно предложил мне главный повар, и прокатилась за ним по ледяной дорожке в тронную залу. В тронной зале, как и в лабиринте, шел снег, и поварята с мётлами лихо разметали его. Король Мороженого быстро соскользнул с трона и подлетел ко мне. Я уже полезла было в рюкзак за Дневником, но вдруг остановилась и спросила его: - А вам-то зачем мой Дневник? Ведь вы можете завести свой собственный? - Просто нам очень мешают ваши сказки, Вика, - сухо ответил мне маленький человечек. – Вы видите, я предельно откровенен с вами. Я не хочу, чтобы ваши сказки вмешивались в реальность. Они все путают, невозможно ничего рассчитать. - Что рассчитать? – удивилась я. - Вы сейчас не поймёте этого. Пока вы живете сердцем, - терпеливо объяснил мне король Мороженого. – Но когда оно у вас станет ледяным, вы начнете прислушиваться к тому, что говорит вам ваш разум. И все другие доводы потеряют для вас всякую ценность. - Но к вам-то мои сказки никаким боком, - снова удивилась я. Снег усилился. Наш с королем разговор становился напряженным, и это напряжение словно пропитало электричеством всё вокруг, сверкание стало ярче, а поварята замерли, боясь помешать нам неловким движением. И я чувствовала, что это не от излишней деликатности, скорее, от страха. - Ошибаетесь, - начал терять терпение маленький человечек. – Такие романтики, как вы, отравляют жизнь всем, даже тем, кто к ним вроде бы не имеет отношения. - Но ведь вы-то сами из сказки? – воскликнула я, тупея от искреннего, до самого дна, непонимания. - Ах, ты ж, боже ж ты мой! – совсем по-бабьи воскликнул король Мороженого и хлопнул себя по коленкам. – Ну, конечно, из сказки! Но ведь какая у нас сказка? Чистый бизнес. Пришли к нам родители, заказали детский день рождения. Пирожное- мороженое, соки-коктейли. Клоуны по дополнительному тарифу. И всё! И вся сказка! - И что? – подняла я на короля полные слез глаза. – Чем я вам мешаю? Устраивайте свои детские праздники, сколько вам угодно. По тарифу. - Не нужно тащить сказку в реальность, понимаешь, Вика? – устало объяснил король, вдруг перейдя на «ты». Казалось, этот спор со мной измучил его. Он вяло, еле передвигая ноги, подкатил к трону и с трудом взобрался на него. – Сказка отнимает слишком много сил. Ничто вообще не стоит воспринимать всерьёз. Заплатил – и получай свои полчаса сказки, ну, или час, если доплатишь. Вышел из кафе – и сказка закончилась. - А что, вы монопольно владеете сказкой? – тихо спросила я. - Нет, конечно, - сказал маленький человечек. – Есть ещё книги. Но и там тоже никто не относится к сказке серьёзно. Закрыл книжку и забыл. Если люди поймут, что они могут сами сочинять сказки, да ещё и жить ими, то что же это будет? - Что будет? – повторила я за ним, как эхо. - Чёрт те что! – убежденно сказал король Мороженого. – Вспомни, в каком сумасшедшем доме ты прожила этот год - и будь паинькой, отдай Дневник! - Не умерла ведь, - пожала я плечами и положила Дневник обратно в рюкзак. – Не отдам Дневник, извините, я передумала. И покатила к выходу. Король Мороженого, видимо, предполагал такой разворот событий. - Взять её! – ледяным голосом отдал он приказ главному повару. - Взять её! – передал приказ короля поварятам главный повар, и те кинулись за мной. Никто не расчищал передо мной ледяную дорожку, и теперь она была заметена сугробами, а бежать по сугробам на коньках очень даже нелегко. И я упала и провалилась в глубокий сугроб, и заплакала от холода. И в этом момент я точно поняла, что никогда и ни за какие коврижки не расстанусь со своим Дневником, а уж тем более за ледяное сердце с его сомнительными преимуществами перед сердцем горячим и любящим. Ну, на кого бы я оставила своих родителей? Они взрослые, конечно, и сами могут распорядиться своей жизнью, как посчитают нужным, но разве это лишнее, если они будут знать, как сильно я их люблю и как они мне нужны, и что я готова сочинить для них тысячи сказок, только бы они в этих сказках согрелись? И Стёпке ведь тоже нужны мои сказки – он сам сказал! Значит, нужно выбираться из сугроба и бежать, ведь я обещала Стёпке сегодня рассказать сказку, которую я придумаю для него. Он ждал, он смотрел на меня все уроки! В это момент я почувствовала, как кто-то достаёт меня из сугроба. - Поймали, - ухнуло у меня внутри от безнадёжности. Я беспомощно барахталась в снегу и ничего не могла сделать. Наконец, я отчаялась и укусила того, кто тащил меня. - Больно же, Вика! Ты совсем уже! – услышала я возмущенный голос Стёпки и вынырнула, наконец, из вязкой снежной массы. - Стёпка! – обрадовалась я. – А я так замерзла, что уже совсем не могу шевелиться, понимаешь? - Беги, Вика, - крикнул Стёпка, потому что трое поварят на коньках влетели на полной скорости в наш сугроб. И Стёпка стал драться с поварятами. Они все вместе барахтались в снегу, и мне почему-то казалось, что они дерутся не всерьёз, а так просто, ради баловства. Я не убежала, а честно дождалась конца их снежного сражения. Поварята выдохлись, и лежали, отдыхали в сугробе. А мы со Стёпкой выползли из снега и переобулись в свои туфли. У меня болели от холода пальцы на руках и ногах, и я не очень понимаю, почему в этот раз так замерзла, ещё вчера в замке Мороженого мне не было холодно. - Ты просто начала оттаивать, - улыбнулся Стёпка, когда мы оказались в кафе. – Поэтому снова чувствуешь боль. - Но у меня ведь ещё не было ледяного сердца, я ещё не дала согласия, - пыталась рассуждать я. Кстати, в кафе было всё, как обычно, никто не обратил внимания на то, что мы со Стёпкой, как ошпаренные, выскочили из двери, на которой было написано «Посторонним вход воспрещён». - Но ведь ты уже готова была согласиться на сделку с королём Мороженого – и процесс пошёл, - подсказал мне разгадку Стёпка. – Это факт. - Подожди, а откуда ты все знаешь? – удивилась я. - Услышал случайно вчера, когда ты с королем разговаривала… А вообще, по тебе всё видно, - пожал плечами Стёпка. – Давай выпьем горячего чая. Как раньше, с Елизаветой Макаровной, помнишь? Когда тебе вдруг станет грустно или у тебя в жизни какие-то сложности, ничего нет лучше чашки вкусного чая в приятной компании? Мы ведь с тобой старые друзья, правда? Ну, конечно, мы просто друзья, подумала я. Или не просто. Да нет, Стёпка уж точно мой самый лучший друг, он даже в замок короля Мороженого за мной прибежал и спас. Не дал заледенеть. Узнал откуда-то. Значит, он мне просто друг. А я не просто. Опять я запутываюсь. Но это ничего, вот открою вечером свой Дневник – и мысли перестанут скакать и носиться по кругу. А сказка о ледяном сердце, наверное, закончилась. А про меня и про Стёпку, наверное, нет. Дневник мне поможет разобраться. И Стёпка тоже. Он так здорово рассуждает: это факт, а это не факт. Мы со Стёпкой пили в кафе удивительно вкусный чай и разговаривали, как раньше и по-новому. Все-таки Стёпка здорово вырос, стал взрослым, и я, наверное, тоже. Хотя и придумываю свои сказки, как маленькая, и тащу их в реальность. Потому что без них скучно и невообразимо сложно, и не нужно разделять сказку и жизнь. Сказка вполне жизнеспособна, уж я-то знаю. Во всяком случае, моя сказка. Для меня и Стёпки Ложкина.