Средь журнальных листов, где пыль ворошил и я, мне попалась страница с коллективным портретом вождей. Каганович, Булганин, глаза Ворошилова, что с лесбийской любовью отразили в себе профиль Кобы. И подумалось мне: «Сколько ж нужно дождей, чтобы смыть хоть бы слой из наследия игова?» Хоть бы слой! Хоть бы тоненький слой! Вот они же идут за гробом Калинина. Протокольно хранится отблеск «дум» в тусклых стёклах пенсне. Макинтоши. Усы. Рожи. Чинные-чинные. В атрибутах - семантика. Державно, но постно и строго сверхреальный абсурд, как в чудовищном сне поражает рассудок без участия логики. Как могло так случиться? Культ подмял собой строй. Спит тверской мужичок, поделившийся именем с городами, проспектами, площадями, театром, женой. Спи! Стеснённый венками, уложенный клинышком, ровно столько же места занимал ты живой. Не убит лишь потому, что был нужен ну как раз вот такой. Мифоман. Раб идей, страхом истины вздыбленный, чтоб с трибуны вещал: «Мы - ничто, важен строй!» Мы - ничто. Важен строй. Вмиг истопчем шеренгами всё, что было, ценилось, что любили и знали до нас. Разве только при тех? Вспомяните Хрущёва и Брежнева. С кем боролся, кого побеждал, «атакующий» класс? Вы сыщите мудреца, - чтоб прозреть, взял иглу, - ну совать себе в глаз! Ведь хирург не палач, чтобы знать только лезвия. До сих пор не рассеян гнусный смрад топора над страной. Строй сменился на деньги. А что изменилось? Ничто.