Джон Акула вышел в пургу. Шел в салун, за водой-на-спирту. Джон Акула в белесую мглу С сигареткой вышел во рту. Джон Акула крепко стоял На нетвердых своих ногах И под нос себе напевал Песню, слышанную в морях: «От колыбели до могилы Спешить не надо, друг мой милый, Нам все равно конец един, Будь ты матрос иль господин!» А пурга не давала спать: То об стену его швырнет, То как будто начнет стихать, То опять берет в оборот. Джон Акула, лицом суров, Не сдавал позиций пурге, Шепелявя сквозь чернь зубов Напевал он под нос себе: «Старуха с острою косой Придет когда-то за тобой, День в день, час в час, Сорвешься в пляс!» Он клонился и скалил оскал, Он почти уже видел салун, Но того он не ожидал, Что пурга, ревя как ревун, Саданет ему пятерней Как мадам клиенту, что вдруг Спьяну спутал ее с другой – И не стал удерживать рук… «Судьба как шлюха – ей плати, И нет преграды на пути. Да только вот одна цена – Ей только лишь жизнь твоя нужна!» Оказалась сильней пурга… Джон Акула в холодной мгле В первый раз свалял дурака: Слишком близко приник к земле. И, затылком встретив бетон, Уплывая сквозь черноту, Еле-еле промолвил он, Через вату сырую во рту: «Вот я – матрос, а ты – поэт, Но никому спасенья нет. Так веселиться же давай, Полнее чарку наливай!» Доктор старый сказал ему, Лишь очнулся в больнице Джон: «Так еще не везло никому Хоть без пальцев, но ты спасен». Джон Акула взглянул на бинты, В пальцев честь чуть-чуть помолчал: «Ну, пока еще не кранты!» - И опять под нос замычал: «А если мимо в этот раз Проносит бабку, как сейчас, Так радуйся своей судьбе, Она благоволит тебе!» Джон Акула с тех самых пор Стал культяп, но все так же бодр. Лишь зайдет о пурге разговор, Усмехнется, как старый бобр. Что там было у них с пургой, И куда он ей пальцы совал – Неизвестно. Но головой Поручусь, что он напевал: «Так чарку наливай полней, И крошке пенного налей: Всю ночь ей сдерживать напор Матросских шпор, голодных шпор! А коль Курносая придет, Штрафную ей вливайте в рот: Ей тоже надо отдыхать, Не так ли, мать?»